Этот день победы....
Был поистине летний вечер, в Израиле лето наступает быстро. Ещё вчера моросили дожди, а сегодня уже нестерпимо печёт. Но сегодняшний вечер был особенный, вечер накануне великого дня, дня Победы. В этот день ветераны надевают боевые награды и торжественно маршируют по центральным улицам городов государства, в немалом обязанного своим существованием великой победе над фашизмом. День победы здесь стали отмечать не так давно, поначалу даже успех в деле победы над фашизмом считался целиком заслугой американцев, но приехавшие из России внесли свои поправки, а против фактов, как говорится, не попрёшь, да и депутаты-выходцы из России хорошо знали историю не по переписанным учебникам, а на собственном жизненном опыте, ибо могилы их близких были не только в Бабьем Яру, но и под Сталинградом.
Ну так вот, в этот вечер я вышел погулять, посидеть в сквере и полюбоваться на тех, кто своим подвигом спас человечество от гитлеризма. На скамейке в сквере сидели несколько ветеранов, позвякивая медалями на лацканах пиджаков, а я уселся напротив, рядом с мужчиной моих лет, может, чуть старше. Вдруг один из ветеранов высоким старчески-дребезжащим голосом громко воскликнул: "Сталина на них нет!". Уж не знаю, на кого там не было Сталина, но только я заметил, как лицо моего соседа болезненно сморщилось. "Сколько же времени должно пройти, чтобы наконец состоялся общенародный суд над этим убийцей," - вдруг произнёс он, - "Казалось бы, столько открыто о его злодеяниях, ан нет, всё на него молятся, всё несут эту икону. А хотите, я расскажу вам о своём отце, который тоже прошёл войну, получил награды - которые так и не успел поносить - и был убит этим самым Сталиным?"
Знаете, у человека бывают минуты, когда он должен выговориться, и совсем неважно, кто перед ним, даже совершенно незнакомому собеседнику он готов открыть самые потаённые уголки своей души. Вот и этот человек хотел рассказать то, что наболело и что мучало, то, в чём он был уверен на все сто, но почему-то находились защитники, вроде этого старика-ветерана, с ностальгическими воспоминаниями о кровавом убийце. Мне, человеку, родившемуся уже после смерти Сталина, была интересна его исповедь, и я приготовился её внимательно слушать.
Отец мой, в возрасте девятнадцати лет, прямо со студенческой скамьи ушёл в первые дни войны на фронт. Такими вот необстрелянными пацанами затыкали дыры и провалы, возникшие в начале войны: оборонительные рубежи не подготовлены, командный состав по тюрмам да лагерям, а вчерашние сержанты, командующие ротами и батальонами. только и знают, что орать "ни шагу назад". А какой там "ни шагу", когда враг так попёр, что казалось, ничем и никогда его не остановишь. В общем, в одном из первых боёв отца контузило, очухался он, когда услышал какой-то странный гогот, открыл глаза, стряхнул с лица землю, присыпавшую его во время бомбёжки, и увидел прямо над головой кучку немцев, они о чём-то переговаривались, весело хохоча.
Попасть в плен для отца означало верную смерть, ведь немцы сразу расстреливали комиссаров и евреев, но бог миловал, так как отец оказался в колонне с большой группой осетин-мусульман. Смуглые и обрезанные люди не выдали его, а поскольку отец тоже был смуглым и с усиками, он вполне сошёл за осетина, и только одно пугало его, как бы ночью во сне не заговорить на идыш.
Потом этих раненых, контуженных и просто окруженцев, осознавших, что сопротивление бесполезно, выстроили в колонну и погнали на запад. Они шли, спотыкаясь и падая от полученных ран, кто больше не мог идти, конвоиры расстреливали. Ночевали тут же на земле у дороги, есть не давали, и многие умирали от голода и потери крови. А ещё многие в колонне военопленных понимали, что необходимо бежать, так как колонна всё дальше и дальше уходила на запад.
Группа смельчаков ждала только удобного случая для побега, и такой случай им представился. Колонну гнали мимо какой-то речушки, и немцы, одурев от жары, решили в ней искупаться, уменьшив численность конвоя на треть, этим и воспользовались беглецы. Они накинулись на оставленных конвоиров, безоружные, они дрались руками и зубами, но сумели захватить оружие и бежать. Долго прятались в лесу и топких болотах, а ночами нападали на маленькие отряды немцев и забирали их оружие.
Немцы рассчитывали на быструю победу не потому, что Советская Aрмия была слаба, а потому, что рассчитывали на серьёзную поддержку местного населения. И ведь так было, особенно в начале, а это значило, что сунуться в какую-нибудь деревушку безбоязненно было нельзя, везде могли быть люди, активно сотрудничавшие с новой властью. В общем, как выжили, как не умерли с голоду - один бог знает, но вышли всё-таки к линии фронта. Пробиваться к своим решили под утро, чтобы в темноте не приняли за немцев. Ползком перелезли заградсооружения, и к своим шли с высоко поднятыми руками, только это не помогло, свои же и положили большую часть бежавших. Те, что выжили - попали в руки особистов, которые по сто раз на дню выясняли, как попал в плен, почему выжил и не был расстрелян, ведь еврей? Отец рассказывал, что, когда вышли к своим, он не знал, где было страшнее. Молодцы из особого отдела проверяли и проверяли его рассказ, и в результате не поверили, что еврей мог остаться живым в немецком плену, как будто еврей, работающий на немецкую разведку - более правдоподобно, и отправили отца в штрафную роту.
Штрафники свою репутацию восстанавливали кровью, а потому их и посылали в самое пекло, которого тогда хватало. Самым желанным у штрафников было ранение в бою, тогда могли реабилитировать и отправить в обычные воинские формирования. Отец прошёл путь штрафника за два с половиной года, причём был дважды ранен, во второй раз ранение было тяжёлым, и потому, как инвалид, он был признан не годным к дальнейшей службе. День Победы отец встретил в госпитале, из трех неизвлечённых осколков два были признаны неоперабельными. Вернулся отец домой героем, награждённый двумя орденами и шестью медалями. Oн решил продолжить учёбу и пошёл восстанавливаться в институт, но не тут-то было, помните, был такой пункт в анкетах, "находились ли в плену", ну вот отец по простоте и укажи, мол, был, но смыл кровью, а того не понимал и знать не мог, что солдаты, из-за бездарности Сталина оказавшиеся в плену, на всю жизнь получили клеймо предателей. А в 1947 году отца арестовали и отправили в лагерь, попутно лишив всех наград. Как он там выжил в той Сибири, где вместе с ним томились сотни тысяч таких же израненных войной - отдельный рассказ, но выжил и вернулся в 1956, отбарабанив свой срок почти до конца. Потом он писал письма в ЦК партии, Верховный Совет и даже лично Н.С.Хрущёву, но всё было бесполезно, все молчали или отписывались, а в 1958 году отца не стало.
Он, так и не добившись справедливости, умер в кибитке из самана с удобствами в общем дворе, получая мизирную пенсию как инвалид труда, так как военная ему не полагалась. В 1959 году мы получили письмо о реобилитации отца, ему возвращались награды, и люди, пришедшие их вручать, сочувственно глядели нам в глаза, обвиняя предыдущих в бездушии и несправедливости, но всё это было потом, когда отца уже не было.
А знаете, что День Победы был объявлен нерабочим днём только в 1965 году, уже при Брежневе? Этот тиран Сталин лишил фронтовиков даже Дня Победы, стареющие герои не получали госпомощи и зачастую жили в нищете. A куда исчезли из столицы так называемые самокатчики? Помните, обрубки без ног на деревянных кoлясках с четырьмя подшипниками… неужели и сегодня кто-то сомневается, что если-бы не этот тиран, может и не было бы трагедии?
Он полез в карман, достал сигареты и нервно закурил.
"Ну не хочется мне верить, что критика Сталина сегодня оскорбит чувство ветерана, если только он не считает себя его наследником, а этот," - он указал рукой на старика, - "Видно, награды свои получил, стоя в загрядотрядах, или охраняя лагеря."
Он тяжело поднялся и пошёл по аллее, где только что прошли неровными рядами ветераны.
В. Гайсинский.
Хайфа 22.06.2011