В 2014 году я начала посещать психолога, к которой ездила через весь город, не жалея денег на траспорт, хотя у меня в тот период были значительные материальные затрудения.
Мне тогда очень сильно везло, потому что психолог согласилась дать мне несколько сеансов бесплатно.
Мы с ней нащупали то место, откуда берёт начало моя детская травма, но возможно, что это лишь момент, который я могу вспомнить.
Я помню себя лет с пяти-шести, а сознание человека формируется до трёх лет, то есть все основные события жизни, которые в дальнейшем будут влиять на его судьбу, уже сформированы в бессознательном возрасте теми людьми, которые окружают ребёнка.
То, что меня сильно напугало в возрасте пяти-шести лет, всплыло в памяти через много лет. Это было приблизительно так.
Писхолог просила меня нарисовать красками это событие, но, к сожалению, я не смогла этого сделать. Возможно, что травма ещё не проработана до конца в моём сознании. Я останусь больной, но счастливой тем, что я знаю, где нужно искать выход всем нашим неудачам и болезням. В истории детства...
Я с рождения жила у своей бабушки. Обстоятельства жизни моих родителей сложились так, что они доверили моё проживание и уход с самого моего рождения пожилой и возможно не вполне адекватной женщине. Бабушка была достаточно пожилой, ей было 55 лет, потому что она поздно родила мою маму и тётю, в возрасте 35 лет, от мужа старше её на 13 лет. У них долго не было детей, 17 лет эта пара была бездетной, а моя бабушка "упражнялась" на сиротах от близких родственников.
Я не знаю, какая психотравма преследовала всю жизнь этого человека, но она любила только маленьких детей. Подростки её мало интересовали. Она любила именно поиграться с детьми, проявить свою власть над ними, чтобы почувствовать себя значимой для кого-то. В общем, у моей бабушки был "комплекс лузера", которым постоянно нужно доказывать, что они успешные и имеют социальный статус.
Это было в 1978-1979 году, когда бабушка забрала меня из детского сада, где мне было крайне некомфортно, потому что у меня были трудности с налаживанием контактов со сверстниками. Мы жили в Весёлом Посёлке, крайне криминальном районе Ленинграда, где в 90-е открылся рынок, на котором торговали наркотиками. Мы жили на улице Шотмана, названной так в честь революционера.
Мне не хочется переходить к сути, поэтому я виляю и вспоминаю какие-то несущественные детали, но продолжу...
После прихода из детского сада, бабушка всегда сажала меня за стол и мы кушали.
Кстати, такой немаловажный факт. Почти во всех моих воспоминаниях я всегда сидела одна за столом. Я не помню, чтобы бабушка ела вместе со мной.
С нами вместе жила моя тётка, ровесница матери, но мы очень редко кушали вместе. Обычно люди разговаривают за столом, а мы почти не разговаривали.
Со мной никто не разговаривал и не ел вместе. Меня растили изгоем.
Бабушка была что-то вроде кухарки, которая ухаживала за мной. Я всегда была перекормлена и чисто одета, но эмоционально голодна.
Именно поэтому я стала рано читать, и книги стали моими друзьями навсегда...
Это было такое время года, когда рано темнело, потому что было уже совсем темно, когда я сидела за столом и ела. Вскоре я услышала какой-то шум в коридоре и повышенный голос бабушки.
Не надо быть психологом, чтобы понять, что я была крайне привязана к бабушке, как к единственному близкому человеку, и всякое её переживание отдавалось в моём сердце.
Я могу предположить, что я была чувствительным и серьёзным ребёнком, который получал очень мало положительных эмоций.
Что я могла почувствовать, когда я услышала шум и крики бабушки? Что на нас напали бандиты?..
Но через несколько минут я уже поняла, что это вовсе не бандиты, а мои родители. Они были пьяными, потому что никакому трезвому человеку не пришло бы в голову приехать в гости к ребёнку так поздно и тем более пытаться его забрать на ночь глядя. С какой целью и зачем?
Возможно, дело было так.
Мои мама и папа были вполне свободны, потому что всю ответственность за их ребёнка взяла на себя бабушка. Они могли спокойно проводить вечер в кафе или в ресторане, а когда они уже были достаточно пьяны, чтобы вспомнить о своём ребёнке, они, не долго думая, могли отправиться к нам и начать качать свои права. Им никогда не приходило в голову поговорить с бабушкой на эту тему в трезвом виде, словно моя бабушка была страшным человеком, который забирает у всех детей и мучает их.
Когда алкоголь выветривался из их головы, то они трезво понимали, что им удобно жить вот так, свободно, когда нет обузы, поэтому никогда и не заговаривали с бабушкой по поводу меня.
Никто не лишал их родительских прав, поэтому они могли спокойно претендовать на моё воспитание и местопребывание с ними в одном доме. Но им было удобно жить одним, без маленького ребёнка, который требует заботы и внимания. А в моменты, когда совесть пробуждалась, а это обычно происходило по пьяни, они вспоминали о моём существовании, приезжали к пожилому усталому человеку и устраивали скандал в моём присутствии, даже не задумываясь, как это может отразиться на моём психическом здоровье...
Я тогда очень сильно испугалась, потому что чувствовала, что эта борьба происхдит между моими самыми близкими и любимыми людьми, потому что ребёнок не может не любить своих родителей и того, кто о нём заботится, а это были совершенно разные люди.
На самом деле обо мне никто не заботился, потому что меня не оберегали от скандалов и войн между родными людьми. Бабушка не могла меня от этого уберечь, как не старалась, потому что сама была не сильна в любви к детям.
Моя жизнь была кошмаром. Я жила в вечном страхе, и никогда не знала, кто победит на этот раз, и кому я достанусь, как трофей победителю...