Война. Осенью сорок первого.
Болото.
-Да тут он, товарищ капитан, тут. Вон то дерево знакомое. И пригорок вроде тот. А вон там за лужком и дот.
-Ага, вроде. А если не вроде. А если в болото попадем.
-Ты, Петро, помалкивай. Ты вообще дорогу забыл, ничего не помнишь. А я точно вам говорю товарищ капитан, вон через лужок и там тропа на остров.
-Погоди, Саня. Ищите в округе большой валун. Кто найдет, кукушкой зовёт других.
Через полчаса Петро прокукукал подзывая к себе. Капитан и Сашка подошли к нему.
-Валун, товарищ капитан.
Капитан внимательно стал осматривать валун и нашел что искал.
-Вот она стрелка. Значит и тропа вон там.
-Это вы этот знак оставили?
-Да, когда уходили. Знал, что тяжело будет возвращаться. Ну, давайте вперед.
Побрели в вязкой трясине и наконец, вышли на открытый луг, залитый водой.
-Вот он, сектор обстрела. Видите порубки ещё не заросли. Вода разлилась и тут теперь обширное болото. Теперь осторожно надо, а то и свои перестрелять могут. В нашей то немецкой форме.
-А что делать, товарищ капитан? Может переодеться. Вдруг и вправду палить начнут.
-Во что переодеться? У тебя форма есть? Или раздеться до белья? Так холодно...
-Так что делать то?
-Сейчас попробуем кое - что...
Сон.
Черемшанину казалось, что он совсем не спал. Так прикорнул чуток, прислонившись к пулемету. Легкая дымка обволакивала мозг. И привиделось ему жена и детки любимые. И услышал он, как зовет она его:
-Черемшанин! Черемшанин!
Сквозь легкую дымку сна вдруг показалось, что кто - то и вправду его зовет. Но кто его может позвать? Степанов рядом причмокивает во сне. Там дальше ещё двое старичков, заступивших сегодня вечером на дежурство на посту. Лежат, прижав к себе автоматы. Жмаченко вчера ходил в отряд и вернулся вечером. Разве что из отряда кто - то со срочным донесением. Но дорогу знают только несколько человек, а обычно прибегает Мишка Гвоздев.
Черемшанин вздохнул и открыл глаза. В дымке болота он увидел слегка различимые фигуры. И на фоне светлеющего неба увидел ненавистную форму и каски с рогами.
-Немцы!
Степанов первый вскинулся и бросился к пулемету. Своей одной рукой он уже хватал запасные коробки с патронами. Старички тоже мгновенно проснулись и бросились к своим местам, выставив автоматы.
-Не стрелять – прошептал Черемшанин – погодите мужики. Может просто ходят. Не заметят и уйдут.
Но фигуры двигались в сторону дота. Медленно, неуверенно прощупывая перед собой дорогу палками. Черемшанин понял, что они двигаются в сторону дота целенаправленно.
-Сколько их? – спросил Степанов.
Пока он видел только три фигуры.
-Наверное, разведка.
И вдруг пришли мысли, что если немцы их обнаружили, то это будет их последний бой. Отступать некуда, и будут они биться, пока хватит патронов и их жизней. А последнюю гранату он прибережет для себя и продаст свою жизнь подороже. Он поёжился и подумал о жене. Так и не узнает, как он погиб.
-Черемшанин, чай у тебя горячий? А то замерзли совсем.
Черемшанин не поверил своим ушам. Голос шел с болота. Первым опомнился Степанов.
-Это ж Санька! Я эту чертяку узнаю по голосу. Санька чертов сын – это ты? – заорал он.
-Степанов, и ты тут? Где тут у вас дорога? А то промерзли совсем.
Степанов выскочил из дота и спустившись к кромке воды стал направлять бредущих по болоту. Наконец они вышли на сухой берег. Все трое по пояс мокрые, но счастливые, что добрели до своих.
-Здорово, чертяки – Степанов одной рукой обнимал Сашку и потом Петра. Перед капитаном он слегка замялся, но капитан сам обнял его и стал похлопывать по широкой спине.
-Чаю давай, Степанов, чаю давай.
Мгновенно раздули угли в печурке и поставили чайник. Пока вскрывали консервы, вытаскивали припрятанный сахарок, Степанов послал старичков в лагерь с донесением и вскоре прибежал старшина Жмаченко с сухой одеждой. Он долго обнимался с каждым разведчиком и даже прослезился.
Переоделись в сухое, напились чаю, наелись. Капитан и Петро тут же легли поспать, а Сашка остался дежурить, ну и поговорить с мужиками.
-Ну, как живете, Жмаченко?
-Ну, как живем? Хорошо живем. Можно сказать «как у Христа за пазухой». Еды хватает. Кухня работает. Даже пекарня есть. Отряд хлебом снабжаем. За те два месяца, что вас не было, почти все бойцы выздоровели. Воюют. Правда и новые раненные есть. Журавлев молодец. Немцам покоя не даёт. Бьёт где только можно. Анна Петровна, Лена, Зинуля уж все глаза проглядели ожидаючи вас. Вот так вот. Ну, а вы - то как?
-Ну как мы? Нормально. Довели дивизию до линии фронта. Но пока разведку провели, пока с нашими согласовали, где лучше перейти, как ударить немцам в спину, чтоб с пользой, ну и все такое в общем времени много прошло. Разработали хитрющий маневр. Сначала отвлекли ударом по одному участку фронта, а сами кинулись в другую сторону. Потом, создавали впечатление, что на прорыв идем. Немцы за нами туда - сюда, а нас нигде нет. Растворились. Потому что отвлекала сначала рота, потом взвод, а потом мы втроем сабантуй им устроили. И ушли не к линии фронта, а наоборот вглубь их обороны. Ну и потом сюда.
-А дивизия как же?
-А что дивизия? По кромке болота, потихонечку и перешли. Товарищ капитан перед уходом передал все командование генералу Лебедеву. Знамя, документы, списки живых и погибших, ну всю канцелярию. Ракова помните? Семен Михайловича? Так его комиссаром дивизии назначили. Из числа осужденных штаб собрали. Там три генерала было. Вот их. Все трое после одного боя кровью искупили. В общем полный комплект.
-Погоди. Этих генералов товарищ капитан в бой запретил пускать. В тыловой команде оставлял. Что бы не убили ненароком. Говорил: «Это золотые кадры». А как же они кровью...?
-Так, а я о чем. После одного боя вызывает товарищ капитан к себе этих троих и спрашивает: А что товарищи генералы после обстрела никого не ранило. Ну, те смущаются, мол обстрел был, но слава богу никого не задело. А один даже возмущается. Как мол нас ранить могут коли мы в тылу находимся, а на передовую нас по вашему приказу не пускают. А товарищ капитан тут и говорит: «Ну что ж товарищи генералы, коли вас всех троих одной миной ранило, можно считать, что вы кровью искупили и судимость с вас мы снимаем». Они, конечно, все трое в недоумении – какая мина? Тут Петя крайнего хрясть ножом по ноге. А я двух других, одного в руку, другого в плечо. Кровянка с них течет, а сами раны так - плевые. Неглубокие и неопасные. Они сразу смекнули зачем мы их полоснули, и возмущаться стали, что это нечестно, что пусть им в руки винтовки дадут и в траншею направят, там они кровью смоют с себя судимость. Ну, тут капитан и разозлился. А что говорит вы и вправду такие виноватые, правильно вас осудили и вы самые настоящие «враги народа»? Тут все трое и замолчали. А капитан и высказался им. Я, говорит, воюю, как считаю нужным. И мне нужны не ваши руки, а ваши мозги. Знания и опыт войны. Вы мне в штабе нужны, а не в траншеях. Вызвал генерала Лебедева, Ракова, особиста Бойко и врача. Показал на генералов и приказал - оказать им помощь медицинскую, а потом оформить снятие судимости. Бойко первый все понял. Усмехнулся и говорит: «Есть, снять судимость». А генерал Лебедев, оказывается, всех троих знал. Они у него в академии учились. Он и попросил помочь снять с них судимость. Вот такие вот пирожки.
К обеду, все трое переоделись в советскую форму и пошли в лагерь. Здесь их уже ждали. Анна Петровна, Лена и Зина накрыли столы. Старички расстарались и приготовили праздничный обед. Пришли из отряда Журавлев, Скворцов, Мишка Гвоздев, Зайченко и Галина Степановна. Все обнимались после долгой разлуки, расспрашивали о делах, о дивизии. Сашка снова рассказал о том, как дивизия перешла фронт. Выпили за победу. А потом Зайченко сообщил новость радостную. Он и Галина Степановна поженились. Журавлев оформил все приказом. Все их поздравляли. А настоящая свадьба обязательно будет после победы.
После обеда капитан, Журавлев и Скворцов остались поговорить.
-Ну что, птичья дивизия, как дела то?
-Почему птичья? – удивился Журавлев.
-Ну, так Журавлев, Скворцов да Лебедев. Как есть птичья дивизия.
Посмеялись. Поговорили о текущих делах, а в конце Журавлев сказал:
-Хорошо, что ты вернулся. Тут у нас недавно ЧП одно случилось, так я так жалел, что тебя нет здесь. А я так и не научился решать такие проблемы.
-Какое ЧП?
-Да один из раненных хотел изнасиловать нашу санитарку Зину. Если б был он из простых рядовых, я б его лично шлепнул. Но этот гад - полковник. Как его за жабры взять, не знаю. Если бы был факт изнасилования, я бы знал что делать. По закону военного времени. Так ведь не было. Попытка была. Спасибо старшине Жмаченко. Вовремя он ворвался в землянку и гада того оттолкнул. Фамилия этого гада Пломбин.
-Хорошо, Ваня. Разберемся. Дай время.
Несколько дней ходил капитан по госпиталю, заглядывал к раненным, общался с ними. К счастью многие землянки были пустыми, раненных было немного. В одной собрались те раненные, кто остался с той санитарной летучки, у кого ранения ещё пока не позволяло вернуться в строй. Здесь не хватало только Черемшанина и Степанова. Их раны давно зажили и несли они бессменный дозор на посту в доте. Не было здесь и полковника Пломбина с одним лейтенантиком. Он потребовал для себя отдельную землянку как старший командир. Предлагал к ним перейти одному майору и капитану, но те отказались, оставшись со всеми раненными из тех, кто ехал в той санлетучке.
Постоял капитан и у трех могил. Тех кто умер не успев получить нужной помощи в тыловом госпитале. О них больше всего сожалела Анна Петровна. Что не довезла их. Может все равно умерли бы они и в тыловом госпитале, кто знает, но винила себя.
А через несколько дней вызвал капитан всех в большую землянку на суд.
Суд.
Сначала вызвали санитарку Зину. За столом сидели капитан, Журавлев и Жмаченко. Дальше на скамеечке Анна Петровна, Лена, Зайченко с Галиной Степановной и как всегда Мишка Гвоздев. У порога землянки на стульях Сашка и Петро.
Зину посадили на стул перед судьями и попросили рассказать, как было дело. Но Зина упорно молчала. На вопросы не отвечала, опустив голову вниз и теребя подол юбки.
-Ну что ж, по моему здесь все ясно – сказал капитан – здесь явно была попытка оклеветать командира Красной Армии. Надо привлекать её к ответственности.
Зина от неожиданности подняла голову и растерянно посмотрела на всех.
-Как же так – удивилась она – я же не вру.
И заплакала.
-Да как же вы не понимаете – вмешалась Лена со своего места – ей же неудобно говорить об этом. Тут одни мужчины, а это совсем молодая девушка. Девчонка ещё.
-Нет тут мужчин или женщин. Есть бойцы и командиры Красной Армии и есть преступление, которое мы здесь расследуем. И следует рассказать, об этом как есть. А иначе как нам судить? Сейчас мы вызовем полковника, а он скажет, что ничего подобного не было. И кому нам верить? Слухам или словам командира Красной Армии, сказанным под протокол?
-Зина, рассказывай как есть. Как мне рассказала, так и расскажи – Анна Петровна возмущенно всплеснула руками – ты хочешь, что бы он от наказания ушел?
Зина вытерла слезы и тихо начала рассказывать:
-Попросил он у меня немного спирта, сказал, что у него день рождения и как его не справить с другом лейтенантом. Я, конечно, знаю что запрещено это, но уж больно жалобно он просил. Говорил, может и не справит свой следующий день рождения. Война ведь, все может быть. Ну, я и пожалела. Отлила немного и принесла им в землянку. Полковнику и лейтенанту молодому. Их только двое было в землянке. А у них уже и стол был накрыт. Они спирт развели, у них полбутылки получилось. Ну, они меня очень просили присесть с ними, а то говорят какой праздник без женщины. Хотели, что бы я выпила, но я отказалась. Они выпили один тост, потом ещё. А тут спирт и кончился. Просили ещё принести спирта, но я отказалась. А потом полковник приставать ко мне начал. Всякую чушь нес на счет любви на фронте. Я хотела встать и уйти, а он лейтенанту приказал выйти, а когда тот вышел за дверь, накинулся на меня. Стал одежду на мне рвать. Я кричать стала. Тут в дверь ворвался товарищ старшина Жмаченко. Он товарища полковника оттолкнул, меня за руки взял и вышел со мной. Я побежала в нашу землянку. Там меня увидела Анна Петровна. Я ей все рассказала. Просила никому не говорить, что б позора не было. Анна Петровна обещала подумать, а через несколько дней сказала, что все расскажет Журавлеву, что это так оставлять нельзя.
Зина плакала и вытирала нос платочком.
-А как себя вел в момент нападения на вас лейтенант, которого полковник выгнал из землянки?
-Он стучал и кричал, что бы товарищ полковник не трогал меня. Пытался дверь выломать.
-Подтверждаю слова Зинаиды – Жмаченко развернулся на стуле – кричал и стучал. Я собственно его и услышал сначала. А криков Зинаиды из блиндажа слышно не было. Только в самом близи я её услышал, а когда понял - дверь высадил.
-Учтем это. Ну, картина примерно ясна. Кстати, он хотел отметить день рождения? Но в его документах записано, что родился он весной. Интересно, правда?
-Вот гад! Придумал, значит. Развлечься решил.
-Журавлев! Спокойней. Гвоздев, сходите и позовите того лейтенанта. Только не говорите куда и зачем.
Лейтенант оказался совсем юношей. Рассказывал о себе волнуясь и торопясь. Рассказал, что окончил курсы командиров с отличием и был представлен к званию лейтенанта. Но в первом же бою был ранен в грудь. Сквозное ранение легкого. Отправлен в госпиталь. Анна Петровна подтвердила, что ранение у лейтенанта действительно было тяжелым, и он с трудом выздоравливал при отсутствии нужных медикаментов. Но выкарабкался. Теперь ему нужно время для восстановления.
-Вы знали о замысле полковника в отношении этой девушки.
-Никак нет, товарищ капитан. Я думал, пригласил просто, что бы отметить день рождения. Я удивился, когда он приказал мне выйти, а когда услышал шум, думал у них все по договорённости. Но потом услышал крики девушки и понял все. Хотел выломать дверь, только сил не хватило.
-Почему вы проживали отдельно от других раненных?
-Так товарищ полковник сказал, что командирам полагается отдельная землянка. Он и товарища майора и товарища капитана, которые на излечении находятся приглашал. Но они отказались.
-А зачем он вас пригласил с собой вы, не догадывались?
-Ну, одному было бы скучно. Мы много говорили. Товарищ полковник много рассказывал
-Наверное, о женщинах он вам говорил? О своих победах рассказывал?
Лейтенант опустил голову.
-Не все его истории мне нравились. Но я молчал. Он ведь старше и по званию и возрастом. Не хотелось обидеть.
-Ну да. И если просил о чем ни будь было же неудобно отказать. Кто бегал на кухню и приносил чайку, когда ему это хотелось? Было такое?
-Ну как можно отказать старшему товарищу.
-Эх, лейтенант, лейтенант. Скоро он вас попросил бы надраить ему сапоги и вы бы из вежливости сделали это. А он бы над вами посмеялся в душе. Нашел себе дурака.
Лейтенант стоял с пунцовыми щеками, опустив взгляд в землю. Он сгорал со стыда.
-Садитесь, лейтенант и пусть это послужит вам уроком. Саша. Сходите с Петром за полковником и очень вежливо, но настойчиво пригласите его сюда. Будет отказываться или сопротивляться примените силу. Но учтите, у него есть пистолет.
Через десять минут в землянку ввалился полковник и начал с крика и угроз. Минут пять он изрыгал проклятия и угрожал всем расстрелом, но стоило ему сделать движение в сторону стола, железные руки Петра усадили его на стул. В остальном ему не мешали. Через пять минут он выдохся и уселся, бурча угрозы под нос.
Капитан поднял брови вопросительно глядя на Киренского.
-Отказывался идти, говорил кому надо пусть сам к нему приходит. При повторном приглашении посылал нас... Ну, сами знаете куда... потом пытался применить оружие. Пришлось отобрать и доставить.
-Полковник Пломбин! Вы находитесь перед судом военного трибунала. Мы вызвали вас...
-Да кто ты такой – заорал Пломбин – кто ты такой что бы мне указывать. Я сам вас всех под трибунал...
- ...чтобы выслушать вас о ваших действиях в отношении рядовой Зинаиды...
-Да пошел ты...
-Вы отказываетесь давать показания? Впрочем, это понятно. Этот инцидент нами разобран, мы выслушали показания пострадавшей и свидетелей. Но есть другой вопрос, который нам до конца неясен. Скажите, каким образом вы попали в госпиталь с таким ранением?
Пломбин как будто сходу налетев на забор, замолчал удивленно глядя на капитана.
-У вас ранение ладони. Причем левой. А вы правша. Мы исключаем возможность самострела поскольку ранение действительно получено осколком мины. Ваша рана давно зажила, но вы всё время утверждали, что ваша левая рука невозможно сильно болит и практически не действует. Якобы перебиты нерв и сухожилие. Но, по словам очевидцев, ваша рука достаточно свободно действует. По заключению врача вы свободно можете действовать рукой, поскольку признаков повреждения нерва и сухожилия у вас нет. Вы утверждали, что это не так. Врач верила вам, поскольку и представить себе не могла, что здесь речь идет о симуляция. Однако, при нападении на девушку вы применили значительную силу обеими руками. Да так, что на обеих руках потерпевшей остались синяки от ваших рук. Таким образом, мы можем сделать заключение, что все это время вы находились в госпитале незаконно и уклонялись от службы. Что вы на это скажете?
-Моя рука не действует. Она болит.
-Но вы же не рядовой. Вам не нужно было держать в руках винтовку. Выполнять обязанности начальника штаба вы вполне могли бы.
-Не мог бы. У меня не действовала рука.
-Хорошо. Нам ясно, что вы симулировали. Однако, в большей степени это вина врача, а не ваша. Поскольку это она вас не выписывала и не направляла в отряд.
-Тогда что вам от меня нужно?
-Мы хотим знать, как вы попали в госпиталь?
-Я привез своего раненного шофера. Я был тоже ранен. Мне оказали помощь. И оставили в госпитале, поскольку уходить было некуда. Вокруг были немцы. Мой шофер здесь, можете его допросить.
-Конечно. Мы так и сделаем. Гвоздев попросите сюда рядового Онищенко.
Через минуту в землянку вошел солдат, опираясь на костыль, проковылял к столу и вытянулся по стойке смирно.
-Рядовой Онищенко по вашему приказанию прибыл!
-Садитесь, Онищенко. Расскажите, как и где вас ранило и как вы попали в госпиталь.
-Так я докладывал вам товарищ капитан. Как я попал в госпиталь, не помню. Мне сказали, что привез меня туда товарищ полковник. А я был без памяти.
-Анна Петровна, расскажите о ранении Онищенко.
-Ранение у рядового Онищенко тяжелое. Кроме рванной раны бедра и большой кровопотери, осколок мины ударил в кость и она треснула. Нам составило большого труда во время операции сопоставить отломки. Но к счастью это удалось, и нога срослась. Сейчас, как видите, он начал ходить. Когда его привезли к нам, он действительно был без сознания, из-за тяжелой контузии.
-Онищенко, а где вас ранило? Расскажите подробно обо всем.
-Наш полк дрался в окружении. Но я знал одну дорогу через лес, по которой можно было выскочить из окружения. Я доложил товарищу Пломбину об этом, он был начальником штаба. Он сказал, что расскажет об этом командиру полка. Потом немцы рассекли нашу оборону и приблизились к штабу полка. Командира убило у меня на глазах. Его зама тоже. Батальоны дрались в окружениях. Я отстреливался вместе со всеми, кто был в штабе полка от немцев, но тут меня позвал товарищ Пломбин и сказал, что его срочно вызвали в штаб дивизии. Я ещё удивился как могли его вызвать если связи уже не было. А он сказал что это было ещё раньше, до того как связь прервалась. Что ему нужно прибыть туда со срочным донесением. Ну, я конечно подчинился. Мы выскочили из окружения по той дороге, о которой я говорил, и тут мина ударила рядом с машиной. Я потерял сознание и больше ничего не помню.
-Но вы говорили, что сознание возвращалось к вам, и вам показалось, что полковник Пломбин, вытащил вас из машины, сел за руль и уехал. А вы оставались на месте взрыва. И вы подумали, что он вас бросил. Думая, что вы убиты. Однако, потом вы увидели что машина возвращается и он стал затаскивать вас в машину. Причем сделал довольно грубо и когда он задел вашу раненную ногу вы потеряли сознание окончательно.
-Наверное, так оно и было. Я сейчас уже и не помню.
-Пломбин, вы знали, что шофер ранен, а не убит.
-Я думал, что он убит.
-Почему же уехав, вы вдруг вернулись за «трупом».
-Я подумал, а вдруг он жив.
-Однако по приезде в госпиталь врачу вы сразу сказали, что ваш шофер ранен. Как это понимать?
-По дороге он начал стонать и я понял, что он жив. И повез его в госпиталь.
-Поэтому вы везли его, не оказав ему никакой помощи? Не перевязав его раны?
-Я вел машину, у меня не было возможности. Кроме того я сам был ранен.
-Хорошо. Объясните, кто вас вызвал в штаб дивизии и с каким поручением вы туда поехали?
-Этого я не имею права рассказывать.
-Вам придется рассказать об этом, иначе мы будем думать, что вы дезертировали с поля боя.
-Меня вызвал начальник штаба дивизии Караваев.
-Ложь! Караваев вас не вызывал. Вы это придумали сами.
-Откуда вы знаете об этом? Кто вам сказал?
-Сам Караваев. Остатки вашей дивизии переходили фронт вместе с нами. Он и рассказал о вашем дезертирстве. К счастью кроме вас нашлись люди, которые взяли на себя командование остатками полка и полк пробился к дивизии и они вышли вместе с нами за линию фронта. Помните капитана Колчина? Он жив и не раз вспомнил вас недобрым словом. Когда я услышал вашу фамилию среди раненых, я сразу понял что это вы. Вы Пломбин трус и предатель. Вы бежали с поля боя, используя шофера Онищенко и его машину. Он, конечно, не догадывался о ваших планах. По дороге вас накрыло минометным обстрелом. Вас и Онищенко ранило. Вы прекрасно видели, что Онищенко только ранен, но выбросили его из машины и уехали. Но потом вам пришло в голову, что можно не ехать в штаб дивизии где, вам вряд ли простили бы ваш проступок, а поехать в госпиталь, якобы спасая раненного шофера. Пользуясь суматохой вы сели в санлетучку, которая отправлялась в тыл, однако пути разбомбили и санлетучка вернулась откуда выехала. Вы продолжали изображать тяжело раненого и прятались среди настоящих раненных. Когда мы перевезли всех на остров, вы поняли что это ваш шанс спастись от фронта и расследования. Остались тут. Думали «Пройдет время и все забудется». Постепенно вы уверовали в свою безнаказанность и почувствовали себя королем. Но вы не король. И даже не шут. Жаль, что здесь нет капитана Колчина, он обещал при первой же встрече пристрелить вас как бешенную собаку. Но, трибунал разберется и вынесет своё решение. Получите, то что заслужили.
Пломбин молчал глядя в землю. И вдруг завизжал так, что даже Мишка Гвоздев вздрогнул:
-Сволочь, Колчин, почему ты не сдох там в штабе. Тварь, я бы тебя сам пристрелил. Я думал они там все сдохли. Что всех их перестреляли, раздавили танками...
Капитан переждал истерику и спокойно спросил:
-Вы признаёте себя виновным в том, что покинули полк без приказа в момент окружения?
-Признаю.
-Почему вы покинули полк в момент боя?
-Испугался.
-Все остальное вы тоже признаёте? Не молчите, Пломбин! Для вас единственный выход в данной ситуации – добровольное признание. Это может смягчить вашу вину.
Пломбин поднял взгляд, его глаза забегали от одного судьи к другому.
-Признаю, я все признаю. Готов искупить кровью. Дайте мне шанс.
-Хорошо. Выведите подсудимого, мы посовещаемся.
Пломбина вывели.
-Ну что скажете?
Несколько секунд длилось молчание. Потом Лена спросила.
-Товарищ капитан, а это правда, то что вы рассказали про Караваева и Колчина? Вы их действительно встречали?
-Ну, Лена! Вас пора брать в разведку. Я действительно не знаком ни с Караваевым, ни с Колчиным. О Караваеве услышал, как и вы, только что от самого Пломбина, а вот о Колчине упоминал шофер Онищенко. Он тогда спрашивал Пломбина не нужно ли предупредить единственного оставшегося в живых комбата об их отъезде. Пломбин сказал, что Колчин обо всем предупрежден. Я не знаю, живы ли Караваев и Колчин. Скорее всего они погибли. Все сказанное - моя импровизация и как видите, она сработала. Он признался сам во всем. Он подумал, что если они живы и дадут показания против него, его расстреляют как труса и предателя. А так у него был бы шанс выжить. А потом возможно выбрать момент и перейти на сторону немцев. Обычно так делают предатели.
Все молча слушали. Потом Жмаченко вздохнул:
-Однако, товарищ капитан. Раскололи вы этого...
-Так какие будут решения? Жмаченко?
-Расстрелять! Другого быть не может решения.
-Журавлев?
-Расстрелять.
-Ну что ж, мнения совпадают. Саша, введите подсудимого.
Когда огласили приговор Пломбин упал на колени и стал умолять простить его, дать шанс кровью искупить. От лощенного полковника ничего не осталось и глядя на него никто не понимал как такое ничтожество сумел получить такую должность и звание. Видимо война счищала шелуху.
Саша и Петро выволокли его за руки и ещё долго были слышны его крики, мольбы и стоны. Лагерь затих в тревожной тишине. Автоматная очередь прервала крики. Наступила тишина.
Вернулись Саша и Петро. Оба хмурые и насупленные. Сашка брезгливо вытирал руки ветошью, как будто только что держал в руках что то очень мерзкое.
-Где? - спросил капитан.
-В болоте утопили. В трясине. Не всплывет.
Нежность.
-Почему ты такой? – Лена целовала губы и гладила волосы – почему ты такой?
-Какой?
-Такой... Колючий.
-Не знаю. Стал таким.
-А почему ты стал таким? Расскажи. Я хочу все знать о тебе.
-Это очень сложно объяснить.
-Я постараюсь тебя понять...
-Хорошо. Я учился в спец школе госбезопасности. Нас хорошо обучали. Учителя были отличные. Потом служил в спецподразделении. Но недолго. Началась война. Кстати о ней мы тоже предупреждали наше руководство. Но, поверить в это было сложно. Я никого не осуждаю. В начале войны у меня уже была своя группа. Ребята смелые, решительные, хорошо обученные. Многие прошли «финскую».
-А твой орден тоже с «финской»?
-Нет. Я там не был. Получил позже на этой войне.
-А почему ты его не носишь?
-Не хочу. Не могу. Так вот! Когда началась война, нам поручили вывезти одни очень важные документы. Но из–за одной трусливой сволочи, которая «без приказа» не могла сдвинуться с места, машина вышла поздно и мы попали в окружение. Немцы окружили нас, но ещё не знали, что мы везем. Но, это были очень важные документы. Нужно было сохранить их любой ценой. И мы пошли на прорыв. Мы вырвались из окружения. А немцы уже стали догадываться, какие документы мы пытаемся вывезти. Они бросились в погоню за нами. Ребята оставались, что бы прикрывать отход группы. Один за другим они погибали. Последними меня прикрывали трое моих ребят, когда я уходил один с документами. Они все были ранены и понимали, что у них нет шансов уйти. Они положили свои жизни, что бы я ушел от погони. И я ушел. Отстреливался, был ранен, но дошел до своих. Потом лежал в госпитале. Там и вручили награду. После выздоровления мне поручили создать новую группу, Но я узнал, что человека, из-за которого погибла моя группа, назначили моим начальником. Я отказался служить с ним и написал рапорт на фронт. Кое кто был очень рад от меня избавиться, а если бы меня убили, был бы рад вдвойне. Потому, что я спросил бы с них за моих погибших ребят. Меня направили на новое место службы, на фронт. Но я не успел доехать. Прорвались немцы. Я встретил Сашку, потом Петра, тебя, Ваньку Журавлева и вдруг понял, что вы и есть моя новая группа. Я не смогу без вас.
-Вчера ночью ты разговаривал во сне. Тебе что то снилось?
-Да. Это уже не первый раз. Мне снились мои погибшие ребята. Они говорили со мной. Они просили меня выжить и уберечь вас. А когда мертвые просят живых, нужно обязательно выполнить их просьбу. Я стараюсь это делать.
-Да. Когда мертвые просят живых, нужно обязательно это делать.
-А ещё они просили меня что бы я тебя крепко поцеловал.
-Ну, уж это твои выдумки. Не просили тебя об этом.
-Нет, правда, просили. Не вчера, но было и такое. Тебе было страшно, когда ты попала к немцам?
-Сначала, да. А потом я вспомнила, чему ты нас учил. «Если не можешь убить врага сейчас, сделай это позже».
-А когда ты резала горло этому фашисту, тебе было страшно?
-Да. Но я бы сделала это ещё и ещё раз.
-Расскажи, как это было.
-Не хочу. Сейчас не хочу. И вообще я все рассказала в штабе. Сейчас я хочу говорить с тобой только о хорошем.
-Тогда расскажи ещё раз о маме и папе.
-Хорошо. Это я люблю... Ну, слушай...
Разведка.
Лене тоже снились сны. О той самой разведке, где она перерезала горло тому толстому фельдфебелю. Иногда она в страхе просыпалась. Иногда плакала. Но избавиться от воспоминаний не получалось.
В тот день в штабе решали, кому пойти в разведку на станцию и обязательно зайти в деревню рядом со станцией, к бабушке Самсонихе, за лекарственными травами. Они были жизненно важны. Лекарств уже не оставалось, а раненные появлялись после каждого нового боя.
Мишка Гвоздев предложил сходить и быстренько вернуться. Но, молодой парень сразу вызвал бы подозрения. Кроме того, если бы нашли список лекарственных трав, которые просили у бабушки, стало бы ясно, что человек из партизанского отряда.
А Лена знала, какие именно травы нужны и ей не нужен был список.
Она пошла переодевшись побирушкой. Это была лучшая маскировка. Многие ходили по деревням, меняя вещи на продукты. Немцы мало обращали внимания на нищих, голодных людей.
Станция хорошо охранялась, но Лена знала к кому обратиться. Она быстро нашла нужного человека и запомнила всю информацию, которую он ей передал. Теперь нужно было зайти к бабушке Самсонихе в деревню в пяти километрах от станции. Деревня была большая, а бабушка жила почти в центре её. Нужно было пройти через посты и патрули немцев. Лена прошла. На нищую, грязную побирушку не обращали внимания.
Она зашла к бабушке и та, увидев её, расплакалась и тут же усадила за стол. Лена разделась и вымыла руки и лицо. Потом она поняла, что нельзя было этого делать. Но как всякая девушка, да ещё учившаяся на врача органически не переносила грязных рук за едой. Она очень хотела умыться. Лена подумала, что уходить будет ближе к ночи, а до леса недалеко. А там уже её должны были ждать свои.
Лена сидела за столом и разговаривала с бабушкой, как вдруг к дому подъехал бронетранспортер с солдатами. Командовал ими толстый фельдфебель.
Потом в штабе Лена рассказывала:
-Когда у бабушки Самсонихи, я увидела подъезжающих немцев, я ещё не боялась. Я узнала все, что было нужно и оставалось доставить эти сведения в отряд. Документы у меня были в порядке и я не боялась проверки. Сказала бы, что пришла лечиться к бабушке. Но когда бабушка сказала, что этот здоровенный фельдфебель - насильник и не пропускает ни одной молодой девушки, а недавно изнасиловал тринадцатилетнюю девочку, которая попалась ему на глаза, вот тогда я испугалась. Я поняла, что мимо меня он не пройдет. Его люди схватят меня, а он не отпустит пока не получит своё. И неизвестно отпустит ли потом. И тогда я сделала то, чему меня учил ты. Я постаралась выжить. Перехитрить врага. И когда этот фельдфебель зашел в хату он увидел молодую, очень привлекательную девушку, но немножко тронутую умом. Он, наверное, очень обрадовался. Симпатичная девушка и слабоумная. Да это находка. Она и сопротивляться не будет. Я и не сопротивлялась. Бабушка Самсониха сама была очень удивлена, но не выдала себя. Он взял меня за руку и повел в свою хату. Я шла и напевала песенки. Я хорошо играла. Мне все поверили. Просто я вспомнила таких больных, которых видела в психиатрической больнице, куда мы ездили на занятиях в институте. Мы пришли в хату и он отпустил всех своих солдат, даже часового отослал к воротам. А обычно он стоял на крыльце. Стал раздеваться, и когда обернулся, у него были очень удивленные глаза. Впрочем, я не дала ему опомнится и полоснула его по сонной артерии. Сашкина финка лежала у меня в сапоге, он отдал мне её на всякий случай. А она очень здорово отточена. Мне не нужно было даже прикладывать усилий. Она вошла в горло как «нож в масло». Пока он хрипел и исходил кровью, я взяла все его документы, автомат, пистолет и гранаты. Но главное документы. Это я помнила. Я вылезла через окно. До леса было недалеко. На улицах никого и я прошла спокойно. А потом вернулась в отряд с ребятами.
Анна Петровна тогда сказала:
-Ты молодец. Но я с ужасом думаю через что тебе пришлось пройти. Девушка... Ножом по горлу...
-Я защищалась. Я защищала Родину. Это война. Нужно было воевать...
Финку Сашка подарил ей. Она носила её на поясе рядом с пистолетом подаренным ей капитаном.
Задание.
После Нового года немцы бросили значительные силы на разгром отряда Журавлева. На Рождество отряд устроил немцам «праздник с фейерверком». Взрывы на станции, в ресторане, где немцы отмечали Новый год, взрывы железнодорожных путей, постоянное уничтожение телефонных столбов и иногда мелких гарнизонов.
Отряд был немногочислен и отличался мобильностью. Всех раненных отправляли в госпиталь на остров. Поэтому двигался он стремительно и обрушивался на немцев там, где его совсем не ждали. После очередной попытки взять отряд в кольцо, Журавлев принял решение уйти на время из этих мест, оставив небольшую группу, для прикрытия госпиталя. Основная группа ушла на север и увела за собой немцев.
Но главное было получено задание из центра, наладить утерянную связь с подпольем в одном из городов той области где базировался отряд. В этом городе была разведшкола абвера и в ней действовал наш разведчик. Но связь, которая шла через подполье, была утеряна после предательства одного из её членов. Нужно было восстановить связь и создать новое подполье во что бы то ни стало. Поручили это отряду Журавлева. Никого из местных привлечь к этому делу не рискнули. Как выполнить эту задачу никто не знал. Связь нужно было налаживать с нуля. Никому из оставшихся в живых членов подполья доверять полностью было нельзя. Задача крайне сложная, но выполнить её было очень нужно. Центр просил оказать содействие.