Два дня Лиссы

Томас Жогин
Просвещается вымышленным Гарри, Грегору, и вполне реальной Ярославе.


Серое утро уставилось на меня из окна, я бросил усталый взгляд в ответ и вышел за порог. Ногой пнул дверь, та закономерно захлопнулась. Коридор бы уже пуст, редкие лампы тускло освещали бархатные стены, и мои шаги пропадали в пустоте. Лестничный пролёт, ступеньки, лестничный пролёт. Через парадный я покинул общежитие. Витражные окна университетской капеллы на улице заменили мне коридорные лампы, когда по мокрой от прошедшего недавно дождя дорожке я прошёл через двор. Сегодня в голове было подозрительно тихо, видимо никто не хотел меня тревожить. Это спокойное состояние закончилось, когда я был на середине моста.

-Красивая река.

Я остановился и глянул вниз. Реку почти не было видно, только свет Луны пробивающийся сквозь облезшие кроны деревьев, нависавших над рекой, освещал некоторые её участки. Зато было слышно журчание, и воображение само дорисовывало остальную картину.

-Вынужден согласится... -сказал я про себя.

Джон видимо достал гитару и начал наигрывать спокойный мотив. Когда я уж было собирался идти дальше, он запел.

«Picture yourself in a boat on a river...»

Я остановился и продолжил слушать, но мой слух поймал отдалённый бой церковного колокола в старом городе, и я понял что опаздываю.
К счастью я опаздывал не один. Она, по её словам, тоже опоздала и пришла только на минуту раньше меня. Её звали Викторией, и профессор не соврал, она была чертовски красива. Уинстона смутило то, что она была чем-то похожа на своего отца. Зигмунд предположил что повадками, Франц - что лицом.
Мы заняли столик в углу, я помог ей снять плащ и подвинул стул, это уже стало делом привычки. Пришёл официант, зажёг нам свечи. Он принял заказ и отошёл, предоставив нас самим себе. Она поправила волосы и как бы спросила:

-С четырнадцатым?

Я кивнул.

-С четырнадцатым.

Она посмотрела на пламя свечи, я сделал то же самое. Оно колыхнулось и она оторвалась от тихого созерцания.

-Странно идти на свидание с учеником своего отца, которого тот назвал странным и одиноким.

-Не страннее чем идти на свидание с дочкой своего профессора, которую он назвал одинокой, а странной не назвал только потому что это его дочь.

Я усмехнулся, и перевёл взгляд с пламени свечи на его отражении в её бездонных карих глазах. Там я видел пустоту. Ту пустоту, которая у меня была заполнена с ранних лет.

-Она не похоже на её отца, она похожа на твою мать. -мрачно констатировал Зигмунд.

Так же я услышал чей-то смех. Это был то ли Джон, то ли Уинстон.

-Знаешь, ты чем-то похожа на мою мать. -ни с того не с сего ляпнул я, но сил и желания не было поправляться. Сказал что сказал.
Она неловко засмеялась, и спросила:

-Это тебе кто сказал.

-Один знакомый, ты его знаешь. Хотя это зависит. На кого ты учишься?

-Я? На психолога.

-Тогда точно знаешь.

Нам принесли заказ, кувшин с красной жидкостью опустился на стол. Она посмотрела на меня и сказала те слова, которые сыграют огромную роль.

-Ты странный. Ты странный, и ты мне нравишься.

Я сам не заметил как моя рука оказалось в её руке.

-Да парень кажется влип... -услышал я голос Джона. -Не знаю, радоваться или плакать.

Вечер тонул в свечах, кровь из кувшина переливалась рубиновыми оттенками. Я, теряя внутренне равновесие, падал в мир дня святого Валентина.





Светлое утро. Всё бы хорошо, да только окно было узким. Белый халат монотонно постукивал ручкой по столу. Я сидел напротив и непринуждённо разглядывал кабинет. В голове Зигмунд насмехался над замашками моего собеседника, остальные его уважительно выслушивали.

-На следующей неделе мы начнём медикаменты, если прогресса и дальше не будет.

-А зачем?

-Ну вы же понимаете. Голоса, люди в вашей голове. Вы же понимаете, их нет. Вернее они есть, но они только плод вашего воображения. Если мы закроем на это глаза, у этой истории явно не будет хорошего конца.

-На что вы намекаете?

-Я не хочу говорить...

-Говорите.

Халат кашлянул и почесал щетину.

-Вы можете убить кого-нибудь. Возможно, кого-то близкого. Возможно, но мало вероятно, кого-то другого.

-Вы считаете меня настолько слабым? Я по вашему так легко могу сойти с ума?

Неужели он действительно ничем не отличается от прошлого врача? Неужели он тоже считает меня слабаком?

-Нет, я так не думаю. Понимаете, в вашем состоянии легко начать делать что-то... неожиданное. Я ни в коем случае не говорю что вы опасны для общества, нет. По статистике...

-Статистики врут. Уж поверь мне, я в этом варился. -Уинстон включился в разговор.

-Статистики - фальшивка. Большинство из них. Можно верить лишь тем, которые ты сам составил.

Врач вздохнул, и открыл рот чтобы сказать что-то в ответ. Но я не дал ему. Дело в том, что в последний момент в моём мозгу произошло экстренное совещание. Зигмунд, Уинстон, Франц и Джон начали дискуссию, в результате которой родился единственный, оптимальный и логичный вариант, который они мне и сообщили.

-Но раз уж вы желаете, то я готов принять ваше лечение. Я пойду на всё, лишь бы дальше быть с Викторией.

Халат приободрился, отложил наконец ручку и наклонившись вперёд внимательно посмотрел мне в глаза. Если бы не Зигмунд, я бы задрожал или как-то выдал себя. Именно Зигмунд научил меня врать.

-Вы уверены?

-Уверен.

Он похлопал меня по плечу, пошутил какую-то нелепую шутку, дружески улыбнулся, попрощался до следующей среды и стал что-то записывать в свою книжку. Я читал его насквозь, вся эта дружеская атмосфера - дешёвый трюк. Он мне не брат, да и я ему не дорог ни капли. Он бы меня сдал санитарам, если бы я, не дай бог, отказался бы кооперировать. Для него нет ничего важнее чем личное довольство, и ему не до блага окружающих. Он один из тех, что никак не могут понять одну простую вещь: голоса, это не проклятье, это дар. Как они могут быть не реальными, если я от них узнаю что о чём не знал раньше? Как вообще в моём мозгу может жить то, что они называют множественными личностями? Они не могут быть выдуманный мной, просто не могут. И вот, казалось бы, Виктория - островок здравого смысла в этом море хаоса и иррациональности, но даже она видит в этом отклонение. И ничего что ей на первых порах это нравилось, теперь ей обязательно лезть в дебри и пытаться меня изменить. Самое обидное то что доказывать свою правоту им бесполезно, это как пытаться доказать атеисту существование Бога. Есть только одно, что сможет убедить атеиста в том что бог существует, а мир в том - что я нормальный. Этот выход крутился у меня в голове давно, и теперь с этим ничего уже не поделаешь.
Я пробежал по мосту, река всё так же журчала. Джон хотел снова достать гитару, но я ему запретил. Мимо оставшихся со вчерашнего дня сугробов, блестящих на солнце, через ворота, в парадный вход. Ступеньки, лестничный пролёт, ступеньки. Коридор, бархатные стены, свет из окон. Я распахнул дверь, Виктория сидела на диване и читала что-то из перевезённой сюда домашней литературы. Краем глаза я заметил цветы на столе, но быстро прошёл мимо. Она поднялась мне навстречу, я рефлекторно поцеловал её. Это не было поцелуем, я просто прижал свои губы к её губам и тут же отпустил.

-Привет, милая.

-Привет. Что с тобой? Всё хорошо?

-И снова она... Как будто человек с внутренним конфликтом это что-то плохое. -вставил Франц, и получил активное одобрение всех остальных.

-Да, всё прекрасно.

Умное же существо, но такое наивное. Жаль мне её.
Я скинул пальто на кресло, прошёл в свою комнату, и открыл облезлый деревянный шкаф. Там, среди прочих, висело то самое пальто, припасённое именно на этот случай. Я глубоко вздохнул, и сунул руки в рукава. Общество считает меня опасным? Вот я например считаю его опасным для себя. Стоит только на меня посмотреть...

-С нашим днём тебя.

-С нашим днём и тебя тоже. Сегодня всё в силе? Так же, в старом городе?
 
Кивок. Привычно пнул дверь, та, как всегда, захлопнулась. Коридор, стены, окна. Ступеньки, лестничный пролёт, ступеньки. Парадный выход, первый же поворот направо и вход и капеллу. Дверь на распашку, внутри как всегда ни души. Из окон на пол падал разноцветный свет, раздавалось эхо моих шагов. На пол пути к алтарю я упал на колени и сложил руки, направляя их к небесам.

-Господь, прости меня за единственный мой грех, за тот, который я собираюсь совершить! Прости людей, которые не знают чего они добились своими деяниями. Прости Викторию, прости других невеж которые не знают твоего плана! Сделай так, чтобы они жили так как живут, не меняй их, прошу тебя! -я сбился на крик, -Покажи им что можно верить, верить в людей! Сделай так, чтобы они поверили мне.

Тот самый момент, минута доказательства. Я должен показать им свою правоту. Атеист поверит в Бога, когда увидит его своими глазами, люди поверят с мою беспомощность, когда сами смогут в ней убедится. Ещё один, последний шаг, и я всё всем докажу. Но как всегда, перед важными решениями, появляются сомнения. Может не стоит, может не нужно? Зачем же так радикально? Стоит ли мне нести это знание о неправоте остальных, если оно заставляет тебя быть одним из них, только считать нормальным себя и всех остальных ненавидеть? Конечно не стоит, о чём я вообще! У меня есть жизнь, у меня есть любовь, а главное, у меня есть будущие. Голоса притихли, словно ожидая финально решения. Я всё так же стоял на коленях, посреди пустой капеллы. Всё было потеряно, я проиграл моральный спор, пусть даже и самому себе. Теперь мне путь прямо в общежитие, к Виктории, а потом в старый город, в тот самый ресторан. А в среду на терапию, и там то я перестану притворятся. Я сделал движение чтобы встать на ноги, но тут я услышал женский голос. Новый, но в то же время очень знакомый. Не просто знакомый, родной.

-Ты ведь знаешь, что правильно.

Я облизнул сухие губы.

-Знаю, мама, знаю.

-Так чего ты ждёшь? Выпусти нас.

Непроизвольно я полез в карман пальто и нащупал там холодный металл. Перехватившись, я достал его из кармана и осмотрел. Из-за света окон серебристое отсвечивало радугой. Я вздохнул и в последний раз услышал.

-Выпусти.

Но я не выпустил, я спустил. Грохот и последующий звон падающей гильзы я уже не услышал. Пять свободных душ ждали шестую, пока я, теряя равновесие, падал в тот мир, куда рано или поздно упадёт каждый.