На дворе март 1998 года. Мне одиннадцать с половиной лет. Я живу в небольшой деревне, недалеко от райцентра, учусь в пятом классе. Учеников в нашей школе мало. Самый большой класс насчитывает всего семь человек. Учусь я хорошо, тройки за четверть у меня еще впереди, потом, когда наступит переходный возраст. Я достаточно высокий для своего возраста мальчик, но от природы весьма тощий, с годами я стану жилистым и это компенсирует мне недостаток мышечной массы. У меня плохое зрение – врожденный астигматизм, и поэтому, начиная с первого класса, я ношу очки.
Недавно в школе я повздорил с мальчиком на пару лет младше меня. Инициатором ссоры был он. Он бросил мне какое-то оскорбление – я ответил ему тем же; он пригрозил мне расправой – я высказал готовность дать ему отпор. Он сказал, что зайдет за мной в субботу утром, мы пойдем в рощу, где он - «набьет мне морду». С этим мальчишкой мы всегда друг друга недолюбливали. Он физически сильнее своих ровесников, и пользуясь этим, верховодит ими. Им остается либо подчиняться его воле, либо всячески избегать его. Вот и меня он, время от времени, пытается подчинить.
Пару лет назад между нами было столкновение, состоявшееся на данной почве и перешедшее в драку, и тогда я вынужден был потерпеть поражение. Это была типичная мальчишеская драка, где боевые действия щедро сдабриваются матерными словами и матерными же оскорблениями друг друга. Мой противник, будучи изрядно ниже ростом, но при этом более коренастым, пер на меня как бульдозер, а я, пользуясь преимуществом в длине конечностей, пятился и наносил удары навстречу. Два раза я ощутимо пнул его в живот и несколько раз точно попал кулаком в нос, отчего из ноздрей потекла кровь но, несмотря на это он продолжал упорно наступать, хоть ему и не удавалось донести до цели ни один из своих ударов. Жаль, что наши детские удары не имеют еще достаточной разрушительной силы и ими практически невозможно послать противника в нокаут! Отступая, я обо что-то споткнулся и упал на спину, в этот момент, один из наблюдавших наше противостояние мальчишек, очевидно болевший за меня, крикнул «лежачего не бьют», услышав эти слова я стал подниматься совершенно не заботясь о защите, а мой противник, воспользовавшись моим легкомыслием, прыгнул мне на спину и стал меня душить. Осознав, что не удается освободиться от захвата, в отчаянии я заплакал. Задыхаясь, я начал терять сознание, очевидцы говорят, что в этот момент у меня изо рта показалась пена…
Подобные столкновения между нами, время от времени, повторялись, но мне, наученному горьким опытом, удавалось не то чтобы одержать безоговорочную победу но, по крайней мере, заставить противника отступить. Потерпев несколько таких неудач, он стал нападать на меня вдвоем с одним из так называемых мною своих «подчиненных товарищей», но тот, будучи весьма бесхитростным по натуре и не столь крепким физически, чувствуя за собой численный перевес, зачастую, первым кидался в бой, и получив болезненный удар, заливался горькими слезами, а его коварный предводитель и подстрекатель в таком случае в бой не вступал. Правда, надо сказать, что пару раз им удавалось одержать верх. Когда одному из них удавалось зайти мне за спину, они валили меня наземь и били. Часто в таких схватках бывали сломаны или разбиты мои очки, за что меня потом отчитывали родители, хотя и не очень строго.
И вот, что-то будет теперь! Я не верю в то, что он собирается драться честно. Наверняка в роще меня будет поджидать кто-то еще. К этому нужно быть готовым. Очки я, разумеется, оставлю дома и, пожалуй, сделаю одну домашнюю заготовку – свои резиновые сапоги я оставлю на ночь в сенях, они замерзнут в кол и превратятся в весьма грозное оружие. Этими сапогами я буду пинать моих противников по ногам, по коленям, по бедрам, по ребрам, а в отчаянном положении не погнушаюсь ударить в пах.
Я мог бы позвать с собой моего друга, но я не сделаю этого потому что это будет означать что я струсил, мой противник вызывает меня одного и сам, в свою очередь, обещает прийти один. То, что я не верю в его честность, моего решения изменить не может.
Не то чтобы я такой смелый. Конечно, я боюсь! Но боюсь я не моего противника, ни его подлости, ни побоев, ни позора поражения – я боюсь, что мой противник, если он будет не один, сможет повалить меня наземь и зафиксировать мне руки, тем самым лишив меня возможности оказывать сопротивление, боюсь оказаться беспомощным в руках врага. Но мой страх не сможет заставить меня уклониться от поединка.
Назначенный час неотвратимо приближается. Сапоги мерзнут в сенях. Я жду…
*Жить — значит сражаться. (Сенека, "Письма").