Падение белого аиста
(Звёзды со вкусом красной икры-II)
Я этим чувством уже век не болею.
Пусть всё отдал, но ни о чём не жалею!
И вопреки лечу всем автопилотам,
Живу назло гороскопам!
(гр. «Винтаж», слова — А. Кох)
У меня что-то с правым глазом. Нет, серьёзно, он просто не открывается. Помню, такое бывало в далёком-далёком детстве и тогда мама приносила холодную чайную заварку и промакивала ваткой. Глаз открывался и я снова улыбался новому дню. Что теперь делать, не представляю.
Хотя постойте. Рядом со мной похрапывает крепким деревенским сном Настюха — пекарь-кондитер со столичной фабрики, производящей крошащееся печенье. Если бы вы видели лапищи моей малышки. Они привыкли мять неподатливое тесто и лепить из него сложные куличики. А ещё жмякать кота. Не моего кота, а Андрюхиного. Ох, кажется, вы всё пропустили.
После возвращения из Албании, Сеня вернулся в Кобрин, ждать свою Кристинку, а Диметриус направился в Грецию по своим делам. Я же вернулся к родителям, пожил у них до Нового года, а затем переехал к Андрюхе, который как раз испытал очередной душевный коллапс из-за расставания с очередной женой — тренером по йоге. Он же и познакомил меня с Настюхой. Мы решили не дожидаться 14 февраля и устроили любовный марафон сразу после знакомства. Теперь мы вроде как встречаемся. Настюха переехала к Андрею (его трешка в спальнике это позволяет) и уже начинает компостировать мне мозги по поводу будущего наших отношений.
Я тычу её в бок. Глаз не открывается, а тереть его я не хочу. Настя причмокивает и поворачивается:
— Ну, чего тебе?
— У меня глаз не открывается.
— Что за хрень?
— Ты можешь принести воды или чаю, если на кухне остался?
— Сам сходи. Одним-то глазом ты видишь.
Люблю женщин. Не всех, разумеется, но некоторых обожаю. Настя одна из них. Её наплевательство по отношению ко мне настолько не скрывается, что подкупает своей искренностью. Я приподнимаюсь на кровати и сую ноги в резиновые китайские сланцы. Они оказываются розовыми, а значит принадлежат Насте. Встаю и выхожу из комнаты. Думаю, не зайти ли вначале в туалет, но боюсь промазать и следую на кухню. С чистой водой у Андрея напряжёнка, но вроде бы жидкость из водопровода в Октябрьском районе не вызывала нареканий у Минскводоканала, поэтому я начинаю промакивать глаз. Постепенно он отлипает, я включаю радио и заглядываю в холодильник. Со вчерашнего дня в нём осталась покрытая тонким слоем льда бутылочка пива «Хайнекен». Её участь предрешена. Я начинаю лакать пивко. По радио напоминают о скорых выборах в Палату представителей и завершают канцелярское объявление бодрым «будущее выбираете вы». Желудок тут же отзывается нервной резью и лезвиеобразной болью.
Я смотрю в окно на такие же «весёлые» панельки за окном, мирно гудящие электробусы и прислушиваюсь к лаю собак из расположенного недалеко приёмника бродячих животных. Предсмертная песнь готовых к усыплению «полканов» и «джеки». Ветер неспешно сметает с крыши снежную крошку. Я пристраиваюсь на широком подоконнике и начинаю думать о том, чем наполнить сегодняшний день.
Протяжно зевая, на кухню входит Настюха. На ней агрессивный пеньюар цвета феррари и мои резиновые сланцы тёмного оттенка. Она проходит к кофемашине и начинает варганить пробуждающее зелье. В такие минуты её лучше не трогать. Я спокойно потягиваю пиво.
— Как твой глаз? — спрашивает моя пассия.
Вместо ответа я усиленно моргаю ей. Настя начинает делать тосты и обильно намазывает их маслом. Ей чужды законы правильного питания и таких же «правильных» людей. Я принимаюсь жарить яичницу — себе и ей.
— Если Катька опять плюхнет две порции сахара в печенье, я застрелюсь. Ну что здесь такого сложного запомнить — одну порцию сахара на одно печенье. И это я не говорю про корицу…
Настя обожает накачивать меня с утра историями с её «любимой» работы. За неимением собственной трудовой жизни я рассеянно слушаю её россказни. Настя поправляет ночнушку на груди. Таким образом она обычно привлекает моё внимание к себе. Не к историям, а именно к себе.
Мы спокойно жуём яичницу. Пока я лазил в холодильник за кетчупом и майонезом, я обнаружил там ещё бутылочку джин-тоника, которую вчера покупал Настюхе. Она отрицательно машет головой в ответ на мой вопросительный жест и я тут же откупориваю ёмкость. Затем ворую у неё один из тостов и начинаю активно восполнять баланс питательных веществ в организме, порядочно прочищенном алкоголем.
Настя уходит одеваться и тут на кухню влетает Андрей.
— Сколько времени?
Я протираю тарелку губкой с фейри и лениво отвечаю:
— Чувак, ты же знаешь, я за временем не слежу
Андрей лихорадочно бежит за телефоном, чертыхается и стремительно вылетает в коридор. Из того, что я успеваю услышать, он опаздывает на важное совещание в другом конце города. Я заканчиваю мыть тарелки и подхожу к окну. Вижу, как Андрей спешно надевает пальто, перехватывая портфель на бегу, прыгает в свою «хёндай крета» и, резко взвизгнув несчастными колёсами, срывается с места. Машину заносит, и он чудом никого и ничего не сшибает.
Снова заходит Настя. Он складывает заботливо приготовленную с вечера ссобойку, чмокает меня в щёку и машет ладонью, которая способна уложить Конора МакГрегора с одной подачи. Щёлкает дверной замок и я остаюсь один в пустой и тихой квартире.
Фрилансер
После увольнения с «Меридиана» я так и не нашёл нового и постоянного места работы. А заодно перестал понимать, от чего испытывала такое удовольствие Ирка в своё время на фрилансе. Чёрт, неудачное сравнение. Я ведь знаю, от чего она на самом деле испытывала удовольствие — от Валеркиного болта. Наверняка заботливый любовник ещё и щедро финансировал мою некогда дорогую любительницу фриланса. Однако в журналистике не бывает так, чтобы работы не было. Здесь заказы на статьи есть всегда. Правда, чаще всего на сложные, нудные и малооплачиваемые.
Я одеваюсь и выскакиваю в магазин. На мне байка и серые спортивные штаны, сегодня мой стиль «пацан с района». Я беру бутылку вина «Белый аист», два пива и джин-тоник Насте на вечер. Кассирша хмуро смотрит на меня. Она новенькая и ещё не знает, что я вольный копьеносец.
Возвращаюсь в квартиру и угощаю Андрюхиного кота колбасой. Это наша с ним маленькая тайна. Пока никого нет, я обильно накачиваю этого пузастика колбасой, чтобы не мешал работать, а шёл спать. Потом сажусь за ноутбук. На сегодня запланированы два материала — традиционная подборка «10 лучших мест для отдыха на День Святого Валентина» для «Меридиана» и более интересное «Есть ли будущее у белорусского электротранспорта».
Для разминки я беру одну бутылку пива и начинаю с материала для своих бывших нанимателей, попутно закрывая выскакивающие баннеры с новостями Восточного Тургистана. Общаюсь я в основном только со Светкой, которую сделали заместителем редактора. Хотя я стабильно выдаю им материалы, а они так же стабильно балуют меня гонорарами, между нами выросла стена. Всё это из-за истории с «Инсургентой», конечно же. По слухам, я попал в чёрные списки как государственных СМИ, так и оппозиционных. Однако статьи под псевдонимом у меня охотно берут и те, и другие.
Отправив материал и получив короткое «ок» от Светки, я награждаю себя второй бутылочкой пива. Ещё только 12-30, времени вагон. Откровенно говоря, фриланс этой зимой оказался не таким уж неудачным. Меня многие знают и просят написать то одно, то другое. С удовлетворением для себя я замечаю, что количество людей, умело составляющих слова в предложения на коммерческой основе, стремительно сокращается.
Принимаюсь за отечественный электротранспорт. Статистику и наиболее удачные пассажи я беру с российских сайтов, перспективы забираю с немецких и скандинавских ресурсов, добавляю отсебятины и откладываю материал «вылежаться». Иду обедать. Сегодня у меня прекрасные спагетти с мясной составляющей и томатная подливка. Готовить Настя умеет, когда не ленится. С деревенской широтой души пичкает она меня наваристыми бульонами, картошкой с домашним салом и пловом. Она всегда говорит, что я слишком худой и вздыхает при этом. На мои возражения про бурную работу мозга и ускоренный метаболизм Аська-крепыш только отмахивается.
В обед (хотя на часах уже перевалило за полпятого вечера и начало темнеть) я позволяю себе два бокала вина и итальянские мелодии 80-ых. Это ненадолго вырывает меня из унылой минской зимы, когда хочется выколоть себе глаза и сбросить в мусоропровод сердце. Холода несут безнадёжность, ледяное умиротворение и вечный мрак. Музыка же напоминает о славных днях отдыха на море, мелодичной речи.
Аккурат к тому времени, когда я самодовольно щёлкаю клавишей Enter и отправляю статью про электротранспорт одному из своих заказчиков, вваливается Настя. У неё в руках сумки с покупками и я бегу выхватывать их из рук. Себе Настя уже прихватила бутылочку аргентинского и с порога принимается поливать своих коллег и начальство тоннами забористого местечкового мата. Я нежно поглаживаю её налитое свинцовой силой плечо и пытаюсь сжать его. Потуги моих пальчиков для Насти что укус комара. Мы идём на кухню.
Настя ловко накладывает себе остатки макарон, отламывает треть батона и плескает вина в пивной бокал. Я скромно добавляю в свою любимую «стекляшку» (которую дарили Андрею на свадьбу) вина и сажусь напротив неё. Настя излучает мощь и аппетит. Я повинуюсь её влиянию и намазываю себе бутерброд с маслом и колбасой.
— Линия час стояла. Эти грёбаные немецкие станки, вывезенные ещё в сорок пятом из-под Мекленбурга, совсем на ладан дышат.
— А разве вас не дотировали? По телику же показывали.
— Ага, дотировали. Два раза задотировали и один раз обдотировали. Наш директор на этом ездит… как его… «Лехусе», во. Откуда у него деньги-то с его окладом в нашем болоте?
Я молчу. Не настроен говорить о политике. Настя бодро произносит «давай!» и звонко чокается со мной, почти разбивая бокал. Я смотрю на её шею и слушаю размеренное глотательное «аук». Аргентинское вино, проделавшее путь через половину мира, нашло своё пристанище в пищеводе Аськи. Свою порцию я потягиваю медленно с уважением к проделанному напитком пути.
Возвращается Андрей. Изящным движением свободного по крайней мере до следующего утра человека швыряет свой портфель с договорами и ответами на претензии и торжественно входит с литровой бутылкой «Мартини» и менее объёмной коньячной тарой. «С совещания», — отвечает он на немой вопрос. Я, собственно говоря, на это и рассчитывал, но всё-таки не спеша потягивал вино, мало ли что.
Настя смачно отрыгивается и быстренько варганит омлет Андрею. Тот пока рассказывает про тупых контрагентов, некомпетентных юрисконсультов и бюрократов из министерства торговли. Я благодарно слушаю это жизнеописание ритейлерской суеты и снова подливаю себе в бокал. Потом мы открываем «мартини» и Настя бодяжит его с джин-тоником. Я предпочитаю чистый и лишь бросаю в бокал вонючую оливку из банки с подходящим к завершению сроком годности, которую принёс Андрей. Мы врубаем Ютуб и начинаем оживлённо беседовать. В основном о работе каждого из нас. Время стремительно бежит к десяти вечера.
Первым выключается Андрей. Крепкий армянский коньяк делает своё дело. Он что-то бубнит под нос, поднимается, ища опору на любой доступной плоскости. Сначала это Настино плечо, потом спинка стула, потом делает длинный шаг до столешницы, а дальше начинаются спасительные стены. Андрей удаляется вглубь квартиры подобно мрачному обитателю подземелий и захлопывает за собой дверь. Я примерно знаю, что сейчас будет происходить за белым куском ДСП. Вначале Андрей скинет одежду, накроется одеялом, а потом возьмёт в руки телефон. Это станет его роковой ошибкой, потому как кроме отправки наспех сочинённых стишков бывшей жене больше он ничего придумать не сможет. Они поругаются в чате, она его забанит в тысячный раз. Андрей полезет в Интернет и запустит мобильную онлайн-игру, а потом незаметно уснёт и телефон выскользнет из ослабевших пальцев на покрытый ковролином пол.
Я подсаживаюсь к Насте и говорю что соскучился. Рука моя скользит к её сочной и плотной груди. Настя начинает улыбаться и лихо опрокидывает ещё коктейль собственного сочинения «джин-тоник-мартини». Мы начинаем целоваться. Язык у неё на удивление свежий и подвижный. Обожаю его. Правда, в это время я представляю другую девушку. Иногда в этой короткой шеренге оказывается Ирка, я лихорадочно пытаюсь избавиться от её образа, от бессилия постанываю, Настя расценивает это как экстаз от обладания ею и ныряет в штаны. Здесь у меня действительно начинается экстаз и я предлагаю ей пройти в спальню. Настя говорит:
— Подготовь пока всё что нужно, милый, а я в душ.
Я беру «мартини» и остатки джин-тоника, переношу бокалы, проверяю целостность презервативов, раздеваюсь, запускаю на Настином телефоне её любимую Катю Ши и задёргиваю занавески, а затем зажигаю тусклое бра. Настя приходит в салатовом халатике, под которым спрятано крепкое тело «песочные часы», грудь третьего-до-упора размера и небрежно выбритые врата Венеры. Она садится на кровать прямо в халате, кокетливо подложив ногу под себя (назвать это ножкой я не могу при всём желании). Чтобы вы понимали, Аськина рука в районе плеча толще моего бедра. Мы снова выпиваем и болтаем о новостях.
Затем я приглашаю её на танец. Это старомодное действие почему-то считается неотъемлемым атрибутом наших ночных свиданий. Настя активирует у себя рефлекс чувственности и мы начинаем мягко кружиться. Резких движений я избегаю, поскольку боюсь в этом случае войти в штопор как подбитый «Спитфайр». Мы сливаемся в единый любовный клубок, и я начинаю ласкать её. Несмотря на габариты, а я всегда боюсь, что она слегка меня раздавит, Аська очень чувствительная и начинает ласково, но басовито постанывать — сказывается обилие тестостерона в организме. Я закрываю глаза и представляю Бритни Спирс. Такая вот странная у меня этой ночью сексуальная фантазия.
Глас народа
Утром я подскакиваю на кровати с криком «тринадцатый город». Настя уже ушла, Андрей чешет трёхсуточную щетину и тоже выбегает, помахивая портфелем. Я допиваю «мартини» из горлышка бутылки, стоящей на тумбочке, и иду в душ. Протираясь мочалкой, которая пахнет Настей, я вдруг замираю. Я не помню, как вчера надевал презерватив. Под прохладным душем неожиданно становится очень жарко и душно. Я помню как завершил путешествие на край ночи, но не помню, чтобы меня сдерживала прочная розовая резинка с ароматом сакуры. Я буквально выбегаю из ванны и бросаюсь в комнату. Три индивидуальные упаковки с презервативами лежат нераспечатанные, как и моя любимая одноклассница после выпускного.
Я падаю на кровать. Вот и доигрался. Я всегда в глубине души знал, что пьяный секс с нелюбимыми женщинами приведёт меня к наполовину застеклённой двери в поликлинике с надписью «залёт». Больное творческое воображение уже рисует прибывающих на свадьбу родственников Насти с Могилёвщины. Мне мерещатся разговоры в стиле сериала «Сваты» и такие же деревенские предки Насти, а также бледные лица моих родителей. Я представляю их шок: вместо симпатичной и начитанной Ирки в дом приходит бывший чемпион района по вольной борьбе и пекарь с фабрики «Бильбао» Анастасия Викторовна Разумок.
Трясущимися руками беру телефон. Он разряжен, я нервно втыкаю зарядное в розетку и жду, пока он включится. Я сижу почти голый, а телефон долго тупит. Наконец набираю Настю.
— Проспался, алкоголик? — ржёт она в трубку. На заднем фоне тоже слышно хихиканье. — Что там у тебя, у меня тесто ждёт.
— Настя, слушай, — я пытаюсь сохранить спокойствие в голосе,
кажется, я вчера не использовал защиту.
Опять смех.
— Конечно не использовал, дурачок. Охал так, что я думала, тебя сейчас удар хватит. Ладно, повезло тебе вчера, короче. Я как раз позицию меняла и слезла, а ты и выстрелил. Промычал что-то и заснул. Ну и я отрубилась. Давай, пока.
Я молча сбрасываю вызов. Пронесло не то слово. Можно сказать, я выпрыгнул с последним парашютом из горящего самолета. Тут же телефон звонит опять. Я не глядя отвечаю:
— Ага, мы всё-таки доигрались!
На той стороне повисает молчание. Я смотрю на входящий звонок и вижу «Михаил «Знамяньюс».
— Дружище, я не понимаю, что ты, чёрт побери, такое несёшь? — раздаётся насмешливый голос Мишки, ой, Михаила Иваныча. — Как дела, бухарик?
— Ну почему сразу бухарик? Наслаждаюсь фрилансом. Блин, только вспомнил, что мне сегодня лонгрид писать и приступить я должен был два часа назад.
— Не парься, старик, возможно скоро никаких лонгридов писать не придётся.
Меня опять прошибает пот. Миха работает т а м, в государственном СМИ, и инсайды у него оперативнее собственно событий.
— Что случилось?
— Хочу поприветствовать кандидата в депутаты Палаты представителей от 96-го Чкаловского округа Клименкова Анатолия Борисовича!
Я ничего не понимаю.
— Слушай, старик, хватит бухать! Тебя выдвинули в кандидаты на предстоящие выборы. В роли альтернативного кандидата без альтернативы, если ты понимаешь, о чём я. Ну, чтобы оппозиция не бойкотировала процесс и не заявила о монопольном положении кандидатов «от власти».
До меня начинает доходить. Эту схему я знаю. Я буду этаким зицдепутатом, займу «центристскую» позицию, буду всех критиковать, а потом благополучно солью выборы в пользу назначенного властью кандидата. Создам видимость существования «нормальной оппозиции, у которой были шансы победить, но увы...».
— Да ты погоди отказываться. Дай-ка свой адрес, я приеду.
Миша брезгливо оглядывает помещение и просит тапочки. Наверное, в комнатах стоит перегар, которого я не чувствую. Я веду гостя на кухню, приоткрываю форточку, ставлю чайник. Он отодвигает пустые и наполовину пустые бутылки и достаёт папку с документами.
— По твоему округу из «провластных» выдвигается Арина Арно…
Я тут же начинаю кашлять:
— Что?! Кто?! Эта… представительница службы протокола? Я думал она ещё ходит в школу.
— Как раз окончила. Шучу. Ей вообще-то 22 года, а в депутаты можно баллотироваться с 21. Решение она принимала сама, наверху его одобрили.
— Господи, Миша, что вы делаете со страной?
Собеседник пожимает плечами:
— А что не так? Ты же первый верещал, что геронтократы захватили власть и молодежи не дают дорогу.
— Так я нас имел в виду, тридцатилетних! У нас уже есть какой-никакой опыт. А у неё что — опыт изящного дефиле и хлопания в ладоши на хоккее?
— Молодец! Быстро схватываешь. Заготовка для речи к дебатам у тебя уже есть.
— Я ещё ни на что не соглашался.
— Это мы сейчас исправим. Во-первых, тебя оформят штатным редактором к нам на «Трансельмаш», на совместное предприятие, задним числом. Скажем, точно на следующий день после увольнения с «Меридиана». С ФСЗН мы утрясём. На заводе работает больше двух тысяч человек и тебя выдвинут на общем собрании. То есть ты сразу получаешь официальное место работы без прерывания трудового стажа и кандидатское удостоверение.
Я молчу и потягиваю пиво.
— За эту в общем-то непыльную работёнку ты в течение трёх ближайших месяцев будешь получать по 2 000 долларов.
Бутылка зависает у меня во рту.
— Сколько-сколько?!
— Ты не ослышался. За фиктивную кандидатуру мы заплатим тебе 6 000 баксов, аналогично зарплате депутата «палатки». Поправишь материальное положение, — Миха косится на моё дешёвое пиво, — съедешь обратно в Новую Боровую.
— Это, конечно, очень заманчиво, но я боюсь, что моя репутация после всего этого мероприятия окончательно упадёт на дно.
— А сейчас она где? Ты в блэклистах всех СМИ. Но твоя принципиальная позиция не осталась незамеченной, равно как и регулярные посты в Facebook. Кстати, в этом отношении тебя будет легко продвинуть рекламой. У тебя не мёртвый и свежесозданный аккаунт, а регулярно выплёвывающая порцию критики в отношении власти и оппозиции страничка. В деле с «Инсургентой» ты повёл себя как настоящий журналист, ты был на самой вершине. Да, дело замяли, выставили поверхностным болваном, но люди помнят тебя как честного и открытого человека. Ты, можно сказать, жертва системы. Вот что все помнят. И логично, что ты попытаешься дать ей отпор.
— Ошибаешься! В первую очередь все поймут, что я продался властям от безысходности и меня выдвинул государственный завод. И вообще в честные выборы никто не верит.
— Завод, вообще-то, совместный, белорусско-китайский. Тебе поверят. Ты не какая-то выскочка или «безработный», или «мама в декрете». Ты солидный журналист с решительной позицией и стабильной критикой власти. Мы тебя вообще не ограничиваем в высказываниях, программе и риторике. Говори, что хочешь, доноси позицию. Завоевывай сторонников и возглавляй движение масс, так сказать.
— Всё это полный бред. Эти ваши выборы-перевыборы, на которые никто не ходит, и кандидаты, которых никто не слушает.
— Ты знаешь, у кандидата есть несколько неочевидных преимуществ перед простыми смертными.
— Бесплатное зрительское место на «Дожинках» или дополнительный вес багажа при полётах «Белавиа»?
— Гораздо лучше, — с этими словами Миша достаёт телефон и показывает снимок какой-то афиши. Я прищуриваюсь, потом округляю глаза и выхватываю телефон из рук, увеличивая изображение.
— Я подумал, тебе как журналисту будет интересно. Эх, чего уж там! Дадим тебе инициативную группу, штаб. Возглавит его несравненная Марина Мескалина, моя зам.
Я тупо молчу и аккуратно кладу телефон, не сводя с него глаз. Дело в том, что там заявлен концерт группы «Гражданская оборона-2» во главе с Игорем Федоровичем Летовым.
Тайная вечеря
Я смотрю поочередно в уставшие Андрюхины глаза цвета пуэрториканского кофе и равнодушные Настины цвета позднего октябрьского неба. Я прокашливаюсь, давая понять всю важность момента, и важно произношу:
— Я иду в депутаты.
Андрей хватается за сердце, а Настюха обречённо произносит:
— Всё. Он подсел на наркотики.
Я достаю телефон и включаю его на полную громкость. Если вы живёте в Беларуси, то записывать разговоры с представителями власти как-то само собой входит в привычку. Либо это будет эксклюзив для телеграм-канала, либо не имеющее юридической силы доказательство для следственного комитета.
Мой лучший друг и моя подруга слушают наш с Михой диалог. Я в основном наблюдаю за их реакцией и отхлёбываю пивко. Настя ожидаемо реагирует на величину заработка в месяц и поднимает на меня глаза. Теперь я не кажусь ей таким уж неудачником. Андрей предсказуемо оживляется после паузы на записи, во время которой Миша показывал мне афишу.
— Это какой-то прикол? Кавер-группа во главе с однофамильцем?
— Я же сказал — у кандидатов есть неочевидные преимущества. На концерт Джениса или Курта я тебя провести не смогу, уровень не тот, но к некоторым ребятам — вэлкаме.
— Миша, что происходит?
— Обычный концерт Егора Летова. Ты же вроде как знаком с творчеством? Вот, сможешь пообщаться вживую.
— Какое на хрен вживую? Ничего что мужик умер больше десяти лет назад, когда ему было чуть за сорок?
— Рок-звёзды так просто не умирают. Большинство рок-звёзд после смерти попадает в Беларусь.
— Это как?
— Не знаю, не я же это придумал. Просто однажды они вдруг оказываются в каком-то незнакомом, но важном для них месте и ничего не понимают. Их нахожу я или кто-то из охраны, и отводит в гримёрку. Там они и живут, а когда приходит время, как правило раз в месяц, дают концерты в секретном зале Совета.
— И ты, что же, вживую видел?
— А как же! Я Игоря Федоровича большой поклонник. Помнишь это: «гордая свеча погасла, новой так и не зажглось»?
— Сумасшествие какое-то. А ты можешь меня так просто провести?
— Сколько раз повторять? Только для кандидатов в «палатку»! Так ты как, согласен?
Я выключаю запись. Смотрю на своих друзей.
— Что скажете, ребятки? Есть смысл в депутаты идти?
Первой оживляется Настюха:
— Конечно, соглашайся! Такие деньги, ох, такие деньги, мать моя новозеландский сурок.
Андрюха более прагматичен:
— Ты всё правильно возражаешь. Раскусят тебя сразу же, как пить дать. Сразу ведь ясно, что финансов на свою кампанию у тебя быть не может, значит, кто-то даёт. Раз власти никак на тебя не реагируют и ты про Европу ничего не говоришь, получается, сами власти и дают. Вот и выходит, что кандидат ты фиктивный. Попадёшь под пресс оппозиции, я тебя защитить не смогу.
— Да и плевать, — вступает Настюха. — Это ж шесть штук за три месяца, да ещё и концерты халявные.
— Если только ты вдруг не веришь в возможность победы над Ариной Арно и выхода в «палатку» по-настоящему, — пристально глядя на меня, спрашивает Андрей.
Веры у меня хоть отбавляй. Я охотнее поверю, что верблюд пройдёт сквозь игольное ушко, нежели что я попаду в депутаты. Но ведь целых два концерта с умершими звёздами. Не теми звёздами, что несут ложный аромат красной икры как сухарики на полке в магазине у дома, а реальными и чумовыми. Поговорить с самим Летовым!
— Андрей, ты должен будешь мне помогать.
— С чем?
— С правовой защитой. Вдруг со мной захотят что-то сделать.
— Боюсь, в этом случае я уже ничем не смогу помочь. Так ты не веришь в возможность реальной победы?
— Пока как-то не очень. Может время не пришло?
— Ты должен верить. Вопреки всему и несмотря ни на что. Я думаю, если соглашаться, то только для того, чтобы играть по-настоящему. Это и народ почувствует, и начальники твои довольны будут. А когда, то есть, если тебя не изберут, ты всегда сможешь вывести людей на улицу. И выиграешь вообще вдвойне. Станешь абсолютным любимцем и правдорубом.
Этой ночью я практически не спал.