Фантазии Козаностры Петровича Из лучших

Ирина Лерова
     Фатасмагоричная миниатюра со скрытыми смыслами

     Не бойтесь критиковать, но желательно без хамства)


     Началось всё с того что я, Козаностра Петрович, представил будто в моём распоряжении из всего арсенала предметов при помощи которых можно зафиксировать свои мысли, имеется лишь перьевая ручка и чернильница с небольшим количеством чернил. Я тут же энергично обмакнул перо в чернила и, высунув как и положено кончик языка, принялся пыхтеть над первым в моей жизни письменным трудом.
     Я пытался излить на бумагу всё своё возмущение родителями, давшими мне такое ужасное имя, которое привело к невероятному искривлению моего жизненного пути, и намеревался зафиксировать всю свою непридуманную биографию, которой стыдились мои родственники.
       Писать конечно было о чём,  поскольку биографии моей мог бы позавидовать любой, стремящийся прославиться на ниве неопреступности, но  внезапно пришло осознание того, что хочется мне чего-то совсем иного, потому что успел я настолько устать от этой части своей жизни, что нужно было найти способ хотя бы на время о ней забыть.
      И тут мне неудержимо захотелось писать о кошечках, засыпающих в ласковых объятиях змей, о свинках, служащих примером аккуратности для нечистоплотных людей, о хитрых проявляющих удивительную способность к выживанию кротах, против которых дачники объявили настоящую войну. Я снова обмакнул перо и написал несколько предложений. Перо легко и охотно скользило по бумаге, а затем случилась авария. Вместо новых букв  образовались две увесистые кляксы, после чего перо застряло, с ненавистью вонзившись в лист. Уровень моей досады зашкаливал, внутри меня сверкали бесконечные молнии. Освободив перо, я внимательно осмотрел его и моё настроение приблизилось к критическому. Одна из «ножек» вывихнулась, а вторая на несколько градусов отъехала от первоначального положения, и теперь столь необходимый мне инструмент напоминал инвалида, потерявшего трудоспособность в чудовищной катастрофе. Дрожа от нетерпения и негодования я немедленно приступил к ремонту и вскоре перо приобрело первоначальный вид. Но стоило мне поднести его к бумаге, как жирная самодовольная клякса моментально украсила лист. Она словно ухмылялась, радуясь тому, что так замечательно мне насолила.
       Проявив упорство, я заставил перо перемещаться, но оно скрипело, царапало бумагу, а буквы получались перекошенными, словно внезапно увидели смерть. Нервы мои раскачивались словно качели и издавали протяжные стоны, а наэлектризованные волосы потянулись ввысь. Мозг же явно поставил перед собой цель многократно усилить мои страдания и пачками выдавал невероятно интересные мысли, которые записать я не мог.
        Запасных перьев и карандашей как назло не было, а писать мне хотелось так нестерпимо, что я попытался выудить из подсознания все нестандартные способы фиксации мыслей о которых мне когда-либо приходилось слышать. Улов оказался весьма скудным, но даже за него я был чрезвычайно благодарен памяти и полученному мною образованию. Ленин… Писал то ли палочкой, то ли спичкой, предварительно обмакнув их в молоко. Кажется сначала он обматывал конец ватой.
        Я побежал на кухню. Быстро намотав на спичку вату и погрузив вату в молоко, вернулся в комнату и попытался писать. Чёрт, ничего не видно! И как только Ильич сумел использовать этот способ? Ведь совершенно ясно, что если невозможно прочесть то, что написал, то и развить родившиеся мысли не представляется возможным.
         - А ты пробежись горячим утюжком по бумаге, слова-то и проявятся, - раздался чей-то скрипуче-шепелявый голос.
        От неожиданности я резко вздёрнул голову и уставился на нечто почти древнее. Шалившее поначалу зрение словно сжалившись надо мной предоставило мне возможность хорошенько рассмотреть невесть как пробравшуюся в моё жилище гостью.
      Бабулька, которой на вид было не менее ста лет, обладала взором столь ясным и пронзительным, что я тут же уверовал в недюжинный потенциал её ума. Словно под гипнозом я поднялся, чтобы отыскать утюг.
        - Я помогу, - засуетилась гостья. – Ты только дай его мне и я стану гладить бумагу, а ты будешь только писать.
 

        Я вручил ей утюг сделанный по-видимому ещё во времена Ивана Грозного и она убежала греть его на газовой плите.
        Ожидая возвращения непредвиденной помощницы я не заметил, как принялся грызть деревянный конец злополучной ручки,
над которой кружили мои разъярённые мысли, сумевшие-таки вырваться на волю.
         Умудрившись вернуться в комнату
стремительно, словно отставший от стаи
шершень-долгожитель, она подскочила ко мне и вцепилась в ручку с криком: «Отдай!». Рука моя от неожиданности
разжалась, но морщинистый шершень не смог удержать предмет любви и ненависти, и ручка грохнулась на пол напоследок воткнувшись пером в пол.
       - Что ты наделал, изверг! - завопила сморщенная, лихо размахивая посылавшим жаркие поцелуи утюгом. - Тля ты недоношенная! Я ж собиралась писать этой ручкой рассказ! Сейчас как припечатаю!!
         И она двинулась ко мне, угрожая увесистым предметом домашнего обихода. Неизвестно что произошло бы, если бы крючковатая не остановилась столь внезапно, словно её настигла какая-то совершенно ужасная мысль. Глаза её ненадолго потеряли осмысленное выражение, а затем снова приобрели невероятную пронзительность.
        - Ты чё, заражён коронавирусом?! -  то ли спросила, то ли произнесла  утвердительно эта показавшаяся вдруг ведьмой бабка, видимо сойдя с ума только что.
        - Каким коронавирусом? - неосмотрительно ввязался я в диалог.
        - Прикидываешься что ли, писака хренов?! Об этом же трубят из каждой водосточной трубы, из каждого сливного отверстия! Коронавирус шастает уже по всей планете, а ты сидишь тут без маски и заражаешь меня.
        - Пойдите прочь, дамочка! -  выпалил я вполне культурно, удивляясь собственной выдержке. Сами сюда припёрлись и ещё претензии предъявляете! 
         - Ну уж нет! - грозно заявила старуха и снова замахала утюгом. - Заразил меня а теперь хочешь вышвырнуть?! Сейчас сам отседа вылетишь и наконец-то перестанешь мешать мне заниматься творчеством!
         Пока я сочинял подходящую случаю ответную тираду, бабка внезапно зарыдала так искренне, что желание обматерить её тут же улетучилось. Она рыдала, а я смотрел и успокоить не пытался, так как наслаждался отдыхом от приступа её агрессивного безумия. К сожалению рыдала она совсем недолго и, едва успокоившись, тут же пристала ко мне снова.
- Так ты не слышал об этом жутком вирусе?
- Слышал, слышал, - соврал я чтобы отделаться от зловредной старухи.
Видимо почувствовав неискренность в моих словах, она принялась чуть ли не истошно повествовать об ужасах, связанных с этим вирусом, щедро снабжая рассказ собственными буйными фантазиями.  Я же в это время размышлял над тем, как от неё избавиться, не получив утюгом по голове.
       Внезапно без всякого перехода она  безапелляционно сообщила:
- Ты преступник! Подцепил заразу и заражаешь других! Тебя надо казнить!
- Надо казнить, надо казнить!! – раздались многочисленные голоса, и я с ужасом увидел в комнате толпу из мужчин и женщин, глаза которых были полны ненависти.
- Какого чёрта вы делает в моей квартире?! – возмутился я. - Пошли вон!
Но меня никто не слушал.
- Казнить! - орала бабка. - Несите топор!  Толпа радостно подхватила её слова, многократно их повторяя. Несколько человек резво побежали за топором, а я сделал попытку успокоить толпу.
- Я здоров! - выкрикнул я, пытаясь всех перекричать. - Я уже месяц не выходил из дома, так как начал заниматься творчеством!
- Врёшь! - взвизгнула бабка. – Я видела тебя в магазине вчера!
- Я месяц не выходил! У меня огромный запас продуктов, мне их хватит на два месяца, - настаивал я.
- Врёшь! - заревела толпа. – Бабка видела тебя в магазине!!
       Я попытался образумить толпу и задал  логичный вопрос:
- А как вы определили, что я болен?
По-видимому я неправильно задал его, потому что бабка торжествующе
провозгласила:
- Признался, гад! Подцепил заразу! Кайся, пока у тебя есть время!
- Я здоров, здоров! – убеждал я
ненормальных, но они настолько уверовали в свою правоту, что иных мнений для них уже не существовало.
И тут к величайшему своему несчастью я чихнул.
- Он болен, болен!! – взорвалась толпа. Где топор?!
- А ещё у него красные глаза и прыщ на носу! - заверещала бабка.
      И тут принесли топор. Поняв, что мне не вырваться, я мысленно начал молиться. Едва я произнёс последние слова, как все непрошенные гости исчезли вместе с топором. Я сидел у включённого компа и экран мягко освещал написанные мной предложения о тёплых отношениях между кошками и змеями. Жизни моей ничто не угрожало, разве что коронавирус…