Моя мама - Вера Георгиевна Мизандронцева,(22.10.1908-06.07.1994),которая стала хорошим журналистом Тулунской районной газеты
______________________________________
Уже не было с нами папы, и мама не работала в театре, но театр-то существовал. И вот в нем в 1940 году поставили спектакль о Владимире Ильиче Ленине – Ленин в 18-ом году. В нем была роль маленькой девочки Наташи. Обратились по старой памяти к маме. И эту роль доверили сыграть мне. Пошли репетиции, потом спектакли. Меня привозили и увозили домой на машине. Постоянно подкармливали чем-нибудь вкусненьким, помню тянучки такие вкусные, таких сейчас нет. Потом оглушительный успех спектакля. Главную роль Ленина сыграл Борис Ситко. Спектакль посмотрели специалисты из Москвы. Оценили очаровательную бойкую Наташу. В июле труппа должна была поехать на гастроли в Москву. Но …22 июня началась война. Потом мы с моей сестренкой были еще заняты еще в одном спектакле «Урок жизни» Я играла мамину дочку, а Галка моего маленького братишку. Не знаю, что последовало бы дальше. Да, мою маму играла Галина Крамова – народная артистка РСФСР.
Мой второй отец, которого я позже все-таки стала называть папой, забрал нас в Тулун. И Галка (моя младшая сестра) была совсем крошкой и вряд ли помнила своего настоящего отца, а я-то, конечно, помнила. Но человек, который полностью заменил нам отца, а нашим детям – деда, сделал для нас очень много. Правда, стал ли он сам счастливым? Я не знаю. Но он очень любил нашу маму и своего сына, которого никогда не отличал от нас. Мы были его дети, это, наверное, здорово. И вот мы в Тулуне. Отец работает в горкоме партии заведующим отделом агитации и пропаганды. А мама в редакции газеты. Вот здесь полностью проявился ее талант. Она стала хорошим журналистом, спецкором, да еще и стихи у нее прекрасные, куда мне до нее. Но что-то, наверное, мне передалось от нее, кусочек маленький ее таланта.
Опять пришли на память воспоминания о Тулунской жизни. Вспомнила о маме, о ее добром характере. Правда, мне досталось меньше ее любви, чем моей младшей сестренке. Но скорее всего потому, что Галинка по характеру совсем не походила на свою мать. Наверное, характер у нее отцовский, а я больше в мать, такая же взбалмошная и неорганизованная. Это, правда не касается работы. В работе она сделала себя сама. И я тоже. Но есть у нас и еще одна общая особенность. Особенность приручать чужих людей. Где-то в начале войны к нам приехал из Бодайбо сослуживец дяди Бори, маминого брата. И привез к нам свою дочь девятилетнюю Ирину Красовскую. Его забирали в армию на фронт. Ира жила у нас до самого конца войны. Мы с ней так и не подружились. Потому что я ревновала ее к маме, и особенно к бабе Леле. Конечно, мне как самой старшей из детей стало уделяться меньше внимания, любви и ласки. Потом вернулся Иринкин отец, и они уехали. Меня
до сих пор удивляет, что потом Красовские не поддерживали с нами отношения. А ведь вроде должны были.
Очень хорошо помню весну 45 года и День Победы. Это было что-то невообразимое. В школе отменили уроки. Мы все двинулись в лес, насобирали столько жарков, что ими была засыпана вся площадь, на которой проходил митинг. Все плакали, смеялись и опять плакали. А день был такой теплый и солнечный. Климат тогда был несколько иной, в мае уже расцветали цветы, а летом на грядках вызревали помидоры и не было никаких парников и теплиц.
Когда я пошла учиться в 8-й класс, в нашем доме появилась девочка Матильда Молчанова. Она была из деревни Тулунского колхоза, в котором мама часто бывала, когда была корреспондентом газеты. Средней школы в этой деревне не было. И вот мама взяла Матильду к нам. Мы стали учиться с ней в одном классе и вместе закончили школу. С ней-то мы стали подругами.
С питанием у нас стало получше. Из деревни нам подбрасывали муку, картошку, а иногда и мясо. Так что мы с бабой Ниной на полях мороженую картошку уже не собирали. Труднее всего было с дровами. Квартира у нас была большая, дом старый, уголь мы покупали, а вот с дровами полный крах. Основными добытчиками дров были мы с Матильдой. Мы забирались в наш дом и пилили концы балок перекрытия. Они были очень сухие и смолистые и хорошо шли на растопку. Но их было не так много. До сих пор не понимаю: крыша-то на чем держалась? И ведь не рухнула. А на остальные дрова пошли Тулунские деревянные тротуары. Их мы выковыривали ночью. И ведь ни одного раза не попались.