Мне нужен только он –
азарт его и пыл.
Я помню тот вагон,
я номер не забыл…
Ю. Левитанский
…И отказался выбирать
Из равномерзких двух.
Д. Быков
1. Умение сказать «нет»
Мне тут говорят – и вам тоже, – что свобода это прежде всего право свободного выбора; и в пример приводят электоральный процесс: дескать, это свободные демократические выборы. Как сказать… Общеизвестно ведь, что выбор из предложенного списка – это демократическая форма рабства. Свободно выбирают только свое – а оно не всегда перед глазами, как буриданова охапка сена; его еще поискать нужно. Осознанно или нет, но мы с вами, читатель, пребываем в постоянном поиске потерянных своих, «где речь гудит, как печь, – красна и горяча».
Крайние времена предельно сократили пространство свободной личности, и раздвинуть эти рамки можно лишь обучившись мастерству грамотного выбора между своими и чужими. Это прежде всего искусство отказа – отказа выбирать «меж равномерзких двух». Информационная эпоха максимально приблизила их крысиную грызню непосредственно к порогу нашего дома (или квартиры), и оставаться свободным, переступив этот порог, нелегко. Большая часть населения уже сейчас лишена какого-либо выбора: конформист выбирает то, что считает на данный момент «общепризнанным», а уж эта самая «общепризнанность» создается средствами масс-медиа штатно. В какое информационно-идеологическое пространство погружен обыватель, таков и «его выбор». Сермяжная, исконно-посконная духовность сначала была загнана под защиту жилищ; но нет таких крепостей, которые не мог бы взять информационный спецназ, по факту додавливающий простака прямо в его любимом кресле перед экраном.
Поэтому речь может идти только о суверенно мыслящей части населения – это не более 20%(*) списочного состава; но только у них есть шанс на свободу. Причем более половины(*) из них сделали не наш выбор – и загрузились в чужой для нас вагон. Не спешите становиться в хвост очереди, зажимая заветный билетик в потной ладошке. Там может оказаться неуютно, и скучно, и грустно, и некому руку подать – в самом прямом смысле. Речь там «гудит» только о ценностях сугубо практических; и, главное, продолжается грызня между теми, кто сделал разный (но равномерзкий) выбор. Лучше приготовьтесь к тому, что в неуютное, малоустроенное будущее этот поезд повезет вас на крыше товарняка – вместе со всей культурой.
2. Между Сциллой и Харибдой
Культура. Что мы называем этим словом? Ну, натурально, только то, на что указала пальцем (четвертая) власть. Наука, искусства, образование – дошкольное, среднее, высшее, специальное… библиотеки, вернисажи, «скачки, рауты, вояжи»… Ну и, разумеется, прежде всего – «массовая культура», включая народные пляски на праздничных гуляниях. Все цивилизационные институты – по определению – находятся под управлением и контролем системы власти; и служат только ее целям. Кроме «субъекта» и «объекта» управления есть еще и «инструмент»; так вот, таким инструментом и является официальная (не обязательно государственная) культура.
Между тем, все эти организованные, общественные мероприятия и институты – только вершина… или, вернее, видимая часть. Культура общения, культура поведения, культура потребления, культура творчества, культура труда и другие неприметные неброские ее формы – все это не попсой воспитано. Источник культуры находится за пределами событий, в сфере идей, в «пространстве внутренней свободы».
Духовное содержание сохраняют только те ее стороны, которые по недомыслию или небрежности обошла своим вниманием власть (не обязательно государственная). Самое широкое поле духовности сохранилось в сфере науки: полуобразованные полуботы Системы не верили и пока не верят, что точное знание имеет какую-то силу в общественной жизни. За исключением, конечно, общественных наук, это святое. Что в действительности происходит в обществе – это не просто строгий совершенный секрет государства, это сакральная тайна правящих классов – и всякой системы власти вообще. Об этом не говорится даже в узком кругу «своих» – просто делается, и все. (Обратите внимание на настоящее время этого текста.)
Еще в эпоху Холодной войны две враждебные Системы по-братски разделили всю социологию: социальная психология фальсифицировалась на Западе и дискредитировалась у нас; так же и политэкономия Маркса – только с переменой мест двух слагаемых тогдашней мировой власти. Ничего, кроме слез сожаления, не вызывают комментарии и публикации моих сверстников о «марксистско-ленинской философии». Не было там никакой философии, не было науки вообще – одна только грязной воды идеология. Вчера и сегодня конфликт с властью для культуры – это война на два фронта. Здесь снова напрашивается диагноз, сделанный Игорем Шафаревичем: «В этой игре особенно важно было гипнотическое внушение того, что выбор возможен только между ними, третьего не дано».
Еще хуже дело обстоит в искусствах – особенно литературе, зажатой между Сциллой и Харибдой двух враждебных идеологий. Причем в поэзии – еще хуже, чем в прозе. Давно прошли те времена, когда «мы смотрели на поэтов, товарищи, как на безобидных чудаков и неопасных маньяков». Пространство свободы здесь становится таким узким, что пора переходить к примерам. О соскользнувших на ту или эту сторону речь не пойдет; нет им числа, рождественским и аксеновым. Кто прошел «по кромке ледника, взгляд не отрывая от вершины»?
3. Свой среди чужих
Если вырыть среди камышей ямку и прокричать в нее свое слово о свободе, а потом забросать его обратно землей и тщательно утоптать, оно все равно дойдет до каждого – рано или поздно. Рано – или поздно? Это ж когда еще из ямки прорастет мыслящий тростник и когда еще, овладев речью, примется шептать, что «у царя Мидаса ослиные уши». Потом, конечно, эта информация постепенно дойдет до всех, и царь подавится своим богатством. Потом из этого шепота культура извлечет урок о себе. Потом.
Прошли тысячи лет, прежде, чем эта история стала иллюстрацией. Автор не может ждать так долго, жанр требует показать читателю, что такое культура прямо сегодня. К счастью, по недомыслию властей, список свободных художников, допущенных в систему официальной культуры, пока еще не пуст. Насколько мне известно, ни Солженицын, ни Сахаров не запятнали себя словом похвалы западной Системе, с которой им приходилось сотрудничать против общего врага. Но как строилось это сотрудничество, можно ответственно судить только с той стороны «железного занавеса». Скажу о тех, кто открылся – начерно, шепотом – мне и моим соотечественникам.
«Я отдаю себе отчет, что мое творчество достаточно непривычно, но так же трезво понимаю, что могу быть полезным инструментом в пропаганде идей, не только приемлемых, но и жизненно необходимых нашему обществу… Я хочу поставить свой талант на службу пропаганде идей нашего общества… Странно, что об этом забочусь я один… В. Высоцкий.» Странно, не правда ли? С поправкой на лексикон, достаточно привычный адресату (секретарю ЦК КПСС тов. П.Н. Демичеву), – кто решится сказать, что автор письма хоть сколь-нибудь покривил душой «для пользы дела»? Разве его песни плохо пропагандировали идеи, не только жизненно необходимые советскому обществу в 1973 году, но даже и приемлемые для этого времени? Странно, что о такой пропаганде руководство совершенно не заботилось, и терпело ее скрепя сердце.
– И еще я в очередной раз подумал, как тупа и бестолкова эта власть. У нее совершенно отсутствовало чутье на своих и чужих. Что покойный Галич чужой – это она еще понимала. Но что Высоцкий свой – уразуметь никак не могла. >
Герой Лазарчука – человек глубоко старорежимный, чутье на своих и чужих у него реликтовое; ему простительно. Но в том-то и дело, что такая ошибка свободного выбора имеет типический и массовый характер. Не избежали ее и партийные чиновники (включая, по версии, и П.Н. Демичева). Старшее поколение начальников еще сохраняло… не скажу – иллюзии, но, по крайней мере, какие-то человеческие эмоции; то есть – хоть краем уха, хоть краем глаза – принадлежало культуре. Высоцкий не мог им не импонировать как художник («Это же про нас, какие, к черту, волки!»), поэтому они вяло реагировали на истерические вопли Системы: «Чужой! Чужой!» Отсюда и недосмотр. Не приходится удивляться, что автору письма, «артисту разговорного жанра» Высоцкому В.С. в том же 1973 году была присвоена первая категория с разовой филармонической ставкой 11 р. 50 коп., что означало дозволение на концертную деятельность.
4. Чужие среди своих
То же самое можно сказать и о Стругацких. Вспоминается благонамеренная до оскомины статья, попавшаяся мне на глаза во времена Перестройки: дескать, сбиваются Натанычи раз за разом на коммунистическую идеологию (одно слово «коммунар» чего стоит!), играют на руку, льют воду на мельницу, верно-подданно служа. Где-то так, оригинал не сохранился, к сожалению.
Ведь что такое, в сущности, донос? В отличие от клеветы и навета, – как правило, анонимных, – автор доноса не только не скрывается, не только не стыдится, но и не врет. И потом его объективную информацию приходится подтверждать, не виляя хвостом, не изыскивая эвфемизмов, а прямо и откровенно отвечая на поставленные вопросы. Чего там – «сбивались»! Их «Полдень» – действительно модель коммунистического общества, вполне грамотная с точки зрения марксизма.
Модель, впрочем, дала результат, не вполне адекватный теоретическим ожиданиям. Авторы, без сомнения, это поняли, и для выяснения причин неудачи предприняли ряд дополнительных исследований, наиболее значительными из которых я считаю «Хищные вещи века» и «Град обреченный». Где здесь вообще заканчивается литература и начинается наука – я определить и не берусь. Понедельник начинается в субботу, а штатное расписание гению не указ.
Поэтому они чужие и тем, и другим, и всему, что враждебно культуре. Петр Нилыч так же чужд поэту и артисту, как киношный белогвардеец.
Помню, как в восемьдесят четвертом, – вспоминает А. Лазарчук, – из Москвы приезжал работник Министерства культуры - закрывать наш КЛФ. Этому предшествовало выселение клуба из комнаты в библиотеке, которую он занимал: помещение потребовалось для хранилища запрещенных к выдаче книг. Но на встречу с высоким гостем нас все-таки собрали. И гость под большим секретом поведал, помимо всего прочего, что Стругацкие то ли уже запрещены, то ли вот-вот будут.
– Но как же так? Ведь они написали столько коммунистических книг!..
– Книги они писали хоть и коммунистические, а - антисоветские...
Это было сильно сказано.>
В отличие от Высоцкого, чья «чужесть» Системе носила какой-то неощутимый, эстетический характер, причину отречения от Стругацких можно назвать совершенно определенно: в сравнении с их героями, руководители партии и правительства выглядели форменными деникинцами. А что они чужие и тем и другим, это нам – и за тех, и за других – и Яковлев мог бы подтвердить, Александр наш Николаевич, который рационализировал и утилизировал «Сказку о Тройке» еще во времена оны.
Сумерки Системы отмечены все более очевидным, видимым невооруженному глазу, разрывом между советской идеологией и системообразующей коммунистической идеей. Все становилось на свои места, и встало. Молодое циничное поколение выездных завершило процесс идентичности и адаптировалось к реалиям общества – удостоверив тем самым фундаментальный тезис марксизма, что «общественное бытие определяет сознание». Мастера советской культуры потеряли какого ни на есть союзника в борьбе против общего врага и остались на поле боя в одиночестве.
Как жаль, что Высоцкий не увидел этого ритуала срывания масок в конце карнавала! И ему не досталась роль реликтового тов. П.Н. Демичева в перестроечной фильме. «С кем бы он был, мастер культуры?» Глупый вопрос, культура всегда на своей стороне. Чтоб не размазывать сопли по щекам, спросим жестко: он что, тоже был коммунистом, как Стругацкие? Конечно, – как любой порядочный человек. Это входит в определение.
5. Поиски наугад
Эти трое не просто имели психотип «гения» (около 2% населения), они и были гениями самыми натуральными, состоявшимися. Но духовная элита (около 8%) этими процентами не исчерпывается…
«Около»? А это сколько? Трудно сказать, потому что мы пока плохо освоили искусство выбора «своего вагона», и нередко ошибаемся: «Те – или эти? Эти – или те?»
– Наоборот, Ватсон, вы видите все, только не делаете из увиденного выводов. Вам нужно перестать бояться анализировать.
Без разницы, вы же все отличнейшим образом видите и знаете, что «те» и «эти» друг другу не чужие, дело за малым. Как показывает опыт, с крыши в купе никогда не поздно перебраться, а вот обратно – никак. Не является никакой кондуктор, чтобы вернуть право первородства, проданное за чечевичную похлебку в вагоне-ресторане.
Кроме всего прочего, порядочность означает, что человек добровольно принимает на себя определенные обязательства. Но времена приходят и уходят, и каждая новая эпоха расширяет круг этих обязательств и ужесточает критерий порядочности.
Та степень сытого равнодушия, которую позволяло себе «образованное сословие» царской России, например, оказалась равнозначной каннибализму… Неубедительно? Хорошо, я скажу по-другому: оказалась равнозначна суициду – и более того. «Деды ели виноград – а у нас оскомина», – мрачно шутили в Гражданскую внуки, рассеянно пощипывая последние грозди массандровской «изабеллы». Преждевременно забытый Крымский Исход с севастопольской набережной продемонстрировал нам настоящую цену этому равнодушию, – это вам не кино с Высоцким, это исторический факт; какие уж тут сомнения.
Именно критерий порядочности, который устанавливается культурой, и послужил причиной ее конфликта с властью; властью вообще – как Системой. Крайние времена обнажили самую суть этого конфликта: тварные инстинкты – или осознанный выбор? Потребление или творчество, приспособление или управление? Кто мы в этом мире – субъект или объект?
Разбираться в науках проще всего: есть предмет – есть наука; нет предмета – и говорить не о чем. На то оно и «точное знание», а не болтовня. Предмет культуры в целом? есть нечто смутное, аморфное и неопределенное. Если не найти твердую почву под ногами, то все «духовные ценности» всё равно сводятся к эстетическому впечатлению от вернисажа – и моментально опошляются попсой.
Чтобы не оставаться в этом эссе болтуном и не прослыть эстетом, попробую угадать эту твердую почву. Судя по предмету спора между культурой и цивилизацией, духовной целью человека является свобода выбора собственного будущего.
(Годится на первый случай?)
2020
(*) Количественная оценка социальных психотипов дается по ментальному анализу опытов Аша и Милграма (1950-70 г.г., США) и отражает наличную ситуацию в России или Украине весьма приблизительно. Автор будет признателен за ссылку на более современные и полные данные, доступные репрезентативному анализу.