Розы для врача

               
 После окончания института я была направлена в распоряжение Барановичского городского отдела здравоохранения. Интернатуру проходила на базе Барановичской городской больницы.

Подавляющее большинство врачей-интернов, проходивших в тот год интернатуру, – выпускники Гродненского, четыре – Витебского и два - Минского медицинских институтов. Базовыми для прохождения интернатуры в 1979 году являлись: кардиологическое, ревматологическое, гастроэнтерологическое и терапевтическое  отделения городской больницы; эндокринологическое и пульмонологическое отделения Барановичской районной больницы.

 Первым моим учебным «полигоном» было кардиологическое отделение, руководимое заслуженным врачом Белорусской ССР Сахаровой Н.И. Обладавшая сильным характером и глубокими профессиональными знаниями, Нонна Ивановна никогда не «сюсюкала» и не «вытирала слёзки» врачам-интернам, окунувшимся в срду, ещё непривычную для них.

- Это -  кардиология, и от скорости и правильности принятого Вами решения зависит жизнь человека, - повторяла она.

Некоторые молодые доктора пытались перевести «стрелки» - ведь есть же отделение реанимации, они «подстрахуют». Нонна Ивановна испытующе смотрела на «смельчака» и, сделав паузу, уточняла:

- А что, в этом году все врачи-интерны распределены в областные и центральные районные больницы, где есть отделения реанимации?

 Не получив ответа на риторический вопрос, замечала:

- В любой ситуации врач несёт ответственность, в том числе моральную, перед своей совестью, за непринятие всего комплекса мер по реанимации человека. Запомните это, коллеги!
 
 Я благодарна судьбе, что мои первые шаги в профессии состоялись именно в этом отделении и под таким началом. За два месяца были и первая смерть пользованного мною больного, и инфаркт у двадцативосьмилетнего тренированного молодого человека, и благодарности, и откровенно хамское отношение эмоционально неустойчивых пациентов к врачу.

 Об одном таком эпизоде мне хотелось бы рассказать. Утренний обход в одной из палат кардиологии я всегда завершала осмотром ветерана Великой Отечественной войны больного Ф. Мы с ним хорошо ладили, помимо болезней он мне рассказывал эпизоды своего военного прошлого, кое-что из семейной жизни. Соседи по палате посмеивались над ним:

- Уж очень долго у тебя, Иван, молодой доктор засиживается. Нас только посмотрит, а с тобой полчаса, а то и дольше сидит!

 Одним словом, идиллия, как в нынешних многочисленных сериалах на медицинскую тематику.
 
 В один не самый добрый день, в ответ на моё приветствие, больной Ф. едва буркнул и отвернулся к стене. Не желая усугублять ситуацию, сказала, что для проведения осмотра зайду попозже.

 Уйти «без потерь» не удалось: резко приподнявшись и присев в кровати, с белыми от гнева глазами, на повышенных тонах, с жестикуляцией, достойной самого темпераментного итальянца, больной дал мне самые «лестные» характеристики как врачу, женщине и человеку. Мне ранее не приходилось слышать такой заковыристой ненормативной лексики, которой пациент владел в совершенстве.

Соседи по палате замерли: никто не ожидал такого поворота событий. Я внутренне собралась и покинула палату, «сохранив при этом лицо».

 «Лица» хватило только до расположенной напротив ординаторской. Присев на диван, закрыла лицо руками и тихонечко расплакалась.

 Нонна Ивановна, просматривая истории болезни выписанных больных, поинтересовалась, что случилось. В общих чертах я рассказала ей об инциденте. На что, не задумываясь, заведующий отделением заявила:

- А Вы думали, коллега, что врачебный путь будет усеян только розами? Бывают и шипы и, неизвестно, чего больше!

 Слова руководителя подействовали, как холодный душ – я успокоилась. Выждав какое-то время, доктор Сахарова пояснила, что такие эмоциональные срывы часто бывают у людей, «верными» спутниками которых являются никотин и алкоголь. А тем более  переживших тяжеленную неподъёмную войну. И добавила:

- А на будущее – всегда держите дистанцию с пациентами, не позволяйте им манипулировать Вами!
 
 Заведующий отделением спустя какое-то время сама осмотрела больного Ф., уже пришедшего в адекватное состояние. Я втайне надеялась, что дождусь от него извинений – увы, не состоялось. Вскоре больной был выписан и «выпал» из моего поля зрения.

 А наказ Нонны Ивановны о взаимоотношениях врача и пациента я запомнила на всю жизнь и старалась придерживаться его на практике. По мнению коллег, в большинстве случаев, мне это удавалось.

 Вспомнился мне ещё один интересный случай из кардиологического отделения.

Ночные дежурства в приёмном покое, терапевтических и инфекционных отделениях больницы, обеспечивались стажированным врачом-терапевтом и врачом-интерном. На одном из таких дежурств основной дежурант ушёл в приёмный покой, оставив на меня  кардиологическое отделение.

 Буквально через минуту постовая медсестра пригласила меня в палату. У женщины пенсионного возраста появились сильные боли в грудной клетке без чётко выраженной локализации. В момент записи электрокардиограммы на бумаге появилась прямая линия - сердце страдалицы остановилось.

Мгновенно отключив аппарат, мы с медицинской сестрой начали проведение мероприятий по оживлению. Очень скоро подоспели реаниматологи и  больная «возвратилась» в этот мир с хорошими гемодинамическими показателями -   перевод в отделение интенсивной терапии не понадобился.
 
 Добросовестная дежурная медсестра подклеила записанную ею кардиограмму в медицинскую документацию и вместе с историями болезни поступивших за сутки больных, передала их мне для доклада главному врачу; стажированные врачи при малейшей возможности старались переложить эту почётную функцию (доклад) на плечи своих молодых коллег. Главный врач городской больницы Ситько Геннадий Владимирович всячески поддерживал эту инициативу: ему, организатору здравоохранения, по весьма прозаическим причинам  необходимо было иметь представление о каждом враче-интерне.
 
 В восьмидесятые годы двадцатого века профессиональной принадлежностью к врачебному «привилегированному сословию» гордились выпускники медицинских институтов Советского Союза, в том числе - трёх медицинских ВУЗов Белоруссии: Минского, Витебского и Гродненского.

Самым престижным для их выпускников было распределение в организации здравоохранения городов нашей республики; предпочтительнее - в стационарные учреждения. Ведь каждый начинающий врач уверен, что он-то знает о болезнях человека всё и, не в пример стажированным докторам, быстро и эффективно вылечит всех своих пациентов! А лучшее место для молодого специалиста показать себя во всей «профессиональной красе» – стационар крупного городского учреждения здравоохранения.
 
 Понятно, что вакантные должности врачей-ординаторов стационаров практически всегда отсутствовали; претенденты на освобождаемую в перспективе должность проходили предварительный тщательный отбор. Поэтому главные врачи больниц, являющихся базовыми для прохождения интернатуры, проводили своеобразный кастинг, «присматривая» молодое врачебное пополнение для вверенных им лечебных учреждений.
 
  Положив перед главным врачом стопку документов, подготовленных медсестрой, я начала докладывать о ночном дежурстве. В это время Геннадий Владимирович раскрыл историю болезни названной выше пациентки и, прервав меня, спросил:

- А где тело больной Т.?

 На что последовал мой незамедлительный ответ:

- В палате номер пять кардиологии.

 Не получив правильного ответа: «В морге», главный врач с недоумением посмотрел на меня и приготовился к гневной тираде. На помощь, как и ночью, пришли реаниматологи. Поняв, что я неправильно расценила слово «тело», объяснили ситуацию. Тут уже пришло время растеряться руководителю больницы: он, как истинный терапевт, первым делом посмотрел электрокардиограмму с зарегистрированной остановкой сердца, а записи в истории болезни прочитать не торопился. Взаимно извинившись, пришли, что называется, к «общему знаменателю».
 
 А розы мне, действительно, часто дарили и пациенты, и коллеги, не предполагая, что мои самые любимые цветы – красные гвоздики.