541 На войне как на войне 8 октября 1973

Александр Суворый
Александр Сергеевич Суворов

О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».

2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.

541. На войне как на войне. 8 октября 1973 года.

Сводка погоды: Понедельник 8 октября 1973 года. Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Северное море.
Британская метеостанция «Леруик» на Шетландских островах (остров Мейленд, город Леруик, Шетланд–Айлендс, Великобритания, координаты: 60.158999, –1.157389), географические координаты: 60.133,–1.183, первое наблюдение: 01.10.1929 г., последнее наблюдение: 31.12.2018 г. сообщила в своём извещении, что в Северном море сейчас: максимальная температура воздуха – 11.0°C, минимальная – 7.0°C, средняя температура воздуха – 8.7°C. Без осадков, но скорость ветра увеличилась до 8 м/с. Это уже «свежий ветер» (5 баллов по шкале Бофорта) и «неспокойное море» (5 баллов ветрового волнения по шкале Бофорта). Эффективная температура воздуха на севере Северного моря - 3°C.

Субтропический шторм «Браво» в центральной части Атлантики почти не беспокоил нашего штурмана командира БЧ-1 старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова. Штурман считал, что этот шторм «выдохнется» раньше, чем, возможно, достигнет 35-й или 40-й параллели, то есть ближней зоны Атлантики к Северному морю, но он не учёл влияния северо-атлантических циклонов, порождаемых громадным океанским тёплым течением Гольфстрим и его ответвлениями на севере Атлантики. Белый как молоко туман за бортом БПК «Свирепый» в точке ожидания прихода американского крейсера «Ньюпорт Ньюс» был тут неспроста, этот туман сигнализировал нам о приходе ненастья, а за ним и шторма.

БПК «Свирепый» либо дрейфовал, либо тихо перемещался в тумане, не удаляясь от назначенного места рандеву с «американцем» и это время ожидания командир корабля и старпом решили использовать «по максимуму» для повышения боевой подготовки моряков-свиреповцев. Было приказано всем командирам боевых частей провести тренировки на боевых постах с целью обеспечения взаимозаменяемости матросов и старшин друг друга в боевой обстановке. Матросам и старшинам пришлось выполнять свои боевые обязанности в условиях максимально приближенных к настоящей реальной войне…

Например, боевые расчёты артиллеристов-рогачей БЧ-2 тренировались в своих башнях артустановок АК-726 не только в танкистских шлемофонах, но и в противогазах. То же самое делали «румыны», торпедисты или минёры БЧ-3 в противогазах, готовя торпедные аппараты ЧТА-52-1135 к выстрелу. Другие минёры тоже в противогазах тренировались на РБУ-6000 «Смерч-2». С разрешения вахтенного офицера и командира корабля я в этот день сфотографировал тренировку сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 на их центральном боевом посту. Только командир отделения сигнальщиков старшина 2 статьи Володя Тимошенко был без противогаза и то потому, что был «по условиям этих учений-тренировок «убит разрывом ракеты». Все остальные сигнальщики были в костюмах химзащиты и в противогазах. Кстати, внизу, на шкафуте у торпедных аппаратов СТА-53-1135 тоже в костюмах химзащиты и противогазах сновали и бегали серо-зелёные «румыны» БЧ-3.

В этот туманный день дрейфа я «навёрстывал упущенное», фотографировал всё и всех налево и направо, особенно, ДМБовских годков и годков, никому не отказывал и всем обещал, что сделаю фотографии. Своё обещание я впоследствии выполнил, да так, что самому себе остались только отбракованные и редкие фотографии; всё остальное было роздано или вывешено в корабельной итоговой стенгазете после БС (боевой службы) и «благополучно» традиционно перекочевало в альбомы моряков-свиреповцев.

В понедельник 08 октября 1973 года и во все последующие дни БС (боевой службы) никто и никогда напрямую не говорил и не разговаривал о войне, разразившейся в это время на Ближнем Востоке, не было политзанятий или каких-либо специальных политинформаций, но что-то неуловимо грозное, серьёзное, тревожное, злое и по-настоящему враждебно-напряжённое было распространено вокруг нас и внутри нас самих. Офицеры БПК «Свирепый» стали молчаливыми, собранными, строгими. Мичманы стали ещё более молчаливыми, занятыми, отстранёнными. Матросы и старшины тоже напряглись, стали очень вспыльчивыми, задиристыми, обидчивыми и в то же время – бесшабашно и отважно весёлыми, настроенными на игру, состязание, борьбу с трудностями.

Общая боевая и военная тревога по-разному отразилась и выразилась в поведении членов экипажа БПК «Свирепый». Одни откровенно испугались и смотрели вокруг себя по-детски, озираясь по сторонам, жадно ловя уверенные и сильные взгляды разухабистых ДМБовских годков и необычайно серьёзных годков и подгодков. Другие замкнулись в самих себе, смотрели на своих товарищей тяжело, устало, тускло, невидяще, туманно, тупо. Третьи почувствовали в конце БС (боевой службы) вольницу замкнутого пространства на корабле и вели себя так, словно в любой момент готовы броситься в рукопашную на врага, а за неимением таковых, вымещали свою «боевую злость» на подчинённых и сотоварищей. Четвёртые «ударились» в совершенствование своего воинского мастерства и показывали пример точного, строгого, достойного и профессионально-классного поведения, тщательно изучали «матчасть», раз за разом тренировались, оттачивали мастерство в своей воинской специальности. Эти моряки-свиреповцы (подгодки) готовились к сдаче экзаменов на классность и к занятию должностей командиров отделений, групп и команд.

Командир БПК «Свирепый» капитан 3 ранга Е.П. Назаров вовремя уловил это настроение и состояние экипажа корабля и собрал всех офицеров и мичманов на короткое собрание в офицерскую кают-компанию. Одновременно, в конце этого собрания, начальник РТС капитан-лейтенант Константин Дмитриевич Васильев (парторг корабля) оставил коммунистов корабля и провёл с ними партийное собрание. Не знаю, о чём говорили офицеры и коммунисты на этих собраниях, но после этого на БПК «Свирепый» начался «шквал» проверок, приборок, тренировок, учебно-боевых «стрельб» из всех видов корабельного вооружения.

Особенно тщательно, строго и даже ожесточённо тренировались радиометристы и гидроакустики РТС, «рогачи», артиллеристы и ракетчики БЧ-2, «румыны», минёры и торпедисты БЧ-3, сигнальщики-наблюдатели, радисты и телеграфисты БЧ-4. «Маслопупы», мотористы, электромеханики и телеметристы БЧ-5 и так всё время БС (боевой службы) непрестанно и круглосуточно находились в постоянной походно-боевой готовности. Почти постоянно на ГКП, на боевых постах и в отсеках БПК «Свирепый» гудели приборы, машины и механизмы, и вентиляторы гнали тёплый воздух, а из-за переборок доносились громкие слова команд командиров и ответы-доклады моряков.

Я тоже без всяких поблажек участвовал в этих вахтах, учебно-боевых тревогах, в «боевом» проворачивании машин и механизмов, в приборках и тренировках, тоже чистил и «драил» моё подопечное имущество по боевому расписанию в румпельном отделении. Несмотря на то, что там уже был «приписан» один из молодых матросов-рулевых БЧ-1, с согласия замполита капитана 3 ранга Д.В. Бородавкина, штурмана командира БЧ-1 старшего лейтенанта Г.Ф. Печкурова, несмотря на некоторое недовольство командира отделения рулевых старшины 2 статьи Анатолия Телешева, моего друга-товарища ещё по службе на БПК «Бодрый» в 1972 году, я тщательно проверял работу аппарата телефонной связи румпельного отделения с ходовой рубкой, с вахтенным офицером и рулевым на центральном посту у штурвала авторулевого «Альбатрос 22-11», работу машинного и рулевого телеграфа, ход малого штурвала, управлявшего мощной рулевой машиной в румпельном отделении БПК «Свирепый».

Вместе с матросом БЧ-5, ответственным за механику и гидравлику рулевой машины корабля, мы даже опробовали огромную ручку, похожую на гаечный ключ, которой можно было вручную вращать баллер руля (вертикальная ось для вращения пером руля в воде). Мичман Анатолий Дворский, сидящий по боевой тревоге в ангаре буксируемой гидроакустической станции БУГАС «Вега», потешался на д нами, глядя, как мы с матросом БЧ-5, накинув на головку баллера руля огромный ключ-ручку, с усилием, как бурлаки или рабы-невольники, ворочаем вручную рулём БПК «Свирепый» по командам вахтенного офицера с ходового мостика. Кстати, когда эти команды по КГС (корабельной громкоговорящей связи) начали поступать со смешками и смешливыми интонациями в голосе вахтенного офицера, мы поняли, что на ходовом мостике сейчас улыбаются и насмехаются над нашими потугами в румпельном отделении все кому не лень… 

После того, как командир БЧ-1 старший лейтенант Г.Ф. Печкуров вдоволь «насытился» всевозможными проверками нашего «ратного труда» в румпельном отделении, в отсеке гирокомпасов, в штурманской и ходовой рубке, добился выполнения матросами-рулевыми и штурманскими электриками всех положенных нормативов, я, с разрешения командира корабля капитана 3 ранга Е.П. Назарова и одобрения заместителем командира корабля капитаном 3 ранга Д.В. Бородавкиным, пошёл по боевым частям корабля с фотоаппаратом, чтобы запечатлеть в истории БПК «Свирепый» этот напряжённый день постоянной военной и боевой тревоги. К сожалению, матросы, мичманы и офицеры меня принимали неохотно, раздражённо и даже зло, потому что, по их мнению, я им мешал. Действительно, тут идёт напряжённая боевая работа, тренировка, максимально приближенная к боевой ситуации, в костюмах химзащиты, в противогазах, с полной боевой выкладкой, а тут вдруг лезет со своим фотообъективом некто в обычной рабочей матросской робе, без костюма химзащиты и без противогаза; тычет в лицо свой фотоаппарат, да ещё светит лампой-переноской на длинном кабеле или слепит глаза фотовспышкой.

Все на корабле в понедельник 8 октября 1973 года были заняты делом, даже коки на камбузе, мешая огромными черпаками кашу в котлах, отказались сниматься в фотолетопись корабля, потому что они делали свою привычную работу просто, обыденно и некрасиво, без позы. Кроме этого фотографировать внутри помещений корабля, когда в режиме боевой тревоги в помещениях и отсеках осталось только скудное «боевое» или аварийное освещение, было очень трудно, не хватает освещённости. Поэтому я вынужден был таскать с собой обычную лампу-переноску во взрывозащищённом исполнении и просить кого-то подержать эту лампу в нужном положении. Всё это отвлекало, мешало, раздражало моряков, особенно офицеров и командиров боевых частей.

Фотоплёнка у меня уже давно была в дефиците. Я уже доканчивал большую когда-то в начале БС (боевой службы) бобину 35-миилиметровой кинофотоплёнки в большой жестяной круглой бобине, которую получил в разведотделе штаба нашего соединения 128-й БРК 12-й ДРК в ВМБ Балтийск. Это была кинофотоплёнка шириной 34,975±0,025 миллиметра с двухсторонней перфорацией, наиболее распространённый фотоматериал в профессиональном кинематографе и малоформатной фотографии. Эта кинофотоплёнка была типа «135», то есть подходящей для использования в фотоаппаратах типа «ФЭД», «Зоркий», «Смена» и «Зенит». Конечно, было бы лучше, если бы мне дали в разведотделе специальную негативную кинофотоплёнку типа-135 высокой светочувствительности марки «А-2» или «А-2Ш», но за неимением другой, годилась и эта.

Технология лабораторной обработки чёрно-белых киноплёнок типа-135 совпадала с режимом проявления обычных фотоплёнок, поэтому я в темноте на ощупь по шаблону начала и конца стандартной фотоплёнки нарезал из большого рулона кинофотоплёнки отрезки нужной длины и вставлял их в стандартные фотокассеты, затем закладывал в фотоаппараты, снимал, вынимал, проявлял, закреплял и печатал с них свои фотографии. Кстати, название кинофотоплёнки «тип-135» обозначает ширину плёнки, а единицу добавили в 1934 году, чтобы исключить путаницу с более ранним стандартом этого фотоматериала 1916 года.

Многоразовая фотокассета для кинофотоплёнки тип-135 была стандартной и пригодной для любых советских фотоаппаратов. Фотокассета тип-135 имела светозащитную «бархотку» в щели, из которой выступал начальный конец-ярлык плёнки. Внутри кассеты плёнка наматывалась на пластмассовую катушку. При съёмке в фотоаппарате плёнка сматывалась из кассеты на открытый приёмный сердечник в корпусе фотоаппарата или на такую же фотокассету типа-135. Обычно, после зарядки фотокассеты в фотоаппарат нужно было 2-3 раза «вхолостую» протянуть плёнку и «сработать» затвором, чтобы исключить брака из-за засветки начального конца плёнки, но я научился так точно изготавливать из кинофотоплёнки отрезки нужной длины и конфигурации начального и конечного ярлыков, что начинал снимать практически с первого кадра плёнки. За счёт такой «подгонки» длины фотоплёнки я мог снимать не 36 стандартных кадров, а 40-42 кадра.

После съёмки, когда ручка перевода кадра и взвода затвора «упиралась» в фотоаппарате из-за прочно закреплённого в кассете концевого ярлыка, плёнка перематывалась обратно в свето защищённую кассету типа-135, вынималась из фотоаппарата и заменялась другой, снаряжённой новой фотоплёнкой. В это день, экономя кинофотоплёнку тип-135, тщательно выбирая объекты и «конструируя» сюжеты, композиции и границы кадров, следя за тем, чтобы случайно не сфотографировать военные секреты, я успел сделать только 10 качественных снимка, из которых достойными получились только те, которые я делал на открытом воздухе.

Один из этих снимков представлен на фотоиллюстрации к данной новелле: боевая тренировка сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 в костюмах химзащиты Л-1. В таких же костюмах Л-1 тренировались в этот день другие боевые команды и расчёты личного состава корабля: боцмана, рогачи-артиллеристы и ракетчики БЧ-2, румыны минёры-торпедисты БЧ-3, специальные составные команды химической и радиационной разведки и дезактивации.

Мне очень хотелось надеть на себя такой же серо-зелёный прорезиненный костюм химзащиты Л-1 и противогаз, тем более, что я это делал ещё в период прохождения «курса молодого бойца» в 9-м Флотском экипаже ДКБФ в посёлке Пионерское Калининградской области в ноябре-декабре 1971 года. Тогда мы в таких костюмах и противогазах входили в специальные длинные сараи-ангары, заполненные густым, едким и ядовитым серо-буро-малиновым дымом, чтобы выполнить поставленную нам «боевую задачу» - принести из этого задымлённого ангара «то, не знаю что»…

(Далее приводится информация из инструкций и описаний советских общевойсковых костюмов химической и радиационной защиты типа «Л-1» образца 1970-1973 годов).

Лёгкий защитный костюм Л-1 является специальной защитной одеждой и используется на местности, заражённой отравляющими веществами и аварийными химически опасными веществами. Защитный костюм Л-1 предназначен для защиты кожи, одежды и обуви от длительного действия отравляющих и токсических веществ, токсичной пыли, для защиты от растворов кислот, воды, щелочей, морской соли, лаков, красок, масел, жиров, и нефтепродуктов, защиты от вредных биологических факторов, при выполнении дегазационных, дезактивационных и дезинфекционных работ.

Состоит костюм Л-1 из куртки с капюшоном, брюк с чулками и двух пар защитных перчаток. Костюм Л-1 изготавливается трёх ростов из прорезиненной ткани Т-15 или УНКЛ-3. На рукавах куртки имеются манжеты, надёжно облегающие запястье, как в перчатках, так и без них. Костюм Л-1 является средством защиты периодического ношения. При заражении ОВ, РП, БА костюм Л-1 подвергают специальной обработке и используют многократно.

Костюм Л-1 имеет маркировку, нанесённую на куртку и брюки с изнаночной стороны; первая строка - шифр предприятия (цифрами), марка материала; вторая строка - месяц и две последние цифры - год изготовления и рост. Маркировку на перчатки наносят на краги – рост перчаток. Подбор костюмов Л-1 проводят по росту человека: первый размер - для человека ростом до 165 см, второй - от 166 до 172 см, третий - 173 см и выше. Костюм Л-1 используют в трёх положениях: «походном», «наготове» и «боевом».

В «походном» положении костюм Л-1 находится в сложенном виде (в сумке), его переносят в сумке, надетой через левое плечо поверх снаряжения. В положении «наготове» костюм Л-1 используют без противогаза (противогаз надевается по мере необходимости). Перевод костюма Л-1 в «боевое положение» проводят, как правило, на незаражённой местности по команде: «Защитную одежду надеть! Газы!».

Допустимой продолжительностью работы в костюме Л-1 является наименьшее время, определённое при заданной температуре в зависимости от защитных характеристик костюма и от физических нагрузок. На деле, в реальности, костюм химзащиты носился до команды: «Отбой!» или пока моряки не теряли способность соображать от духоты, жара и влажности, которая образовывалась внутри костюма Л-1. При снятии костюма Л-1 проверяющие старшие офицеры-специалисты часто «ловили» моряков на том, что они касались открытыми участками тела и руками «заражённой» поверхности костюма с внешней стороны. Однако вытерпеть длительное пребывание в противогазе и костюме Л-1, да ещё при активной физической нагрузке, могли немногие, только те, кто это уже неоднократно испытал. 

В этом и в других подобных защитных костюмах химической, бактериологической и радиационной защиты, да ещё с противогазом, человек перегревается и быстро устаёт. Я сам испытал действие этого костюма Л-1 на себе и подтверждаю – через 10-15 минут тебе кажется, что твой тело вот-вот взорвётся, что тебе тесно в костюме, душно, нечем дышать, и ты хочешь немедленно, несмотря ни на что, вырваться из этой душегубки, снять с себя эту «лягушачью кожу». Чтобы исключить эти негативные инстинктивные ощущения и для увеличения продолжительности работы при температуре выше +15°С моряки-свиреповцы применяли очень простой и действенный способ – окатывали друг друга забортной холодной водой. Сразу становилось легче…

По нормативам в костюме химзащиты Л-1 с противогазом при температуре окружающей среды +10°С можно было просто стоять, наблюдать и что-то делать лёгкое примерно 6-8 часов. Среднюю по тяжести работу (приборка, бег по трапам, переноска тяжестей) можно было делать в костюме Л-1 в течение 4-5 часов. Тяжёлую работу (борьба врукопашную, бой, исполнение боевых обязанностей, например, подготовка и сброс морских мин с кормы корабля) можно было совершать в костюме Л-1 только в течение 3-5 часов (и то, если тебя окатывают холодной забортной водой). При температуре окружающего воздуха около +20°С в лёгком костюме химзащиты Л-1 с противогазом можно было действовать соответственно: 2 часа (лёгкая работа), 0,5 часа – средняя работа и 15 минут при тяжёлой физической работе. Если кто-то на верхней палубе стоял с пожарным брандспойтом, то ребята, одетые в костюмы Л-1, периодически стояли в струе холодной забортной воды, отряхивались и снова работали, естественно, дольше и лучше. При этом внутри костюма было как в бане.

Чтобы правильно снять с себя костюм Л-1 нужно было:
- встать спиной к ветру;
- положить свой инструмент или оружие на палубу, в ящики или в места хранения;
- снять с себя сумку для переноски костюма Л-1 и сумку для противогаза;
- при использовании противогаза РШ-4 предварительно вынуть ФПК из сумки и оставить висеть на соединительной трубке;
- снять с себя снаряжение костюма Л-1 в следующем порядке:
-- расстегнуть шейный и промежный хлястики и хлястики чулков;
-- снять куртку вместе с перчатками, сбросив их с себя на палубу или на землю;
-- не трогаясь с места, отстегнуть бретели брюк;
-- снять брюки, помогая себе руками с внутренней стороны;
-- отойти в наветренную сторону (то есть на ветер) и снять подшлемник и противогаз.

Все эти операции по надеванию и снятию костюма химзащиты Л-1 мы хорошо изучили во время подготовки к сдаче курсовых задач «К-1» и «К-2» в марте-апреле-мае 1973 года. Тренировались мы тогда до «упаду». Кстати, весит лёгкий костюм химзащиты Л-1 около 4,5 кг.

Когда я фотографировал в тумане эффектные и весёлые тренировки моряков-свиреповцев в защитных костюмах Л-1 и противогазах, они в минуты кратких перерывов спрашивали меня о событиях в мире, намекая на новости о войне на Ближнем Востоке. Я ничего не мог им рассказать, потому что сам ничего не знал. Я говорил ребятам только о том, что им сейчас в этих прорезиненных костюмах Л-1 также «жарко», как арабам в войне с израильтянами в пустыне Синайского полуострова или на Голанских высотах. Моряки-свиреповцы молча кивали, соглашались, потом снова надевали подшлемники и противогазы, и снова выполняли свою «работу» на БС (боевой службе) БПК «Свирепый» в Северном море так же, как бойцы на войне.
 
Фотоиллюстрация из фотоальбома автора: 8 октября 1973 года. Северо-Восточная Атлантика. Северное море. Густой туман. БПК «Свирепый» в дрейфе в точке ожидания подхода американского крейсера «Ньюпорт Ньюс». Центральный пост сигнального мостика. Тренировка сигнальщиков-наблюдателей БЧ-4 в условиях максимально приближенных к боевым. С секундомером в бушлате командир отделения сигнальщиков-наблюдателей Владимир Григорьевич Тимошенко, период службы 19.05.1971-08,05,1974 годы. В костюмах химзащиты и в противогазах сигнальщики: Крючков Иван Михайлович, старший сигнальщик, период службы 19.05.1971-08.05.1974; Слюсаренко Владимир Фёдорович, будущий командир отделения сигнальщиков, период службы 14.11.1971-12.11.1974; Исаенков Виталий Николаевич, сигнальщик, период службы 11.05.1972-02.06.1975; Опарин Юрий Витальевич, будущий командир отделения сигнальщиков, период службы 03.05.1972-11.06.1975; Паньков Вячеслав Георгиевич, сигнальщик, период службы 09.05.1972-03.11.1974; Свирский Игорь Павлович, сигнальщик, период службы 07.05.1972-(???); Подкалнс Карлис Эрнестович, сигнальщик, период службы 12.05.1973-28.12.1974; Яковлев Сергей Евгеньевич, сигнальщик, период службы 08.05.1973-05.01.1974. Кто их сигнальщиков-наблюдателей был в этот момент, изображённый на снимке, в этих костюмах Л-1 и противогазах, я уже не помню. Надеюсь, что братишки-свиреповцы помогут автору определить «кто тут кто».