из той пыли
"Из той пыли сделана эта грязь", Ф. Гойя.
"На свете неисправима только смерть" - именно это я и сказала глубоко несчастному человеку, который очень хотел сделать свою избранницу счастливой. Очень хотел. Он делал все, что считал для этого необходимым: обеспечивал щедро и максимально возможно её желания, сам желая только одного – любви (и благодарности, конечно).
Она – его избранница – ценила красивое. Нет, не стоит считать её примитивной гламурной тёлкой: она просто ценила красивое, а красивое – дорого. И он обеспечивал ей дорогой антураж, не скупясь. Деньги он не рисовал: он их зарабатывал своими мозгами и нервами. Он старался зарабатывать для неё столько, сколько ей нужно. Она любила тратить – он способствовал её удовольствиям: он хотел быть хорошим и любимым мужем из глянцевого журнала. Ему лично глянец был фиолетово, но ей (он так считал) – надо. Чтоб не зря замужем.
Она на его старания особо не рефлексировала: она хотела иметь блага от него вместе с послушанием, обожанием и соответствием собственным представлениям о личном счастье. В это представление не входило понимание его привязанностей к друзьям и маме (мама вообще рассматривалась как сопутствующий фактор выхода замуж). У нее есть свои друзья и своя мама: ему этого должно хватить, если одной её мало.
Он хотел быть таким мужем, какой ей нужен: согласился любить её маму и её подружек, ну, и их родственников, разумеется. Он постарался любить свою маму как можно меньше: букет цветов по праздникам, звонки по телефону раза два в месяц…
Её мама хотела счастья своей девочке и была всегда рядом и на страже: не позволит обижать дочку никому. Она "знала жизнь". И "на что способны мужики" тоже знала. А еще она хотела способствовать семейному благополучию всеми силами своей любящей материнской души. Любящей свою дочь, понятно. И любящей свою внучку, разумеется (любимая дочка родила чудесную девочку).
Его мама тоже хотела быть рядом и способствовать семейному благополучию всеми силами своей любящей души. Любящей сына, а раз ему нужно – и его обретенную семью. Но замечательная обретенная семья в ней не особо нуждалась: хочешь – люби нас, разрешаем. Его маме не хотелось любить "по разрешению" - ей хотелось так же, как сыну: безоглядно и бескорыстно. В своей наивной вере, что любить можно только так, она – его мама – позволяла себе высказывать свое мнение, которое не всегда совпадало с мнением "счастливого семейства". Разумеется, её за это переставали любить. И намекали: мы сами знаем (мы – это её сын, его жена и вторая-первая мама).
Его мама не сразу, но догнала: сына колбасит такое взаимодействие родни. И ради сына (пусть он будет счастлив) его мама вышла за скобки, чтобы не мешать семейному счастью: "ушла в себя – вернусь, как позовете". Звали нечасто и все реже, терпеливо пережидая её присутствие рядом. Она, смеясь сквозь слезы, которые никому старалась не показывать, называла себя "бабушкой по вызову".
Счастливое семейство ждало, что она – его мама – испытает восхищение их гуманностью, а она вместо благодарности испытывала чувство ненужности и острого одиночества: трудно кого-то любить в отведенных тебе границах. Особенно – внучку и своего сына.
Время шло. Семья обрастала достатком… и ссорами. Он постепенно понял, что его жертвенность не ценится совсем. Им до его личных привязанностей к чему либо и кому либо нет дела. Общие интересы уже раздражали потому, что они были не его, а их: он – за компанию. И маму свою он по-прежнему любил, хотя приносил её в жертву семейным ценностям. Он ждал: рассосется; все, наконец, поймут, что надо быть счастливыми не так. Он терпеливо ждал понимания этого.
Его мама тоже терпеливо ждала понимания, смирившись со своей эпизодической ролью второго плана...
И её мама тоже ждала: её старания по налаживанию быта дочери оценят, а за помощь в выращивании ребенка – отблагодарят безразмерным обожанием. Пока вместо обожания она получает косые взгляды мужа дочери и вежливое "здравствуйте" от его мамы…
И вот это случилось: он почувствовал себя несчастным. Попавшим в капкан обстоятельств. Он стал для них плохим и неблагодарным. Потому что он, оказывается, с ними не согласен в оценке собственной вредной мамашки. И вообще, он позволяет себе их в чем-то упрекать…
Его ненаглядная малышка-доченька впитывает отношение мамы и бабушки, как губка. Нет, она любит папу, но… папа ведет себя плохо. Он "эмоционирует" и даже кричит на маму периодически. И мама плачет, потому что не понимает, чего ему надо.
Доченька любит "бабушку по вызову", но тоже с оглядкой: в рамках позволенного семьёй. И ей – умнице – приходится лавировать между всеми этими взрослыми, чтобы не лишиться никого из них - ей все дороги: и мама, и папа, и родная бабушка, и приезжающая по разрешению…
Я не знаю, чем закончится эта история. У моей знакомой приятельницы аналогичная закончилась крахом. Отлученной от семейного счастья "его маме" позвонила сноха в истерике: - Валера меня бросил!..
- А зачем ты мне звонишь? – спросила Валерина мама, - ты решила, что заменишь моему сыну весь мир, включая меня; у тебя не вышло?
"Счастлив тот, кто счастлив у себя дома". И еще: больно смотреть, как желание жить счастливо разбивается вдребезги у, в общем-то, неплохих людей от такой "мелочи", как неумение со-чувствовать. Или сочувствие – тоже талант, как умение писать прекрасные картины и великолепную музыку?
Талант, как известно, надо растить…