В 1959 году преподаватель физики, седая Нина Борисовна, говорила нам, первокурсникам – Беда нашей медицины – преобладание женщин среди врачей. Жизнь убедила меня в том, что так оно и есть. Вчерашние школьницы идут в мед-вузы потому, что иметь высшее образование престижно, в технические вузы - кишка тонка, вот они и шагают колоннами в приемные комиссии – ПЕД и МЕД. И поступают ввиду своей усидчивости и склонности к зубрежке. Среди женщин встречаются прекрасные врачи, перед некоторыми я преклоняюсь, они научили меня многому. Однако особенности женской психики (поверхностность, избыточная эмоциональность, нерешительность в принятии решений, некритичность, боязнь нового) сказываются и от них не уйти. Вот некоторые примерчики.
В отделении функциональной диагностики в 1977 г. появился эхокардиограф фирмы ПИКЕР – фундаментальный по габаритам аппарат с надписями на английском языке и такой же инструкцией. Женщины поняли одно – он излучает! А это смертельно вредно для исследователя. К тому же наш славный Минздрав включил в «Перечень работников с вредными условиями труда» даже санитарок кабинетов ультразвуковой диагностики. Женщины-врачи говорили – это недаром, ведь санитарки работают около этих приборов только когда они выключены, и все равно это вредно! Одна беременная врачиха при виде эхокардиографа даже упала в обморок, а придя в себя, категорически отказалась работать на приборе. Другая принесла из дома компас. Стрелка его обычно показывала на север, то есть на окно кабинета. Но если поднести компас к прибору, стрелка отклонялась прямо на него. А ведь он выключен! И все равно излучает! Попытки объяснить, что аппарат железный и внутри полно магнитов не дали результата. Я поднес компас к бытовому репродуктору – стрелка, естественно, отклонилась. Но и это не помогло. Проводить исследования они стали исключительно в нитяных перчатках, так как решили, что такие перчатки гасят ультразвуковой пучок. Они не могли понять, что пучок этот направлен на больного, а не на их руку, держащую датчик. Со временем острота проблемы сгладилась. Но тут появился новый аппарат – тредмил. Самого тредмила врачихи не боялись, их вводила в панику проблема – что делать, если больному на дорожке тредмила станет плохо? Они говорили – а вдруг он завалится на движущуюся дорожку? – ужас! Появился новый велоэргометр с компьютерным управлением – опять паника – нажмешь не на ту кнопку, невесть что начнется, а как остановить? И так далее… Из всех женщин-врачей отделения чреспищеводную ЭхоКГ захотела и смогла освоить только одна, остальные наотрез отказались это делать. Немецкий аппарат фирмы СИМЕНС для исследования газового обмена в процессе нагрузочных тестов SIREGNOST-FD85S так и остался мертвым грузом и его списали. Но он действительно был непрост в эксплуатации.
Пример отсутствия логики у провинциальных аспиранток, печатавших статейки в советских медицинских журналах. В 70-е годы для оценки состояния сердца широко использовали показатель, который назывался «Расход энергии сокращений сердца на 1 литр минутного объема крови». Формула для расчета была столь же громоздка, как и название. Чувствовалось - авторы гордятся, что используют в своих работах такой наукоемкий шикарный термин. Между тем, еще в 1972 г. было показано, что этот параметр не более чем математический артефакт и представляет собой просто среднее гемодинамическое давление крови. Любой мальчишка, освоивший азы школьной алгебры, при желании мог провести сокращение этой двухэтажной формулы и получить в итоге диастолическое давление плюс 1/3 пульсового. И все дела. Но проделать такую процедуру аспиранткам не приходило в голову… Справедливости ради скажу, что в провинциальных вузах не было современной исследовательской аппаратуры, а этот показатель ее и не требовал, разве что применяли советский прибор для тетраполярной грудной реографии. По поводу фиктивности этого показателя мы с соавторами мимоходом высказались в в ряде статей. Вскоре в стране стали доступны современные методики исследования гемодинамики и «расход энергии» постепенно исчез из публикаций.
Однажды мы с моим другом кардиологом-реаниматологом Мишей дежурили – он в палатах интенсивной терапии, а я – в кардиологии. Вдруг панический звонок из отделения реанимации – срочно, срочно нужна помощь. Мы пошли оба. На кровати под включенным монитором лежит мускулистый мужик и спит. Дышит. Но по монитору регистрируется прямая линия. Асистолия, сердце не бьется! Дежурный врач анестезиолог-реаниматолог Светлана Алексеевна в панике – что делать – и приказала вызвать нас на помощь. Сама бестолково бегает вокруг кровати. Если уж она диагностировала остановку сердца, то мы, прибежав в отделение, должны были застать ее за проведением непрямого массажа сердца. Ан нет! Мужик спокойно дышит, монитор показывает артериальное давление – 160/80 мм. Но на ЭКГ – прямая линия. Однако, если у человека асистолия, то эта линия все же имеет слегка волнистый характер – в ритме дыхания. А здесь - абсолютно прямая линия, точнее – изолиния! Так не бывает. Мы с Мишей смотрим – электроды для регистрации ЭКГ, приклеенные к грудной клетке, оторвались и валяются на полу. Вот и изолиния! Врач-анестезиолог этого не заметила. Не обратила внимания и на то, что при асистолии – превосходное артериальное давление, а немедленно впала в панику. Простое дело – у больного случился судорожный приступ, мускулатура хорошо развита, электроды отлетели, а сам он уснул, как обычно и бывает в таких случаях. Ну что тут скажешь?
В самом начале моей работы в московской больнице во время дежурства по кардиологии я сидел в пустой смотровой палат реанимации и вдруг слышу из одной из палат дрожащий женский голос – Доктор, доктор! Это дежурный врач интенсивной терапии Наталья Петровна зовет меня на помощь – меня она еще не знает, звать громко боится из-за второй больной в этой палате и при этом ей страшно. Одна из двух больных женщин в этой палате внезапно умерла – остановка сердца. Наталья Петровна в это время как раз стояла около больных, увидела асистолию на прикроватном мониторе и быстро среагировала - именно так! А если бы меня рядом не было, что бы она стала делать? Я подскочил и сделал несколько массажных толчков. Больная тут же открыла глаза – ожила! Спустя пять минут опять случилась асистолия, но мы были рядом и опять всего несколько толчков непрямого массажа завели сердце. Больная, Наталья Федоровна Кашигина, открыв глаза, увидела меня, над ней склонившегося, и с тех пор долгие годы говорила обо мне с обожанием - ей было 72 года, а мне – всего 30 лет.
Как-то мы с моей любимой опытнейшей начальницей слышим топот – по коридору отделения бегут сотрудницы. Смотрим – в одной из палат белые халаты столпились около маленькой старушки на пружинной койке. Старушка – божий одуванчик – тихо лежит, впечатление, что она спит. Около старушки стоит заведующая отделением, Зоя Михайловна, и периодически прижимает левую обвисшую от старости грудь больной к грудине. Моя заведующая с изумлением спрашивает – Зоя Михайловна, что это Вы делаете? И та отвечает – Как что? Непрямой массаж сердца! Надо было быть абсолютной неумехой, чтобы эти нелепые движения называть массажем! Тем не менее, Зоя Михайловна долго заведовала кардиологическим отделением, пока ее, наконец, не отправили на пенсию. Тут в коридоре снова раздается шум – широким быстрым шагом движется массивный высоченный анестезиолог, а за ним маленькая медсестра вприпрыжку тащит тяжелый реанимационный ящик. Врач вбежал в палату, орлиным взором окинул помещение и резко ударил старушку кулаком по грудине. Есть такой способ завести сердце. Старушка завопила – Ой, ой, больно! Ну вот, - сказал герой, – все в порядке. Очевидно, у старушки вовсе не было остановки кровообращения, она просто загрузилась. Однако рассуждать было некогда и такой способ тоже неплох.
Жена друга Миши, хороший врач-окулист городской поликлиники, поставила мне однажды диагноз острого левостороннего герпетического поверхностного кератита. Дело было вечером, глаз болит, она сказала – поехали к нам, у нас в холодильнике есть тюбик противовирусной мази «Ацикловир», мы им лечились от губного герпеса, на сегодня хватит, а завтра возьмете в аптеке. Поехали. Взял я частично использованный тюбик, приехал домой, заложил мазь за веко и сразу же почувствовал сильное жжение. Я испугался – не должно так быть! Стал промывать глаз прохладной водой, вроде все успокоилось. Я решил проверить этот тюбик, расправил его и увидел – вдоль всего тюбика крупным русским шрифтом написано – ТОЛЬКО НЕ ДЛЯ ГЛАЗ. Это была кожная мазь. Врач-окулист, искренне желая мне помочь, чуть не лишила меня зрения (Это она сделала спустя 10 лет). Она по женской своей логике просто не подумала, что губы и глаза – не одно и то же!
Лежала в кардиологии Галина Николаевна Кузнецова, 50 лет, с артериальной гипертензией. В клинической картине были особенности, которые заставили подозревать гормонально активную опухоль надпочечника – феохромоцитому. Провели полное обследование, диагноз подтвердился. Надо оперировать, согла-совали вопрос о плановой операции с внешним хирургом-эндокринологом Кон-стантином Николаевичем Казеевым. Однако у больной развилось состояние неуправляемой гемодинамики – АД то лезет под 300 мм, то падает до 100 мм. И то и другое крайне прогностически неблагоприятно, - операция нужна срочно. Уже вечером приехал профессор Казеев. Как раз в этот день лечащий врач – тоже Кузне-цова, только Людмила Павловна, - дежурила по отделению. Я тоже дежурил – как ответственный терапевт по больнице. Привели мы профессора к больной, он посмотрел на несчастную Галину Николаевну и сказал – подавайте больную в операционную, я пошел мыться. Но врачиха никак не может дать распоряжение - давление 280/100. Вводят фентоламин внутривенно – давление падает до 80/60 мм. Вводят норадреналин – АД опять моментально – до 300 мм. Снова фентоламин - опять гипотония. Т так продолжается минут 15. Из операционной звонят – где больная? А Людмила Павловна все не может принять решение – боится, что больную не довезут до оперблока. Я ей говорю – Люда, за 10 минут на каталке она может умереть так же, как и в палате. Нельзя терять время! Но врач все колеблется. А я - начальник в вечернее и ночное время. И я даю распоряжение – вызвать лифт, больную на каталку и быстро в оперблок. Все это заняло 10 минут. А еще минут через 20 Константин Николаевич Казеев быстро наложил зажимы на сосуды и молниеносным движением удалил надпочечник! Умелая оперативная техника в таких случаях играет огромную роль! Дело было сделано. Дальше все прошло спокойно. Больная поправилась. Спустя 15 лет я встречал бодрую старушку Кузне-цову в больнице и она приветливо здоровалась – помнила меня! А подожди мы еще минут 15 при такой неуправляемой гемодинамике, - и дело могло кончиться печально.
Конечно, и среди женщин встречаются решительные врачи. Помню, как одна такая решительная и славная реаниматолог Оля привела к нам в ординаторскую свою знакомую для консультации. Видимо девицу напоили седативными. Она села на диван и вдруг закатила глаза и сползла на ковер. Не успели мы и глазом моргнуть, как Ольга бросилась к ней и стала делать дыхание «рот в рот». Пару раз вдохнула и девица пришла в себя. Как в кино. Вот только дело в том, что страдалица вовсе не нуждалась в искусственном дыхании, у не был обычный ортостатический обморок, который сам проходит через пару секунд в горизонтальном положении. И еще: техникой такого дыхания Ольга явно не владела, только видела на картинке.
Но вот и другая история. На 5-ом курсе приехали мы, студенты, на занятия по акушерству в отдаленный пермский роддом. Выходит к нам маленькая женщина с простым рябоватым лицом в закрытом халате и с белой косынкой на голове. Мы решили – санитарка. Однако женщина вела себя слишком властно для санитарки, это оказалась ассистент кафедры акушерства и гинекологии Александра Пахомовна Ощепкова. Я потом слышал как одна из врачей этого роддома говорила про Александру Пахомовну – Я верю ей как Богу. За ее внешней простотой чувствовался ум и талант. Осматривая женщин в палате патологии беременности, мы обнаружили у одной из них ненормальное положение плода – показалось нам, что у женщины ягодичное предлежание. Такая ситуация может привести к массе осложнений во время родов. Поделились с лечащим врачом, у той тоже закрались сомнения. Но не более того. Мы говорим – сделать бы рентгеновский снимок? Что вы, что вы, рентген влияет на плод! Ни в коем случае! Мы пошли к Александре Пахомовне. Она посмотрела женщину и у нее тоже возникло сомнение в отношении положения плода. Услышав возгласы врачей о недопустимости рентгеновского исследования в таком случае, она страшно рассердилась – у вас страх перед мнимой опасностью облучения плода превалирует над реальной опасностью фатальных осложнений во время родов. Ребенок вот-вот родится. Никакое облучение уже не нарушит его развитие. Бояться в этой ситуации сделать обычный рентгеновский снимок - недопустимо. Гинекологи вздохнули с облегчением – ассистент Ощепкова приняла решение за них. Снимок сделали, и оказалось, что положение плода правильное, и женщина родила без осложнений. Тогда я впервые понял, что способность мыслить нестандартно – великая вещь для врача.