— Да с чего он вообще решил, что с этой кляксой можно “установить контакт”?! — Ася скорчила гримасу, пародируя Навицки. — Их тут вокруг тысячи, и ни один — ни один! — не пытался с нами как-то пообщаться за все четыре года! А тут они поймали какого-то заплутавшего местного, посадили его в клетку — и он, конечно же, сразу должен разразиться в нашу сторону тирадами и вообще — пригласить нас к себе на ужин!
Вик стоял и молчал, глядя в одну точку. Стэнли сидел вразвалку, закинув ногу на ногу, и поминутно вздыхал, качая головой. Ася шагала из стороны в сторону, злясь, и пыталась решить задачу новым путём — придумав причину от неё отказаться.
Чёрная блестящая масса, лежащая на полу в центре металлической клетки перед нами, немного перетекла, открыв на своей поверхности узкое отверстие, и издала пронзительный свист, от которого у меня слегка потемнело в глазах.
— Да пошёл ты! — крикнула Ася на неё, и в сердцах пнула кучу банок из-под пива, которая собралась за время нашего ксено-лингвистического исследования.
Экспедиция оглушительно проваливалась. На планете Сигма-Браво-2414 не нашлось ни легкодоступных залежей ископаемых, ни интересного климата для курортов, ни следов развитых цивилизаций. Нашлись адская жара, влажность, синие джунгли стометровой высоты всюду, насколько хватало взгляда, плотная облачность и, чтобы с гостеприимством уж точно не переборщить, — ещё и радиация. Авантюрист Вик, положившись на “маяк пригодности” на скафандре, открыл шлем сразу, как вышел из модуля четыре года назад. А потом провёл неделю в дезактивации, идиот.
Навицки, наш босс, отчаялся найти тут что-то полезное, это было видно. И это его “установить контакт” было идеей от отчаяния. Лабораторию уже сворачивают, последний транспорт придёт через неделю, уже нет профильных специалистов, нет никакого серьёзного оборудования, даже все вычислительные мощности уже на орбите… А ему ударило в голову — контакт! “А вдруг получится?” Тьфу! Да может эти кляксы — просто местная фауна!
— Так, у нас ещё неделя. А пива — всего на день! — отметил Стэнли, глядя, как пустые банки раскатываются по полу. — Как я буду контакт без алкоголя устанавливать? Я, может, интроверт! — он развёл руками, выразительно обведя нас взглядом.
— Переведи с местного всего одну фразу, Стэн, — и я лично для тебя, интроверта, сгоняю за пивом хоть на Землю! — слегка отрешённо усмехнулся Вик.
Надо было вернуть команде тонус.
— Окей, давайте ещё раз повторим, — я повысил голос, привлекая внимание, — что у нас есть на данный момент? Ася, опиши вкратце!
— Как скажешь, Миш, — Ася безнадёжно посмотрела на меня, и стала монотонно декламировать: — Четыре года назад на планете Сигма-Браво-2414 был обнаружен вид живых существ. Форма — амёбообразная, размер — от полуметра до метра в диаметре, цвет — чёрный. Питаются листвой, корой и, потенциально, — радиацией. По крайней мере, где больше радиации — больше их. Сами при этом странным образом не излучают. Язык общения — неизвестен. Потенциально — это система свистящих звуков, издаваемых ими время от времени. При приближении человека или дрона стараются удалиться на существенное расстояние, что делает подробное исследование особенно трудным. За четыре года исследования из информации о них были собраны лишь звуки их “общения” со стационарных акустических датчиков в джунглях. Эти звуки уже два дня обрабатываются нейросетью на орбите на наличие закономерностей, поскольку два дня назад один из представителей вида был найден механиками внутри ограждения нашей радиостанции. По-видимому, упал с дерева и не смог перебраться через ограду под током. Он был помещён в защитную клетку из-под неисправного генератора и передан команде геологов под руководством Михаила Терентьева, “установить контакт”, — Вик и Стэнли при этих словах уже не сумели держать серьёзные лица. — За два дня неустанного труда было выяснено, что раз в восемь с половиной минут этот представитель вида издаёт пронзительный свистящий звук…
В этот момент клякса опять перетекла, открыла щель и выдала ту же самую свистящую трель, которую исполняла уже второй день. Один-в-один так, как и каждый раз до этого.
— …именно такой, спасибо, — с бесстрастным лицом кивнула Ася кляксе, закончив. Стэнли с Виком тряслись от беззвучного смеха.
— Спасибо, Ася, — сказал я. — Итак, если считать, что представитель вида пытается нам что-то этим сказать, что это могло бы быть? Какие идеи у нас есть? Вик, Стэн, сфокусироваться!
Но всё было напрасно.
— Привет, земляне! — Я — амёба! — Отвалите, неандертальцы! — Я буду стрелять! — С вами свяжется мой адвокат! — посыпались их версии. Толку от этих двоих уже не было.
Ася уже даже не улыбалась в ответ на их шутки. Усталость от бессмысленной работы навалилась на неё всем весом. Нам всем нужен был перерыв.
***
Пива на день не хватило. В тот же вечер мы, слегка осоловелые, но весёлые, сидели на полу и допивали четыре последние банки, стараясь больше не реагировать на трели из клетки.
В каждом подвыпившем где-то посередине между “ну я чуть-чуть” и “я больше не могу” просыпается он сам, только настоящий, тот, кто живёт за барьерами застенчивости и приличий. Мы с командой работали вместе уже почти десять лет, и тех, кто просыпался в них на пятом пиве, я уже знал.
Стэнли становился настоящим героем, для которого — в теории — не существует пугающего и невозможного, а на практике не существует и задач достаточно сложных, чтобы быть достойными его внимания.
Вик превращался в критика всего, что попадалось ему на глаза. Разговаривать с ним становилось сложно, хоть мы и привыкли.
Но сегодня эти всегда такие разные “пьяные Я” твердили примерно одно и то же.
— Этот “контакт” — полная чушь! — горячился Вик. — Я вам говорю: эти кляксы — местные ящерицы или вроде того. Это ж очевидно! Зачем с ними говорить? Это абсурд!
— Я думаю, что если б у нас было время и оборудование, мы бы легко с ними заговорили. Пусть даже они — ящерицы, — спокойно говорил Стэн. — Но зачем? Что бы мы у них узнали? Как есть синюю кору? Я вас умоляю!
— Да даже и того не узнали бы! — на всякий случай не соглашался Вик. — Мы же вот с варанами на Земле не разговариваем!
Ася пока молчала и вяло улыбалась их взаимным поддёвкам. Из прилежной и сосредоточенной девушки она на пятой банке становилась мечтательной поэтессой-рассказчицей.
— А у меня есть версия, — вдруг сказала она, когда Вик и Стэн на секунду замолкли, чтобы сделать по глотку.
— Рассказывай, — поддержал её я, пока те двое не продолжили спорить.
Долго уговаривать Асю-рассказчицу было не нужно.
— В детстве, на Тарсении, это за Плеядами, там колонию тогда только основали, я убежала в лес. Там всё совсем как на Земле раньше было, только животные размером побольше. Мне было четыре, мы гуляли с отцом и его другом, я что-то увидела между деревьев и побежала посмотреть. Они даже не заметили. Колония только строилась — взрослые там всегда были заняты, дел было по горло. Вот и они — обсуждали что-то, увлеклись, а я и сбежала.
Ася глотнула из банки.
— Так вот, оказалось, что там то ли ничего особенного не было, то ли всё, что было, убежало, как только я ринулась на него в чащу, — продолжила она. — А ещё там была яма. Довольно большая. Гуманоидные аборигены вырыли, видимо, белок ловить. Белки там были странные — по деревьям особенно не лазали, а вот размерами были знатные — размером с кошку. Красивые-е! — Ася мечтательно прикрыла глаза. — В общем, в эту яму я и попала. Там раньше внизу, наверное, сеть была какая-то, для белок, да аборигены вытащили, когда уходили. Было просто темно, мокро и страшно. И я, конечно, сидя в яме, разревелась, и начала ныть “Па-а-апа-а-а!”. Каждые десять секунд звала его. И не двигалась — я же знала, что папа придёт и вытащит меня, — она усмехнулась и сделала ещё глоток.
— Мне вот и кажется, что эти кляксы — как дети, — Ася задумчиво покачала остатками пива в банке, глядя в пол. — Шарахаются по лесу беззаботно, объедаются вкусной синей корой и греются в гамма-лучах. От опасности отбегают подальше, как учили. А если всё же вдруг что случается — садятся на дно ямы, как я, и зовут папу.
С этими словами она в один глоток допила пиво и с интересом посмотрела на нас: “Что думаете?”. Мы, заслушавшись, молчали, думая каждый о своём.
Клякса вновь свистнула. Все переполошились, испугавшись, так грубо вырванные из задумчивости. А когда все простые ругательства в адрес кляксы уже закончились и в строю осыпавших её бранью остались лишь изобретательные Стэн с Виком, в углу комнаты кашлянула рация.
Вызывали с орбиты:
— Майк, приём! Это Небо! Приём, Майк! Ответь срочно!
Я поднялся и расслабленно подошёл к столу с системой связи. Всегда у них там, наверху, всё срочно. А у нас — уже ночь, отдых.
— Небо, приём. Синяя Тайга слушает.
— Это ты, Майк? У вас там всё хорошо?
— Это я. Всё хорошо. Чего беспокоите так поздно? Нейросеть что ли, наконец, посчитала?
— Так, Майк, ноги в руки — и пакуйтесь немедленно! По ящику на человека, только самое важное, больше не унесёте. Скафандры надеть сразу, из модуля не выходить! Мы выслали вам шаттл. Он на подходе. Как понял?
— Всё понял. Не понял только, что происходит. Откуда паника, Небо? В этих синих джунглях за четыре года самое опасное, что было, — это скука, от которой тут не деться.
— Майк, это Навицки, — изменилась рация в голосе. — Немедленно выполнять! Мне ещё только жертв для полноты провала не хватало!
Я вздрогнул и взглянул на ребят. Опьянение медленно сползало с их лиц, сменяясь беспокойством. Навицки был кем угодно — тупицей, самодуром, скрягой, но не пустым паникёром.
— Принято, босс! — отрапортовал я в ответ, стараясь звучать как можно бодрее и спокойнее. — Вы слышали? Выполнять! Надеть скафандры, материалы — в ящики!
Постепенно ускоряясь, они, наконец, забегали по модулю, натягивая на ходу скафандры и собирая в металлические контейнеры остатки “нашего научного хлама”, как называл его Навицки. Я щёлкнул тумблером и забегал со всеми.
— Небо, уже работаем! Мы на дуплексе, скажите хотя бы вкратце, чего нам тут бояться-то надо?
— Майк, нейросеть всё посчитала. Вам это не понравится.
— Давай уже говори, не тяни! — крикнула из противоположного угла Ася.
— Ладно-ладно. В общем, посчитала. С вероятностью семьдесят четыре процента эти амёбы — общественный вид. Что-то вроде муравьёв, или пчёл. Только другие. Наши мелкие друзья — это их собиратели. А их свист обычно состоит из двух частей: первая — постоянная, никогда не меняется, вроде обращения, а вторая — смысловая. Получается что-то типа “центр, тут много коры” или “центр, тут выше радиационный фон”. Но в редких случаях их свист содержал на записях только первую часть. Тогда он повторялся раз в восемь с половиной минут и через какое-то время вообще надолго затихал в этом районе.
— Это почему?!
Рация нерешительно помолчала.
— У нас только акустические и температурные данные есть. Мы не знаем точно. Молчание и холод, вот что в тех областях каждый раз было. Примерно на сутки или около того. Нейросеть считает, что это, с вероятностью восемьдесят пять процентов, — их “центр”. Типа матки или охранника, сложно сказать. Приходит на зов. Вероятно, защитный механизм у них такой…
Ася аж села в тот же ящик, куда только что кинула пакет с образцами.
— Папа… — она закусила губу и уставилась в пустоту. Её руки нервно дрожали.
— Так, Небо, вы же не хотите там сказать… — начал я, как вдруг по крыше модуля что-то отчётливо зашуршало.
Мы встали, где были, замерев. Наша клякса снова перетекла и свистнула.
— Май… почем… т… м… чишь… — заикала рация, почему-то теряя сигнал.
Вся команда уставилась на меня, ища поддержки и указаний. А я так и стоял, как дурак, держа в руках самое важное, что нашёл, — коробку с нашими отчётами о работах. По ним нам рассчитают премии. Если будет, для кого считать.
Внезапно раздался громкий металлический стон, и потолок модуля косо просел вниз на полметра. Ася завизжала. Мы побросали все пожитки и в панике огляделись в поисках источника опасности.
Послышался треск. Это сверхпрочный пластик окон проламывался под давлением чего-то, что лезло в модуль снаружи.
Окна потрещали всего секунд пять, а потом сдалиcь, ссыпавшись внутрь. Ася снова взвизгнула. Впервые за четыре года в этот модуль снаружи пахнуло холодом. Теперь у Папы был вход.
С новым стоном потолок просел ещё на полметра, а мы четверо отбежали в самый дальний от окон угол и забились в него. Ася плакала, остальные просто дрожали и бессильно, неостановимым потоком матерились.
В проломленные окна внутрь медленно текла чёрная слизь. Точно такая же, как наш подопытный. Только много, много больше.
Клякса вдруг свистнула вне очереди. А потом снова, и снова, и опять.
Стены, не выдержав, прогнулись и начали складываться пополам, а она всё свистела и свистела. И мне показалось, что теперь я слышу в этом свисте искренние, чистые задор и радость.
Ну конечно.
“Папа! Папа пришёл!”