Как-то, несколько лет назад, когда случились у меня серьезные проблемы с сердцем, была я на приеме у кардиолога. А точнее, у аритмолога - есть такой врач, который занимается именно аритмиями. И так как было мне, если честно, совсем хреново, осторожненько спросила у торопящейся, замотанной бесконечным потоком непростых пациентов (а простых в центре кардиохирургии не бывает) докторши:
- Скажите, доктор, я в таком состоянии...эээ... долго не протяну?
Врач, полная женщина средних лет, оторвалась от писанины и неожиданно по-свойски сказала:
- Не... завещание писать еще рано. А ты чего это вдруг так всполошилась?
Я растерялась и просительно, будто на приеме у Бога, пролепетала:
- Ребенок у меня... Маленький... И нездоровый...
- А во сколько ж ты его родила? - опять по-свойски удивилась докторша.
- В 36, - ответила я после неловкой паузы, во время которой высчитывала, во сколько же «родила» Мишку и ругала себя, что никак не могу этого запомнить.
-Подожди, а ...как? - теперь растерялась врач, - Ты же в это время уже болела? Как? С таким-то сердцем?!
Стало ясно, что правду о Мишке от аритмолога не скрыть, и я вынужденно ответила:
- Миша - усыновленный ребенок. Его родила другая женщина.
Я привыкла, что в этом месте обычно собеседник делает круглые глаза, а меня на шестом году особого родительства иногда берет азарт: «Это я еще не сказала, что детеныш наш слепой...»
Но об этом я стараюсь не упоминать, впрочем, как и об усыновлении. Во-первых, это личное, а во-вторых, чего людей смущать.
Врач совсем оторвалась от писанины, поправила очки и внимательно посмотрела на меня .
Я немного смутилась, хотя и привыкла к такой реакции.
«Наверное, ищет следы психической болезни на моем лице,» - опять входя в азарт, подумала я.
А кардиолог, видимо, раздумывая о моем психическом нездоровье, продолжила:
- Вот ответь мне на один вопрос. Мне очень интересно... Как по-твоему, что побеждает в итоге: генотип или фенотип?
- Фенотип, - не раздумывая, ответила я.
- Почему? - собеседница моя, похоже, испытывала к моей персоне сугубо научный интерес.
На улице - жуткий мороз, «актированный день», как говорят на Севере. В коридоре больше часа мается Мишка, муж волнуется обо всем и обо всех: обо мне, об обратной дороге, о сыне.
Сердце устает быстро: дорога от двери до стула, от стула до двери...
Фраза об одном, о другом - полмарафона.
- Да потому, что это давно уже наш сын. Наш. Родной. И вообще...- Я мысленно прокрутила в голове аргументы. Скорее по инерции хотела продолжить про то, что у кого угодно могут быть «плохие» гены, про то, что важно воспитание. Но речь моя споткнулась о строгое уставшее лицо аритмолога.
Вдруг неожиданно для себя самой (наверное, отчаявшись найти емкие аргументы) я выпалила:
- Да он и похож на нас! Особенно на мужа!
Чувствуя себя проигравшей, повернулась к двери - прием окончен, пора уходить.
Перед выходом еще раз взглянула на врача, чтобы попрощаться.
Женщина смотрела на меня пристально, но думала о чем-то своем. От ее взгляда стало почему-то тепло и спокойно.
Вдруг, будто вернувшись из своих раздумий, она все-таки ответила
на мои слова:
- Ну да, я видела в коридоре мальчика, он и правда похож на папу.