====================== 31. Таня
Таня приходила почти каждый вечер, садилась за накрытый к чаю стол, но к чашке не притрагивалась и, подперев рукой щёку, рассказывала о себе. Она жила с родителями и семьёй старшего брата, и ей хотелось тишины.
Был ещё муж, с которым Таня развелась через год после свадьбы и от которого до сих пор не могла отделаться, встречаясь каждую субботу и удивляясь самой себе:
— Прикинь, жили как кошка с собакой, а развелись — нам друг без друга скучно стало, встречаемся, вчера цветы подарил. Мы, наверное, снова поженимся, — фыркала Таня. — Прикинь, он мне предложение сделал, кольца купил новые. А я боюсь: поженимся, и начнётся опять… Мне с ним так хорошо! Боюсь разрушить это. Прямо колдовство какое-то.
Она завистливо оглядела шкаф красного дерева с бронзовыми вставками на дверцах:
— Антикварный! Где купила? Сколько отдала?
— Нисколько, — рассмеялась Нина. — Он тут и стоял, на этом самом месте. Не узнаёшь?
Бронзовые детали декора она отчистила соком, выжатым из двух лимонов, а дерево находчиво покрыла лаком фирмы «OliLacke»). И с усмешкой наблюдала за подругой, которая ходила по квартире, осматривая каждый угол, ощупывая тяжёлые портьеры и цокая языком.
Таня перевела взгляд на мебельный гарнитур-стенку:
— Ого! Ничего так мебелишка.
На «мебелишку» Нина истратила все свои сбережения и теперь, глядя в Танины блестевшие глаза, понимала, что не ошиблась с выбором.
— Ты и люстру оставила? — вслед за Таней Нина задрала голову, разглядывая — в который раз! — старинную люстру с шестью плафонами в виде цветов лотоса.
— Плафоны поменяла? У Изольды серые были, а у тебя бирюзовые.
— Я не меняла, просто отмыла, — призналась Нина.
— А-аа, «Мистер Пропер отмоет до блеска»? В рекламе показывали, я и сама хотела купить… Смотри, ободки золотые, а раньше тёмные были. Нет, теперь уж точно «Мистера Пропера» куплю!
— Я не покупала, я с мылом мыла…— зачем-то призналась Нина, которая ни с кем не была откровенна и никому не раскрывала своих секретов.— Два часа оттирала, сначала в мыльном растворе, потом в уксусном, — улыбнулась Нина.
— А зеркало зачем оставила? В нём стекло мутное. Изольда говорит… говорила, там амальгама стёрлась. Говорила, оно венецианское, настоящее. А что в нём проку, если отражение расплывчатое?
Нина знала, что амальгама это сплав ртути и олова, покрывающий обратную сторону зеркала. При растворении в ртути олова происходит распад частиц металла до атомарного состояния, что кардинально меняет его химические свойства. Современные зеркала изготавливают посредством серебрения, а это, похоже, и вправду венецианское. Раритет. А что стекло мутное, так это поправимо. Нужна обёрточная фольга от шоколадок, такой вот фокус.
Рассказывать о «фокусе» она не стала, покажет, когда сделает.
Нине вдруг показалось, что по стеклу стелется дымка. Она уставилась на зеркало, в котором дрожал и переливался через оправу прозрачный туман. Таня что-то говорила. Слова доходили до сознания глухо, как сквозь стену. Нина с усилием отвела от зеркала глаза, прогоняя морок, и услышала:
— А стенка-то тонкая, я чашку взяла и слушала, о чём они говорили…
— Кто они?
— Да говорю же, Изольда — с этой, в красном.
— С кем?
— Да откуда я знаю, с кем! Я раз только видела, в зеркале платье красное, а Изольда красное не носит. Я в комнату вошла — и всё исчезло, а Изольда разозлилась, что я без приглашения пришла.
— Ну и…
— Ну и выставила меня, ещё и лекцию прочитала, о недопустимом поведении. Мол, у неё гости, а я влетела как ведьма на метле. Сама она ведьма. И та, в зеркале. Изольда с ней каждый вечер беседовала, рассказывала, как квартиру отобрали у неё и пенсию дали кухаркину, только на хлеб хватает. О муже своём рассказывала, который умер. Он давно умер, лет тридцать назад, а она о нём как о живом, про измены его вспоминала да про любовниц. Кляла на чём свет стоит, — рассказывала Таня.
Нина не совсем понимала, с кем разговаривала старуха с красивым как цветок именем и кто была её гостья. И была ли она вообще? Может, старуха сошла с ума от преклонного возраста и разговаривала сама с собой, а собеседница ей примерещилась? Таня её не видела, подслушивала через стенку, а подслушивать нехорошо.
— А ты зачем к ней ходила каждый вечер?
— Не каждый. Так, забегала иногда, не надо ли чего… Сигареты ей покупала и печенье к чаю, она овсяное любит… любила. В чай макает и ест, единственное удовольствие — печенье да карты. Как ни зайду к ней, она за столом сидит, пасьянсы раскладывает.
— А соцработник? — перебила её Нина. — Ей же девяносто, ей из собеса должны продукты носить и вообще…
— Да была у неё соцработница, и медсестра патронажная приходила.
— А ты-то зачем приходила?
— Как ты не понимаешь! Она одна, ни внуков, ни правнуков, ей даже поговорить не с кем, вот и придумала себе ту, из зеркала… («Или не придумала, на самом деле видела…»). Медсестра раз в неделю давление померяет и уйдёт, соцработница продукты принесёт и убежит, у неё на обслуживании двадцать человек, всем купи да принеси, не до разговоров. Вот я и забегала к ней. Чай пили, она мне много всего рассказывала, как в Смольном училась, в институте благородных девиц, ты не представляешь… А после того случая вытолкала в шею, и не приходи, говорит, больше.
— И втемяшилось мне проверить, кто к ней ходит по вечерам и с чего она так взбеленилась. Прикинь, на работе только и разговоров о новом телесериале, одна я не в курсе. Как вечер, так у стены с чашкой дежурю…
— А с чашкой зачем? Чай, что ли, пила?
— Да слушала я через чашку! К стенке приставлю, к уху донышком, и как по телефону, каждое слово слышно. Изольда Авенировна говорит, говорит, а потом замолкает, будто слушает кого. А ничего не слышно! — громким шёпотом закончила Таня.
— Ну, и?..
— Как-то вечером… — Таня зачем-то оглянулась и зябко поёжилась, хотя в квартире было тепло. — Сколько я ни слушала, за стенкой тишина, будто нет никого. Ни шороха, ни звука. А у меня ключи были, Изольда дала, на всякий случай. Я дверь её открыла, смотрю, на кресле, на подлокотнике, чашка с чаем, не остыл ещё. В пепельнице сигарета дымится. Шаль на пол брошена. А Изольды нет. Так и пропала.
— Подожди… ты же сама говорила, ей девяносто с лишним лет, в Смольном училась… не могла она далеко уйти, во дворах заблудилась и забыла где её дом, такое со старыми людьми бывает, я читала, — заторопилась Нина, уже понимая, что бывшая хозяйка квартиры официально признана умершей, иначе бы Нина не получила ордер и не жила бы здесь.
— Соседи-то говорят, квартира нехорошая, неладно с ней… Освятить бы надо, и мебель выкинуть, а ты оставила. Нина согласно кивнула: оставила. Люстра красивая, старинная, и зеркало тоже. Оклеит фольгой с обратной стороны, станет как новое. Этому фокусу её научила бабушка, Нина запомнила, и теперь представился случай проверить.
— Соседи-то говорят, — передразнила она Таню. — А ты их бредни повторяешь.
— Вряд ли кто поселится, говорят. А тут ты появилась. Ну, я испугалась…
— Ага, испугалась. И с перепугу пришла проверить, с кем я тут чаи распиваю, вечер коротаю, — засмеялась Нина.
Одиночество отступило, потерпев сокрушительное поражение.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2020/02/29/1373