- Смотрите, колесо!
Хористы как по команде повернулись к окнам - огромное оранжевое колесо обозрения разинуло рот на всю набережную.
Еще вчера жёлтые цапли портовых кранов насмехались над коробочками приземлённых пакгаузов, а теперь на фоне нового хозяина неба сами смотрелись воробьиными скелетиками.
Всего-то две пузатых кабинки оттягивали перекрестья конструкций как перезревшие плоды на зимовке.
- Вот будет-то!, - произнёс кто-то восторженно, впрочем не уточнив, что именно будет. Репетиция подскользнулась и пошла юзом.
Когда с хором приехали на региональный конкурс в Ростов была уже ночь, все кроме меня рванули в центр (когда ещё удастся вырваться в большой город), а утром наперебой - кто альтом, кто тенором, а кто и басом восторгались ночным своим коловоротом на колесе обозрения, дивясь как тонет в лаве ночных огней Ростов.
О, этот провинциальный восторг вращения, наследник карусели и леденца. Кустодиев когда-то заглянул в твою душу и обомлел полотнами народных гуляний.
А у меня от этого голова кружится, простите, но я уже не ездок. Вот постоять на высоком краю оврага, где внизу в половнике бывших слобод Караимской, Татарской и Цыганской муравьится жизнь, даже с удовольствием.
Выйдет мужик, как бы невзначай, покурить, а сам посматривает - не задумал ли пришелец злодейства какого. Видит - нет, этот малохольный, из мечтателей, да вернётся не торопясь.
Дождусь пока закат отыграет медью литавр - и вниз.
Хорошо!