1995 год. На Шарташском рынке в г. Екатеринбурге у семейной пары - двух мелких коммерсантов из Красноуфимска - отжали киоск. Те подумали, подумали и решили за справедливостью обратиться к местным бандитам. Очень часто такие вопросы решались быстро и продуктивно. Половину от таких «гражданских исков» бандиты забирали себе. Через неделю предполагаемый ответчик со следами побоев мертвым был обнаружен в собственной квартире.
«Гражданских истцов» установили быстро, а через них вышли на одного из бандитов – Андрея Толкунова. Его папа – партийный функционер на одном из заводов - после прихода к власти Ельцина вслед за вождем быстро сориентировался и поменял окраску. С утратой партийного билета материальное благополучие его семьи отнюдь не ухудшилось. Тогда все партийные функционеры как-то быстро находили себя при новой власти и становились во главе вновь образовавшихся коммерческих структур. Но в семье, как говорится - не без урода. Сын остался без присмотра родителей, попал под влияние уголовников, где всегда оставался на вторых ролях. Бандит так себе, не настоящий, не пролетарского происхождения.
Наши опера приняли Толкунова жестко. Часа через три после задержания мне позвонил старший группы по раскрытию тяжких преступлений Витя Панов и пригласил в свой кабинет для допроса подозреваемого. Не любил я чужие кабинеты, но в целях продуктивного расследования по горячим следам шел на компромиссы. Задерживать по подозрению в совершении преступления раньше разрешалось до трех суток. Чтобы разговорить подозреваемого операм обычно давалось двое суток.
Согласно нашим законам беседы с ними должны проводиться без всякого физического и морального давления. Несоблюдение этих условий грозит оперативным работникам уголовной ответственностью по ст. 286 УК РФ. И вместе с тем основная масса раскрытых преступлений зиждется на признательных показаниях самих подозреваемых, добытых оперативниками вот за это короткое время.
Панов не был опером от бога. Кажется, что в своем прошлом он должен был возглавлять какое-нибудь отделение в войсках специального назначения. Был суров и немногословен. Физически очень силен и развит. Занимался боксом и рукопашным боем. Как-то рассказал мне, как он в Казахстан к родителям в отпуск съездил.
- Иду по улице родного города, никого не трогаю. Тут трое молодых казахов ко мне прицепились. Видят, что русский, ну и давай задирать. Я честно их предупредил, что я мент. Это их еще больше разозлило. Слышу, бегут сзади. В результате одному челюсть сломал. У второго нунчаки отобрал и оставшимся двоим показал, как правильно ими пользоваться. После отпуска из МВД Казахстана «телега» в наш райотдел пришла с просьбой о выдаче меня по причине возбуждения уголовного дела.
В работе с подозреваемыми Вите не хватало терпения и хитрости. Он не умел беседовать, что называется «по душам». Объяснения, взятые им на бумагу, отличались крайней скупостью и отсутствием деталей, за которые впоследствии можно было зацепиться и превратить их уже в безусловные доказательства. По одному из прошлых дел я спросил у него, как удалось ему добиться признательных показаний от матерого бандита, который молчал после задержания больше недели. «Да так. Знаю я один удар», - был его ответ.
С Толкуновым поработали плохо. Сначала я, как от нас требовалось, разъяснил ему право на защиту. Он согласился на первый допрос без участия адвоката, но при этом спросил у меня: «А можно без оперуполномоченного?» Я ответил, что конечно, можно и попросил Витю выйти из своего же кабинета. Тот вышел очень недовольный. Как только он вышел Толкунов сразу же торопливо и чуть заикаясь, стал уверять меня, что он никакого участия в убийстве не принимал, что опера заставили его написать явку с повинной, угрожая в случае отказа засунуть ломик в задний проход. Вместе с тем он подтвердил, что к нему за помощью обращались муж и жена с Шарташского рынка. К потерпевшему он ездил домой вместе с двумя своими знакомыми. Домой к нему не заходил и чем там закончился разговор, не знает.
После допроса я выразил Панову свое недовольство, а он в свою очередь недовольство выразил мне. И вот чего не ожидал от него, так это жалобы на мою работу в городскую прокуратуру. Они-то вот раскрыли убийство, а я пришел и всю их работу перечеркнул. Странные люди.
Спустя несколько дней, исходя из показаний Толкунова, задержали еще одного бандита по имени Анвар. Анвар по национальности был дунганин, чем-то внешне похожим на Виктора Цоя. Его уверенная манера держать себя независимо, гордо, без всякого заискивания вызывала уважение. Опера с ним работали, но безуспешно. Он подтверждал лишь то, что нам и без него было известно. Что-то было в его поведении такое, что настораживало. Какая-то непредсказуемость и скрытая угроза исходила от него. Я спросил у него: «Как там опера, пытались давить на тебя?» В ответ он только улыбнулся: «Ну, что вы!»
В моем кабинете почти всем жуликам уютно. Я давно завел себе привычку времени на разговоры с ними не жалеть. В их расположении всегда чай без ограничения и сигареты. В редких случаях мог угостить их самопальной водкой, изъятой нашими работниками ОБЭП в каком-нибудь киоске. Нет, я не добрый следователь, я хитрый, вернее очень умный. Я знаю, что каждая минута, как будто потраченная сейчас зря и без пользы, в будущем мне вернется днями, а то и неделями. Жулик (их так в нашей среде все называют) не в состоянии повлиять на ход следствия, но из вредности может его сильно затянуть. Первые полчаса – час я трачу на знакомство с биографией подследственного. Стараюсь играть в открытую. Объясняю ему, как я могу ухудшить, или улучшить его положение. Мне нужно от него только одно, чтобы он не затягивал следствие. Время – это для нас самое дорогое.
Самые приятные для меня клиенты – ранее осужденные к большим срокам за тяжкие преступления, то есть рецидивисты. Им ничего не нужно объяснять. Все они прекрасные психологи и нашу кухню знают не хуже меня. С ними я договариваюсь быстро.
С Анваром у меня никаких проблем не было. Мне приятно было находиться в его обществе. Как личность, наделенная природой незаурядными способностями, Анвар был выше меня, хоть и моложе годами. Из его рассказа я узнал, что дунгане очень немногочисленный народ. Пришли они из Китая и поселились на территории Киргизии и Казахстана. Они имеют свой язык и обычаи. Браки стараются совершать только с представителями своей нации.
В отличие от своих сородичей он был женат на еврейке и жил в Екатеринбурге. Читая составленный мной протокол, сделал замечание: «Виктор Васильевич это слово пишется через дефис». Я не согласился с ним. Подумал: «Вот еще какой-то дунганин учить меня русскому языку будет». Мы стали спорить и в ответ он мне сказал, что его отец известный писатель, пишущий на русском языке. Он часто читал его тексты и хорошо помнит, что это словосочетание нужно писать через дефис. Я не стал исправлять и решил уточнить дома по имеющему у меня учебнику. Прав оказался дунганин. Там какой-то случай сложный был, который допускал двоякое написание, но в нашем случае нужно было писать именно через дефис.
Всем задержанным по этому делу я вменял вымогательство группой лиц. Потом, за отсутствием доказательств отпустил мелких коммерсантов, и дело в отношении их прекратил. Толкунов без моего участия был отпущен до суда под залог. Там адвокаты по просьбе родителей подсуетились, принесли кучу медицинских документов о якобы имевшихся у него заболеваниях. После освобождения из-под ареста Толкунов пропал без вести. Вот и остался у меня один дунганин.
Анвар перед окончанием следствия заявил ходатайство о том, что нуждается в услугах переводчика. Вот сука! Это после того, как он меня носом ткнул с этим дефисом. До окончания срока следствия и содержания под стражей оставалось десять дней. Самый грамотный в то время из доступных следователей области Хамкин сказал мне, что легче в моем случае научить дунганина английскому языку и потом уже предоставить переводчика.
Я снова поехал к дунганину в изолятор.
- Анвар, ты издеваешься надо мной, где я тебе переводчика найду?
- Вы его не найдете, Виктор Васильевич. У нас ведь еще диалектов много. Перевести грамотно текст с дунганского языка на русский в принципе может знакомый моего отца, но он сейчас в Ленинграде, как лингвист где-то работает. Я понимаю ваши проблемы, но и мне как-то свои решать надо.
- Ну, я тебя из-под стражи тоже не выпущу, тупо направлю дело в суд с нарушениями. Через месяца два суд вернет мне это дело обратно, а потом снова также направлю. Мне будет плохо и ты ничего не выиграешь.
Мы сидели, думали у кого аргументы сильнее. Потом Анвар предложил мне: « Ладно, я напишу вам в протоколе, что в услугах переводчика не нуждаюсь, но взамен вы мне устроите свидание в следственном кабинете с женой и тещей на четыре часа. А свое право на переводчика я в суде заявлю». Я согласился. Тещу и жену я провел под предлогом проведения очных ставок. Кабинет занял самый дальний, да еще блок сигарет ему притащил. Нас тогда не проверяли.
Через три месяца в суде дунганин Анвар заявил о своем праве. Судья Аксенов тоже не знал, где найти ему переводчика. В результате он взял с него подписку о невыезде и обязал самого подсудимого в следующее заседание обеспечить себя переводчиком.
Так вот и развалилось мое дело по вымогательству группой лиц. Где-то через полгода, в мое отсутствие к нашему прокурору пришел кандидат в депутаты местного совета забытый уже всеми мужик, тот у которого киоск отжали. При проверке на судимость у него в справке была запись, о том, что он привлекался к уголовной ответственности. От нас ему нужна была копия постановления о прекращении в отношении его уголовного дела. Это было законное с его стороны требование. Прокурор отправил его к следователю Тиунову – нашему двухметровому долгожителю. Вместо постановления Валерий Иванович сунул под нос просителю огромный волосатый кулак, увенчанный фигой: «А вот это видел!? Я прекрасно знаю, что твое «мурло» здесь не зря замешано было. Так, что хер тебе, а не городская дума. Иди и не суйся, а то в два счета опять на камеры отправлю».
Возмущенный кандидат опять было к прокурору, но тот лишь развел руками.