Часть 2. Зайка

         


                2.1.

        Когда один из злобных критиков весьма нелестно высказался в адрес будущего классика, громко заявив, что будто бы и Зая это не имя, и Худой — лишь неудачно взятый псевдоним, потому что «где это вы видели в жизни худого зайца?», Зая тут же парировал в ответ:
        - А где вы видели в  жизни толстого льва?
             
        На этом инцидент был исчерпан, а злобный критик в очередной раз посрамлен.

 
                2.2.

        В Москву Зая Худой переехал уже в зрелом возрасте, а до этого творил на малой родине — в небольшом городке на Каме.  Невероятная популярность в жанре коротких романов  дала повод злобным критикам за глаза называть знаменитого классика «волшебником из удмуртского города». В глаза они его так называть боялись, поскольку Зая и злобные критики находились в разных весовых категориях не в пользу последних.


                2.3.

        Зая Худой   не раз обращал свой взор на многострадальные братские народы  и создавал о них  свои бессмысленные  (зачеркнуто) бессмертные творения.  Вот,  к примеру,  один из таких коротких романов:

                Про Фиму
      
        Папа Фимы Мордыхай Шмухер имел что-то такое против Советской власти, поэтому детство Фима провел в Магадане.
        После окончания школы наш герой переехал поближе к цивилизации, и мы с ним имели приятно познакомиться.
      
        Фима знал огромное количество   баек, с удовольствием трепался  (зачеркнуто) рассказывал их к месту и не к месту и заслуженно получил прозвище Шмухеризада.
        Затем он переехал в Израиль, однако что-то там у них  с Израилем не случилось, и года через три вернулся с еще большим количеством звонких шекелей  (зачеркнуто) веселых историй.
      
        Теперь все наши зовут Фиму Шмухеризрая.


                2.4.

        С раннего детства Зая Худой познавал тяготы и лишения воспитательного процесса от отца своего, Дормидонта Худого. Причем лишения он познавал за дела свои, а тяготы — за слова.
        И если проказы шалун делал осознанно, то слова, произносимые его языком выскакивали внезапно, вдруг, что впоследствии дало повод Зае задуматься, его ли это язык, или имплантированный извне в результате операции в раннем возрасте, о чем он  помнить конечно же не мог.

        Зая несколько раз подходил с этим вопросом к родителям, но те лишь отшучивались и не говорили всей правды.  С годами интерес к поиску своего утраченного языка прошел, имплантированный же наоборот, нашел нужный звук и сочность, обретя все признаки дворового (зачеркнуто) литературного классического. Однако способность говорить  что не следует и где не следует  у Заи Худого осталась.
      
        Сочувствующие писатели нередко  советовали, мол, брось, Дормидонтыч, промолчи лишний раз, а то доведет тебя твой язык  до того, от чего не зарекаются. На что Зая обычно отвечал: «Это точно. Тут вопрос только в том, что случится раньше. Либо я его доведу до Киева, либо он меня — до цугундера».
      
        Ниже приводится несколько примеров, когда язык Заи Худого произносил фразы прежде, чем его мыслительный аппарат понимал, о чем идет речь:

                Когда в связи с ухудшением российско - украинских отношений было прервано воздушное сообщение между нашими странами, Зая Худой тут же прокомментировал событие следующей крылатой фразой: «Редкий москаль долетит до середины Днепра».

                Когда Заю Худого спросили, верит ли он, что российские спецслужбы причастны к неудачному покушению на премьер-министра Черногории и попытке свержения правительства страны, он ответил, что даже не сомневается в этом.
        - Но для чего это нужно было делать?- спросили его
        - Для того, чтобы впоследствии создать совместный черноморско - черногорский флот и наводить еще больший страх на вероятного противника,- ответил Зая.

                Когда у Заи спросили, есть ли у России на сегодняшний день союзники, Дормидонтыч  мгновенно ответил, -  конечно есть, даже целых три.
Как даже целых три? Раньше вроде было два — армия и флот.
        - Нет, - ответил Дормидонтыч, и армия и флот предали Россию еще в начале 20 столетия, сместив с трона царя - батюшку. На сегодня это совсем другие союзники: плутоний, мельдоний и кокаиний.

 
                2.5.

        Зая Худой обладал даром определять характер человека по его ногам. Особенно это касалось женского пола. Увидит на улице какую девушку с открытыми, а хотя бы и до колен ногами, и ну давай характеризовать ее. И чем больше у той ноги видны, тем сочнее характеристика получается. Больше всего  доставалось барышням в мини-юбках. Про тех он даже их будущее мог предсказать.
        - Откуда ты все это знаешь? - удивлялись сочувствующие писатели.
        - Зри в голень! -  отвечал Зая.


        2.6.

        В своем творчестве Зая Худой нередко применяет прием повествования от третьего лица. И в этом случае он бескомпромиссно и со всей яростью   выявляет мельчайшие  пороки самого же себя, обнажает их и предоставляет на открытый суд читателя.  А уж читатель сам должен определить свое личное отношение к этим порокам и постараться понять их, и возможно в дальнейшем простить. Вот один из таких коротких романов под названием «Встреча на перевале».

                Встреча на перевале
      
        Как-то летом Зая Худой в одиночку путешествовал по Кавказу и на одном из перевалов, когда солнце только-только спряталось за высоким хребтом с одноименным названием, почти в полной темноте  нос к носу столкнулся со свирепого вида местным жителем.  Зая  чутьем понял, что это нисколько не сочувствующий писатель и даже совсем не злобный критик,  и вообще не писатель и не критик и  не сочувствующий. Из перечня характеристик оставалось лишь одно слово: «злобный».
      
        Местный житель положил левую руку на плечо Зае и ласково спросил:
        - Куда пут дЭржишь, добрый путнЫк?
         
        Зая взглянул на огромную волосатую руку местного жителя, больно сжимавшую плечо Дормидонтыча, и в нем внезапно открылся дар узнавать судьбу человека не только по ногам из-под мини-юбок, но и по  рукам без всяких юбок!
        И что более поразительно, глядя на эту волосатую руку, Зая Худой очень ясно и весьма определенно увидел свою судьбу!
      
        Затем, переведя  взгляд с руки на ее владельца, он оценил огромного размера кинжал в ножнах на поясе и ствол винтовки, торчащий из-за плеча, на мушке которого в последний раз блеснул уходящий луч солнца. «Точно в последний» - уверенно подумал Зая Худой.

        - А нЭ будет ли у тЭбя, добрый чИлАвЭк, кусочка хлэба и глАточка вАды? -  продолжал спрашивать местный житель.
        Видение своей судьбы не предлагало Дормидонтычу других вариантов, и он мгновенно снял свой заплечный рюкзак со всем, что там находилось  и с поклоном (зачеркнуто) молча передал его из своих рук  в  руки аборигена.
      
        Местный житель очень обрадовался такому подарку и повел Заю Худого в плен (зачеркнуто) к себе домой. Там они кушали шашлык, пили красное вино и пели песни всю ночь напролет.
        Местный житель назвался Добрым Вайнахом,  и оказался совсем не злобным.   Он наговорил Дормидонтычу  кучу  комплиментов, сказав, что   никогда прежде не видел такого щедрого человека, который может вот так просто первому встречному незнакомцу отдать все, что у него имеется, и поэтому Худой Зая  лучше чем Добрый Вайнах.
      
        А прощаясь, наутро,  дал Зае рюкзак (зачеркнуто) совет как быстрее дойти до города.
 

                2.7.
       
        Тем летом, когда Зая Худой путешествовал по Кавказу, у него было множество интересных встреч. Однажды он заночевал в кошаре у чабанов. Чабаны оказались гостеприимными хозяевами и угостили Заю местным чаем (зачеркнуто) вином.
        Так, попивая вино,  они неспешно разговаривали о погоде, о женщинах, о детях, и даже о международной обстановке. Когда же речь зашла о работе, то чабаны завздыхали тяжело.
        -  Почему вы так тяжело вздыхаете? - спросил их Зая
        -  Э-э, - ответили чабаны,- надо отара гнать в дальний ущелье, а он там, за дорогой, - и чабаны махнули куда-то в темноту рукой. - Как через эту магистраль столько овец перегнать, большая проблема, однако.
        - А в чем проблема? - не понял Зая.
        - Э-э, добрый человек, - опять завздыхали чабаны. - Дорога большой? - большой. Машин целые сутки туда-сюда много едет. И овец много. Больше две тысячи будет. Овца глупая, машина тоже еще больше глупая бывает. Задавить может, что делать, что делать... - вновь заохали чабаны.
        -  Так надо письмо написать в ГАИ. Пусть перекроют дорогу. Машина может и глупая, но ГАИшника послушается и остановится. Если хорошо все организовать, то  за полчаса всех овец и перегоним.
        -  Да мы  за десять минут  все сделаем, только в ГАИ письмо писать нельзя.
        -  Это почему нельзя,- удивился Зая.
        -  А потому что  начальник  овцу дай, его первый  заместитель - дай, второй заместитель -  дай, командир взвода - дай, водитель -  дай, экипаж - дай. Всем дай. Нельзя в ГАИ письмо писать.
               
        Задумался Зая Худой над проблемой, замолчал надолго, приткнулся в углу к тюфяку, да так незаметно и уснул. А наутро проснулся, и говорит чабанам.
        - Где тут у вас районный центр? Схожу я к милицейскому начальнику, авось и договорюсь. Чабаны показали Зае дорогу в район и недоверчиво проводили его до поворота.
               
        Пришел Зая Худой в районный отдел милиции, нашел кабинет, на котором было написано золотыми буквами «Начальник милиции», ниже «Майор», а еще ниже  «Уважаемый Рафик Ардавастович». Постучался в дверь.
      
        -  Кто там? - спрашивает Уважаемый Рафик Ардавастович.
        Зая Худой представляется:  «Так мол и так, я Зая Худой. Надобно бы решить проблему небольшую, отправить экипаж ГАИшников, чтобы на десять минут перекрыть автомагистраль в горном ущелье.»
        -  Кому надо? - спрашивает тот.
        -  Мне надо,- отвечает Зая.
        -  А кто ты такой? - опять спрашивает начальник.
        -  Так я Зая Худой.
        -  Этот магистраль большой, огромный стратегический значение имеет. Никак нельзя   его перекрывать. Так что иди домой, Зая Худой.
        -  А как тогда овец перегнать? Их же машины подавят. Овца глупая, машина тоже еще больше... глупая …  бывает.
        -  Вах,- рассердится Уважаемый Рафик  Ардавастович, - что за непонятный ты человек, я же тебе русский язык  сказал, этот дорога очень важный объект. Нельзя перекрывать, и все. Не мешай работать. Я, понимаешь,  серьезный дело занимаюсь, а ты дорога-шмарога, магистраль -шмагистраль.
        -  Послушайте,- не унимается Зая,-  а если большой начальник, ну допустим губернатор республики поедет, или сам президент, тогда перекроете дорогу?
        -  Э-э-э, если большой человек поедет, если он еще больший  стратегический значение имеет, чем этот магистраль, конечно перекроем.
        -  Так и мне тогда перекройте.
        - А ты кто такой?
   
        Зая понял, что разговор пошел по очередному кругу, и решил сменить тему.
        - Послушайте, Уважаемый Рафик Ардавастович, мне же это нужно не для каких-то там   чабанов, и тем более овец.  Я -  Зая Худой, режиссер. И  мы снимаем фильм про вашу республику. По сюжету картины нам надо   отснять кадры как чабаны совместно с мужественными, так сказать ГАИшниками,  организуют перегон отары через дорогу.   Камера крупным планом снимет  лица чабанов и отважных работников милиции. Чабанов съемочная группа нашла. Теперь ищем милиционеров. Вот у  вас есть отважные и достойные сотрудники, кого не стыдно будет показать в фильме?

        До сих пор сидя вечером у костра и попивая местный  чай (зачеркнуто) вино, вспоминают чабаны, как сам начальник милиции Уважаемый Рафик  Ардавастович и его первый заместитель целый час и совершенно бесплатно стояли с милицейскими жезлами по разные стороны дороги, пока последняя овца не пересекла  автомагистраль стратегического значения.


                2.8.

        В молодости Зая Худой любил ходить в баню. А в бане, поскольку силы у Заи было тогда ого-го сколько, мужики просили его кто спинку потереть, кто веником побить, а кто и массаж сделать.
        И так у Заи это скоро да ладно выходило, что всем на загляденье. Особенно когда в парилке Зая веником махал. Да и не махал даже, а не хуже дирижера какого работал.
        Только у дирижера одна палочка легонькая да тонюсенькая, и еще в пюпитр значит, за подсказкой регулярно подглядывает, а наш Зая и по два веника в руки брал, да без всяких подсказок, будто сам знал, как клиенту удовольствие сделать.
        Да с такой красотой у него эти венички по всей парилке летали, и то чуть одним листочком спинку страждущего  цепляли, чтоб значит мурашки по коже побежали, то вдоль по всей спине вскольз пройдутся, а то вдруг будто как рассердятся, да припечатают со всей силушки сперва первым веничком, а потом сразу и вторым следом, и тут же Зая их сверху всей своей силушкой и придавит к горемычному. Клиент аж всхлипывает.
       
        Тут уж на Заю вся парилка в очередь из желающих собиралась. Так он и не отказывал никому. До трех человек за один  заход охаживал. Потом выскочит из парилки, опрокинет на себя тазик с холодной водой и обратно туда, в парилку то бишь, да еще троих бедолаг веничком освятит.
      
        Вот один мужичок – то, заглядевшись на Заю и заявляет, что  Дормидонтычу  (так Заю в бане все звали), да, так вот, говорит, что мол Дормидонтычу и профессию выбирать не надо. «На роду тебе,- говорит, - написано банщиком быть.  Да с твоим- то мастерством, тебя любые Сандуны за милую душу возьмут,  а  увидев тебя в деле, какой хочешь оклад положат».
        - Нет,- отвечает тому Зая,  погодя, - Не быть мне банщиком.
        - Так чего ж так? - вопрошает мужичок,- в себе не уверен, не сдюжишь, что
ли?
        - Сдюжить-то сдюжу, да только ежели банщиком быть, так имя менять
придется. А имя мое очень уж  мне самому нравится.
      
        Призадумался мужичок, а минуты через три  опять спрашивает:
        -  А тебя часом не Борей зовут? Ежели Борей, то тогда оно понятно.  Был у нас один банщик. Борей звали. Так себе был работник. За порядком не следил, парилку топил абы как, в общем, не работал, а время отбывал. Его так и звали: «отставной козы Боря банщик».
        -  Не, я не Боря,- ответил тому Зая, - но мысль ваша правильная.

        Замолчал мужичок, подумал-подумал, да так больше ничего и не надумал.