Чем может пахнуть от любимой женщины?
Лишь одним — от любимой женщины может пахнуть только любимой женщиной и больше ничем.
- Света?
- Я Галя!
- Ещё лучше!
- Чем ? Имя устаревшее, какое то ветхое.
- Зато редкое! И так зовут , в основном, самых лучших…
- Я — лучшая?
- Конечно!
Розовое бархатное тело. Почти золотистое и одновременно розовое. Волосы кажутся тоже золотистыми, хотя на самом деле темно-русые. А глаза синие, хотя на самом деле серые.
- Я представляю, как ты летом стоишь на шоссе и продаешь какую нибудь ерунду. В купальнике. Можно в закрытом. Но зато твои голые ноги…
- А что за ерунду я продаю?
- Да уж совсем ерунду, какие-нибудь меховые устройства миниатюрные.
- Летом!? Меховые!?
- Конечно! Потому что смотрят не на них, а на твои ноги! И на грудь, которую очень хорошо видно в купальнике. Точнее, не очень хорошо, поэтому подъезжают поближе, чтобы рассмотреть получше. Останавливаются, покупают меховую ерунду. Потом ещё одну…
- Все останавливаются, все покупают… А мой какой интерес? И ещё — кто-нибудь останавливаться не захочет а просто высунет голову. И куда-нибудь врежется. Или перевернётся. В него врежутся остальные. Будет свалка и много-много трупов. Меховая ерунда никому не будет нужна. А я буду стоять, как последняя дура в закрытом купальнике и с голыми ногами.
- Браво!
Я аплодирую, громко, даже звонко. Мне очень нравится , как мы со Светой ( то есть Галей ) познакомились… На самом деле мы познакомились в одной из социальных сетей, но я придумал для себя совершенно другую историю!
Я ехал по деревне на мотоцикле. И увидел девушку в коротком платье, которая сидела на скамейке у своего домика и чесала собственную розовую пятку.
- Вам помочь? — спросил я, затормозив около девушки.
- В чем? — удивилась она.
- Чесать вашу пятку. Может быть вы устали?
- Спасибо! Если желаете — пожалуйста!
Дальше мы стали встречаться и выдумывать всякие истории. И рисовать. А иногда даже читать вместе книги.
- Согласен! Меховую ерунду ты продавать не будешь! А давай мы оба станем ликвидаторами!
- Это как?
- Ну, киллерами! Наёмными убийцами, но очень высокого класса. Мы не будем ни в кого стрелять, травить , взрывать.
- А что мы будем делать?
- Мы будем уничтожать злых и завистливых, закомплексованных негодяев! Можно начать с твоих соседей.
- Пожалуй!
Галя искренне заинтересовалась. Жила она отнюдь не в деревне, а в обычном многоэтажном доме, населённом весьма специфической публикой.
- Мы пробираемся на лестничную площадку и для начала громко шумим. Твои соседи оказываются у дверного глазка и тут ты начинаешь раздеваться!
- А ты?
- Я тоже! Но перед глазком должна быть именно твоя фигура.
Глазок немного искажает реальность, но коричневатые Галины соски на бело-розовых грудях соседи не смогут не заметить. И , темный , вьющийся причудливыми вензелями треугольник.
- Затаив дыхание тебя рассматривают! А потом мы начинаем с тобой заниматься любовью! Прямо на лестничной площадке, под соседским глазком!
- Как здорово! А причем тут киллеры и убийства?
- Потому что твои соседи начнут драться за место у глазка и непременно поубивают друг дружку… Или , если будут смотреть в глазок, поумирают от зависти.
- Умрут от зависти! Гениально!
Она смеялась. Дрожали, точно подтанцовывали моим фантазиям коричневатые соски на бело-розовых грудях. А треугольник перестал быть треугольником — завитушки-вензеля казались кружевами. Галя точно играла на скрипке и я слышал все эти узоры, завитушки, вензелёчки. Или, как говорят у нас, музыкантов — форшлаги, трели, группетто…
Я обхватил её и поднял. Она была довольно таки тяжеленькая, поэтому станцевать у меня не вышло. А вензелёчки-форшлаги теперь оказались где то внизу, обратно собрались в треугольник.
- Тяжело? — спросила Галя.
- Нет, — немного соврал я, — Много чего в жизни пришлось вынести.
- Я помню, ты писал в социальной сети, что учился в медицинском колледже, а потом работал в больнице. Представляю, что ты там выносил!
У неё потрясающее чувство юмора, даже дурацкая не смешная фраза в её устах становится изящной трелью.
Когда я учился в медицинском колледже, то был влюблен в девушку Аню. Посреди учёбы Аня попала в больницу с аппендицитом. Но, увы, в другую больницу, а не в ту, где мы проходили практику. Вот это я с трудом вынес! А все остальное я готов был выносить сколько угодно. Ухаживать за Анечкой после операции так осталось моей несбыточной мечтой! Я бы вынес… Я бы вынес за всеми, кого любил. Всё, что угодно. Но с перерывами на отдых!
Музыка завитушек и вензелей продолжала звучать во мне, почему то захотелось обратиться на «вы»:
- Света… Галя! Как Вы хорошо пахнете!
Мы уже лежали, музыка продолжалась , при моих последних словах «как Вы хорошо пахнете» она буквально затрепетала, а потом раздался неожиданный звук, примерно такой, какой бывает, когда садишься на подушку-сюрприз.
- А теперь? — спросила она.
- А теперь — ещё лучше!
Что говорить — от любимой женщины может пахнуть только любимой женщиной и больше ничем!