- Жил. Это моя жизнь. А ты проживи свою.
Он ушел, не передо мной же ему исповедоваться. Только иногда у меня получается читать чужие мысли.
- Хочешь понять? Пройди мой путь. Никому не пройти. Никто и никогда не идет чужой дорогой, у каждого она своя, даже если ставишь ноги след в след. Даже если точно так же по ночам вытягиваешься в струну и рвешь губы в немом крике. Это только твой крик.
Голова какая-то больная, наверное, оттого, что воздух здесь неподвижный. Осматриваюсь и понимаю, что нахожусь в лифте, двери закрыты и он ни вверх, ни вниз, и стены заметно сжимаются. Пытаюсь остановить их движение, вытянув руки в стороны. Стенам смешно. Я скоро задохнусь.
Двери. Одна надежда на двери. Пытаюсь раздвинуть створки, напрягаюсь до боли в ногтях, и створки поддаются. Проталкиваю тело в образовавшуюся щель, расширяю проем, упираясь руками и спиной. Все! Свободен!
Шагаю вперед и падаю в пропасть. Нет, это не пропасть, это колодец, руки задевают холодные мокрые бревна сруба. Долго лечу до воды, пока не ударяюсь об нее спиной. Легкие от удара выбрасывают воздух из себя и на мгновение немеют - ни вдохнуть, ни выдохнуть. А воздух нужен, пытаюсь ухватить его ртом, вместо воздуха вливается вода. В ужасе инстинктивно машу руками, они случайно находят веревку. Цепляюсь в нее мертво, только она может меня спасти, кто-то тянет веревку вверх. Когда голова поднимается над краем колодца, вижу, что веревка в руках у Ницше.
- Что тебе от меня надо? Сверхчеловеком я не стану.
- Это не я. Это она меня попросила, - Ницше кивнул головой в сторону. -
Жанна подходит ко мне, берет за плечи, помогает выбраться. И я, шатаясь, подхожу к стене тоннеля, прислонюсь к ней спиной, закрываю глаза, потом сползаю вниз. Бесконечная усталость.
- Прости Жанна, но почему-то хочется умереть.
- Жизнь есть родник радости. Но всюду, где пьёт отребье, все родники бывают отравлены, - так говорил Заратустра.
- Я устал, устал от нескончаемой ежедневной войны. Хочется просто лежать на траве, вдыхать летний воздух, пахнущий мёдом, смотреть на безмолвное небо. Ничем не заморачиваться, просто быть человеком, просто жить. И ещё хотя бы минут пять во всей степи, насколько хватает взгляда, ни впереди, ни сзади, ни слева, ни справа - никого!
- Но ты все равно будешь знать, что за горизонтом, по всему его кругу наготове орда и Мамай на беснующейся лошади, он уже вскинул руку для того, чтобы дать отмашку, - проскрипел Мефистофель.
- Конечно, конечно, буду знать, но я и не прошу много. Мне бы минут пять расслабиться, вздохнуть, набраться сил, и я снова буду готов к войне. -
Но мне не дают этих минут, врага легче победить, если он слаб. Рука Мамая падает, и земля набирает дрожь от тысяч неподкованных копыт. Лавина безжалостных воинов мчится ко мне со всех сторон. И тогда я вскакиваю, прыгаю вверх, пробегаю по их головам, они замыкают круг. И начинается рубка - злобная, беспощадная, самозабвенная. Глаза налиты кровью, в них пылает глубинная, непонятно откуда родившаяся ненависть. Тело покрывается липким потом, но перед каждым ударом оно наливается жестокой силой. И нет жалости, есть глухой рык восторга, когда удаётся разрубить врага от плеча до самого сердца, выдернуть окровавленную саблю и снова поднять её над головой. Они вчера были друзьями, сегодня рубят друг друга и не могут остановиться. Не убьешь ты - убьют тебя. Логика войны. Логика эволюции, логика жизни. Только я думаю, что неправильно все это, никакая это не логика. Сумасшествие. Я не хочу быть сумасшедшим, может, чуть потом. Мне бы немного отдохнуть.