Конституционный суд России вынес определение о необходимости пересмотра судебных решений по делу активиста Константина Котова, осуждённого на четыре года лишения свободы по обвинению в неоднократном нарушении правил проведения массовых мероприятий. В своем определении суд ссылается на принятое им же решение по делу другого гражданского активиста Ильдара Дадина – он был осужден по такой же статье УК России, но после вмешательства Конституционного суда этот приговор был отменен Верховным судом страны. Два дня назад президент России Владимир Путин поручил новому генеральному прокурору России Игорю Краснову проверить законность приговора Котову.
После приговора суда Константин Котов уже два месяца находится в исправительной колонии №2 города Ковров Владимирской области. 34-летний программист регулярно участвовал в московских протестных акциях, организовывал бессрочные пикеты у администрации президента с требованием обмена политзаключёнными России и Украины.
В последний раз перед арестом его задержали якобы за нарушение закона о митингах 10 августа неподалёку от здания администрации президента, куда Котов направился после согласованного митинга "За честные выборы" – при этом активист едва успел выйти из метро.Дело Константина Котова в Следственном комитете России расследовали в кратчайшие сроки: обвинение ему предъявили уже 13 августа, а спустя еще два дня было объявлено об окончании следственных действий. Приговор активисту Пресненский суд Москвы огласил 5 сентября, а в октябре Московский городской суд отклонил апелляцию. Свою вину активист не признал, его защита подала жалобы в Конституционный суд России и Европейский суд по правам человека.
Дело по так называемой "дадинской" статье (ст. 212.1 УК РФ) возбуждается автоматически против тех, кто привлекался к административной ответственности за несоблюдение правил проведения публичных акций более двух раз в течение полугода. В суде при этом действует административная преюдиция. Правозащитники неоднократно требовали отменить статью как криминализирующую мирный протест. Прецедентной стала и жалоба адвокатов Ильдара Дадина.
Рассмотрев ее, Конституционный суд России в целом не счёл соответствующую статью Уголовного кодекса противоречащей Конституции, но указал в постановлении, что сама по себе коллекция административных правонарушений не должна приводить к уголовному делу. Следствию нужно доказать, что действия обвиняемого повлекли за собой "причинение или реальную угрозу причинения вреда здоровью граждан, имуществу физических или юридических лиц, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности или иным конституционно охраняемым ценностям". Основываясь на этом толковании, Верховный суд позже прекратил дело Дадина за отсутствием состава преступления.
На прошлой неделе проверить законность приговора Константину Котову Генеральной прокуратуре поручил Владимир Путин, ведомство должно отчитаться о проверке до конца марта. Поручение опубликовано в перечне итогов ежегодной пресс-конференции Путина – тогда в ответе журналисту телеканала "Дождь" президент отметил, что переход с административной ответственности на уголовную существует во всех правовых системах, а "неоднократные нарушения ужесточают ответственность". Но все-таки пообещал изучить вопрос.
Уже 27 января Конституционный суд России вынес определение по делу Котова. Судьи отклонили жалобу Котова на статью 212.1 и не нашли "оснований для отмены или изменения приговора". Дело тем не менее будет пересмотрено: нижестоящие инстанции, как указал КС, не учитывали то самое его постановление по жалобе Дадина об условиях применения статьи.
Адвокат Котова Мария Эйсмонт отметила в интервью Радио Свобода, что по определению Конституционного суда не только нельзя лишать свободы за нарушение закона о митингах, когда это не переросло в массовые беспорядки, но и считать незаконным само участие в протестной акции. Ведь "проведение любого публичного мероприятия, – так определил КС, – как правило, сопряжено с известными неудобствами для не участвующих в нем граждан (ограничение пешеходного движения, создание помех работе транспорта, затруднение доступа к объектам социальной инфраструктуры и др.), которые, являясь неизбежными издержками свободы мирных собраний, сами по себе не могут расцениваться как порождающие реальную угрозу причинения вреда здоровью граждан, имуществу физических или юридических лиц, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности, иным конституционно охраняемым ценностям".
"В данном случае Конституционный суд говорит, и не в первый раз, что любое массовое мероприятие приносит неудобство. Но оно не может быть причиной вмешательства в право свободы собраний", – говорит Мария Эйсмонт. Решением КС она осталась недовольна: упор в нём сделан лишь на невозможность применения наказания, связанного с лишением свободы. Но "с большой долей вероятности при пересмотре дело закончится освобождением Константина", – считает она.
Своего подзащитного в колонии Коврова Мария Эйсмонт навещала на прошлой неделе. В том, что дело Котова политически мотивировано, рассказывает Эйсмонт, не сомневаются и оперативные сотрудники колонии, заявив, что у них одинаковое отношение и к обычным заключённым, и к политическим.
О таких визитах адвокаты предупреждают накануне, приезжают утром и ждут от 3 до 6 часов: "Последний раз я ждала около 5 часов, – рассказывает Мария Эйсмонт. – Я это расцениваю исключительно как рутинное издевательство. Приезжает адвокат к Котову – ну, пусть подождёт".
Зачастую к подзащитному пускают уже к концу времени посещений, фактически урезая встречу. Общение только через стекло, в котором нет прорези для обмена документами: Эйсмонт с Котовым работали с подготовкой жалобы в Конституционный суд, остаётся также обращение в Европейский суд в Страсбурге. Документы предлагают передавать через сотрудника колонии, что нарушает адвокатскую тайну. "Один раз мы приехали вместе с моей коллегой Анастасией Костановой, – вспоминает Эйсмонт. – Сказали, что мы адвокаты Котова, опять ждали около 4–5 часов, после чего нам сказали: "Будете проходить по очереди". – "Почему? Мы вдвоем работаем по одному делу. Мы бы хотели встретиться вместе". Однако нам отказали и сделали так, что фактически мы были вынуждены общаться по 15 минут каждая. При этом нормального разговора и обсуждения дела не получилось".
Эйсмонт говорит, что в этой колонии, со слов Котова, не применяют пытки и насилие к заключённым. Но активист считает, что существует возможный негласный запрет на общение с ним. Дважды в день заключённые строятся на улице для переклички, каждый такой выход занимает около часа. При этом замерзшие на холоде руки запрещено держать в карманах. Более месяца Котову не выдавали перчатки, которые его отец отправил в колонию ещё в декабре. Тогда же их забрали на почте сотрудники колонии: родственники и адвокаты осужденного активиста отслеживают каждое письмо и посылку, отправляя их с уведомлением о вручении.
Котова выручил другой заключённый. "Владимир ко мне подошёл, сказал: “Костя, я вижу, ты на проверку ходишь без перчаток. Погода холодная. Вот, у меня есть лишние, возьми. Это совершенно от души, бери, пользуйся", – рассказал Константин Котов адвокату. – Ну я взял. Потом каким-то образом узнали, что у меня эти перчатки появились, узнали, кто мне их передал".
Но таким образом Котов и заключённый Владимир нарушили запрет на передачу личных вещей и получили по выговору от администрации колонии. Для Владимира, собирающегося просить об условно-досрочном освобождении, это может закончиться отказом в ходатайстве. Об этом в колонии регулярно говорят самому Котову – мол, из-за тебя сейчас человек не выйдет на свободу. По словам Марии Эйсмонт, при существующей системе это действительно возможно:
– При подготовке характеристики на человека (когда он подает заявление на УДО) учитываются все взыскания и поощрения: трудоустроен ли он, участвует ли в самодеятельности, есть ли взыскания. И такие взыскания обычно влияют отрицательно. В принципе, есть решение Пленума Верховного суда о том, что само по себе наличие взыскания, особенно за какой-то не очень серьезный проступок, не должно влиять. Но его [Владимира] шансы упали от того, что он поступил по-человечески. Ведь то, что он совершил – дал перчатки – это проявление чего-то человеческого, что мы в гораздо большей степени хотим видеть в людях, которые выходят из мест лишения свободы, чем умение заправлять кровать по правилам внутреннего распорядка. Я хочу, чтобы люди, которые выходят из мест лишения свободы, не представляли для меня угрозу. А угрозу для меня не будет представлять человек, в котором лучшие его качества будут всячески культивироваться, а не будут наказуемы. С этой точки зрения то, что происходит, – это не исправление, это не социализация.