Ты ушла, каблуками стуча
Будто сердце вбивая в пол...
На столе умирала свеча...
Да и был ли, вообще, этот стол?
Сергей Лебедев-Полевской
Как же мы все мечтали об окончании школы: на несомненный успех и гарантированную удачу в жизни после. На настоящую, полную впечатляющих событий и грандиозных творческих свершений взрослую жизнь мы молились и медитировали.
На выпускном балу, когда было радостно и грустно одновременно, когда все без исключения девчонки разрешали себя обнимать и целовать, мы со слезами на глазах делились грёзами и стратегическими планами.
Тогда мы клялись и обещали друг другу держать нос по ветру, не теряться, по мере возможности помогать строить судьбу. На оборотной стороне общего выпускного снимка каждый что-то ободряющее написал, с перспективой на долгожданное светлое будущее, которое виделось практически реализованным.
Теперь уже сложно понять, кому принадлежала та или иная реплика: слишком неразборчивы, корявы бравурные подписи.
Теперь, спустя десять лет, невозможно вспомнить даже схематично, кто как представлял недалёкое и далёкое будущее. Главное, оно было заманчивым и прекрасным. Было в неведомом грядущем нечто увлекательно интересное: цветное, гармоничное, волнующее и чарующее одновременно.
Интересно, у кого-нибудь сбылось?
Когда мне сообщили о том, что на вечер встречи выпускников приедут почти все, кроме Витьки Горина, погибшего в Чечне, и Вали Некрасовой, скончавшейся от неудачных родов, руки и ноги затряслись в предвкушении наслаждения от встречи с прошлым, возбуждения и неопознанного предвкушения триумфа.
Мне, Константину Эдуардовичу Полетаеву, было чем гордиться. Заметили меня и мои незаурядные способности ещё на четвёртом курсе института. Сначала получил грант, следом предложение стажироваться в солидной компании. У меня сегодняшнего есть всё, о чём можно мечтать молодому человеку: собственная квартира, новенький автомобиль представительского класса, в перспективе серьёзная работа за рубежом.
Целую неделю я с энтузиазмом готовился к встрече: пересматривал фотографии, представлял сцены встречи с каждым одноклассником, первую реакцию друзей и подруг, репетировал диалоги. Это же так интересно – встретить в реальном будущем всех тех, с кем учился и жил десять, а с некоторыми и больше, лет.
Утро встречи получилось скомканным, нервным, несмотря на то, что ни одно из привычно-ритуальных действий не было забыто или отложено. Как всегда пробежка, прогулка с собакой, кофе с гренками, но всё это выполнялось в режиме избыточного напряжения.
Меня трясло и колотило. В голове вертелись эскизы сцен узнавания: настороженность, потрясение, радость…
Я пытался воспроизвести реакцию каждого, но у меня ничего не получалось: не знал, кого и как на самом деле увижу, что им скажу, как отреагирую сам.
И вот он – долгожданный миг!
Но с самого начала что-то пошло не так как грезилось…
И вот… время близилось к полуночи, когда я убежал со встречи задолго до её завершения. Бреду по волглому снегу в неизвестном направлении, наугад. Настроение странное, непонятное. Такое впечатление, что побывал на дне разбитых сердец.
Колька, Димка и Андрей, лучшие школьные друзья, пришли на мероприятие основательно под хмельком. Сходу принялись брататься, нагло хватали девчонок за интимные выпуклости, лезли целоваться в губы, делали сомнительного характера комплименты, которые вызывали у бывших одноклассниц оторопь.
Ребята перед зданием школы кучковались в одной стороне, девчонки в другой. Особенной радости на лицах не было, хотя голоса были оживлённые.
Выпускников пригласили в спортзал. Директор, Сергей Николаевич, выступил с речью. Его все любили, чего нельзя сказать о некоторых преподавателях, на глазах которых тоже блестели слёзы.
После концерта все пришедшие ненадолго разбрелись по своим классам, чтобы пообщаться с учителями, которые сияли от мистического осознания своего божественного предназначения.
Спустя час или около того раздался школьный звонок, объявили о том, что школа закрывается. Наверно боялись последствий. А мы гурьбой пошли в заранее заказанное кафе.
Поговорить толком так ни с кем и не удалось. Радость встречи сразу со всеми была затушёвана мимолётностью происходящего.
Разговорились, лишь рассевшись за столы, после второй или третьей рюмки.
Пили в основном водку.
Серёжка Глухов и Варя Лаврухина что-то невнятно зачитывали по бумажке, объявляли тосты.
Общаться начали во время перекура. Возможности спросить и узнать о том, что по-настоящему интересно, не было. Одноклассники странным образом приземлились. Для полёта у них не было ни высоты, ни объёма, ни цели.
Это были они, точно они, мои школьные товарищи, но совсем другие, словно небрежно нарисованные персонажи из мультиков.
Ребята наперебой делились воспоминаниями, доставали из памяти и воскрешали события, которые таинственным образом не совпадали с моими личными сентиментальными переживаниями, с моей личной памятью.
На самом деле озвученные сцены из далёкой юности происходили совсем не так. Выпячивая личные достоинства, каждый рассказчик старался создать себе несуразно положительный образ, погружая в раствор иронии и сарказма школьных друзей, моих друзей, которых я помнил совсем не такими.
У них были те же тела и лица, правда, слегка повзрослевшие, но… мне мерещилось в их облике что-то не совсем реальное. Каждый старался казаться моложе и значительнее чем на самом деле, но как-то искусственно. Так и хотелось сказать “не верю”.
Все мои заготовки, все придуманные заранее диалоги и монологи не понадобились. Мы были вместе и в то же время каждый сам по себе.
Конечно, вспоминали о вылазках на картошку, о том, как всем классом сбегали с уроков в апреле в берёзовую рощу пить пиво, как пели у костра под гитару, как устроили взрыв в кабинете химии, как выкрали классный журнал, как…
Но, сначала… сначала каждый вставал с наполненной рюмкой и вещал о личных победах.
Моя фамилия стояла в конце классного списка. Говорить о себе после всего услышанного расхотелось. Настроение к тому времени улетучилось.
На перекуре основательно захмелевший Костя Бондаренко вдруг выдал, – выходит один я из всего класса неудачник? Чего вы все выделываетесь, кому очки втираете? Я вот женился сразу после школы, потом родилась двойня, из института пришлось уйти, работаю наладчиком вакуумного оборудования на заводе. Мне двадцать семь, а я всё – приплыл, сдулся: ни перспектив, ни будущего. С работы домой, из дома – на работу. Вечером стирка, готовка, возня с малышнёй, потом бутылка пива, чтобы расслабиться, телевизор. Я всех их люблю, но для счастья этого недостаточно. А вы… вы реально настолько счастливы?
Петька Говорухин зыркнул исподлобья, так, словно только что ему вынесли жестокий приговор, щелчком отшвырнул окурок, улетевший яркой спиралью в темноту, отвернулся и побрёл туда же.
– Чего это он? Только что хвастался, что жизнь удалась, что лучше и быть не может…
– Вчера удалась… а сегодня… ладно, проехали. Захочет – сам расскажет, – с горечью в голосе сказал Петька Герасимов, – это его жизнь, его проблемы.
– Что за тайны от друзей! Убил кого, заболел неизлечимо? Так давайте поможем.
– А давайте… пойдём сейчас и наваляем его начальнику. Что, слабо! Жена от него ушла. Не сегодня – завтра с работы вылетит. Он же резкий, босса на место поставил… точнее, попытался. Неудачно. В перспективе развод, раздел имущества и вообще... жизнь, как говорится, дала трещину.
– Какие его годы. Если невеста уходит к другому…
– От тебя уходила? Лучше о себе расскажи.
– Нечего собачиться, парни. Жизнь прекрасна. Пойдём лучше девчонок развлекать. Мы ведь пришли за романтическими воспоминаниями, за позитивными эмоциями, а не на сеанс психотерапии.
Увидев, что мы входим, бывшие одноклассницы замолчали, притихли. Кое у кого из них были опухшие, со следами недавних слёз, глаза.
Колька Дементьев подбежал к музыкальному центру, врубил на полную громкость музыку.
Из динамиков полилась печальная романтическая баллада в исполнении Натальи Штурм, – “Окончен школьный роман до дыр зачитанной книжкой, но не поставленный крест, как перепутье у ног. Подружка сводит с ума, и мой вчерашний мальчишка с букетом наперевес
её терзает звонок…”
Мы стали несмело приглашать на танец подруг. Маша Булыгина, к которой я был неравнодушен тогда, в далёком прошлом, “когда деревья были большими”, была удивительно приятной на ощупь, но раздражала избыточно интенсивным запахом духов.
– Не молчи, поговори со мной, Костя?
– C удовольствием. О чём?
– Помнишь…
– Конечно, помню, Машка. Тогда, на выпускном, у нас случилась самая настоящая любовь… а потом ты пропала. Я писал, но ответа не получил. Куда ты исчезла?
– Долго рассказывать. Любовь. Знаешь, он меня обаял… мгновенно. Сияющий неподдельным счастьем и удивительными эмоциями красавец лейтенант. Всего одна ночь… и я стала мамой. Уехали служить на Байкал, мотались по гарнизонам. Сначала было интересно вновь и вновь обустраиваться, знакомиться, приспосабливаться. Миллион впечатлений, романтическая влюблённость, эмоции через край.
– Давай о чём-нибудь другом. Я… как бы рад за тебя, но... можно было хотя бы написать, объясниться, признаться. Я ведь страдал, мучился.
– Не думай, что мне было наплевать. Брак по залёту – не такое уж и счастье. Муж привлекал всех самок, приближающихся к его интимной зоне на опасное расстояние. Изменял с первого дня. Я знала…
– Маша, мне это не интересно. Хочешь, чтобы тебя пожалели? У меня не осталось тех неистовых эмоций… которые хотелось бы реализовать теперь.
– Но ведь ты не женат, я знаю.
– Что с того? Прошлое не вернуть. Рад видеть тебя, но это совсем другие чувства. Лучше не начинай.
Машка расплакалась. Остановить излияния её исстрадавшейся души без прикосновения к телу было невозможно. Мы обнимались за углом здания. Она рыдала, опустошая тайники с закапсулированной болью, я ничего не слышал, мечтал лишь о том, чтобы эта экзекуция быстрее закончилась.
Вскоре мы замёрзли и вернулись за стол. Машку тут же пригласил танцевать Генка Вершинин, которого она сразу с энтузиазмом принялась нагружать своими неисчислимыми проблемами.
Я спокойно вздохнул. Можно было осмотреться, поговорить с другими, но сначала послушать.
Алкоголь и танцы расслабили, насколько возможно объединили и сблизили. Наружу полезла неожиданная откровенность. Оказалось, что лишь я один не был обременён семьёй, бытовым опытом и серьёзными отношениями.
Разговоры тут и там касались многочисленных проблем, несовпадений стремлений и надежд с реальностью.
Всех и каждого в отдельности волновали профессиональные, материальные и семейные перспективы, но высказывания говорили о туманно-безрадостном будущем, в котором не было вдохновляющих мотивов.
Что может быть хорошего, когда тебя больше всего в жизни волнует, где и как достать денег, чтобы купить холодильник или шкаф, заплатить за съёмную квартиру, с кем оставить завтра ребёнка, во что его обуть-одеть, чем накормить. А ещё кредит, будь он неладен!
Катька Чернова – девочка-праздник. В неё были влюблены все. Она кокетничала, могла выбирать из неисчислимого множества любого приглянувшегося кавалера. Золотая медаль, гордость школы. Если бы не её глаза, если бы она сама не представилась… узнать в раздавшейся, распухшей толстушке миниатюрную Катеньку было невозможно.
Она балагурила, шутила, отпускала остроты по любому поводу, прошлась и по мне, намекнув на нездоровое целомудрие, чем вызвала шквал неприятных вопросов и расспросов, от которых я едва отбился.
Оказалось, что Катька четырежды за это время была замужем. Родила троих ребятишек, которых воспитывали бабушка и дедушка, институт так и не закончила, профессии не имеет, живёт у очередного, сбилась со счёта какого, любовника.
Дальше слушать было противно. А ведь вначале врала, что создала жизнь-сказку.
Катька танцевала со всеми по очереди. Парни не стеснялись мять её объёмные выпуклости, целовали в шею, уединялись на короткое время в подсобке.
Витька Буланов был не просто навеселе – основательно пьян. Не буянил, но слишком громко выплёскивал негативные эмоции.
– Помните, на выпускном балу я мечтал, что стану классным архитектором… как отец. Тогда я представлял, как лет через десять… а он, зараза, взял и ушёл на пенсию… или его ушли. Без разницы. Про него тут же забыли. И что! А ничего. Кое-как получил диплом, работаю в пыльном архиве. Баба, жена моя, свалила с сыном к родителям. Скоро тридцать, а я, как бабка из сказки… у разбитого корыта.
– Забей, дружище. Не ты один… в заднице. Да мы все, если хочешь знать… практически все подранки. Нам сулили весь мир, обещали счастье коллективного и индивидуального творчества, а ничего такого для нас нет… и не предвидится. Самое поганое, что учителя и родители про всё это… про то, что впереди зыбкая трясина, из которой не выбраться… знали. Знали и молчали! Думаешь у меня по-другому? Дудки!
– Не бузи, Дементьев, значит, не старался.
– Как бы ни так, друг мой Андрюха, пытался, землю рыл. Только в романах всё сходится, в жизни иначе. У каждого генерала есть сын, которому назначено, по праву рождения быть генералом. А ты будешь тянуть за него лямку, работать и жить на гроши. Диалектика, брат. Утешает лишь то, что нас таких много. Поэтому не зевай, бери от жизни всё, что можешь урвать.
По поводу фатально упаднических реплик развернулся спор, участвовать в которых было неинтересно. Я пошёл курить с Ларисой Прониной и Лидой Фатеевой. Когда-то они были отличницами и спортсменками, выделялись идеальной стройностью, стремлением во всём быть первыми.
Мне казалось, во всяком случае, так девчонки выглядели, что у них всё о-кей. Я надеялся хоть от них услышать истории, если не взлётов, то хотя бы эффектного планирования над заурядной обыденностью.
Как же я оказался неправ.
– Почему ты весь вечер молчишь, Костя, не о чем рассказать?
– У меня всё в порядке. Живу, работаю. Как все…
– Ага, да, мне бы твои проблемы…
– Чего, Лидуш – опять?
– А забодало всё. Разведусь… наверно. Пьёт и пьёт, скотина. Руки распускать начал. Ладно бы зарабатывал прилично, так ведь за мой счёт живёт, гадёныш. А строит из себя султана Брунея. Как из сборной вышибли – так и сел на шею. А ведь я из-за него даже мастера спорта не получила. Работаю на фабрике как проклятая, прихожу домой, а там… да что я говорю, кому… у тебя самой не лучше, так ведь, Ларис? Но и это только цветочки…
– Ась, а ягодки?
– Залетела я, подруга. Поняла поздно. У меня же проблемы по женской части, сама знаешь… короче, аборт поздно делать.
– Да уж, не сладко. А мой благоверный всё в командировки на Байконур летал. Долетался, зараза! Оказалось – у него там бабёнка, почти ребёнок, фотку видела… и двое детей. Пришлось расстаться. А кому, скажи, я нужна с двумя детьми в ипотечной квартире? Серёжкиных алиментов даже на платежи не хватает. На зарплату учителя физкультуры не зажиреешь. Перспектив ноль, мужики как от чумной шарахаются. Разведёнка с прицепом – приговор.
– Да, подруга, дела. Костя, взял бы над Лариской шефство. Она девочка горячая.
– Извините, девочки, пожалуй, пойду за стол. Не гожусь в спонсоры. Я… я обязательно по любви женюсь, слово даю.
– Ну-ну! Мы тоже о молочных реках и кисельных берегах мечтали. Жизнь обломает, научит. Ничего, мы терпеливые, подождём. Если что – милости просим. Запиши адресок на всякий пожарный, вдруг пригодится. Судьба нынче никого не балует.
Вернулся я в кафе, а там то же самое: долги, ипотеки, детские проблемы, болезни, разводы, измены. Бабы – стервы, мужики – козлы, любовники и любовницы, аборты, залёты…
Одноклассники на полном серьёзе консультировали друг друга как быстро и без последствий снять тёлку, как облапошить и любовника, и мужа, как ничего не делая наколотить бабла, как жить в кредит, получить выгодную ипотеку и потратить материнский капитал, как устроиться работать в таможню или судебным приставом, как…
Но самое печальное – все безоговорочно знали кто и чем виноват в том, что судьба от них отвернулась.
“Что произошло, что с вами со всеми стало” – мысленно закричал я, приходя в ужас. Все как один строили планы на будущее за счёт кого-то или чего-то, что сделает их жизнь счастливой.
Кто-то, чего-то …
Ни перспектив, ни радости, ни счастья…
Вместо целей и планов – безразличие и отчаяние.
Мы все учились у одних и тех же педагогов, которые чему-то много лет упорно обучали, но так и не захотели объяснить, что жизнь – бесконечный выбор и постоянная ответственность, что судьба рукотворна, что счастье внутри, а не снаружи.
Молодость импульсивна, романтична и беспечна, ошибки неизбежны. Всё так. Но разве сложно понять, что любовь и легкомысленные гулюшки не одно и то же, что от случайной беременности нужно предохраняться, что создавать семью на основе страсти – бред умалишённого, что расчёт на протекцию и авось – лотерея, что ипотека – афёра и рабство, что кредит выгоден только ростовщику, что дети – не шары в бильярде, что постоянно плыть по течению может только безжизненная плоть…
Я был раздавлен, обескуражен. В голове проносились цветные кадры из замечательной школьной юности, когда у каждого из нас было прекрасное будущее.
“Они сами всё испортили, думал я, – сами! У меня жизнь сложится иначе. Не позволю случайности вмешиваться в свою судьбу. Я всё сделаю так, как нужно, всё просчитаю до мелочей, всё-всё-всё!“
В это время мне позвонили. Отвечать не хотелось – не до этого: нужно перемолоть в мозгу нелицеприятные впечатления. Слишком много тягостных впечатлений, избыток негативной информации.
Звонок был слишком настойчивый, пришлось ответить. Я посмотрел на экран – Лиза, моя девушка. Мы встречались с ней около двух месяцев.
Ничего особенно серьёзного: нас сближала общая сфера деятельности, единые профессиональные и жизненные интересы.
Мы весело и беззаботно проводили свободное время. Правда, Лиза оставалась у меня ночевать… пару раз, но никаких планов на будущее, тем более на серьёзные отношения, совместные перспективы, не строили.
Как же не вовремя она звонит, с собой бы разобраться!
– Извини, Лиза, мне неудобно говорить, я занят. Давай созвонимся завтра.
– Это срочно.
– Не выдумывай, извини, – я нажал на отбой.
Настойчивая трель зуммера заставила нервничать. Я опять ответил.
– Не смей бросать трубку, Полетаев! Ты обязан меня выслушать. Я залетела, что скажешь?
– Я… я… ты уверена! Да ладно… такого просто не может быть.
– Может! Кроме тебя у меня полгода никого не было. Короче, думай. Я намерена рожать. В моём возрасте опасно избавляться от ребёнка. И вообще… сколько можно прятаться от реальной жизни! Разве непонятно было, что интимная близость – не только развлечение, что это обязательство?
– Но ведь ты меня… как бы… не любишь.
– Какое это имеет значение! У ребёнка должны быть родители. Рассчитываю на твою порядочность. У тебя, Костя, есть время подумать. Я на связи.