Расхитители Дождей

Расхитители дождей

***
Что же там, в темноте, творится с нашими душами? Мы все подобны деревьям: на поверхности, где чистый и прозрачный воздух, где каждый на виду у остальных, мы тянем ровный и гордый ствол вверх, стараясь внешне походить друг на друга. Но там, в другом мире, где всё скрыто от глаз под тёмным слоем земли, мы прорастаем своими корнями, своей душой, без ограничений и порицаний, криво и косо, как нам удобно. Впиваясь тонкими щупальцами так глубоко, что на полпути любой червяк собьётся с толку, не различая, где заканчивается одно дерево и начинается другое. Мыслями мы живём там, в кромешной тьме, где никто не в силах нас судить. Как можно судить о том, чего не видишь? То, чего наверняка не знаешь! И только иногда интуитивно узнаёшь себе подобного в щекочущем прикосновении мелких волосков, которые пушатся на подземных стеблях. Растут там, где очень глубоко, так глубоко, что на ощупь ты не отличаешь их от своих собственных. Родственные души – скажет праведник, и только грешник понимает – лишь одинаковые грехи приводят нас на общую дорогу, где нам суждено однажды пересечься.

Глава первая

Раскалённое солнце пекло мою кожу, это вызывало нервное раздражение. Вдыхая запах моря, я всеми силами пыталась заглушить это чувство, но адреналин не позволял голосу в моей голове умолкнуть. В ней крутились обрывки каких-то фраз, мысли путались и смешивались с картинами из прошлого. Оказавшись в такой ситуации, моя голова и моё тело стали подавать первые признаки близкой и неминуемой агонии. Безысходность сложившегося положения сводила с ума, и голос в голове звучал как бред сумасшедшего. «Только не шевели губами», – я едва сдерживалась, чтобы не начать повторять это вслух. «Вдохни свежий воздух океана, это тебя успокоит», – твердил мой разум в перерывах, когда вихрь, круживший мои мысли, как осенние листья, немного сбавлял обороты. От этих заклинаний их с меньшей силой вертело и кидало по сторонам в моей черепной коробке. Вдох... – я задержала дыхание – медленно и очень тихо... выдох. «Закрой глаза, вспомни, как свежие брызги воды падают на твоё лицо, как ты медленно погружаешь тело под его холодный покров». Океан. Прохлада. Секунда – и мысли вновь вытолкнули меня из воды на раскалённый берег. И опять шелест человеческих голосов. Они угрожающе, как стервятники, кружили вокруг нас, словно выжидая, когда наступит момент полакомиться. Я их слышала! Они были здесь.
Пот капал с наших лиц, и желание поскорее убраться в тень, подальше от солнца, закипало на висках. Единственное, что я чувствовала кроме страха в этот момент, – это жажда. В горле стоял ком, который никак не удавалось проглотить. От этого я беззвучно задыхалась. Как во время забега на дальнюю дистанцию, ты бежишь, бежишь, вдруг резко остановившись, стараешься набрать в лёгкие воздух, но не можешь, дыхание сбилось и не даёт тебе разжать грудную клетку. Казалось, в эту минуту я испытывала то же самое чувство.
Затем жар стал накатывать волнами. Мысль о холодном океане не давала мне покоя. «Вот же он, в двух шагах от меня!» Мечты о нём были подобны мукам уставшего разума, что жаждет сна, так и моё тело жаждало сейчас этой прохлады.
От этих мыслей меня отвлекал только страх. Страх, что всё кончится трагедией. Я боялась за себя и за сестру, за мать и отца. Меньше чем в шаге от меня они были точно в таком же положении. Страх. Он был везде. В горячем воздухе и в нашем дыхании. На лице отца он читался так ясно, что я боялась смотреть на него. Оно было подобно сухому полену, которое вот-вот подкинут в костёр, и оно вспыхнет. А чем вспыхнет? Что это будет за эмоция? Что придёт на смену этому страху? Мне страшно, и я отворачиваюсь, чтобы не видеть это лицо.
Ещё полчаса назад его глаза искрились ненавистью, и эти искры долетали до людей, что подло нас удерживали. Они яростно бились об их одежду, обувь, угрожали, но не устрашали. Те люди знали, что этот огонь безвреден, он может искрить, но не способен разжечь пожар. Теперь же глаза отца излучали страх и покорность. «Может так выглядит само смирение? Не важно, я не хочу это видеть». И не я одна. Мать тоже старалась не смотреть на отца. Она сидела молча, потупив взгляд в пол и обхватив руками колени. Такая… отчуждённая, хотя с самого начала крепко сжимала мою руку. Потом её убрала, видимо понимая, что выдаёт себя конвульсивной дрожью тела. Но было поздно, я догадалась, что она всеми силами сдерживается, чтобы не дать волю слезам и тем самым не спровоцировать отца. Она давно на него давно на него не смотрела и оттого не знала, что его уже ничем нельзя подвигнуть к действиям. Гнева нет, есть только страх.
Хотя и ясно это понимая, сама я всё ещё опасалась любого изменения в поведении родителей, равно как и в поведении наших похитителей. Эти перемены могли привести к спасению или погибели, и состояние неизменности нравилось мне больше, хотя положение и требовало, наконец, какой-нибудь развязки. Долгое молчание нарушила Лиза, она не выдержала напора палящего солнца, которое выступало в эту минуту в роли нашего невольного палача, и шёпотом попросила у матери воды. Та подняла голову и посмотрела на неё умоляющим взглядом. Взгляд этот перехватил отец, и мышцы на его руках напряглись. Сердце его заныло от боли. Его пальцы потянулись к пуговицам на рубашке. Мать вздрогнула, поскольку не ясно отдавала себе отчёт в том, что опасности нет.
Отец снял рубашку и намотал на голову Лизе, тем самым хоть как-то спасая её от солнца.
– Потерпи немножко, – попросил он. – Скоро будет тебе вода, переговоры скоро закончатся. Не задавай пока что никаких вопросов. Мы все хотим пить! – тихо добавил он.
Его рубашка сильно пахла потом, и в любой другой ситуации Лиза бы её откинула прочь. Но в этот раз она не стала показывать свой характер и оставила всё как есть. И всё же удержаться от слёз ей не удалось. Укрывшись под рубашкой, она еле слышно всхлипывала. Тогда мать решилась её обнять, но Лиза не приняла её жеста и всем телом развернулась в обратном направлении.
Единственное, что мог сделать отец для самой любимой из дочек в такой ситуации – отдать ей последнее, что защищало его от беспощадного солнца. Моё лицо сморщилось от этой мысли, и я постаралась не думать об этом. Взор невольно устремился к океану. Ещё несколько часов назад он прохлаждал мою кожу в своих могучих объятиях, а сейчас за неё принялись раскалённые лучи солнца.
Вдруг вдалеке послышались шаги. Видимо, все мы ждали неминуемой погибели, потому что попросту игнорировали их, как бы отрицая неизбежность предстоящего разговора. Но они приближались, а вместе с ними усиливался наш страх, который медленно, в такт скрипу палубной доски, подкатывал к самому сердцу.
– С вами всё хорошо, Артур Бедросович? – большая тень нашего капитана накрыла лицо отца. Уверена, в эту секунду отец почувствовал облегчение и даже прохладу. Он медленно поднял на него невидящий взор, словно его мысли были где-то очень далеко. Настолько далеко, что со стороны казалось, он дремлет с открытыми глазами или находится в состоянии транса. Он не ответил на вопрос, а его взгляд соскользнул в бок.
– Не волнуйтесь вы так, – понимающе улыбнулся капитан. – Они не причинят вам зла, они хотят только корабль.
Тогда отец наконец-то понял, о чём идёт речь, и кивнул ему в ответ в знак согласия. Корабль его сейчас волновал меньше всего. В этот момент Лиза выглянула из-под рубашки и попыталась встать, решив, что всё уже закончилось, но капитан остановил её, жестом дав понять, что она должна вернуться на своё место.
– Ну и, разумеется, выкуп за всех четверых, – добавил он, казалось, спустя целую вечность. Отец, окончательно пришедший в себя, поднялся на ноги и встал перед ним во весь рост. Мы же с мамой после неудачной Лизиной попытки решили дожидаться окончания разговора сидя.
– Мистер Артур, – затараторил капитан, – вы же не хотите, чтобы вас опять били на глазах ваших детей? Не нужно больше агрессии. Прошу вас выслушать всё, что вам скажут, и действовать спокойно, без необдуманных поступков.
Хотя слова и были сказаны почти шёпотом, мы тоже их прекрасно расслышали, и отец это знал. Когда нас схватили, он начал было геройствовать, но пара хороших ударов в живот тут же свалила его на пол, где он ещё долгое время лежал, задыхаясь, чем очень напугал Лизу и маму. Я когда-то сама испытала такое. Кажется года три назад, когда мы бесились с Лизой, она случайно заехала мне коленом в область солнечного сплетения. Тогда я точно также задыхалась, как сегодня отец, и не могла сделать ни вздоха. Лиза уже забыла тот случай и теперь, когда то же произошло с отцом, бросилась к нему в истерике, думая, что он умирает, чем естественно подогрела испуг мамы. Интересно, что за меня в той ситуации она не переживала вообще, паникуя лишь из-за того, что её могут наказать. Представьте себе, после того, как я перестала задыхаться, она меня даже упрекнула, мол, эти отвратительные хрипы могли услышать родители. Надо заметить, мне тогда было почти не больно, и я знала, что меньше чем через минуту отец начнет нормально дышать. Тем более, продолжать его бить никто не собирался. Конечно, удар кулаком взрослого мужчины может быть больнее удара коленом девочки, но в тот момент я об этом не подумала и оставалась спокойной.
– Выкуп? – сухо переспросил отец. Он внял совету капитана и реагировал вполне спокойно.
– Да, денежный выкуп, – повторил капитан, и в этот момент морская волна сильно ударила в борт корабля, отчего судно ощутимо качнулось. В тот же миг вдали послышался шум приближающегося катера. Мне хотелось на него взглянуть, но для этого нужно было подняться, а я в тот момент боялась и пошевелится, одновременно испытывая отвращение к самой себе за свой страх.
– О какой сумме идёт речь? – уточнил отец и мельком скользнул взглядом в ту сторону, откуда доносился шум двигателя. Наверное, он на мгновение подумал, что это спешит помощь. Но в ту же секунду отбросил эту мысль как далёкую от реальности и вновь перевёл взгляд на капитана.
– О всей,– эти слова прозвучали громко и чётко, как приговор.
– О всей, что лежит у вас на счету, – уже мягче уточнил капитан, – таковы их условия. Прежде, чем продолжить, отец выдержал неестественно длинную для него паузу. Скорее всего, в это время он мысленно заставлял себя смириться с тем фактом, что условия придётся выполнить. Вполне возможно, он предполагал, что этим могло всё закончиться. И судя по тому, что пауза затянулась, исход был не так уж и печален. Думаю, в глубине души он радовался. Ведь по сравнению с тем, что происходило в кошмарных картинах, которые он – впрочем, как и мы – неоднократно себе представлял за время нашего плена, всё обстояло совсем не плохо.
– Кто доставит эти деньги? – нарушив наконец молчание, спросил он. Нам придётся вернуться в Москву, я не вожу всей суммы с собой!
– Это сделаю для вас я. С помощью небольших ежедневных электронных переводов и пароля от вашей банковской онлайн страницы сумма будет переведена на нужный счёт.
– Вы? – отец смерил капитана подозрительным взглядом, и на его губах скользнула легкая усмешка.
– У вас нет выбора, мистер Артур, – заметив её, отвечал капитан. – Этому разговору суждено закончиться или вашим согласием на их условиях, или…
Он не окончил фразы, но всем было понятно, что означала эта недосказанная часть.
– Я понимаю, о чём вы. Можете не продолжать, – спокойным голосом ответил отец и перевёл свой взгляд на нас. Мы, опустив головы, сидели тихо, не глядя на них. Так тихо, как будто нас и вовсе не существовало. Но всё же мы были здесь, в полуметре от него, как мышки, загнанные в норку, в ожидании, когда большой кот оставит их в покое. Чувствовалось, что отец колеблется с решением. Уверена, он не ожидал, что за его деньгами отправиться почти не знакомый человек, которого, по сути, не волнует судьба нашей семьи. Капитан тоже это чувствовал.
– Это опасные люди, – как будто бы нарочно торопил он отца. Было видно, что он хочет быстрее покончить с этим. – Не рассчитывайте, что они уступят или изменят свои условия. В этот момент шум мотора наконец подобрался вплотную к кораблю и заглох, а мелкая волна с разбега ударила в борт.
– Тогда будет так, как вы скажете, – произнёс отец уверенным тоном. – Что станет с нами, пока вы будете переводить деньги? Это долгий процесс, по условиям банка в таких переводах существует определённый дневной лимит, поэтому это может занять большое количество времени.
– Ну, за это не переживайте, я постараюсь всё сделать как можно быстрее. А что касается вас и вашей семьи, то ваш совместный отпуск на океанских просторах просто продлиться ещё на некоторое время. Вы и ваша семья будете находиться в полной безопасности, они это гарантируют. А об остальном я лично позабочусь.
– Я в этом не сомневаюсь, – уже с неприкрытой ненавистью в голосе произнёс отец.
– Не переживайте вы так из-за денег, – капитан произнёс это таким тоном, как будто речь шла о пустячной сумме. – Семья это главное! – он наклонился и хотел было погладить меня по голове, но отец резко оттолкнул его руку, прежде чем она успела меня коснуться.
– Уберите свои руки! Вы – лицемер и с ними за одно! – закричал отец. – Вам меня не обмануть! Не нужно из себя корчить доброго помощника.
– О, поверьте, мистер Артур, вы очень сильно ошибаетесь в своих выводах, – перебил его капитан, очень спокойно отреагировав на истерику отца.
– Лучше не ищите себе лишних проблем в моё отсутствие, – вполне серьёзно добавил он. – Думайте о своей семье, прежде чем что-то предпринимать.
В ответ на эти слова отец злобно уставился на него. Этот взгляд был похож на взгляд волка, попавшего в капкан. Лапа изранена, стальная ловушка удерживает её, не давая вцепиться в глотку врагу. И единственное что ему остаться – это злобно рычать. То же самое сейчас делал отец – он злобно рычал.
– Это вы нас сюда затащили! Вы знали, что мы здесь попадем в ловушку!
– Вы сами согласились изменить маршрут, – начал было оправдываться капитан, но, в конце концов, понял, что это бесполезно, и замолчал, позволив отцу продолжать свои обвинения. Это был жест доброй воли с его стороны. Капитан понимал, что после долгих часов унижения отцу нужно было высказаться, и лучше пусть он выместит злость на нём, чем его опять будут избивать за его горячность.
Обвинения сыпались градом, это были жалкие попытки со стороны отца поставить на ноги униженное чувство собственно достоинства. Прекратился этот спектакль так же быстро, как и начался, потому что сзади послышались приближающиеся шаги. Это были наши похитители. Они, по-видимому, ждали своё начальство, которое только что взошло на борт. Капитан тут же прервал монолог отца жестом и обернулся назад. Подошли трое, один, что был посередине, выдвинулся вперёд. Затем они с капитаном отошли в сторону и с минуту посовещались. Одобрительно покивав головой, главный дал знак двум остальным. Те, как по команде, протянули нам по бутылке воды. Лиза тут же накинулась на воду, как только пластиковая ёмкость попала ей в руки. Я и мама сделали то же самое, но немного сдержаннее, отец и вовсе пока отказался пить. Осушив бутылку, я медленно встала и подошла к борту корабля. На этот раз никто не стал этому препятствовать. И в следующее мгновение, неожиданно для всех, я свесилась вниз головой и перевалилась за борт. Моё желание, наконец, было исполнено, вот чего мне больше всего хотелось – оказаться в холодной воде.
Вынырнув, я сразу подняла голову вверх – все стояли возле борта, наблюдая за мной. Хотя уши были слегка заложены, я отчётливо различала их тревожные голоса. Мама попыталась прыгнуть вслед, но отец её удерживал. Слышно было, как он её успокаивал, повторяя, что со мной всё в порядке и меня сейчас доставят на корабль. Но, честно сказать, мне было так хорошо в прохладной воде, что я в тот момент была не способная о чем-либо жалеть. Этот прыжок был просто необходим. Непременно нужно было смыть с себя остатки страха и пота. Мне хотелось раствориться в прохладе воды и свежести ветра, хотелось выплеснуть поток мыслей, что накопились в голове за эти часы. С чего же всё это началось, спросите вы? А началось это всё месяц тому назад, когда у Лизы возникла чудесная, как ей тогда казалось, мысль – провести летние каникулы в приключениях на водных просторах.
Ну что сказать! В конце концов, эти приключения нас нашли.
Я давно заметила, что желания маленькой Лизоньки сбываются без особых усилий. Сама удача не в силах устоять перед потоком её капризов. Как уже все догадались, имя этой удачи – Артур и Мария Филипповы. Мои мать и отец – источник её волшебства, с их согласия любое её желание всегда исполняется с легкостью. Вот так, будучи под впечатление от «Капитана Немо» или чего-то там ещё, она топнула об пол своей волшебной ножкой, и родители, тут же отреагировав на этот стук, согласились нанять корабль и команду для чудесного путешествия всей семьей.
Меня, конечно, никто не потрудиться спросить, хочу ли я ехать? Да и вряд ли в то время моё мнение учитывали вообще. Естественно, я была не в восторге от такого предложения и всем видом это показывала. Но от этого положение становилось ещё хуже. Дело было в том, что в этом году я переходила в выпускной класс и ровно через год должна была покинуть наш дом и уехать учиться в другой город. Маме эта идея не нравилась, но у нас с самого детства существовал договор о том, что мы с сестрой вправе сами выбрать, где будем учиться. Я выбрала университет, у которого не существовало филиала в нашем городе и таким образом обеспечила себе обучение за пятьсот километров от дома, рассчитывая в будущем получить пять лет жизни, полностью свободной от родителей. Оставалось подождать лишь год. После этого поступка я лишена была права самостоятельно принимать вообще какие-либо решения. И когда я устроила истерику и заявила, что не поеду ни в какое путешествие, мама ловко обвинила во всём мой переходный возраст: мол, гормоны не дают мне здраво мыслить и так далее, и так далее…
Да, черт возьми! В какой-то степени она была права. Одной из причин, почему я не хотела покидать город на всё лето, был парень из параллельного класса. Он мне нравился уже довольно продолжительное время, но только в конце учебного года обратил на меня своё внимание. Если уехать именно сейчас, то возможность будет упущена. Он был популярен в нашей школе, и девчонок вокруг него увивалось немерено. Как ядовитый плющ они медленно подкрадывались со всех сторон, чтобы зацепиться и обвить свою жертву. Я была в тот момент к нему ближе всего, но пропади я на целое лето, исчезни из его поля зрения, и он подпустит к себе другую. Вот она-то уж точно вцепиться в него как клещ, которого очень тяжело будет удалить, а удалив, ещё сложнее будет избавиться от неприятных последствий. Сейчас же ещё есть шанс на чистые, ничем не омрачённые отношения. Я была в ярости от идеи Лизы и ненавидела её за это.
«Он не проявит терпения и не будет ждать моего возвращения, обязательно найдется та, что привлечёт его внимание в моё отсутствие», – эти мысли делали меня очень нервной, и я срывалась на домашней прислуге. Отец это видел и верил всему, что говорила мать. После лизиной идеи она вдобавок ко всему утверждала, что это влияние нездорового городского воздуха.
«Мы все давно не выходили из зоны комфорта, – повторяла она, – поездка пойдёт на пользу». Как будто чувствуя, что я что-то задумала, мама очень не хотела меня оставлять дома, наедине с друзьями. Она много раз говорила, что современная молодёжь испорченная, и что я и Лиза – не такие как все и делать нам среди них нечего. В чём, конечно же, ошиблась, мы были такие же, как и все, а может ещё и хуже других. Я не виню её в этой очевидной слепоте, ведь люди часто не хотят замечать в близких то, что отмечают с отвращением или презрением в других, чужих их сердцу, людях. Вот и она никогда не признает этого. Точно так же, как и я не хотела признавать сегодня трусость отца и видеть разочарование в глазах своей матери.
Прикрывая веки, я толкала своё тело всё сильнее вниз, под воду, с каждым разом всё дольше задерживая дыхание. Как же мне в тот момент хотелось растворить свои мысли в солёной воде, уйти на глубину и, вынырнув, оказаться в том месте, где месяц назад я с хрипом в голосе просила маму никуда не уезжать. Не скажу, что тогда я сделала всё, что могла, на все сто процентов, хотя просила, точнее сказать, требовала с наглостью и неуважением, которого раньше не смела проявлять. Но этого оказалось недостаточно. Нужно было притвориться больной или сломать себе, к примеру, ногу. Сейчас я очень жалела, что этого не сделала. Воздух закончился, и я вынырнула, но, увы, передо мной был тот же корабль, тот же океан, и то же синее небо.
В последнее время я всё чаще стала задавать себе вопрос, отчего люди – такие лицемеры? Думаю, многие со мной согласятся, что порой мы в своих фантазиях представляем, как всё хорошо складывается именно у нас, а не у наших близких. Это я вот к чему: накануне нашего отъезда, лежа в кровати, я бесилась от мысли, что мне придётся всё-таки ехать в это дурацкое путешествие. И чтобы себя хоть как-то утешить, мечтала о том, что в эту ночь у нас в доме произойдет утечка газа. Все кроме меня, включая даже прислугу, отравятся им и просто умрут, а я останусь единственной наследницей папиного состояния. Меньше чем через год мне исполнится восемнадцать лет, и я вступлю в права наследства. Буду молодая и богатая – сама себе хозяйка. Моя жизнь станет не только свободной от родительской тирании, но ещё и финансово независимой. Тогда мне не нужно будет тратить своё время на дурацкую учёбу или думать о замужестве. В ту ночь я представляла себе похоронную процессию и длинную панихиду по моей семье. Перед глазами вставала картина, как гробы с телами моих родных опускают в землю и мне выпадает честь первой кинуть горсть земли на их крышки. «Бедная сирота, которая потеряла отца и мать, и младшую, любимую сестренку». Безусловно, в этот миг я буду в центре внимания. Все будут меня жалеть и утешать. В этих мечтах я всё не переставала вытирать слёзы белым шелковым носовым платочком. Горячие капли скорби медленно скатывались по моим бледным щекам, скрытым от любопытных глаз черной вуалью. Ах, да! Сейчас опишу свой наряд: длинное чёрное платье, сшитое на заказ одним из самых дорогих московских дизайнеров. Оно тесно обтягивало мою стройную фигуру и слегка приоткрывало зону декольте. Ещё на мне была небольшая шляпка с перьями и, как я уже упоминала, вуаль, прикрывавшая моё, якобы, опухшее от слёз лицо. Ещё к этому образу можно добавить туфли на шпильках и чёрные чулки с поясом, хотя нет, похороны будут проходить летом и мне будет жарко, поэтому эту деталь моего туалета я заменю простыми босоножками. Меня нежно и с сочувствием обнимает Дэнис, я плачу на его сильном плече. Как вы уже поняли, так зовут того самого парня из параллельного класса. Он мне на ухо шепчет слова утешения и целует мои солёные от слёз губы.
В эту ночь одна картина сменялась в моём воображении другой, в которой я становилась героем и спасала свою семью от отравления газом. Проснувшись посреди ночи и вовремя обнаружив утечку, я разбудила отца и мать и помогла покинуть дом маленькой, беззащитной Лизе.
Представляла себе даже, как команда пожарных награждает меня какой-нибудь медалью. И вся страна с восхищением смотрит на смелую девушку, которая спасла свою семью от гибели. Но признаюсь, картина на кладбище с Дэнисом и похоронной прецессией меня привлекала больше. Тем более, вряд ли за обнаружение утечки газа дают медаль и маловероятно, что это вызовет восхищение у всей страны. Слава и почёт – это, конечно, тоже хорошо, но перспектива стать богатой и свободной, меня привлекала больше.
Одно время, ещё до этой ночи, я стала задаваться вопросами: а не грех ли мечтать о таком? Ну, в том смысле, что думает на этот счёт Господь Бог и что пишут в Библии? Бывают ли у других людей подобные фантазии? И мешают ли они им, к примеру, оставаться в своих поступках порядочными и даже набожными людьми? Можно ли притворяться праведником: ходить в церковь, соблюдать пост, делать пожертвования в пользу бедных, и при этом мечтать об убийстве. Тогда у меня всплыли в памяти слова, которые я когда-то слышала от нашего священника: «Бог видит нас изнутри». То есть он видит наши мысли, так же как и наши поступки. Но в продолжении оказалось вот что: я спросила у того священника, греховны ли наши помыслы? На что он ответил: «Иметь дурные мысли это не грех, грех осуществлять их в дурных поступках!» То есть, если ты в мыслях хочешь кого-то убить – это ещё не грех, а вот если ты убьёшь на самом деле, то дорога в ад обеспеченна. Но опять же только в том случае, если не ты раскаешься перед Богом в своем грехе. То есть можно даже убить и всё равно не попасть в ад.
Ну и отлично, теперь я спокойно могу дальше мечтать о смерти родителей, и мне за это ничего не будет? Точно, Бог меня создал такой, значит и все мысли в моей голове – тоже часть его плана! Мне кажется, главная миссия человека состоит именно в том, чтобы мастерски скрывать своё истинное лицо, свою распущенность и свою алчность от окружающих. И у каждого есть особые личные качества, которые нужно уметь каждый день мастерски утаивать. Когда-то нам в школе задали такой вопрос: «Какую суперспособность вы хотели бы иметь?» Кто-то ответил, что хотел бы читать чужие мысли. В этот момент я подумала, что не слышала ничего глупее. Тут со своими-то мыслями сложно разобраться, потому что их за минуту приходит столько, что попробуй за ними уследить. А если добавить ещё и чужие? Я твёрдо убеждена, что все, кто умеет читать чужие мысли, сидят по психиатрическим больницам. Смешная догадка, но что-то мне подсказывает, в этом всё же есть доля правды. Конечно, мне кто-нибудь возразит, что обладая такой способностью, человек сможет контролировать поток чужих мыслей, но тогда дела будут обстоять ещё хуже. У него уже никогда не будет ни семьи, ни друзей, ни даже просто приятелей.
Подумав об этой перспективе, я улыбнулась и открыла глаза, забыв о том, что нахожусь под водой, солёная вода залила их и обожгла роговицу, и я, задыхаясь, вынырнула.
Неподалёку послышались голоса, но в этот момент я оказалась не в силах взглянуть на тех, кому они принадлежат. Наконец, еле разлепив один глаз и то на секунду, я мельком увидела лодку. Она двигалась мне навстречу. Через несколько минуту пара крепких рук схватила меня за плечи и вытянула из воды. «Быстро же до меня добрались», – думала я, вслепую нащупывая место, где можно сесть. В этот момент, чья-то рука меня потянула к себе, и я рухнула на скамью, больше не чувствуя усталости, а только облегчение и прохладу. Все знали, что за этот поступок мне ничего не будет, так как это был не побег. При таких обстоятельствах попытка побега была бессмысленна: вокруг только бескрайний океан и бежать некуда. Бедная девочка перегрелась на солнце, и это было ей необходимо — вот как всё будет интерпретировано. На самом деле, это и был настоящий побег, я мысленно бежала от своей семьи, как бегут от бубонной чумы. Никто из них никогда не выскажет этого вслух, да и я сама никогда в этом не признаюсь, и всё же я хотела сбежать не только от похитителей, но и от родных мне людей. Да, в мыслях я мечтала оставить их там, на захваченном корабле, а самой спастись. Хотя не подавала виду.
Соль перестала щипать глаза, и я, наконец, их свободно открыла. Рука, что помогла мне сесть, принадлежала маме, рядом с ней сидела Лиза. Отца я увидела в последнюю очередь, он старательно не обращал на меня внимания, делая вид, что пристально всматривается в горизонт. Я нарочно впилась в него глазами, выжидая момента, когда сумею поймать его взгляд, сама ещё не зная, для чего. Наверное, чтобы посмотреть на него со злорадством. Показать, что я была права, что нужно было остаться дома. Но он так и не дал мне такой возможности вплоть до окончания нашего пути.
Двигатель лодки взревел, и мы поплыли в неизвестном направлении. Яркое солнце вновь устремило свой взор на нас и нещадно палило всю дорогу, не давая отдохнуть ни секунды.
Океан становился не спокойным, и внезапно налетевший восточный ветер подгонял волны. Они подбрасывали лодку то вверх, то вниз, и минут через двадцать от такой езды меня охватили позывы рвоты. Стараясь их преодолеть, я перебралась на нос лодки, где долетавшие брызги воды могли меня освежить. Это сработало, и позывы прекратились. В тот же момент я ощутила сильный голод, и мне захотелось узнать, как долго нам ещё плыть, но я не решилась задать кому-нибудь этот вопрос. Отец этого всё равно не знал, а те двое, что плыли с нами, не знали русского языка. Возможно английский? Можно было попробовать. Но лучше дождаться, когда они сами на нём заговорят. Так сказать, первые установят правила коммуникации с пленными. Но они молчали. Чувство голода усилилось и с ним росло желание всё же задать этот вопрос. К счастью, когда это желание достигло предела и слова вот-вот должны были слететь с моих губ, на горизонте наконец показалось нечто.
На первый взгляд это было похоже на большой странный корабль. По мере нашего приближения к загадочному объекту моя фантазия выделывала странные вещи. В какой-то момент мне стало даже казаться, что это замок. Потом – что это скала, окутанная сверху светлой гущей облаков. Вокруг этого объекта светилось что-то похожее на радугу. От чрезмерного напряжения мои глаза устали, и я их плотно закрыла. Затем, почувствовав облегчение,  решила снова открыть и максимально сосредоточиться на объекте. Но прежде чем успела это сделать, услышала голос отца.
– Это остров! – он точно так же, как и я, всё это время гадал, что же там такое. Сходство наших мыслей напомнило мне о страхе, который я испытывала на корабле те бесконечно долгие часы. «Неужели и он боялся настолько же сильно, как я»? – спрашивала я себя. Но открыв глаза, тут же отбросила эту мысль, поскольку картина, открывшаяся впереди, наконец приобрела свои чёткие очертания. Это действительно был остров, поросший пальмами и зеленью. Издалека он сразу показался мне небольшим, и по мере приближения выяснилось, что так оно и есть. Странность заключалась в том, что у него имелась крыша. Она состояла из туго натянутого, плотного полиэтилена. Именно свет, отражённый куполом, всё это время играл с моим воображением. Конструкцию удерживали то ли палки, то ли трубки, издалека это трудно было определить. Они были расположены в воде, по всей окружности острова на довольно приличном расстоянии от берега. «Вплавь можно было легко добраться и посмотреть на крепление», – подумала я. Вдалеке уже просматривалась прекрасная бирюзовая лагуна, что протянулась вдоль острова. Её полоса чётко отличалась по цвету от основной воды. Океан был синий и мрачный, а вода в прибрежной лагуне – лазурная и нежная. С первого же взгляда меня заворожила её красота, и от восхищения я даже забыла о страхе, который ещё трепетал в моём сердце. «Она сможет стать мне здесь хорошим утешением», – мелькнуло тогда у меня в голове.
Так как проход в сказочную лагуну был узким, и лодка на полном ходу не могла зайти внутрь без риска повредить борта, то мотор заглушили и сели на вёсла. Помехой и защитой служил риф – он, как стражник в засаде, едва выглядывал из воды, до поры до времени притаившись на глубине. Поверхность океана служила его надежным укрытием, и лишь приблизившись вплотную можно было различить его присутствие. Хотя вода и была идеально прозрачной, она всё же не давала возможности составить чёткое представление, тянулся ли риф по всему периметру на сотни метров вокруг острова или же это был небольшой участок. Но мне показалось тогда, что существует лишь единственный проход к острову – это узкие врата, через которые мы сейчас плывем. Помню, я ещё подумала, что были бы сейчас волны посильнее, они бы легко потопили нашу лодку, натолкнув её на коварный подводный шпиль. Однако с помощью вёсел двое мужчин легко справились с течением, и мы ловко проскользнули внутрь. В это мгновение я опустила в воду руку, чтобы дотянуться до стражника и пощупать его, но движение вёсел ускорилось, и не я успела.
Словно под шатёр цирка проникли мы под прозрачный купол. «Да, ловко придумано», – обернувшись назад, размышляла я. Палки–трубки, что удерживали эту странную крышу, находились прямо за рифом, в зоне недосягаемости, когда я поняла это, моё желание плыть и исследовать их поближе сразу пропало. Попытавшись сделать это, легко было пораниться. А тем временем лодка уже приблизилась к берегу. Оторвав свой взгляд от подводного стражника, я наконец устремила его вперёд и увидела, что мы плывём к деревянному помосту на сваях, который, по-видимому, послужит нам причалом.
Подобравшись к нему вплотную, лодка причалила. Один из наших похитителей подал руку сначала отцу, маме, а затем и нам с Лизой. Всё происходило в молчании. И только ступив на деревянный настил, отец посмотрел на меня. Ощупав мою одежду, которая за это время уже почти высохла, он слегка улыбнулся и одобрительно кивнул. Затем, оглядевшись кругом, громко произнёс: «Ну что ж, всё не так уж и плохо»! Лиза и мама стояли рядом и ждали дальнейших действий наших сопровождающих (буду их так теперь называть, потому что на суше они перестали вести себя как бандиты), после слов отца они немного приободрились. Я же задумалась о том, что на самом деле он имел в виду? «Лучше чем, что? То есть в его голове были варианты похуже, и возможно в первый раз в его жизни он не способен на них повлиять».
Живот крутило от голода, и непроизвольно всплывали воспоминания о вчерашнем ужине из жареной рыбы и риса. Лиза с отцом рыбачили прямо с корабля, из их добычи и состояла наша вечерняя трапеза. Остатки от неё в этот момент покоились в холодильнике на корабле, с которого нас, к сожалению, прогнали. Мне стало обидно, их бы однозначно хватило нам и на завтрак.
– Мама, а нас покормят? – послышался рядом шёпот Лизы.
– Думаю, да, – также шёпотом отвечала мать. Её ответ меня очень обрадовал и, натянув на себя искреннюю улыбку, я посмотрела на отца. Он, несомненно, в эту минуту гордился собой и тем, насколько позитивно на всех повлияла эта его фраза: «Ну что ж, всё не так уж и плохо!»
А тем временем двое, не обращая внимания на наш непонятный восторг, направились к спуску, что вёл с причала на берег. И только после того, как один из них махнул нам рукой, мы решились последовать вслед за ними. Покинув деревянный причал, я сняла обувь и голыми ногами ощутила тёплый песок. Возможно, обувь мне здесь вообще и не пригодится. Но другие вещи? Подумав об этом, я окинула взглядом пустой горизонт. Где-то там вдалеке остался наш корабль, а вместе с ним и надежда в ближайшее время вернуться домой.
Дойдя до узкого прохода, огороженного по бокам кустами и деревьями, мы скользнули вглубь острова. Пространство вокруг неожиданно преобразилось. Во-первых, повеяло необъяснимой прохладной, которая оказывала на кожу приятный эффект. Такой, как во время приёма холодного душа в очень жаркий день, а сегодняшний день как раз и был тому ярким примером. А во-вторых, изобилие зелёных красок помогло моментально забыть о голоде. Я когда-то слышала разговор мамы с её подружкой о том, что зелёный цвет обоев в спальне, поможет ей то ли справляться с чувством голода, то ли настроиться на здоровое питание. Так или иначе, буйство зелени кругом мне однозначно в этот момент помогло, и мой желудок почти успокоился.
Как оказалось, в самом центре острова располагалось небольшое поселение. Позже нам объяснили, что для нас оно закрыто, и нам не разрешается туда заходить без особого разрешения.
Наконец один из сопровождающих заговорил с отцом на английском.
– Я сейчас показывать, где ваша будете жить, – не оборачиваясь и не останавливаясь, произнёс он. Вас также покормить сегодня, – чересчур воодушевленно добавил он. – Но это будет только сегодня, завтра вы сами себе добывать еда и работать. Работать, чтобы получать вода, – с важностью в голосе уведомил он нас.
Но даже с учётом того, что я хорошо знала английский, мне не совсем было понятно, что он имел в виду под словом «зарабатывать». Он видимо тоже это понял и, не дожидаясь вопросов, удостоил нас довольно коротким и опять же не ясным ответом: «Изи вам всё рассказывать», а затем обернулся и окинул нас таким взглядом, который чётко давал понять, что на этом все его объяснения исчерпаны.
Не смотря на это, отец всё-таки не удержался от вопроса о наших личных вещах. Он бы хотел, чтобы их доставили нам как можно быстрее. В ответ он услышал, что лично они не решают такие вопросы и за это отвечают другие люди. Отец перевёл свой недовольно взгляд на нас, давая тем самым пронять, что от него ничего не зависит. Это, конечно же, было излишне, поскольку мы шли рядом и всё прекрасно слышали.
Остров оказался не особо велик в ширину. На то, чтобы его пересечь, у нас ушло не больше десяти минут. Когда мы оказались на противоположном берегу, первым, что нам бросилось в глаза, стала небольшая деревянная хижина. Она отличалась от тех, что были в их посёлке (когда мы проходили мимо, я всё же умудрилась краем глаза разглядеть парочку построек). Странность её заключалась в том, что она располагалась над водой, в конце деревянного мостика, соединявшего её с берегом. Конструкция на сваях хоть и выглядела сколоченной на скорую руку, но имела довольно устойчивой вид. Как только мы ступили на мостик, я сразу же убедилась в том, что не ошиблась с выводами, он оказался крепким и прочным. И вот, пройдя по нему всего пару метров, мы оказались на пороге нашего временного дома. Отец потянул на себя незапертую дверь и заглянул внутрь. Хижина оказалась маленькой – метра три в ширину и от силы метра четыре в длину.
В целях экономии места в комнатке стояли две двухэтажные кровати. Они были тесно прижаты к стене, оставляя место по бокам лишь для шкафа и маленького столика. В центре комнаты стояло два стула, но отец их сразу же вынес на улицу, чтобы мы могли без помех вчетвером зайти внутрь.
– Это, наверное, шутка? – обратилась мама к одному из сопровождающих на английском, как только быстрым взглядом с порога оценила комнату.
– Вовсе нет, мадам, – ехидно улыбаясь и одновременно делая вид, что не понимает о чём идёт речь, отвечал тот. После чего, не колеблясь ни секунды, сделал жест рукой, приглашая её войти внутрь.
– Нет уж! – возбуждённо отвечала она и упёрлась своим разъярённым взглядом в отца. Но тот уже находился внутри и рассматривал старую мебель, делая вид, что не замечает маминого негодования.
– Как хотите мадам, – обиженным тоном произнёс тот же самый человек, что указал ей на вход. – В любом случае, это единственный свободный хижина на этот остров. И спать на улица, не рекомендую, – поспешно и строго добавил он. – Пауки, ящерицы, летучие мыши, крабы будут непременно ваша мешать. В доме безопасно, они на мостик не приходить, так что можете спать даже с открытой дверь. Возможно позже появляться возможность вас переселять, но это происходить, только тогда когда кто-то умирать. Кто-то умирать и мы непременно освобождать вам место.
Под конец тирады он широко улыбнулся. В этот момент мамино лицо скривилось от ужаса. Лица Лизы я не видела, но почему-то была уверена, что она вот-вот заплачет.
– Что вам делать, – не обращая внимания на выражение наших лиц, продолжал объяснять он, – жить здесь или ночевать на дереве, решать сама. Мне дело вас предупреждать, – закончил он и пожал плечами. Слушая его, я вдруг поняла: с момента захвата корабля и вплоть до этой минуты я до конца не верила в реальность происходящего. Как Алиса в стране чудес, я падала и падала в глубокий колодец затянувшегося кошмара, отказываясь проснуться и осознать, что всё это происходит наяву. И вот сейчас, видимо, я достигла дна колодца и больно ударилась о реальность. Только сейчас я очнулась.
– Папа, папа! – закричала я во весь голос. Неужели мы будем жить здесь?! – указав пальцем на хижину, я в отчаянье закрыла лицо руками, и слёзы неожиданно и неудержимо, как лавина, хлынули из глаз. Лиза, которая, как я и предполагала, уже давно была готова зарыдать, неожиданно для родителей синхронизировалась со мной и бросилась к матери на шею.
– Я не хочу здесь быть! – продолжала я сквозь слёзы. – Скоро начнётся школа, я хочу назад домой. После этих слов лица родителей превратились в каменные маски, и от этого как-то очень резко моё отчаянье сменилось злостью. И тогда я подняла своё красное от слёз лицо и уже свирепым взглядом уставилась на отца. Заметив его, он замер, не зная, что ему делать. Но затем, как будто опомнившись, сделал пару шагов по направлению ко мне и, встав на пороге, вытянул руки перед собой. Несомненно, он хотел меня обнять и успокоить, но шагнув навстречу, я уклонилась от объятий и обошла его с левого плеча. Уступив мне дорогу, он обернулся, с любопытством наблюдая за тем, что же я буду делать. Я зашла в хижину и просто села на одну из нижних кроватей. Но мой взгляд в этот момент, в отличие от моего тела, бунтовал, он чётко отражал ход моих мыслей. А звучали они примерно так: «Вы пожалеет о том, что меня не послушали! Вы за всё ответите!» Они большими печатными буквами читались в моих глазах.
Отец, казалось, готов был вечно стоять на пороге и смотреть на меня, тем самым давая понять, что его не пугают пустые угрозы. Но сзади продолжала рыдать Лиза, и он перевёл на неё взгляд, который сразу смягчился и будто бы задавал вопрос: «И ты тоже? Ты тоже меня ненавидишь?» Но взгляд Лизы ничего не выразил в ответ, кроме страха, и через долю секунды, отойдя от матери, которая её успокаивала, она последовала за мной и молча села на соседнюю кровать. Тем временем я успела уже осмотреть помещение и даже попытаться открыть окно, но рама оказалась намертво приколочена гвоздями. В комнате постепенно становилось нечем дышать. Вся постройка напоминала мне сарай с садовыми инструментами, неуютная атмосфера давила со всех сторон. Трудно было не обратить внимание на пыль и грязь повсюду: на полу, на окне, на шкафу, и даже простыни, которыми были застелены кровати, показались мне грязными. Не пробыв там и пяти минут, я вышла и быстрыми шагами направилась к берегу. Меня никто не стал останавливать, и, покинув мостик, я снова спустилась на тёплый песок и скрылась из виду в густой зелени кустов.
Сложно объяснить, что меня в тот момент подтолкнуло, но спрятавшись неподалеку от хижины, я стала наблюдать за своей семьей. Из своего укрытия я видела, как мама всё-таки прошла внутрь. Видела, как один из наших проводников, спустя пару минут после меня не спеша покинул мостик и пошёл по направлению к лодке. Его напарник в отличие от своего товарища остался. Его, по всей видимости, забавляла картина того, как наша семья перевоплощается «из князей в грязи». По этой причине, наверное, он и решил задержаться ещё ненадолго. Молча, так же как и я в тот момент, не привлекая внимания и не покидая своего места на мостике, он просто наблюдал за всем происходящим со стороны. Постояв так немного и убедившись, что никаких интересных сцен больше не намечается, он также молча, не прощаясь, повернулся и пошёл обратно к лодке, где его ждал товарищ. Я крадучись двинулась следом за ним на другую сторону острова и стала наблюдать уже из нового укрытия. Тот, что подошёл последним, сел в лодку и оживленно о чём-то заговорил с приятелем, видимо ему не терпелось обсудить увиденное. Первый в ответ всё также нагло улыбался, как и тогда на мостике. У меня он вызывал отвращение. Его лицо с глазами навыкате и неподвижным взглядом напоминало морду ящерицы. «Да, точно ящерицы!» – не знаю, зачем я повторила эту мысль вслух. Мелкие черты вытянутого лица, на фоне тёмнокоричневой кожи резко выделяется белоснежный оскал зубов. Его лоб покрывали мелкие капли пота, и за всё время, что я наблюдала за ним, он ни разу его не обтёр. «Наверное, уже привык так ходить», – засмеялась я вслух. Оставаясь не замеченной, я со злобой на лице наблюдала за тем, как лодка отчалила от причала. Четыре весла понесли её в океан, где на их пути под водой виднелись тёмные очертания рифа. Когда они подплыли к свободному узкому проходу, в моей фантазии разыгралась картина, как лодку сносит на риф, и она с треском идёт ко дну, а вместе с ней и лицо «ящерицы». Океан запросто мог навсегда стереть наглую ухмылку с этого лица. Но, к моему сожалению, маленькое судно в этот момент благополучно покинуло лагуну, мотор взревел и понёс лодку на скорости, при которой она очень быстро скрылась из виду, растворяясь на фоне голубого неба.
Совсем рядом за моей спиной послышались приглушённые шаги, и неожиданно чья-то рука скользнула по моим волосам. Чужая рука, такая же загорелая, как и лицо «ящерицы». Я изо всех сил закричала. От неожиданности рука резко отдёрнулась, и быстрая дробь шагов растворилась в ближайших зарослях. Мои крики разнеслись по всему острову, и тут же вдали послышался испуганный голос мамы:
– Марьяна, что случилось?
Не помня себя от ужаса, я покинула своё укрытие, выскочила на тропу и тут же увидела её родное лицо.
– С тобой всё в порядке? Не молчи! – она трясла меня за плечи.
Почти задыхаясь, я рассказала ей о невидимой руке, прикосновение которой пару минут назад ощутила на волосах. Её паника рассеялась сразу, как только я окончила рассказ, и она уже спокойным тоном заговорила со мной:
–Успокойся, милая, нам же сказали, что здесь живут ещё другие люди.
– Да, да, – шёпотом произнесла я, припоминая, что об этом, действительно, говорил «ящерица». Но всё же меня это не успокоило, и я снова посмотрела в сторону того места, где неожиданное прикосновение застало меня врасплох.
– Ну вот, – она успокаивающе погладила меня по голове и указала вглубь острова. – Вспомни, там же есть ещё деревня. Вот они, наверное, и заметили наше присутствие. Может ты того человека ещё больше напугала своим криком, чем он тебя, – улыбнулась мама. Она так всегда говорила, когда я была напугана видом паука, таракана или другой подобной живности.
– Моя милая, ты просто действительно перегрелась на солнце, вот и стала от этого очень нервной. Судя по её выводам, они с отцом уже обсудили моё поведение и нашли ему самое подходящее, на их взгляд, объяснение. Ну что же, я ведь хотела, чтобы именно так они и подумали.
Я и вправду ощущала лёгкую головную боль, и у меня немного шумело в ушах, но это было, скорее всего, из-за голода. И только я вспомнила о чувстве голода, как к нам подбежала Лиза. «Там принесли воды и поесть, – быстро затараторила она, – идёмте скорее!» В ту же секунду мысли о еде полностью овладели мной и, еле волоча ноги, я пошла вслед за ней. На полпути мне стало дурно, и у мостика я посчитала нужным немного охладиться: зашла по колено в воду, наклонилась и умыла лицо. Затем, открыв глаза, выпрямилась и тут же резко провалилась в темноту. Следующее, что я помню – отец несёт меня на руках в хижину. Я слышу скрип досок под его ногами, стук распахивающейся двери и чувствую запах несвежего постельного белья, когда меня опускают на кровать. Помню голос мамы, которая настойчиво уговаривает меня выпить воды. Не открывая глаз, я делаю глоток из бутылки, и моё горло с трудом принимает его. Ужасно болит голова, меня охватывает сильное чувство усталости, и очень хочется спать.
– Я был прав, она перегрелась на солнце, это скоро пройдёт, – успокаивает всех отец. – Ей нужно поспать и всё пройдет, – повторяет он ещё раз, как бы для большей убедительности. – Я такое уже видел, не нужно переживать, – уже совершенно спокойным тоном произносит он.
– Как думаешь, у них есть здесь врач? – с сомнением в голосе интересуется у него мама. Отец ей что-то отвечает, но я этого уже не слышу.
Откинув голову на грязную подушку, что меня в этот момент уже мало волнует, я проваливаюсь в забытьё.

Глава вторая

Когда я пришла в себя, была уже ночь и, открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Тусклый свет луны еле-еле проникал в хижину. Он ложился серебряной тенью на кровать Лизы и, повернувшись на бок, я увидела её открытые глаза. Они смотрели на меня таким пристальным немигающим взглядом, что я в первое мгновение даже испугалась.
– Лиза, – шёпотом окликнула я её.
– Тебе уже лучше? – послышался в ответ её тихий голос.
– Да, голова уже совсем не болит. Не сходишь со мной в туалет? А то мне одной страшно.
– Может, маму разбудим? – предложила она.
– Нет, пусть спит. Пожалуйста, сходи ты со мной, – жалостливым тоном попросила я её.
– Ну, хорошо, – согласилась она, и от её резких движений заскрипела кровать.
– Да тише ты, всех разбудишь ещё, – недовольно прошептала я и очень медленно поднялась вслед за ней. Затем мы бесшумно, через настежь открытую дверь, вышли на улицу.
– А почему дверь открытой оставили? – поинтересовалась я уже в полный голос, когда мы спустились с причала.
– Сама вспомни, как там душно днём! Хоть ночью прохладой подышим, – объяснила она.
– Как я сама не додумалась? Мозги и те работают уже в пол силы.
– Иди за мной, я тебе покажу, где здесь нормальный туалет, – скомандовала Лиза, и я покорно двинулась вслед за ней. Но при виде тёмных кустов в памяти резко возникло воспоминание о незнакомой руке, которая так напугала меня днём и вполне могла внезапно появиться опять. От этой мысли мне снова стало дурно, и я остановилась. Лиза этого не заметила и ушла вперёд. Несколько минут я неподвижно стояла и напряжённо всматривалась в темноту.
– Ну, где ты там, Марьян? – явно недовольная моим поведением Лиза возвращалась назад. – Пойдём, я не собираюсь торчать здесь всю ночь, – и нервно схватив мою руку, она потащила меня за собой. Преодолев путь от голого пляжа к зарослям каких-то экзотических колючек, мы свернули влево, и узкая тропинка вывела нас прямо к туалету. Это был домик, состоявший из шести отдельных кабинок. Лиза щёлкнула включателем, зажегся свет.
– Вот это да! – воскликнула я.
– Я тоже была этому рада, – наконец дружелюбно улыбнулась Лиза. – Даже в туалет здесь свет проведён, а у нас в хижине его нет, – и наигранно насупившись, она картинно сложила руки на груди.
– И то правда, – согласилась я. – Подожди меня пару минут, я быстро.
Я нырнула в одну из кабинок и закрыла за собой двери. Туалет внутри был оборудован современной сантехникой, которая, к моему несказанному удивлению, находилась в рабочем состоянии. В кабинке имелся даже маленький умывальник и туалетная бумага.
Было заметно, что в этом месте хорошо и регулярно убирают. Вымыв руки, я вышла, погасила свет и подошла к Лизе, которая стояла, задрав голову, и рассматривала пластиковый купол, заслонявший небо.
– Да уж, так даже звёзд не увидишь, – тоже подняв голову вверх, возмутилась я.
– Как думаешь, для чего это построили? – спросила она.
– Не знаю, но купол прозрачный, значит служит точно не для защиты от солнца. Его предназначение в чём-то другом, – размышляла я вслух.
– Тогда для чего же? – и, опустив голову, Лиза вопросительно посмотрела на меня.
– Говорю же, не знаю. А ты маму с папой спрашивала?
– Они тоже не знают, – отвечала она.
– Мне страшно здесь, пойдём в дом, – добавила Лиза и быстро зашагала в сторону пляжа.
– Ты нас сегодня тоже сильно напугала, – по дороге чуть слышно пролепетала она, – здесь болеть точно нельзя. Ни больниц, ни врачей, ни полиции...
– Смотри, Лиза, а там звёзды видны, – вдалеке я увидела яркие огоньки на фоне бесконечной темноты.
– Я вижу, – сухо произнесла она, и резко остановившись перед мостиком к хижине, строго на меня посмотрела, – Марьян, ты больше не должна болеть.
– Лиза, ты чего? Разве я виновата в том, что заболела?
– Не виновата, но ты обязана быть аккуратнее? – продолжала она упрекать.
– В смысле? – удивилась я.
– Ты зачем вела себя как умалишённая? Прыгнула с корабля в воду, затем этот обморок, крики. Ты нас очень напугала, – заметно нервничая, Лиза опустила голову вниз, как бы опасаясь моего возмущённого взгляда.
– Но я не специально это делала, ну, кроме прыжка в воду. Мне было очень жарко, – поначалу я пыталась оправдываться, но захлебнулась от обиды и резко перешла на грубый тон.
– Лиза тебе только шестнадцать будет, ты младше меня, и не тебе меня учить, что делать.
Она хотела возразить, но я прервала разговор и быстрым шагом ушла в нашу хижину. Отец и мать всё это время спали, и наше отсутствие осталось незамеченным.
Было невозможно продолжать спор без риска разбудить их, поэтому оказавшись внутри, Лиза легла на свою кровать, отвернулась и больше не произнесла ни слова. Поначалу я и впрямь собиралась поразмыслить над её словами, но, в конце концов, усталость взяла своё, и вытянувшись во весь рост, я снова крепко уснула. Мне снился чудесный сон: я дома, в своей постели, пора вставать в школу… Соня, наша повариха, готовит нам завтрак, из кухни аппетитно тянет яичницей с беконом...
Когда я открыла глаза, было уже светло. Живот издал протяжный звук, напомнив, что почти сутки я ничего не ела. Запах еды витал в воздухе, пахло жареными яйцами и рыбой. Как раз в этот момент в комнату зашла Лиза, держа в руках тарелку с едой, от которой шёл пар.
– Пойдём на улицу, – позвала она меня, – а то здесь душно. Бодро вскочив с кровати, я побежала за ней. Мы уселись на край причала, свесив ноги к воде. Взяв из её рук тарелку, я с жадностью дикаря накинулась на рыбу, которая была ещё горячей.
– Улов отца! Мама её жарила на костре, а я помогала, – хвасталась она.
– Это от рыбы такой запах стоит по всему острову, или вы ещё что-то там жарите? – с трудом выговаривая слова набитым ртом, поинтересовалась я.
– Нет, это не от нашей еды такой запах, – болтая ногой, отвечала Лиза, – другие жители острова что-то готовят.
– Пахнет мясом и овощами, – с грустью и восторгом заметила я.
– Они с самого рассвета шумят, мы от этого и проснулись. Разве ты не слышала их?
– Нет, – ответила я, протянув ей пустую тарелку. – Пахнет стряпнёй Сони, – и с этими словам я втянула носом аромат съестного, что долетал из глубины острова.
– Да, ей повезло, что она не поехала с нами, – улыбалась Лиза.
– А нам не повезло, что мы не взяли её с собой, – смеясь, добавила я и с сожалением посмотрела на пустую тарелку, тут же мелькнула идея спросить добавки. Но Лиза меня опередила, отрицательно покачав головой.
– Это пока всё, но отец сказал, что ещё наловит.
– Вы уже кого-то из них видели? – сменила я тему и окинула взглядом остров.
В этот момент Лиза тряхнула головой, и прядь её длинных волос ветром прижало к её губам.
– Да, видели.
– И как? Они все говорят на английском?
– Не знаю, они с нами не говорили, – ответила она и заложила прядь за ухо.
Вдали раздался звук мотора, и мы с Лизой переглянулись. Она поставила тарелку на доски, и, не произнеся ни слова, мы ринулись с причала на другую сторону острова, чтобы посмотреть, кто там приплыл. Мотор заглох, в лагуну вошла лодка, а позади, за барьерными рифами, остался ждать большой катер.
– Видимо, этот катер только что приплыл, – внимательно изучая его взглядом, предположила Лиза. – Когда я шла сюда, его на этом месте не было.
В лодке были уже другие, не знакомые нам, двое мужчин. Причалив на том же месте, где и мы вчера, они вытащили на маленький пирс пару чугунных казанков. На берегу их ждали люди, которые забрали казанки, а взамен погрузили в лодку другие два, с виду похожие на первые. Но как только их стали перемещать, мышцы на руках мужчин сильно напряглись под их тяжестью. Стало ясно, что на наших глазах, скорее всего, происходит какой-то обмен. И действительно, перекинувшись парой слов, люди на лодке отчалили и доставили груз на катер, который ждал их за рифами. После чего лодка снова вернулась на остров, и в неё погрузили очередную партию тяжелых больших казанов. Так продолжалось трижды: лодка сновала от острова к катеру и обратно.
– Как думаешь, что они перевозят? – не отрывая взгляда ни на секунду, шёпотом спросила меня Лиза. – Вчера вечером, когда ты спала, я уже видела похожую картину, но в обратном порядке. Приплыла лодка, нагруженная пустыми казанками. Их с лёгкостью, по два за раз, выгружали на причал. А сегодня их чем-то заполнили и грузят на катер.
Выслушав её рассказ, я ответила, что даже представить себе не могу, что это может быть. Под конец принесли большой белый мешок, наполненный доверху чем-то похожим на ткань. Его легко закинули поверх последнего груза, после чего лодка уплыла, и сегодня больше не возвращалась. Её плотно закрепили на одном из бортов катера, который вскоре скрылся из виду.
Над головой затрещал прозрачный купол, сквозь который едва проникали слабые лучи солнца, собиравшегося вот-вот укрыться за приближающейся тучей.
– Как думаешь если ветер усилиться, сможет ли он порвать или снести этот навес? – убедившись, что катер больше не вернётся, Лиза с любопытстом посмотрела вверх.
– Не думаю, – прищурившись, отвечала я, – на вид очень прочная конструкция.
Меньше чем через полчаса поднялся очень сильный ветер, и океан стал неспокойным. Он гнал к берегу мощные волны, которые вдребезги разбивались о наш причал. Как я и предположила, навес оказался и вправду очень прочным, от порывов ветра лишь слегка подрагивало прозрачное полотно, но ни одного движения, ни единого признака слабости в самой конструкции не было обнаружено. Вскоре по нашей общей крыше забарабанил дождь, но струи воды стекали в океан, далеко за пределами лагуны. Они напористо стучали по куполу, не подарив ни капли самому острову.
– Даже как-то жутковато, – призналась мать, наблюдая эту картину. – Очень странное место, – продолжала она, – надеюсь, мы здесь пробудем недолго.
Из-за ветра, который поднимал столбом песок, на пляже было невозможно находиться, и мы перебрались в наше скромное обиталище, чтобы переждать бурю. Благодаря непогоде в нашей тесной комнатке в этот день сложилась очень тёплая атмосфера, и все хоть на время позабыли о неудобствах и скудности положения. Отец рассказал, что сегодня, несмотря на запрет, ходил тайком в местную деревню. И выяснил, что на острове три или четыре десятка хижин, но точную цифру назвать он не может. Видел также нескольких жителей и успел сделать о них парочку ценных наблюдений. «На вид они дружелюбные, но не очень охотно идут на контакт», – удобно расположившись на кровати, начал он свой рассказ, и мы с Лизой, усевшись как можно ближе, прямо на полу, стали его внимательно слушать.
Первым делом он сразу признался, что у него до сих пор так и не вышло ни с одним из них завести разговор. Но все, кого он видел, имели приблизительно схожие внешние черты: тёмная, очень загорелая кожа и длинные тёмно-каштановые волосы. У мужчин волосы были завязаны в тугой пучок на затылке. Необычным показалось ему то, что, не смотря на жаркий климат, каждый из них носил длинную, почти до пола одежду. При чём, и мужчины, и женщины.
– В общем, странные они, – в конце заключил он. – А самое интересное, сегодня утром я видел, как из маленькой хижины вышло человек восемь. Так что мы размещены здесь ещё с комфортом, – он засмеялся и тут же сквозь смех добавил, – да уж, тот мужчина, который нам говорил, что свободная хижина появиться лишь тогда, когда кто-то умрёт, забыл упомянуть, что покинуть это мир должно целое семейство, а не один человек.
Я, Лиза и мама от этого предположения тоже засмеялись вслед за ним. Посмеявшись от души, я почему-то всерьёз задумалась обо всех этих людях: «Как им живется в такой тесноте? Счастливы ли они?» Мы, если честно, за долго время не были так счастливы, как сегодня, в этой тесной хижине. По крайней мере, я. Да, было тесно, но было так много шуток и дружеского общения в этот день, что злость на них троих, почти совсем утихла. «Вот бы ветер дул неделю, – думала я тогда, – ну, или пока мы не уедем. Пусть даже две недели дует!»
Потом я отвлеклась и вспомнила наш дом в Москве. Это массивное трехэтажное здание, такое светлое снаружи и такое пасмурное внутри. Зато – сколько места! Спальни родителей, гостевые спальни, две огромные гостиные, целый этаж был выделен для нас с Лизой. Конечно же, сейчас было приятно вспомнить комфорт, который дарил этот дом. Я закрыла глаза и мысленно перенеслась в него, чтобы как следует (пусть только в воображении) насладиться его простором. Вспомнить запах свежего постельного белья и чистой одежды. Насладиться звуками музыки, что доносились из радио и музыкальных центров. А ванна! Как бы я хотела сейчас её принять, вымыть голову шампунем, а тело душистым мылом. Вспомнив о ней, я тут же почувствовала дискомфорт от морской соли, которая вот уже пару дней не смывалась с моего тела. Если честно, было даже смешно себе в этом признаться, но я уже почти привыкла к тому, как зудит сухая, стянутая и обгоревшая на солнце кожа, и как пахнет тело – вовсе не дезодорантом или духами.
Вернувшись в реальность, я всерьёз задумалась о том, что было бы неплохо добыть где-то мыло и смыть с себя соль. Затем до меня дошло, что нужны также расчёска и зубная щётка, и меня очень удивило, что о столь необходимых вещах я подумала только сейчас. Я посмотрела на маму, её волосы были старательно собраны в пучок, но, так же как и у всех нас, не мыты и не расчёсаны.
– Мам, а у нас есть расчёска? – поинтересовалась я и только в тот момент заметила, что перебила их разговор с отцом. Она машинально провела рукой по волосам, проверив всё ли в порядке на голове, и не отвлекаясь от разговора, сухо бросила – «нет».
Всё осталось на корабле, – думала я, – у нас нет больше ничего!
В эту ночь, под протяжные звуки ветра, который завывал, не стихая, до самого утра, я засыпала с единственной мыслью: «У нас больше нет ни-че-го».
Проснулась я опять позже всех, буря уже утихла, и утро стояло свежее и ясное. Хижина и причал были пусты. Одевшись, первым делом я решила разыскать остальных. Не трудно было догадаться, что отца я точно найду где-нибудь на берегу, за ловлей рыбы. И действительно, преодолев короткое расстояние на другую сторону острова, я тут же увидела отца и Лизу. Они ломали сухие ветки и укладывали их для костра.
– Марьяна, иди быстрее сюда, – ещё издали приметив меня, замахала руками Лиза. – Подойди, посмотри какую огромную рыбу поймал отец, – радостно визжа, она как-то по-детски подпрыгивала на месте, указывая пальцем в сторону того места, где лежала изогнутая мёртвая рыбина. Отец гордо поднял её с песка, демонстрируя внушительный размер. Она, действительно, оказалась длиной примерно с половину моей руки.
– Вот это будет завтрак сегодня! – восторженно восклицала сестра. – Представляешь, удочка аж скрипела под её весом, я думала, вот-вот сломается, но она выдержала!
– А где вы такую хорошую удочку взяли, – обратила я внимание на ценное приобретение отца – почти новенький спиннинг, что лежал неподалеку от воды.
– Ах, да, сейчас расскажу! Сегодня мы познакомились с одним человеком, что живёт здесь, на острове. А вот и он возвращается, – и отец указал на невысокого мужчину, который не спеша спускался к берегу. Моё внимание сразу же привлекла кепка на его голове, старая, сильно потёртая, с логотипом Nike белыми буквами по чёрной ткани.
На первый взгляд он казался чуть старше отца, но его худое лицо неестественно избороздили морщины. У отца тоже было много морщин, однако, в отличие от незнакомца, не настолько глубоких. Как и у всех жителей острова, кожа мужчины была покрыта загаром, но имела скорее красноватый оттенок, а не темно-коричневый, как у других.
Когда я присмотрелась к незнакомцу внимательнее, его взгляд показался мне ясным и проницательным, и спустя мгновение мне стало понятно, что он такой же гость (или пленник?) на этом острове, как и мы. Помимо кепки на нём была надета заношенная до дыр, выцветшая футболка на пару размеров больше его собственного, и мешковатые шорты, которые неестественно болтались на его исхудавшем теле. Усталый взгляд придавал его лицу болезненный вид, но вместе с тем излучал сочувствие и доброжелательность.
– Всем привет, кого ещё не видел, – подойдя к нам и поздоровавшись, обратился он ко мне, – меня зовут Изи.
– Марьяна, – улыбнулась я, стараясь припомнить, где могла слышать это имя раньше.
– Ах, да! – вспомнив, воскликнула я, – нас предупредили в первый день, что какой-то Изи нам всё расскажет. И что Вы нам должны рассказать? – сразу же почувствовав расположение к нему, я не постеснялась так резко и прямо задать этот вопрос.
– Ну, смотря, что вас будет интересовать? – отвечал он.
– Вот, Изи помог мне с удочкой, – вступил в разговор отец, – да ещё и научил, как поймать, такую жирненькую рыбку, – и он снова с гордостью указал на свой улов.
– О, это пустяки! – отвечал наш новый знакомый. –За два года я изучил предпочтения местной рыбы. Сначала мне пришлось нелегко, и ел я одну мелочь.
– Как мы вчера, – улыбалась Лиза.
– Сначала ловил на хлеб, – продолжал свой рассказ Изи, – а потом попробовал ловить на эту самую мелочь, и пошёл уже крупный улов. Большая рыба клюёт на меленькую, и обеды стали сытнее. И всё ж таки я сбросил килограммов двадцать за эти годы. Хороший климат плюс, так сказать, здоровое питание пошли на пользу моему организму, – приподняв кепку, он запустил под неё свою пятерню, зачесал густые и длинные волосы назад и снова её надел.
– В общем, добро пожаловать на остров «ИКС», – окончив свой недолгий рассказ, он снова улыбнулся.
– Странное название для острова, – вслух заметила я.
– Это я его так назвал, потому что не знаю его настоящего названия, – весело объяснил он.
Мы дружно разразились хохотом, по достоинству оценив его юмор. Посмеявшись от души, отец предложил всем вместе позавтракать, и они с Лизой энергично взялись разводить огонь в куче сухого хвороста, сложенного для костра. А я тем временем решила подробнее расспросить нового знакомого об этом месте.
– Вы сказали, что уже два года здесь, – начала я осторожно свой допрос.
– Почти два, – поправил он меня, а сам тем временем внимательно наблюдал, как отец разжигает сухие ветки.
– А местные тоже этот остров называют «ИКС»? – продолжала я.
– Понятия не имею, – пожал он плечами, – они не особо разговорчивые, эти местные. А те, что живут здесь на острове безвыездно, совсем не понимают английского языка. И вообще, если вы меня хотите спросить о том, что здесь происходит, я отвечу – чёрт его знает, что здесь такое творится, и кто эти люди, и какой у них родной язык! – Он на минуту задумался, а затем добавил:
– Но всё же я знаю одно: правила здесь свои есть. И вам они, ой, как не понравятся! – его лицо стало в этот момент очень серьёзным. – Я лично не всегда их соблюдаю, а лишь в случае нужды. А нужда здесь понятная – питьевая вода. Можно работать и за еду, конечно, но лично мне проще наловить рыбы и поесть, чем работать весь день за пару тарелок какого-нибудь варева, которое они ежедневно готовят.
– А какого вида работа? К примеру, чтобы получить только воду, – с интересом спросила я.
– Для женщин, в основном, готовить, стирать, чистить овощи. Для мужчин потяжелее, например, рубить дрова, грузить казанки с едой на лодки, убирать мусор на острове и так далее.
– Вообще ничего не понимаю, – в недоумение пожала я плечами, – а кому нужно столько еды?
– Вот и я почти два года этого не пойму, – отвечал он. – Твоему отцу вот тоже рассказал, и он ничего не понимает. Никто здесь ничего не понимает, – в эту секунду его лицо перестало быть серьёзным, и он еле слышно засмеялся. – Здесь почти как в армии, только вместо наказания за неуместные вопросы тебе на них просто не отвечают. И можешь хоть тысячу раз их задать, но ответа не последует. А вздумаешь не работать, то просто умрёшь от жажды. Я даже проверял, – продолжал он смеяться, – тебе никто ничем не поможет, хоть валяйся здесь на берегу и умирай. Все знают, что воду можно получить только работая. Правило для всех одно, что для нас, что для местных. Поэтому всем плевать, к примеру, на твои революционные настроения, выбор только один: или жить и работать или не работать и умереть! – каким-то торжественным тоном заключил он. Костёр к этому моменту как раз разгорелся.
– Ну вот, скоро всё будет готово, – Лиза в восторге потирала ладони.
«Подумать только, уже почти два года, из дня в день он на этом пляже ловит рыбу, – подумала я, с тоской глядя на Изи, – ну да, ведь есть хочется каждый день». Мой взгляд наткнулся на лежащий неподалёку булыжник, перепачканный чешуёй, кровью и потрохами, им, по всей видимости, глушили пойманную рыбу, чтобы не трепыхалась. Что если уже почти два года этот камень служит для такого рода работы? А может и больше? Может ещё до Изи его использовал кто-то другой? «Бац! Бац! И пойманная еда больше не дергается», – с ужасом подумала я.
– А почему вы до сих пор не вернулись домой? – эти слова вырвались у меня неожиданно. Но в размышлениях о булыжнике, я не заметила, как Изи отошёл, чтобы помочь отцу разделать и почистить его рыбину. И мне сперва показалось, что он не услышал мой вопрос, но закончив с чисткой рыбы, он снова подошёл ко мне.
– Боюсь, я застрял здесь надолго, понятия не имею, когда нас отсюда заберут, так как некому… – он медленно и излишне тщательно вытер руки краем своей футболки.
Повисла пауза, во время которой я осмыслила это «нас» и поинтересовалась: – Так Вы не один здесь?
– Я с дочерью, – слегка прищурившись, он отвёл взгляд в сторону. – Она не на много старше тебя, – добавил он и поправил на голове свою кепку. То ли это было у него своего рода привычкой, то ли ему мешали длинные волосы.
– Сейчас я сбегаю в хижину и тоже принесу свой утренний улов, – неожиданно он сменил тему и обратился к отцу, в этот момент я поняла, что все его мысли направлены только на предстоящую трапезу. Отец кивнул в знак согласия, и Изи торопливо скрылся из виду в зарослях. Мне стало любопытно, в какой из хижин он живёт. «Нужно обязательно его об этом спросить», – тут же решила я, но не успела толком над этим поразмыслить, как Изи уже вернулся.
– А где вы здесь живёте? – не дав ему отдышаться, тут же спросила я.
– Первая хижина отсюда. Как выйдешь на тропу, что ведёт в их посёлок, ты сразу её увидишь, она особняком от других стоит.
– А здесь есть ещё люди? – и только после того, как я произнесла эту фразу вслух, я поняла, как она глупо прозвучала.
Он улыбнулся, сразу догадавшись, о чём идёт речь.
– Ты имеешь в виду – не здешние, как мы?
– Да, – покраснев, отвечала я, – именно это я имела в виду.
– Нет, только мы, – он с пониманием покачал головой.
– Пока погода спокойная, как сегодня, костёр разводить можно здесь, на берегу, – он снова внезапно прервал нашу беседу и обратился к отцу, как будто опасался, что забудет сказать ему что-то важное, – но если хоть немного поднимется ветер, то в целях безопасности лучше здесь этого не делать. Я себе прямо возле хижины что-то вроде мангала соорудил из железного ящика. Мне повезло, он мне просто так достался. Когда будет ветер, можешь приходить ко мне, будем вместе готовить на нём. Отец кивнул ему с благодарностью.
– И вообще, если нужна будет помощь, можете смело ко мне обращаться, – и он с улыбкой посмотрел на нас с Лизой, и мы тоже с благодарностью кивнули ему в ответ. Подойдя к отцу, я шёпотом спросила:
– А что если мы тоже здесь останемся на два года?
– Не останемся, – спокойно ответил он.
Запахло жареной рыбой, тут Изи вспомнил, что у него ещё кое-что припасено к завтраку и снова ненадолго удалился.
– А где мама? – я вспомнила, что сегодня её ещё не видела, и крайне удивлённая её отсутствием, огляделась по сторонам, – где она так долго ходит?
– Мама, до обеда с местными, – ответила Лиза, в то время как отец молча переворачивал уже наполовину готовую рыбу. – У нас питьевая вода почти на исходе, вот она и пошла сегодня, – с грустью в голосе тут же объяснила она.
– Мы все будем ходить туда, – грубо перебил её отец. – Она вернётся и расскажет, что там и как, и после мы все будем работать, чтобы получить воду, как и объяснил Изи, – напомнил он мне. Я, было, открыла рот, чтобы ему ответить, но тут вернулся Изи с большим ананасом в руках. Я так этому обрадовалась, что у меня всё вылетело из головы.
– Я его утром нашёл! – увидев издалека наши радостные лица, он победно поднял ананас над головой. – Кто рано встаёт, как говориться, тому и Бог подаёт! – с этими словами он достал из кармана раскладной перочинный ножик и уселся на песок.
– Будет рыба с ананасами. Ели уже такое у себя в Москве? – разрезая толстую кожуру, спросил он у нас с Лизой.
– Мне такое не очень нравиться, – скривилась Лиза, – я лучше отдельно поем рыбу, а потом ананас.
– Ну, это на любителя, – согласился он. – Рыба ещё не пожарилась, а вот ананас уже готов.
И он протянул по кусочку нам с Лизой. Тропический плод оказался очень сладким, и мы с жадностью накинулись на него. Тем временем солнце потихоньку поднималось всё выше, и жара торопилась на смену уходящей утренней прохладе.
Когда завтрак, наконец, был готов, ощущая нарастающую жару, мы быстро покончили с ним и сразу же затушили угли. Затем, собрав остатки рыбы и ананаса в тарелку для мамы, мы пошли к себе. Уже дома мне в голову вдруг пришла мысль, а не сходить ли к Изи, вернее к его дочке? У неё, весьма вероятно, могли найтись расчёска или кусочек мыла. Переговорив быстро с отцом и получив его одобрение, я решилась всё же сходить. Найти их дом оказалось очень легко, он одиноко стоял в стороне от посёлка. Ещё издалека мне показалось, что хижина Изи на вид однозначно лучше нашей. Входная дверь была выкрашена ровно и аккуратно в серый цвет, и с уверенностью можно было предположить, что краска на ней совсем свежая. Внимание привлекали также хорошо застеклённые окна, а скользнув взглядом по крыше, я заметила, что к хижине тянется провод. «Неужели у них есть электричество?» – ещё не совсем убедившись и не веря своим глазам, подумала я.
Как только я постучала в дверь, за ней сразу же послышались лёгкие шаги. Затем она открылась, и на порог вышла молодая девушка. Она была очень хороша собой. «Даже почти красавица», – промелькнуло в моей голове. Напомню читателю, что я была в том возрасте, когда девушке трудно дается признание факта, что кто-то может быть красивее, чем она сама. Поэтому, естественно, я не была объективной, раз оценила красоту незнакомки гораздо ниже своей.
Длинные, заложенные на правый бок тёмно-каштановые волосы завивались мелкими кудрями. Накрашенные розовой помадой губы ярко выделялись на гладком загорелом лице, аккуратный изгиб бровей и длинные, как у куклы, тёмные ресницы оттеняли красоту больших голубых глаз. На ней был надет белый короткий сарафан с облегающим верхом и юбкой в виде колокольчика. Чёрный поясок завершал наряд и удачно подчёркивал тонкую талию. Её ровный коричневый загар особенно выгодно смотрелся на фоне белой одежды. Вообще выглядела она почти как кукла. Хотя, на мой вкус, она была чересчур худощава, но её тело имело соблазнительные округлости в нужных местах. В целом она выглядела, как кукла Барби, слишком идеальной во всех отношениях. Пока я пристально изучала её, она также тщательно оценивала глазами мою внешность, однако, меня это почему-то совсем не смущало. Наконец, спустя почти минуту, я отвела взгляд в сторону, тем самым как бы давая понять, что визуальное знакомство состоялось, и теперь я готова поговорить.
– Ты, наверное, Марьяна? Или Лиза? – спросила она. – Мне Изи про вас рассказывал, вы – новенькие на острове, так ведь? Меня зовут Вероника, – не дождавшись ответа на свои вопросы, она представилась и дружелюбно протянула мне свою руку.
– Марьяна, – я тоже представилась и пожала её руку в ответ. – Так только мужчины здороваются, – заметила я вслух, но на это она ничего не ответила, только жестом пригласила войти в дом.
– Я к тебе пришла, чтобы узнать, нет ли у тебя лишнего мыла? – все ещё стоя на пороге, я залпом выпалила фразу, которая казалась мне такой унизительной.
«Как это жалко прозвучало, – с негодованием думала я в эту минуту, –росить кусочек мыла, когда оно стоит копейки! До этого я и представить себе не могла, каково это – нуждаться в чём-то. Вернуться бы сейчас в наш дом на минутку и взять всё, что нужно!» – мечтала я, стараясь заглушить мучительное чувство стыда. Дома мылом я пользовалась нечасто, разве что руки сполоснуть, отдавая предпочтения гелю для душа с ароматом кокоса, ванили или шоколада. Мне стоило лишь сказать Анне, женщине, которая убирала у нас в доме, какой я хочу аромат, и в этот же день или на следующий, она его приносила. «Жаль эта девчонка не знает, какой у нас дом в Москве и сколько там мыла»!
– Ты собираешься заходить? – из хижины послышался её голос.
Я прошла внутрь и не поверила тому, что увидела. Первое, что бросилось в глаза – обои на стенах с изображением полевых цветов. Хижина, в которой жили Изи с дочерью, оказалась намного просторнее той, где ютились мы вчетвером. Посередине комнаты стояла деревянная ширма, отделяющая половину, где обитала Вероника, от половины её отца. Какая часть комнаты кому принадлежит, понять было нетрудно. На стороне Изи обстановка была спартанская: кровать с тумбочкой, а над кроватью – большой, видимо, сделанный вручную деревянный крест. На половине Вероники стояли такая же кровать и тумбочка, но на стене висело большое, почти во весь рост, зеркало. Я быстро перебегала глазами с предмета на предмет, пока мой взгляд не приковала тумбочка, крышка которой сплошь была заставлена всякими безделушками, бутылочками с духами и прочей косметикой. А главное, на что я сразу же обратила внимание, на ней лежала красивая щётка для волос. В этот самый момент Верника уже рылась под кроватью, где у неё стояли открытые деревянные ящики со всякой всячиной. Пока она их выдвигала один за другим, я заглянула в зеркало, и моё отражение оказалось настолько ужасным, что я покраснела от стыда. Потемневшая кожа, растрёпанные и выгоревшие на солнце волосы торчат как солома, измятая, пропахшая потом одежда, что уж говорить о грязных ногтях и немытом лице? Машинально я попятилась назад, ближе к выходу и подальше от Вероники, чтобы она не почувствовала запах пота, который, как мне казалось, ещё острее ощущался в закрытом помещении. Вжавшись спиной в небольшой шкаф, что стоял слева от входной двери, я подняла голову вверх. Мой взгляд упал на висящий над дверью вентилятор. «Значит, догадка насчет электричества была верна!» – не понятно чему обрадовалась я. «Ну точно есть свет», – мои сомнения развеялись, когда я наконец обнаружила люстру, свисающую с потолка. И как я сразу её не заметила?! Вероника закончила рыться в ящиках и протянула мне запечатанный кусок мыла. На его упаковке была нарисована красная роза.
– Вот, возьми, но не потеряй и пользуйся очень экономно, – настойчиво посоветовала она.
– Спасибо большое, – отвечала я и направилась, было, к выходу, но тут вспомнила о расчёске и застыла на месте.
– А можно мне ещё расчесаться? – спросила я, закусив губу и тем самым давая понять, как мне неудобно просить о таком. На это она улыбнулась, но её улыбка отличалась от улыбки её отца. Мне она показалась не дружелюбной, а какой-то снисходительной. Вроде той, что выдавливает из себя прохожий, у которого просят милостыню, а у него в кармане завалялась пара монет как раз на такой случай.
– У меня есть одна лишняя, я тебе её подарю, – и она пошла назад к своим ящикам. Снова выдвинув один из них, она достала гребень с широкими зубчиками и, не вставая с пола, протянула его мне. Схватив долгожданное сокровище, я поспешила на выход.
– Если что-то ещё будет нужно, приходи, чем смогу, тем помогу! – крикнула она вслед, но я её уже почти не слышала. Стыдно признаться, но меня неотступно преследовал запах пота, и я думала лишь о том, как бы скорее смыть его этим мылом и расчесать уже чистые волосы. Дома я наконец застала маму, она как раз доедала остатки рыбы. Первым делом похваставшись мылом, я объявила о своём намерении тут же им воспользоваться и снова покинула хижину. Мне оставалось лишь найти место, где можно было помыться. Выбор был невелик: или заплыть на глубину, где был шанс оказаться у всех на виду, или спрятаться за кустами, которые спускались к самой воде и удачно нависали над берегом, живой изгородью окружая небольшой клочок берега с трёх сторон. Такие кусты росли только в одной части острова, и я решительно направилась туда. Убедившись, что место совершенно безлюдно, я скинула одежду и быстро зашла в воду. Кусты надёжно скрывали меня от нескромных глаз, и, почувствовав себя в безопасности, я, наконец, расслабилась. Как же хорошо пахло это мыло! Какое наслаждение дарило ощущение чистоты! Хоть мне было непривычно купаться без одежды, но вода оказалась тёплая, как парное молоко, и потому, понежившись в ней больше часа, я всё ещё не хотела уходить. Меня заставили это сделать! Услышав шорох за спиной, я вздрогнула от мысли, что за мною могли наблюдать. Настороженно озираясь по сторонам, я вышла из воды и быстро натянула одежду. Затем осмотрела место, откуда, как мне показалось, донёсся шорох, но никого не обнаружила и успокоилась. «Нужно скорее идти назад», – и я со всех ног пустилась бежать по горячему песку, радуясь чистоте и свежести.
Так, день за днём, неделя за неделей проходила наша жизнь на острове: отец и Изи ловили рыбу, я и Лиза собирали сухие ветки, а мама работала. В первый же день она рассказала, что работа была несложной, в основном ей приходилось чистить овощи, резать мясо, разделывать рыбу. Вскоре я тоже начала ходить с ней, Лиза же оставалась и помогала отцу. Впрочем, и ему пришлось поработать на погрузке казанков в лодку, после чего он сказал, что это не так уж и тяжело. Так что проблем с едой и водой у нас пока не было. Хвороста для костра тоже хватало в избытке, поскольку из-за отсутствия дождей на острове многие деревья и кусты засыхали. Время от времени мы замечали, что местные всё же поливают пальмы и другие растения, чтобы они не погибли, но делают это крайне редко и скудно, стараясь поменьше расходовать пресную воду.
Во время непогоды ни одна лодка не могла зайти в лагуну из-за огромных волн, и еду не готовили. В такие дни все отдыхали или же брались за другую работу: заготавливали хворост для костра или собирали опавшие фрукты. Так как в посёлок нельзя было заходить без спроса, то по дороге на работу нас встречали местные женщины. Они провожали нас в специально отведённое место, где уже дожидались вёдра с нечищеными овощами или неощипанные курицы, а после окончания работы также под присмотром уводили назад. В первый же день я с удивлением обнаружила, что они самостоятельно разводят кур. Для этого были построены загоны из металлической сетки. Несколько раз нас приводили убирать курятник, и этот вид работы мне особенно не нравился. Как и предупреждал Изи, работа была всегда и для каждого.
Хотя были и исключения. Спустя какое-то время я вдруг поняла, что Вероника ни разу не приходила работать вместе со всеми. К нам на пляж она тоже не являлась, все дни напролёт просиживая в хижине. Сама не знаю почему, но я стеснялась спрашивать об этом Изи. «Может она приболела», – подыскивала я разумное объяснение. Сам Изи вообще старался о ней не заговаривать. Лиза к концу первой недели всё же у него поинтересовалась, что с его дочкой, может она болеет? На это он коротко отвечал, мол, всё в порядке, она не больна. Тогда Лиза спросила, как Вероника зарабатывает себе на воду? Изи сильно покраснел и промолчал. Эта его реакция подогрела всеобщее любопытство. Сперва я предполагала, что воды заработанной Изи хватает на двоих, но теперь находила, что в этом есть что-то странное. После реакции Изи мой интерес возрос настолько, что я стала наблюдать за их хижиной, поджидая момент, когда выйдет Вероника. Она выходила обычно ближе к вечеру и сразу шла купаться в океане. Когда я с ней сталкивалась, Вероника всегда здоровалась, но дальнейшего разговора избегала и никогда не пыталась завязать дружбу.
Прошёл уже месяц вынужденного пребывания на острове, и наше общее нетерпение нарастало, поэтому отец, в конце концов, пошёл к людям, которые приехали в очередной раз забирать еду. Он хотел узнать, долго ли ещё нам придётся здесь пробыть. Человек, к которому он обратился по-английски, понял его, и сказал, что вечером к нам кто-то придёт, чтобы переговорить по этому поводу. Он добавил, что знает это наверняка, потому что этот вопрос заранее запланировали обсудить сегодня. Когда отец возвращался назад, было заметно, что ему не понравилась эта новость, но увидев наши лица он, как обычно, преподнёс её как хороший знак. К вечеру мы ждали гостей, и чтобы увидеть их появление заранее, мы с отцом вышли на причал, как только солнце понемногу стало тонуть в воде, а горизонт начал приобретать сиренево-синеватый оттенок. По мере приближения сумерек я все красочнее рисовала себе в мечтах, как мы покидаем остров и возвращаемся домой, и мысленно уже готовилась к первому дню занятий в школе. Как бы я хотела узнать всё, что произошло этим летом, в особенности, что делал тот парень из моей школы в моё отсутствие. Может он уже разошёлся с новой девчонкой, которая, вполне вероятно, у него была.
Снова вспомнив о Дэнисе, я вернулась в хижину и легла на кровать, закрыв глаза. Меня охватила такая злость, что аж дурно стало. В этот момент раздался стук в дверь. Я подняла голову и первое, что увидела, – это наши чемоданы на пороге хижины. Лиза и мама уже радостно кружили над ними и благодарили мужчин, которые их принесли. В одном я узнала «ящерицу» и скривилась от отвращения, но тут же взяла себя в руки и отвела взгляд в сторону, пока никто не заметил. Но было поздно, выражение моего лица заметил не «ящерица», а другой человек, стоявший за ним. Это был совсем молодой парень, может чуть старше меня. Он нахмурился, завидев мою реакцию на своего товарища, но через секунду его взгляд смягчился. Раньше я его не видела, его лицо однозначно было мне незнакомо. В тот день он показался мне простым парнем: невысокого роста и жилистого, не особо плотного, телосложения, с тёмной от загара кожей и светло-карими глазами. Он стоял, ссутулившись, но приметив мой взгляд, тут же распрямил плечи. Его лицо казалось обыкновенным, но если всмотреться пристальнее, можно было заметить, как длинный нос и большие глаза искусно маскируются на вытянутом лице. Глаза умели улыбаться сами по себе, в то время как лицо не выдавало никаких эмоций. За всю жизнь я больше никогда не встречала такого, ни в прошлом, ни в будущем.
Он молча стоял в дверях и, не скрываясь, рассматривал меня в упор. Отвел взгляд только тогда, когда к нему обратился «ящерица», сказав что-то на непонятном для нас местном наречии. После чего молодой человек на превосходном английском спросил у мамы, которая в этот момент была полностью занята чемоданами, где глава семейства. Все очень удивились этому вопросу, так как думали, что отец на причале. Побросав чемоданы, мы вышли из хижины и огляделись. Вдалеке мелькала фигура отца, который быстрым шагом откуда-то возвращался. Визитёры пошли к нему навстречу и остановились для разговора на пляже. Мы же остались на причале и не слышали, о чём у них шла речь, но внимательно наблюдали за картинкой. Двое в разговоре держались очень сдержано, отец, напротив, размахивал руками при каждой сказанной фразе. Он так себя вёл, только когда что-то из сказанного его не устраивало. По окончании разговора мужчины всё же обменялись рукопожатиями, и те двое, не прощавшись с нами, ушли, а недовольный отец не спеша пошёл к нам, чтобы всё рассказать.
– Ну, что там? – выйдя к нему навстречу спросила мать.
– Представляете, я пошёл их встречать на пристань, а они каким-то образом появилась прямо из деревни. Наверное, там с самого утра были, а к нам пришли только под вечер. Какое свинство, не могли раньше всё рассказать, как есть! Разговор не продлился и пяти минут! – при каждом сказанном слове отец нервно покачивал головой. В этот момент мама устремила на него нетерпеливый взгляд, требуя немедленного объяснения.
– Наш капитан пропал, – и его руки бессильно повисли.
– Вот мерзавец! – неожиданно взбесилась мать.
– Я думаю, он вскоре объявится, – отец старался её успокоить. – Нам нужно ждать! Зато хоть чемоданы принесли!
– Ну да, за месяц продали наш корабль и подали нам милостыню в виде наших же вещей, – не могла успокоиться мама, то и дело хватаясь за голову руками.
– Ну, отдали же, а могли бы просто выкинуть, – отец сам уже не знал, что говорить и как всегда добавил, – не всё так плохо! Мы живы и здоровы, капитан скоро даст о себе знать. Я в этом полностью уверен, – с этими словами он подошёл к чемодану, чтобы посмотреть, что же полезного можно найти среди наших вещей.
О, это были поистине великие сокровища! После того как мы месяц жили без самого необходимого, такие вещи как полотенца, нормальное постельное бельё, шампунь, гель для душа, бритва, подействовали на всех как бусы на туземцев, и новость о пропаже капитана уже не казалось такой катастрофической.
Теперь, когда у нас появились гигиенические принадлежности, у всех почти одновременно возникла идея соорудить душевую кабину. Первым делом отец отправился к Изи, чтобы посоветоваться, как лучше всего это сделать. Оказалось, у Изи есть резиновая надувная лодка, которую он частенько использует вместо ванны, поэтому в душевой кабине он не нуждается.
Но в ходе разговора выяснилось, что местные себе соорудили пару душевых кабин из пластмассовых канистр, которых у них в достатке, а Изи согласился достать одну из таких для нас. Не теряя времени, мы нашли более или менее ровную пальму и соорудили вокруг неё вполне прочную изгородь из веток, добавив к конструкции пару уже не нужных нам старых простыней из хижины. Таким образом, получилась просторная, хоть и рассчитанная на одного человека, кабинка. Простыни мы решили с загородок не снимать, они в любом случаи очень быстро сохли, а дождь на этом острове никому не грозил.
Вскоре Изи удалось достать среднюю по величине канистру, такую, чтобы её можно было наполнить водой без особых усилий. С помощью веревки отец закрепил её на пальме на уровне выше человеческого роста. Система работала просто: слегка приоткрываешь крышку – течёт вода, главное расходовать её экономно и не забывать заворачивать крышку назад, иначе существовала вероятность остаться в мыле и с пустой канистрой.
Лето потихоньку близилось к концу, жизнь на острове с появлением необходимых вещей стала немного цивилизованнее. Мы больше не чувствовали себя робинзонами. Но я не могла смириться с отсутствием электричества. Однажды пожаловались на это Изи, и он сказал, что за электричество отвечают те двое, что привезли наши чемоданы. Вот у них и нужно интересоваться, смогут ли они протянуть кабель и нам. Кстати, у местных в деревне за всё это время я ни разу не видела горевшей лампочки. Можно было подумать, что кроме как в туалете, электричества у них не было больше нигде.
Почему-то именно после этого наблюдения я стала часто размышлять о том, что людям, которые родились здесь, на острове, легче живётся в таких условиях. Между прочим, происхождение местных жителей было ещё одной загадкой, потому что на острове совершенно не было детей, ни одного ребёнка, но об этом потом. Сейчас вернёмся к вопросу об удобствах. К примеру, если ты никогда не пробовал шоколадного мороженого, ты и не можешь себе представить, какое оно на вкус. Следовательно, ты его не будешь хотеть, ведь как ты можешь хотеть того, чего не знаешь? Тебе оно никогда не приснится, ведь твоя память не хранит его вкус, запах и освежающую прохладу. Эти люди никогда не знали той жизни, которую знали мы, также как и вкус мороженого был им незнаком. Им было легче существовать в привычной среде, пусть и лишённой благ цивилизации. Нам же было очень сложно жить так, зная, что в мире существуют телевизор, фен, музыкальный плеер, горячая ванна с пеной, содовая и даже (подумать только!) холодильник и кондиционер.
Прежде, за всю нашу жизнь, нам ни в чём не приходилось себе отказывать: мы покупали, что хотели, ели, что хотели, одевались, во что хотели, ездили куда, хотели и тому подобное. Здесь всё было по-другому. Теперь мы не могли иметь то, о чём мечтали, и это сводило нас с ума.
Однажды ночью мне приснился сон, в нём я низко-низко парила над океаном и, опустив руки в воду, кончиками пальцев разрезала его поверхность. Проснувшись, я поняла, что ощущения мои были настолько реалистичны, что я готова была поверить, будто могу летать наяву. Стоит лишь взмахнуть руками, и какая-то сила сможет поднять меня вверх. Словно полёт заложен в мышечной памяти, как езда на велосипеде. Тогда я задумалась, почему могу испытывать чувство полёта во сне, если я никогда не испытывала его наяву? Вот если с мороженым и велосипедом всё более имение ясно, то с полётом я ничего не понимала. Ты учишься ездить на велосипеде, развиваешь чувство равновесия, и потом для тебя уже не составит труда снова, пусть даже через много лет, сесть и начать крутить педали. То же самое и с мороженым, однажды попробовав, ты всегда различишь его вкус. Твоя память хранит эту информацию до конца жизни.
Я когда-то вычитала в одной книге, что человек не может увидеть во сне то, что не видел наяву. К примеру, если ты никогда не видел автомобиля, то нет ни единого шанса, что он когда-нибудь тебе приснится. Не знаю, так ли это на самом деле, но со мной это работает именно так. В основном мне снятся сны о чем-то увиденном наяву или по телевизору, вычитанном в книгах, журналах, газетах. Так вот, я никогда не летала иначе, чем на самолете или на воздушном шаре и, конечно же, моё тело никогда не парило над водой. И тем не менее, мне это приснилось. Я чётко осознавала, как двигаюсь в пространстве, и ощущала невесомость. Может всё же человек умеет летать? Может просто ещё не придумали действенный способ, как этому научиться? Вот, к примеру, дадут тебе в руки тот же самый велосипед и скажут с уверенностью, что человек не может на нём ездить, так как не способен удерживать равновесие на двух колёсах. Скорее всего, после нескольких безуспешных попыток, свалившись и набив пару шишек, ты и в правду забросишь это занятие. Радует лишь то, что всегда найдутся упёртые по своей природе люди, которые всё же этому научатся. Или найдутся такие, как моя мама, которые будут уверять тебя в том, что если не оставлять попыток, то обязательно выйдет. И вот, после сотой шишки и стёртой коленки, ты всё-таки едешь на этом треклятом велосипеде! Может, просто пока не нашёлся в мире настолько упёртый человек, который смог бы научиться летать с помощью мысли? И пока не научил других людей, какие мышцы или извилины необходимо для этого напрягать?
Да, соглашусь, я иногда сильно перегибаю палку, сравнивая такие вещи, как езда на велосипеде, мороженое и полёты с помощью мысли, но в то время мне очень хотелось улететь с этого острова. Я очень хотела домой! Прожить месяц в таких условиях было ещё терпимо, и я даже согласилась с тем, что иногда человеку нужно выходить из зоны комфорта, но наше существование здесь, на острове, затянулось, из приключения превратившись в образ жизни. Раньше я не понимала людей, которые потеряв свои миллионы, пускали себе пулю в лоб, не справившись даже с мыслью о предстоящей бедности. И слушая такие истории, всегда думала, что никогда не поздно начать всё заново. Снова заработать денег, чтобы обеспечить себе хорошую жизнь. Но потом поняла, что именно из-за чрезмерной зажиточности, к которой человек привыкает и начинает воспринимать её как должное, его жизнь может быть хороша лишь при условии, что на его потребности выделяется каждый месяц круглая сумма, без которой в дальнейшем он уже не может обойтись.
Вот взять, к примеру, меня, раньше я ходила в кино раз в неделю, но мне становилось скучно в другие дни. Я начала ходить в бассейн, но оставалось ещё пять дней недели, когда мне было нечем заняться. Тогда я захотела пойти в другие секции и студии, чтобы чем-то себя развлечь, а это всё стоило денег. Потом, в процессе этих занятий, у меня появились новые знакомые, затем друзья, разделявшие мои интересы. Но лишившись денег, которые обеспечивают все твои развлечения, ты лишается своего круга общения, и твой образ жизни меняется. Вот это, мне кажется, и есть конец. Сейчас, находясь на этом острове, мы хоть и знали, что у нас, скорее всего, уже нет тех денег, что были раньше, но это был ещё не конец, потому что здесь они нам были не нужны. Это логично, ведь их не на что было здесь тратить. Настоящая катастрофа ждала нас после возвращения, но эту тему пока никто не хотел затрагивать и обсуждать. Меня до сих пор больше пугала перспектива остаться на острове навсегда, хотя должно было волновать именно то, что с нами будет, когда мы вернёмся домой.
Однажды вечером, расположившись на берегу и наслаждаясь прохладой, которую принесли сумерки после особенно жаркого дня, мы с Лизой дольше обычного задержались на пляже. Подсев как можно ближе к воде, я вытянула ноги и подставила их волнам, которые лёгкими прикосновениями нежно массировали мои ступни. Лизе моя идея тоже понравилась, и она села рядом. Мы о чём-то болтали, кажется, о том, что было бы неплохо добиться всё-таки, чтобы нам провели электричество в хижину. Как вдруг я заметила маленького краба, он выбежал из воды и тут же зарылся в песок. Сначала я не придала этому значения, так как видела такое и раньше, но как только стало темнеть, движение со всех сторон усилилось. В какой-то момент, оглянувшись кругом, я с ужасом обнаружила, что мы окружены. За то короткое время пока темнело, сотни крабов выбежали из воды на песок, роя вокруг нас свои норки. Лиза закричала первая, и как по сигналу, мы обе резко подскочили и запрыгали на месте. Казалось, крабы кишмя кишат у нас под ногами и сползаются, как тараканы. На наш крик прибежал Изи, который к счастью был где-то неподалеку. Схватив меня и Лизу за руки, он потащил нас прочь с пляжа.
– Всё-всё успокойтесь! – уже возле своей хижины шёпотом уговаривал он. – Вот это вы наделали шуму, сейчас вся деревня сбежится. Они бы вас не тронули. Вам не говорили, что ночью пляж – не лучшее место для посиделок? – спросил он таким же шёпотом, но уже взяв строгий тон.
– Мы не заметили, как стемнело, – старалась я оправдаться, увидев его непривычно хмурое лицо. – Мы заболтались и как раз собирались уходить, а они тут как тут. Их сотни!
– Да нет, тысячи, если не больше! – вне себя от страха преувеличивала Лиза. – Там были и маленькие, как тараканы, и большие, как птицееды. По её взгляду видно было, что она будто всё ещё видит полчища крабов перед собой.
– Ладно-ладно, уже всё хорошо, вы здесь в безопасности, – лицо Изи смягчилось, видимо, он понял, что мы  не специально это затеяли и не на шутку напуганы.
– Давайте зайдём ко мне, – стараясь как-то нас отвлечь, предложил он. Пройдя внутрь, я села на кровать, Изи пригласил Лизу тоже сесть рядом со мной.
Внезапно услышав странный треск в углу, я отпрыгнула в сторону и плюхнулась на колени к Лизе. Она тоже подскочила от испуга, и мы вдвоём чуть не полетели на пол. Но, к счастью, Изи успел вовремя поймать меня за плечи и водрузить обратно на кровать. Треск издавал большой, размером с кошку, пёстрый попугай. Он сидел у стены на спинке кровати, как на жёрдочке, и в панике хлопал крыльями. Тогда Изи протянул к нему руку и погладил по пёстрой головке, отчего пернатый тут же успокоился.
– Знакомьтесь, это Вермут, – и он с гордостью указал на птицу.
– Он ночует у меня, так для него безопаснее, – переведя взгляд на наши удивлённые лица, объяснил он. – Даже попугай, и тот боится ночи, а вы разгуливаете. Я всегда считал, что человек может быть беспечным и смелым, только если не осознаёт или не видит опасности, что ему угрожает. А если осознаёт и не боится, то без сомнения перед вами – дурак!
Он снова нахмурился, а мы с Лизой растерянно переглянулись.
– Мы не знали, что там будут эти крабы, и Вы сейчас только утверждали, что они не тронули бы нас, – напомнила я ему его же слова.
– Они вас боятся не меньше, чем вы их. Они только на вид страшные, а на деле разбегутся, кто куда. Но если вы их будете бояться, то это была ваша последняя ночь на пляже, точнее, вечер, – поправил он себя, вспомнив, что на деле ещё не совсем ночь.
– Хорошо, что они немые, а не то, представьте, как бы они кричали, услышав вас, когда разбегались в ужасе кто куда, – и он от души засмеялся, видимо, припомнив, как мы с Лизой визжали при их виде.
– Но они и в правду страшные, – покраснев от стыда, оправдывалась Лиза.
– Да я шучу, – и он ободряюще погладил её по плечу.
– Я тоже с трудом удержался от крика, когда увидел их в первый раз, – соврал он, но после этой шутки я и Лиза окончательно успокоились и переключили внимание на Вермута. Сначала птица нас опасалась и на каждое наше движение реагировала агрессивно, выставляя вперёд свой боевой клюв. Но спустя десять минут мы уже вовсю гладили его по мягкой головке и крылышкам. А спустя двадцать минут он уже сидел на плече у Лизы.
– Хотите посидеть ещё или к себе пойдете? – спустя целый час ненавязчиво спросил Изи.
Конечно, нам хотелось остаться, но мы обе понимали, что раз Изи об этом спросил, то нужно идти.
– Мы уже пойдем, – со вздохом отвечала я.
– Тогда прощайтесь с Вермутом, и я вас провожу домой. Ваши родители, наверное, уже переживают, – для большей убедительности добавил он. Поочередно поцеловав птичку в пёстрый хохолок, мы незамедлительно направились к выходу.
– Жди меня здесь и никому не открывай, – пошутил Изи, оставляя Вермута одного, но выходя, всё же запер дверь на ключ.
Всю ночь, пока родители спали, мы Лизой шёпотом обсуждали наше приключение. Мы были в полном восторге от Вермута, и нам теперь, если честно, хотелось чаще заходить в гости к Изи.

Глава третья
Утром, проспав всего пару часов, мы с трудом разлепили глаза и заставили себя подняться, потому что накануне вечером совсем забыли о том, что договорись с мамой пораньше встать и вместе пойти на работу.
Работы к счастью было меньше, чем обычно, и покончив с ней менее чем за два часа, мы, обе сонные как мухи, вернулись домой. Проспав до обеда, я и Лиза отправились на пляж, где нашли маму, которая разводила костёр, в то время как отец закидывал удочку. Не теряя ни минуты, я взялись помогать ей, и тут же, как всегда, пристала с вопросами, отчего, по её мнению, зависит количество готовящейся еды и кому эта еда предназначается? Мне также казалось странным и то, что на остров ежедневно завозили грязное постельное бельё, которое мы стирали и гладили. Мама отвечала, что тоже не знает, для кого это всё.
Когда я об этом спрашивала Изи, он отшучивался, говоря, что нам приходится кормить огромного великана, чтобы он не съел нас. Как-то он рассказал, что однажды пытался сбежать на той самой лодке, в которой теперь принимает ванну, и проплывал мимо огромного острова, где, наверное, и живёт великан. Но побег не удался, его нашли, схватили и отвезли назад.
– Если великана не кормить, он покинет свой остров и нападёт на нас, – закончив свой рассказ этой фразой, Изи громко рассмеялся, и отец, который присутствовал при разговоре, тоже засмеялся вслед за ним. Нам с Лизой стало от этих слов жутковато, заметив это, отец попросил Изи объяснить нам, что это была шутка. Он так и сделал, но как только отец отвернулся, с серьёзным видом подмигнул, давая понять, что всё было по-настоящему. И еле слышно добавил:
– А постельное белье принадлежит солдатам, которые живут ещё на одном таком острове. Их задачей будет сдерживать великана в том случае, если он всё же попытается на нас напасть, – и он опять засмеялся. А однажды Изи рассказал, что когда-то давно, когда только попал на остров, он спросил об этом одного из местных, и тот показал ему жестами, что вся еда предназначена для их Богов. Но после того странного разговора, он больше никогда не видел этого человека.
– Место и впрямь странное! – думала я, слушая его историю. Но самая главная странность, что со мной произошла на этом острове, случилась спустя месяц после этого разговора. Впрочем, не буду забегать вперёд, такую историю нужно рассказывать с самого начала.
На следующее утро на нашем причале появился тот молодой парень, что принёс наши чемоданы в компании «ящерицы». Я увидела его, когда он стоял неподалеку от входной двери в хижину и, судя по всему, ждал пока к нему выйдет отец. Выяснилось, что парень пришёл узнать, действительно ли мы нуждаемся в электричестве, и отец с жаром начал ему объяснять, что нам это крайне необходимо.
– В таком случае я займусь этим вопросом сегодня же. Меня зовут Идрис, – представился молодой человек, пожал отцу руку, а затем куда-то ненадолго ушёл. Назад он вернулся, неся в руках железный чемодан с инструментами, а через плечо у парня был перекинут большой моток электрического кабеля. Всё это он аккуратно сложил перед нашей дверью, вызвал отца и объяснил, что в первую очередь собирается провести проводку в хижине, затем закрепить патрон для лампочки и разъём для розетки, которую на всякий случай тоже планирует установить, но для работы требуется освободить помещение. Спустя несколько минут мы дружно двинулись рыбачить на пляж, предоставив хижину в его полное распоряжение.
Перед обедом отец вернулся проверить, как идут дела и спросить, не нужна ли его помощь.
– Было бы не плохо, – с улыбкой ответил парень, – но для начала мне нужно немного передохнуть.
Тогда отец пригласил Идриса пообедать с нами, и тот согласился при условии, что принесёт с собой что-нибудь из еды. Никто не стал возражать, и вскоре из деревни нам принесли жареный картофель и мясо. Я с трудом сдержала себя, чтобы не накинуться на мясо в ту же секунду, как учуяла его запах. Но это было бы неприлично с моей стороны, особенно в присутствии постороннего, поэтому, несмотря на голод, я постаралась вести себя с достоинством. Уже больше месяца мы питались практически одной только рыбой, поэтому неудивительно, что мы все были очень рады этой картошке и мясу. Однако на этом сюрпризы не кончились, каковы были наши изумление и восторг, когда принесли ещё фрукты, причем такие, которые на острове не росли: яблоки, сливы, виноград. Было ясно, что их сюда привезли специально.
Обед был настолько хорош, что после него мне захотелось искупаться и повалятся на песке. Мама и Лиза с радостью поддержали мою идею, и мы отправились на пляж. Отец же остался помочь парню, чтобы успеть всё закончить до вечера. Вдоволь понежившись под тёплыми лучами, мы вернулись, когда солнце уже клонилось за горизонт. Из-под входной двери, освещая край порога, прорезалась наружу яркая полоска света. При электрическом освещении сильно бросалось в глаза, насколько грязной и пыльной была хижина. Поэтому мы решили немедленно убрать эту грязь. Я раздобыла у Изи метёлку и совок, а ведро с водой и тряпки любезно помог нам достать у местных Идрис. Покидая наш дом, парень также согласился оставить на пару дней свой ящик с инструментами, чтобы отец мог забить пару точащих гвоздей, что-то починить и подлатать по-хозяйски.
– Как тебя зовут, я забыл, – уже собираясь уходить, застенчиво обратился молодой человек ко мне.
– Ты не забыл, просто я тебе этого ещё не говорила, – и я дружелюбно ему улыбнулась. Он промолчал.
– Марьяна, – глядя ему прямо в глаза без тени смущения сообщила я.
– Хочешь, я завтра приду опять?
Почему-то двусмысленность этого вопроса меня в тот момент совершенно не смутила. Не особо задумываясь, я пожала плечами и ответила: «Приходи, если хочешь». Он улыбнулся и, попрощавшись со всеми, направился назад в деревушку.
Обдумать вопрос парня и свой легкомысленный ответ на него, у меня появилась возможность лишь поздно ночью, лёжа в постели. Первая мысль сразу же вогнала меня в ступор – для чего? Для чего он придёт завтра? Было странно, как я могла не спросить об этом прежде, чем пригласила его? «Это всё усталость, – решила я, – из-за неё я и стала такой невнимательной. Как же я устала и от этих ужасных мыслей! О том, что будет, если мы здесь останемся навсегда. А что, если вернёмся домой уже завтра?» С этими мыслями я наконец уснула.
Утро. Опять работа. Сегодня я чистила целый мешок лука. «Ну и прожорливый же великан», – шёпотом возмущалась я и, также как Изи, смеялась. Закончив работать, мы собрали наше постельное бельё, решив, что после вчерашней уборки неплохо было бы его постирать. Мыло для стирки уносить с собой было запрещено, но стирать в отведённом специально для этого месте разрешалось. Кроме постельного белья я постирала ещё кое-что из своих вещей, в итоге у меня так ломило спину и болели руки, что я решила пойти и прилечь в хижине. Мама с Лизой сразу же отправились на пляж, где их, скорее всего, уже ждали Изи и отец, чтобы, как всегда, вместе ловить рыбу, разводить костёр и готовить пищу.
Ещё издалека я увидела, что на причале возле нашей хижины кто-то сидит. И сразу догадалась, что это Идрис. Подойдя вплотную к нему, я поздоровалась.
– Привет, что это ты делаешь?
В этот момент парень стучал молотком, прибивая к нашему причалу деревянную лесенку, которая явно предназначалась для спуска в воду. Не дожидаясь ответа, я села рядом и стала наблюдать за его работой.
– Это сюрприз, – не поднимая головы, он продолжал колотить молотком по дереву и лишь спустя несколько минут остановился и перевёл на меня свой взгляд.
– Теперь ты сможешь купаться и по ночам, – улыбнулся он и вытер пот с лица.
– А с чего ты взял, что мне не будет удобнее это делать с берега?
– А с того, что крабы, – произнёс он, и лёгкая ухмылка скользнула по его губам.
– Спасибо за твою заботу, но всё же по ночам мне страшно заходить в воду. Так что ты напрасно старался.
– Я знал, что ты так скажешь, в этом и заключается весь сюрприз.
– Вот как? Зачем ты всё это делаешь для меня? – и я скрестила руки на груди, чтобы придать вопросу как можно больше важности.
– Могу не делать, – спокойно ответил он и поднялся на ноги. – Мне уйти?
Задавая такого рода вопрос, парни обычно злятся или делаю вид, что на взводе. Но он просто виновато взглянул на меня, и тут же опустил глаз в пол. От его неожиданной реакции мне стало даже стыдно.
– Нет, извини меня, – почувствовав себя виноватой, опомнилась я и тут же смягчила тон.
– Спасибо тебе, Идрис, – поблагодарила я уже ласково. – Хоть кто-то заботиться здесь о нас. Я очень рада, что ты появился, правда! Присядь рядом, – пригласила я, и он тут же послушно сел.
– Ты где этому всему научился? – полюбопытствовала я.
– Чему? – удивлённо и даже как-то испуганно спросил он.
– Ну, проводить электричество, строить лестницы?
– А, это? – с облегчением вздохнул парень и застенчиво пожал плечами. – Ну, здесь нужно уметь делать то, чего не умеют другие, или сидеть на одном острове и готовить еду.
– Так ты с другого острова? (И как я сразу не догадалась?) А много здесь таких островов, как этот?
– Я не совсем на острове живу, но островов в мире очень много, одни меньше, другие больше.
– И ты видел весь мир? – с раздражением в голосе спросила я, понимая, что он специально ходит вокруг да около, не желая сболтнуть что-нибудь лишнее.
– А зачем его видеть весь? Мне достаточно того, что я уже видел, чтобы понимать, что везде всё одно и то же, только по-разному обставлено. Все уголки планеты заселяют такие же люди как ты и я, а все люди в той или иной степени одинаковые. Значит и всё везде одинаковое.
– Мне кажется, ты не прав, – перебила я его. Смысл путешествий не в том, чтобы смотреть на людей, а в том, чтобы узнавать новые места. Люди, конечно, тоже интересный объект для изучения, но меня более интересует архитектура, которая везде, кстати, разная и самобытная. А так же красота природы, которая тоже по-разному себя проявляет в зависимости от места и климатических условий.
– Значит, я ничего не потерял, – Идрис первый раз за всё время взглянул мне прямо в глаза.
– Почему это?
– Потому что меня интересует только человек, как самое загадочное из творений природы, а не архитектура и тому подобное.
– Занятная мысль, – задумалась я. – Но что в людях может быть интересным?
– А вот на этот вопрос я пока не могу тебе дать ответа, потому что сам ещё не определился, что в них действительно самое интересное. Но с уверенностью могу сказать, у нас с тобой ещё будет время с этим как следует разобраться, – загадочно ответил он и отвёл свой взгляд в сторону.
Я озадаченно молчала, не зная, что сказать, и пауза затянулась. Тогда он попросил дать ему ещё немного времени, чтобы он мог закончить монтаж лестницы. Кивнув в знак согласия, я решила пойти на пляж и провести время с родными, так как из-за шума молотка уснуть мне всё равно не удастся. Когда ближе к вечеру мы вернулись, Идриса уже не было, но кроме лестницы он оставил ещё кое-что. Возле хижины стоял небольшой самодельный стол и четыре стула со спинками. Лиза, увидев их, побежала вперёд, чтобы как можно быстрее на них посмотреть, ну и, конечно же, опробовать.
– Откуда это взялось? – спросил отец и с подозрением посмотрел на меня.
– Наверное, это тоже Идрис, – ничего скрывая отвечала я, так как на пляже всем уже рассказала о его визите и о том, что он зачем-то приколотил лестницу к нашему причалу. Стулья и стол очень обрадовали маму, ей больше всех из нас не нравилось есть на пляже, сидя прямо на песке, или в хижине, на кровати. Теперь можно было по-настоящему накрыть на стол, разложить приборы и поставить стаканы, которые мы ещё в первый день нашли в шкафу.
– Теперь можно смело их использовать, не боясь повредить, – она с восторгом произнесла эту фразу несколько раз за вечер. Решено было завтра же ужинать всем вместе за новым столом.
Когда солнце опустилось к линии горизонта, и надвигающиеся сумерки готовы были погрузить наш остров в темноту, я вышла на мостик, чтобы насладиться свежестью вечера. Пододвинув один из стульев к краю причала с той стороны, где ещё светилась узкая оранжевая полоска над горизонтом, я закрыла глаза и откинула голову назад. Как только солнце садилось, темнело здесь моментально. Поэтому я очень удивилась, когда открыла глаза и заметила, что откуда-то снизу, из-под причала, в том месте, где сегодня Идрис установил лестницу, струится неясный свет. Я легла животом на дощатый настил и, свесив голову, заглянула вниз под причал. На мгновение мне показалось, что светиться сама вода. Нежно-голубое свечение, казалось, исходит из глубины океана.
– Это и есть сюрприз, о котором говорил Идрис. Ему удалось провести освещение под воду! – с восторгом, вслух, воскликнула я. Такое я видела в Москве в бассейнах, но в этом месте, на затерянном в океане острове, где в домах у жителей нет электричества, мне это показалось невероятным чудом. Вода лазурного цвета отливала серебром. От лёгких порывов ветра её поверхность колыхалась подобно прозрачной шелковой ткани, и ажурные тени пробегали по песчаному дну. На глубине резвились стайки рыбок разного размера и окраски. Всё это выглядело как вход в волшебный мир, мир русалок и фей, который манил меня окунуться в него с головой.
Поддавшись соблазну, я скинула с себя платье и осталась в одном купальнике. Здесь, на острове, я носила его постоянно, чтобы можно было искупаться в любой момент, когда вздумается. Я ловко соскользнула по лестнице в тёплую, как парное молоко, воду. Она так сильно прогрелась за день, что я почувствовала себя так, словно дома принимаю ванну. Вокруг меня мигом засуетились стайки рыбок, они подплывали настолько близко, что, казалось, я могу рукой поймать любую из них. Я даже попыталась дотронуться до одной, но она тут же от меня ускользнула. Преломление света создавало иллюзию, будто я купаюсь в жидком серебре, это дарило странные, но приятные ощущения. Тёплая вода баюкала меня в своих объятьях и окутывала, подобно плюшевому халату или мягкому пледу. Распластавшись на спине, как морская звезда, я прикрыла глаза и доверилась мерным покачиваниям воды. Глухая тишина и нежность океана уносили меня в другой мир, в то время как наверху, сквозь прозрачный занавес, тускло мерцали неподвижные звёзды и бледный молодой месяц.
– Благодарю тебя, – произнесла я шёпотом, едва различая под водой собственный голос, и повторила эти слова несколько раз. Затем я скорее почувствовала, чем услышала, посторонний шум и подняла голову. Это была Лиза, она с радостным смехом спускалась по лестнице.
– Какая тёплая вода, Марьяна! – воскликнула она, подплыв ближе. – Это всё он сделал, так ведь? Он очень хороший человек, этот Идрис!
Я кивнула в знак того, что разделяю её мнение, и снова опустила голову в воду.
Свет продолжал гореть до рассвета.
– Благодарю тебя, – в эту ночь я засыпала с такими словами. И действительно, за всё время, проведённое на острове, мне впервые было так хорошо и спокойно на душе, как в тот вечер.
Потом я не видела Идриса целую неделю. Поскольку он так и не сказал, где живёт, я даже не пыталась искать его на острове. И лишь по вечерам, купаясь в серебристом океане, каждый раз вспоминала о нём. Ведь именно он подарил мне этот маленький волшебный мир. Этот чудесный островок покоя был для оазисом, местом отдохновения от тревожных мыслей. В Москве я то и дело думала о том, что ждёт меня в будущем, и часто представляла в мечтах, как буду жить самостоятельно и много добьюсь в жизни. Здесь же я всё чаще начала замечать, что мои размышления о будущем трансформируются в воспоминания о прошлом. Дошло до того, что я часто в мечтах возвращалась в какой-нибудь эпизод своей прошлой жизни и пыталась мысленно прожить его заново. Это было ничто иное, как попытки уйти от реальности. И вот теперь, растворяясь по вечерам в тёплом жидком серебре, я могла хоть немного смириться с настоящим моментом и насладиться состоянием «здесь и сейчас». В эти минуты я была самой собой. «Я такая, какая есть, и со мной мой друг – океан». Не спорю, в эти минуты я часто размышляла об Идрисе. Спрашивала себя, кто он? Я знаю его имя, но ничего не знаю о нём. Меня тянула к нему какая-то необъяснимая сила, она пробуждала во мне желание увидеть его снова, говорить с ним обо всём на свете, просто быть рядом. Это было так странно: благодаря своему хорошему поступку он полностью проник в мои мысли. Раньше такое у меня было только с музыкой, если по глупости я привязывала её к какому-то событию в своей жизни. Услышав знакомую мелодию, я тут же мысленно возвращалась в то место или к тем людям, которые с ней были связаны. Прямо машина времени в голове какая-то. Ещё ладно, если хорошие воспоминания, а если плохие? Тогда остаётся лишь избегать этой мелодии. Так к концу жизни все хорошие песни закончатся. А хотя, каждый год появляется столько новых, нужно лишь связывать плохие воспоминания с худшими из них, а хорошую музыку оставлять про запас для лучших моментов жизни. «А как ты узнаешь, что в будущем этот момент не станет плохим?» В том смысле, что и хорошие события часто вспоминаются с болью в сердце только потому, что их невозможно вернуть и пережить заново. Вот тебе и задачка со звездочкой!
Да, вот бы сюда ещё магнитофон! У меня столько хороших воспоминаний о школьной жизни! А ещё больше о поездках с отцом на машине. Когда он садился за руль, то всегда включал музыку громко, и с ним было очень весело ездить. Мама же, наоборот, проигрыватель в машине не включала, утверждая, что музыка отвлекает от дороги. При этом часто с досадой жаловалась, что лучше бы и вовсе не училась вождению, поскольку у неё пропало всё удовольствие от поездок на машине.
– Пока ты – пассажир, и не вникаешь во все правила и нюансы, тебе легко и весело. Но как только ты – водитель, то ты им остаешься, даже когда находишься на пассажирском сидении. И всё. Нет ни минуты покоя и никакого наслаждения от поездки, а только непрерывное наблюдение за ситуацией на дороге и ответной реакцией водителя.
Поэтому я для себя твёрдо решила, что никогда не стану сдавать на права, пусть лучше меня возит водитель. Ведь это одни из лучших моментов в жизни, когда ты едешь, смотришь в окно, мечтаешь под звуки громкой музыки, и ты всё это время счастлив! Да, именно, счастлив!
Как я уже говорила, Идриса я увидела только через неделю и то издалека. В тот момент, когда он о чём-то оживлённо спорил с Изи, причём видно было, что они оба на взводе. Оценив ситуацию, я не решилась подойти и осталась стоять незамеченной в тени деревьев. В ту минуту мне было очень досадно, что я не могу расслышать, о чём идёт речь. Всё закончилось тем, что Изи помотал отрицательно головой и ушёл, оставив Идриса одного на пляже, видимо, дав тем самым понять, что принял окончательное решение, и спор окончен. Видно было, что Идрис остался недоволен таким исходом разговора, но ничего не предпринял, махнул рукой и быстрым шагом направился в мою сторону. Увидев это, я расправила плечи, приготовилась поздороваться и завести разговор. Но случилось нечто совершенно неожиданное: он заметил меня, но прошёл мимо, даже не удостоив кивком или взглядом. Я мельком заглянула в его лицо и застыла в изумлении. Оно было перекошено от злобы, в эту минуту Идрис не был похож на того доброго и милого парня, с которым я разговаривала на причале. Глаза его искрились ненавистью, а скулы нервно двигались вверх и вниз. Даже его походка из-за сильного нервного напряжения превратилась из мягкой и лёгкой в пружинистую и резкую. После того, как он скрылся из виду, первым, что пришло мне в голову, был вопрос, чем Изи смог его так сильно разозлить? И по чистой случайности в этот же вечер мне удалось это выяснить. На закате я встретила Изи на пляже. Он сидел на песке и печально смотрел вдаль. Когда я опустилась рядом, он вроде бы меня не сразу заметил и молча продолжал смотреть на тонущее в океане солнце. Эта картина невольно захватила и моё внимание.
– Да, закаты здесь просто чудесные, – попыталась я первая завязать разговор.
Он расплылся в своей доброй улыбке и тихо ответил:
– Это, наверное, единственное, что здесь прекрасно. Нужно уходить, скоро придут крабы, – добавил он, глядя, как последние лучи солнца гаснут за линией горизонта.
– Я пришла, чтобы проведать Вермута, – сказала я первое, что пришло в голову.
– Раз так, то пошли, он, должно быть, уже ждёт меня. Примерно в это время он и прилетает на ночлег.
С этими словами Изи поднялся, и мы направились в хижину. Вермут действительно сидел перед домом на дереве и ждал, пока ему откроют дверь. Увидев нас, птица плавно спустилась к Изи на плечо. Мне это показалась таким трогательным и милым, что я не выдержала и протянула руку, чтобы погладить попугая по его пёстрой головке, но он мне этого не позволил, пригрозив большим клювом.
– У меня есть немного кокосового сока, – пройдя внутрь хижины, предложил мне добряк Изи и протянул стакан. Я, конечно же, не отказалась и почти залпом выпила всё без остатка.
– Спасибо вам большое, – поблагодарила я, возвращая пустой стакан.
– Не за что! Пустяки, мне не жалко, – Изи в этот момент угощал Вермута кусочком сушёного яблока.
– Я долгое время старался заслужить его доверие, – улыбался он, глядя на гордую птицу, – но только совсем недавно он стал доверять мне настолько, что остаётся спать здесь, в моей хижине. Раньше он ночевал снаружи, на дереве. Он, наверное, мой единственный настоящий друг на этом острове, – Изи печально вздохнул и протянул попугаю ещё кусочек яблока.
– Мы с ним очень подружились. Понимаешь, когда ты держишь в доме живое создание против его воли, это совсем другое чувство по сравнению с тем, когда существо само к тебе тянется, особенно, такая умная птица, как попугай. Нет преданнее дружбы, чем дружба между животным и человеком. Она самая искренняя, и это высшая степень доверия, которую может заслужить человек. Вот он прилетает ко мне каждый вечер, радует меня, а утром я его опять выпускаю. Конечно, ему часто перепадают всякие вкусности, вроде этих кусочков яблока, но он и без того всегда мне рад.
Вермут в этот момент будто в подтверждение сказанного расправил перья хохолка и смешно покивал головой. Затем он аккуратно спустился с плеча Изи на кровать. Он так ловко это проделал, что не оставил ни единой царапины от своих длинных когтей на его коже.
– Сегодня один наглый мальчишка предлагал мне продать ему Вермута. Услышав эти слова, я сразу вспомнила его встречу с Идрисом.
– Едва пронюхав о попугае, он тут же явился ко мне, – искренне возмущался Изи. – Да, эта птица и в правду лакомый кусочек! Он подумал, я так запросто отдам ему Вермута, чтобы того зажарили под кисло-сладким соусом какие-нибудь гурманы. Обойдутся они и курами! Я то, дурак, думал, что если пацан и придёт, то хоть врать начнёт, что, мол, в целях безопасности нашёл попугаю дом, где ему ничего не грозит или ещё что в таком же роде. Всё равно я бы ему не поверил, но это было бы, по крайней мере, куда уважительнее по отношению ко мне. Так нет, пришёл и говорит прямо в лоб, мол, продай, проси что хочешь, птица пойдёт за дорогой деликатес. Я думал, не выдержу и поколочу этого наглеца. Они нас здесь за людей не считают, думают, мы на всё готовы ради еды и воды! А я, знаешь ли, лучше вовсе от голода умру, чем отдам его!
Слушая его рассказ, я не могла поверить, что речь идёт о том человеке, который был так добр ко мне ещё неделю назад. Но, к сожалению, я сама всё видела своими глазами сегодня и поэтому молча слушала, ни словом не возражая.
– Вермут милый и умный, и очень бы не хотелось, чтобы из него сварили суп, – соглашалась я с ним.
– Ты пойми, Марьяна, он сильно мне дорог, – и Изи с неподдельным отчаянием посмотрел на меня. – Без него я точно с ума здесь сойду!
Видимо, он и впрямь очень умён, – принялся он нахваливать Вермута. – На острове стоит множество ловушек для птиц, а он ни к одной не летит, только у меня берёт всякие вкусности. Скорее всего, он вообще последний остался, кого не изловили, я очень давно не видел здесь таких попугаев.
– Теперь у нас, конечно, большая проблема, – после небольшой паузы заключил Изи, – раз этот проныра знает о том, что одна из этих птиц всё ещё остаётся на острове. Но мы будем вдвойне осторожны! Да, мой маленький пернатый друг? – и он заботливо посмотрел на Вермута. Тот в свою очередь повернул клюв в его сторону и забавно склонил маленькую головку в бок.
– Я читала в одной из книг, что некоторые виды попугаев можно обучить человеческой речи, это правда?
– Некоторые – да, без сомнения, – кивнул Изи, – но не Вермута. Он не разговаривает. Если ты до сих пор не заметила, он вообще не издает никаких звуков. Может ещё и по этой причине его до сих пор не изловили. Его никто не слышит. Поверь, Марьяна, молчаливый друг куда ценнее друга болтуна, – и он добродушно рассмеялся. Затем, подумав о чём-то немного, добавил, – хотя многие очень заблуждаются, полагая, что человек своим молчанием говорит о себе только хорошее.
Я не совсем поняла смысл сказанных им слов, но сделала вид, что эта мысль меня очень впечатлила.
– Тебя нужно проводить до твоей хижины? – неожиданно спросил он.
– Я сама дойду, не переживайте, – и я больше не стала его задерживать.
– Доброй ночи, – пожелал он и поводил меня до двери.
– Вам тоже всего хорошего, — отвечала я и, оказавшись с наружи, услышала, как он задёрнул внутреннюю щеколду.
Этой ночью я много размышляла о том, что сказал Изи. До конца мне не верилось, что Идрис и вправду мог предложить такое, да ещё в такой грубой форме. «Нужно в любом случае узнать версию самого Идриса», – подумала я и сама не заметила, как крепко уснула.
Утром меня разбудил шёпот мамы и Лизы. С трудом преодолевая грань между сном и реальностью, я услышала, как они говорят о какой-то записке.
– Мамочка, ну дай хоть краешком глаза взглянуть, что там, – уговаривала её Лиза.
– Это не тебе адресовано, если Марьяна захочет, то сама даст тебе прочитать. Даже я не читала её, хотя мне тоже интересно.
– Давай тогда вдвоём прочтём, а ей просто не будем говорить.
Почувствовав, что мама в этот момент призадумалась и, возможно, даже сейчас согласится на предложение Лизы, я резко подскочила и побежала к двери, не оставив им времени на размышление. Увидев меня, мама сразу же отдала мне клочок бумаги и сообщила, что это предназначено мне.
– А вместе с запиской мы нашли утром этот ящик с фруктами и водой, – быстро добавила она.
– А ещё там лежала пачка овсяного печенья. Точно таким же нас угощал Изи, – заметила Лиза.
Я развернула записку и пробежала её глазами:
«Дорогая Марьяна,
прошу принять от меня скромный подарок в качестве извинений за моё вчерашнее поведение. В своё оправдание лишь скажу, что был чересчур опечален одним обстоятельством и потому прошёл мимо. В любом случае, у меня давно было желание сделать что-нибудь хорошее для твоей семьи. Но только сейчас выпала такая возможность. Не буду вдаваться в подробности, но лишь сегодня мне доставили всё необходимое. Идрис»
В ящике мы нашли также большую пачку соли, которую мама и Лиза не сразу заметили. Отец очень этому обрадовался.
– Казалось бы, такая мелочь, а как преображает вкус рыбы, – говорил он.
Все мы без исключения были очень благодарны Идрису за такой ценный подарок. Но моё сердце сжалось при мысли, что ему, скорее всего, пришлось всю неделю работать не покладая рук и днём, и ночью, чтобы заполучить такие сокровища. Я всерьёз расстроилась и разрывалась между желанием вернуть подарки и оставить их, чтобы порадовать Лизу, маму и папу. «Если ему опять вздумается что-то мне подарить, я точно не возьму», – поразмыслив, я пошла на компромисс со своей совестью и решила оставить всё как есть.
На следующий день по дороге домой после окончания работы я увидела Идриса на пирсе, который служил местом погрузки и выгрузки, в тот момент, когда он помогал жителям деревни грузить казанки с едой в лодку. Закончив работу, он присел на дощатый настил, свесив ноги над водой. Наверное, ждал, когда лодка вернётся уже за ним. Я решила не упускать момент и подойти, чтобы поблагодарить его. Танцующей походкой я приблизилась к нему и присела рядышком, тоже свесив ноги. Его глаза улыбались, в них не было злобы, он был прежним.
– Спасибо тебе за всё. Но не стоило, правда, – начала я, скромно опустив глаза. – Мы уже привыкли к несолёной рыбе, мне даже понравился этот пресный вкус, – я чуть закатила глаза, произнося откровенную ложь.
– Мне хотелось сделать для тебя что-то хорошее, — объяснил он. – А тому, чего желает само сердце, препятствовать нельзя.
– Значит у тебя доброе сердце, Идрис.
– Я бы с этим поспорил, – он прищурил глаза и скривил нижнюю губу.
– Ты ждёшь здесь кого-то?
– Не совсем, – отвечал он. – Скорее ждут меня, а я размышляю о том, стоит идти или нет.
– Ты говоришь загадками.
Но вместо ответа на его лице появилось уже знакомое по нашему первому разговору выражение, означавшее, что он не намерен ничего объяснять. Это я поняла сразу же и потому перешла к сути.
– Ты уже принял решение?
– Думаю, что не пойду. У меня другая идея, я хочу тебе кое-что показать, идём со мной, – неожиданно предложил он. Я кивнула, и мы двинулись через деревню на противоположную сторону острова. Туда, куда мне вход был строго запрещён. Но в сопровождении Идриса я прошла без проблем, никто не остановил нас, да мы никого и не встретили по дороге.
– Без меня сюда никогда не ходи, хорошо? – предупредил он.
– Хорошо, – пообещала я, с любопытством осматриваясь по сторонам. Вокруг стояли обыкновенные хижины, ничего необычного я не успела заметить. Но когда мы вышли на пляж, для меня стало открытием, что на острове, оказывается, существовал ещё один деревянный причал. Пустая лодка, привязанная к нему веревкой, казалось, только и ждала нашего появления.
– Садись, – сказал Идрис и подал мне руку.
– А мы вернёмся до заката?
– Конечно. Ни о чём не переживай!
После такого уверенного заявления я отбросила сомнения, разместилась поудобнее, и лодка отчалила. Как и все остальные, мы сначала двигалась на вёслах, и только покинув лагуну, Идрис завёл мотор.
– Мы плывём вон туда? – спросила я, указывая на небольшое судно, которое стояло на якоре в километрах двух от берега. С нашей стороны острова его невозможно было увидеть, на него открывался вид только со стороны деревни. Мне пришлось прокричать свой вопрос ещё раз, так как шум мотора заглушал мой голос, на этот раз Идрис утвердительно кивнул головой.
Впервые за долгое время я покидала остров и, не буду скрывать, меня переполняла в этот момент необъяснимая радость. Ветер трепал мои волосы, океан солёными брызгами хлестал по лицу. Пахло свободой, и я не могла ею надышаться. Я так жадно вдыхала воздух свободы, что, казалось, он разорвёт мои лёгкие изнутри. И тут мне вспомнился сон, в котором я с таким же упоением парила над водой. «Так это был вещий сон?!» – обрадовалась я и, опустив руку в воду, наблюдала за тем, как коралловый стражник острова, выпустив нас из своих владений, оставался далеко позади.
За очень короткое время мы добрались до цели. Идрис закрепил швартовый конец, подал мне руку и помог подняться на борт небольшой яхты, которую легонько покачивало на волнах. Судно было не новым, но, судя по всему, за ним хорошо следили.
– Она что – пустая?
– Да, – ответил парень, крепя подвесной мотор лодки на кормовом релинге.
– Зайди внутри, осмотрись, – предложил он, и я, не раздумывая, проскользнула через небольшую дверь в каюту, где передо мной предстала шикарная картина. Комната была обставлена элегантно и со вкусом. Внутри царил идеальный порядок. Стильная мебель из светлого дерева, яркий текстиль и все предметы интерьера сверкали чистотой. Что за педант и чистюля здесь живёт?
Посередине каюты стояла большая кровать, она занимала львиную долю пространства. С левой стороны от кровати располагался узкий, но длинный, во всю комнату, и высотой почти в потолок шкаф с бесчисленным количеством полок и ящиков. Помимо этой мебели в каюте имелись ещё две табуретки возле стены, а пол украшал яркий шерстяной габбех, очень приятный на ощупь и явно дорогой.
– Ничего себе! – воскликнула я, поражённая увиденным.
– Это ещё не всё, – хвастался стоявший у меня за спиной Идрис, – на этой яхте имеется суперсовременная туалетная комната с ванной, но вход в неё с другой стороны. Уверен, у тебя ещё будет время всё как следует здесь изучить, так что потом покажу.
– А чьё это судно? – спросила я, аккуратно скользя рукой по деревянной спинке кровати и наслаждаясь гладкостью лакового покрытия, которое казалось мне теперь чем-то невероятным в сравнении с грубой шершавостью, сбитой на скорую руку из едва ошкуренных досок, мебели в нашей хижине.
– Скажем так, я могу иногда им пользоваться, а кому принадлежит, не знаю. Можем прокатиться, если хочешь?
– Нет, не сегодня, – замялась я, – давай в другой раз, когда времени будет больше?
– Договорились, – ответил Идрис с особой, многозначительной интонацией. Каюту внезапно наполнила знакомая мелодия. Я сразу же её узнала, это был знаменитый трек Майкла Джексона «I'm bed».
– Здесь есть даже магнитофон? – вне себя от восторга, перекрикивая музыку, воскликнула я. Идрис с улыбкой кивнул.
– И много у тебя альбомов? – я изучала полку, на которой стопками лежали музыкальные диски в ярких упаковках.
– Больше двухсот, – поспешно уточнил Идрис, увидев, что я собираюсь их пересчитывать. Затем он наклонился к маленькой неприметной дверце в шкафу, за которой, как выяснилось, прятался холодильник, доверху набитый напитками в алюминиевых банках.
Идрис достал холодную запотевшую банку кока-колы и протянул мне. Мгновение – и она зашипела в моих руках, я сделала большой глоток и задержала сладкую ледяную жидкость во рту, как бы заново узнавая с детства любимый вкус.
– Я думала, что уже и забыла, какая она.
– Да нет, такое вряд ли забудешь, – доставая вторую банку для себя, усмехнулся Идрис. Окончательно развеселившись, я стала слегка пританцовывать. Затем снова подошла к дискам и принялась выбирать:
– Так куда же мне вернуться сейчас? – перечитывая названия композиций, слух размышляла я.
– Ты о машине времени?
– Да, только я её называю по-другому – машина воспоминаний, – и мы оба рассмеялись.
Я всегда знала, что все люди в мире связывают свои воспоминания с музыкой. Но признаться, меня удивило, что Идрис, живя так далеко от цивилизации, оказался таким же, как и все, в то время как я понимала, что в нём однозначно есть нечто особенное. Именно эта уникальность так сильно притягивала меня к нему. Определившись с выбором песни, я легла прямо на пол и позволила мелодии полностью завладеть моим сознанием. Через мгновение в моей душе уже на полную катушку бурлили эмоции. Между тем Идрис молча стоял в стороне, потягивая колу и не сводя с меня глаз. Его пристальный цепкий взгляд меня совершенно не смущал, ведь мыслями я была далеко, очень далеко отсюда.
Когда тебе хорошо, время, как на зло, летит быстрее. Мне так не хотелось уезжать, но незаметно стемнело, и пора было возвращаться домой. Как не жаль было нам обоим, но Идрису пришлось отвезти меня обратно на остров.
Моё отсутствие прошло незамеченым для всех, кроме Лизы. Она уже давно меня искала и, увидев издалека, тут же выбежала навстречу.
–Марьяна, ты где была?
–Да так, нигде, – спокойно отвечала я.
– Я тебя везде искала!
– Я была у Изи, – соврала я.
– Изи был с отцом, так что не обманывай.
– Ты что пристала ко мне? – разозлившись, я вперила в неё грозный взгляд, – значит, ты меня не заметила или плохо искала. Мама и отец благодаря тебе, наверное, тоже меня искали? – В моих глазах читалась откровенная злоба.
– Нет, я их не спрашивала. И нет, они ещё не искали тебя, – с виноватым видом оправдывалась она.
– Ну, хорошо, что хоть так, – сбавив тон, отвечала я.
– Марьян, мы тебе рыбы оставили, иди, поешь.
– Спасибо.
Я и вправду чертовски проголодалась, поскольку за целый день почти ничего не ела (ну, кока-кола не в счёт), и мысль о еде, которая меня дожидается, сразу же привела меня в доброе расположение духа.
Увидев, что настроение у меня улучшилось, Лиза в этот вечер больше не заговаривала о моём таинственном исчезновении. Но это событие положило начало череде странностей в её поведении в оставшееся время нашего пребывания на острове.
Утром, ещё до того как мы успели покинуть хижину, нам принесли небольшой вентилятор. И отец потратил целый час, чтобы установить его над дверью. Я, Лиза и мама в это время пошли работать. Нас с Лизой распределили чистить лук. Она ненавидела чистить лук и начала канючить, чтобы мама, которой достались кабачки, поменялась с ней. Но я возразила, заявив, что будет нечестно, если мама станет всё делать за неё, и что тогда я тоже имею право просить её поменяться со мной. В итоге, все остались при своей работе. Лиза насупилась, но всё же возражать не стала. И лишь спустя какое-то время снова заговорила:
– Смотрю, этот туземец тобой всерьёз заинтересовался, – спокойным голосом обратилась она ко мне.
От сказанных слов меня передернуло.
– Даже вентилятор подарил, какой молодец, – невозмутимо продолжала она.
– Откуда ты знаешь, что вентилятор от него? Никакой записки на этот раз не было, – наконец, возразила я.
– А от кого тогда?
– Даже если и так, то что в этом плохого, не пойму? Если считаешь это чем-то плохим, то почему не отказалась от своей доли, когда он подарил мне тот ящик с водой и продуктами? – защищалась я.
– А зачем мне отказываться? Не мне же за это всё расплачиваться! – эти слова Лиза как-то слишком быстро проговорила и тут же замолчала, как будто они вырвались совершенно случайно.
Наш разговор происходил в присутствии мамы, и я была уверена, она прекрасно поняла, о чём шла речь. И тем не менее она не остановила Лизу, а просто молчала, не вмешиваясь, и продолжала чистить кабачки.
– Мама, разве ты ничего ей не скажешь? – в конце концов, не выдержала я.
– Марьян, разбирайтесь сами! Но если тебе интересно моё мнение, то я считаю, что Лиза права, и тебе не стоит чересчур много общаться с этим парнем. Кто знает, что у него на самом деле на уме?
Её ответ ясно давал понять, что она полностью разделяет мнения Лизы. В моей душе поднялась волна горечи, и я замолчала. А закончив работу, тут же, не дожидаясь их обеих, ушла, решив остаток дня провести в одиночестве. Спрятавшись от любопытных глаз в прибрежных зарослях на пляже, я купалась, загорала и размышляла о нашей прежней жизни. Мне захотелось вернуться к остальным лишь ближе к вечеру и только потому, что голод давал о себе знать. Ещё на подходе к нашему причалу я увидела, как включилось освещение под лестницей, и мой волшебный колодец вновь поманил меня негой предстоящей ночи. Но сперва я решила утолить зверский голод, который мучал меня с каждой минутой всё больше. Хижина оказалась пустой, однако, тарелка с моей порцией рыбы дожидалась на кровати. В этот раз я не отказалась также от фруктов и печенья, что подарил Идрис. И судя по тому, сколько их оставалось в ящике, все остальные тоже в них себе не отказывали. Закончив с ужином и скинув с себя сарафан, я наконец отдалась тёплым объятиям океана.
– Отнеси меня домой, – тихо шептала я. – Знаю, что ты меня слышишь, потому что я тебя тоже слышу. Я слышу твоё дыхание и то, как по твоим венам бурлит солёная кровь. Слышу, как где-то на самом дне, в глубокой впадине, куда ты не пускаешь ни рыб, ни медуз, там, где нет места даже ракушке, в самом укромном уголке мира ты прячешь своё большое сердце. Я слышу, как оно бьётся, как оно тихо пульсирует там, на глубине. И его глухой стук тихой вибрацией поднимается на поверхность воды, где его подхватывает ветер, толкая настойчивыми волнами к берегу. Подобно этой, еле слышной вибрации, наши поступки подхваченные обстоятельствами, как ветром, накрывают нас тяжелыми волнами своих последствий.
– Что я делаю не так? Дай мне знак, – лежа на спине и раскинув руки, шептала я в темноте, но океан молчал, и в его молчании не было ничего. Мимо проскользила большая тень отца, а за ней средняя и маленькая. Мама меня окликнула, спросив, долго ли я здесь ещё пробуду?
– Ещё немного и пойду спать, – ответила я и, нырнув под воду, открыла глаза, стараясь рассмотреть пёстрых рыб, проплывавших мимо. Но солёная вода моментально обожгла слизистую оболочку. Такое уже было! Почему я об этом постоянно забываю?
Пулей вынырнув на поверхность, я думала только о том, как поскорее выбраться на причал и взять в хижине полотенце. Не в силах разлепить саднящие глаза, я подплыла к лестнице и вцепилась в неё двумя руками. Но как только занесла ногу на нижнюю ступеньку, неожиданно почувствовала, что до неё что-то или кто-то дотронулся. В испуге я разжала пальцы и плюхнулась назад в воду. С трудом преодолевая жжение, я всё же приоткрыла глаза, и мне удалось разглядеть на лестнице что-то тёмное и живое. Когда я подплыла поближе к лестнице, чтобы рассмотреть пришельца, тёмный комок задвигался. Это был краб. Он нагло сидел на нижней ступеньке, расставив в стороны свои боевые клешни. Первой мыслью было добраться до берега и оттуда подняться на причал, но было уже темно, а это означало, что на берегу мельтешат сотни крабов. Тогда я решила согнать захватчика прочь, но трогать его руками было противно и страшно. Я сняла лиф купальника и принялась со всего размаху хлестать им по лестнице. Проделывать это было довольно сложно, поскольку приходилось удерживать себя на плаву при помощи одних только ног, второй рукой я на всякий случай прикрывала грудь. Не тут то было, мерзкий краб даже не двинулся с места. Я подобралась ближе и снова замахнулась. После нескольких попыток он всё же попятился в бок, но в воду спускаться не собирался.
– Пап, мам! – слегка повысив голос, позвала я, но движения за дверью не последовало. В хижине работал новый вентилятор, шум от которого, похоже, перекрывал все звуки снаружи, и разумнее было рассчитывать на помощь с стороны берега, чем из хижины.
От злости и отчаяния я в очередной раз ударила со всей силы купальником по лестнице, и удар пришёлся совсем близко от наглого краба. В принципе, если бы я подплыла ещё ближе, то шанс попасть точно в цель у меня был, но я очень боялась приблизиться даже на сантиметр.
– Не уйду, – голос донёсся откуда-то с причала, и я замерла на месте. Мне стало жутко. Изо всех сил вытягивая шею и стараясь заглянуть на причал, я громко спросила: «Кто здесь?» В ответ ни звука...
– Это не смешно! Помогите мне! Здесь краб, и я его боюсь!
– Ты очень красива, – снова этот голос, но на этот раз я была абсолютно уверена, что он доносился из-под причала! Почувствовав как живот скрутило от страха, я отплыла подальше, но из освещённой зоны выходить не спешила. Широко раскрыв глаза, я всматривалась в темноту и ждала, что в любую минуту на свет покажется нечто ужасное. Из-за испуга до меня не сразу дошло, что голос произнёс эти слова на русском языке и без акцента, но как только страх понемногу стал отпускать, я в ярости закричала:
– Лиза, а ну прекрати сейчас же!
– Что, не можешь поверить, что крабы тоже разговаривают? – спокойно произнёс голос. В этот раз сомнений не было – звук доносился с того самого места, где сидел краб. Я снова приблизилась к лестнице, чтобы получше его разглядеть, рассудив, что вода всё же служит мне какой никакой защитой.
– Если это говорит краб, то можешь меня пропустить? Я хочу уйти!
К моему великому изумлению тёмный комок пошевелил своими клешнями и попятился под причал, где и вовсе скрылся из виду. Убедившись, что он исчез окончательно, я взлетела вверх по лесенке, чувствуя, что он всё ещё наблюдает за мной откуда-то из темноты.
– С кем ты разговаривала? – сквозь сон прошептала Лиза, как только я зашла в хижину.
– Я закрою, пожалуй, дверь. Жарко, думаю, не будет, – игнорируя её вопрос и не дожидаясь согласия, я дрожащими пальцами плотно прикрыла дверь.
– Марьян, – еле слышно окликнула меня Лиза. – Прости меня!
– Ничего страшного, спи лучше, завтра поговорим.
– Хорошо. Я люблю тебя.
– И я тебя люблю, Лиза, – произнесла я со вздохом и спряталась с головой под одеяло.

Глава четвёртая
Утро выдалось весьма необычным. Вернее, сделал его таким человек, только что прибывший на остров. Хочу особенно подчеркнуть тот факт, что его появление было обречено привлечь всеобщее внимание, поскольку сопровождалось звуками, которые было сложно не услышать даже с закрытой дверью. Я сперва подумала, что всё это мне снится, но странные звуки приближались и становились всё отчётливее, и от этого я окончательно проснулась. Лиза первая выбежала на причал, чтобы посмотреть на нашего будущего соседа.
– Это что, и вправду поп? – всё ещё сонная спросила я Лизу, когда та вернулась назад.
– Представляешь, он самый, – и Лиза покатилась от смеха.
Хотя в это и было трудно поверить, но вдоль берега шёл человек в чёрной рясе с кадилом в руках, что-то громко и монотонно причитая. Несмотря на то, что он был один, мне показалось, будто за ним движется целая похоронная процессия, но она или отстала, или свернула не туда, а человек этого вовсе не заметил и, как ни в чём не бывало, движется дальше по заранее намеченному маршруту.
Тот, кто бывал в православной церкви, наверняка хорошо помнит, как священники причитают что-то весьма неразборчивое во время венчания или крестин ребенка. Вот так причитал и наш герой, размахивая перед собой дымящим кадилом. Как и всегда у меня это вызвало смех, странно, что не у всех людей он был стандартной реакцией на подобные вещи. Вот взять к примеру саму церковь, именно в этом месте все и всегда бывают чересчур серьёзны. Почему взрослые люди с важным выражением лица покорно выслушивали это бубнение, не выказывая ни малейшего сомнения в логичности всего происходящего?  И не дай Бог кому-нибудь засмеяться, уверена, они накинутся на весельчака все разом и в лучшем случае выгонят из «Дома Божьего». А доведись им жить в Средневековье, они, конечно, не раздумывая, развели бы костёр.
Вот серьёзно, как можно подобное искажение голоса взрослого мужчины, служителя церкви, воспринимать всерьёз? Как вот этот смешной голос может быть вообще связан с Богом? Мне, если честно, каждый раз сложно даже разобрать смысл сказанного. Мне кажется, священники, наверное, специально искажают свою речь, чтобы слово Божие до человеческого уха не дошло и не приведи Господи, чтобы было понято. И самое смешное, что так в любой православной церкви, по крайней мере, в любой из тех, в которых мне приходилось бывать. Все эти батюшки, как их приятно называть, везде причитают одинаково. Их же должны где-нибудь, наверное, этому обучать? То есть существуют специальные школы или курсы, где они учатся таким вот голосом читать молитву? Наверное, и экзамен тоже сдают? И не дай Бог неправильно тараторить будешь, тогда не бывать тебе батюшкой! Или как? Вот серьёзно, откуда традиция причитать образовалась? И почему именно таким голосом и таким тоном? Насколько я знаю, в основе христианской религии лежит любовь: любовь к Богу, любовь к ближнему, любовь к окружающему тебя миру. А у меня лично этот голос никак не ассоциируется с любовью, скорее со страхом, и смех является своего рода защитной реакцией на этот страх. Вот, например, в католической или протестантской церкви часто поют молитву дети в хоре, вот в их голосах, мне кажется, больше чувствуется и любовь, и забота. А у нас что? Всё строго, не комфортно и тем более никакой любви в сердце после подобных мероприятий не зарождается. По крайней мере, у меня. Из такого места хочется скорее убежать, чем наслаждаться подобной атмосферой и гостеприимностью в «Божьем Доме».
Прости меня, Господи, за такие рассуждения, но почему-то мне кажется, что не этого ты хотел!
Сказано же, не мысли – грех, а только поступки.
Так вот, я думаю, что Богу самому неудобно перед нами. Ладно бы проблемы с речью были у человека, так нет же, специально коверкает слова. Если бы я не знала, что это простой служитель церкви, то честное слово приняла бы его за сумасшедшего.
А тем временем наш герой продолжал свой крестовый поход вокруг острова. Он размахивал кадилом, а мы с Лизой заливалась от смеха. Теперь уже даже мама с отцом еле сдерживались, чтобы не расхохотаться.
Вот почему нельзя смеяться над батюшкой? Это же, по сути, ни чем не оскорбляет самого Бога? Как по мне, намного оскорбительнее, если, к примеру, обманываешь людей, прикрываясь именем Бога.
К счастью, этот концерт продлился недолго, к священнику подбежал Изи и, выхватив у него из рук кадило, швырнул его со всего размаху в воду. Было видно, что нашего новоиспечённого соседа очень расстроил такой неожиданный приём, но он не растерялся и, ухватившись за распятье на груди, провёл небольшой обряд экзорцизма над Изи. К его сожалению, обряд не возымел эффекта, так как не помешал Изи взять его за локоть и потащить за собой. Батюшка, к общему удивлению, не сопротивлялся и покорно последовал за ним. Обитатели острова начали проявлять волнение. И не удивительно, ведь если это происшествие шокировало нас, то что же должны были подумать местные? Сложно было себе представить, чем всё это могло закончиться, если бы Изи не увёл его прочь.
Отцу в тот же день удалось всё разузнать у Изи о новеньком. Назвался он отцом Николаем и сказал, что родом из России, а также поспешно добавил, что он служитель церкви и попал сюда случайно. Рассказал, что уснул дома в постели, а очнулся на корабле, связанный по рукам и ногам, затем его высадили здесь и дали в распоряжение небольшую хижину. К его большому удивлению, из личных вещей ему доставили рясу, иконы, кадило и пару распятий, которые хранились у него дома. Понять он ничего не мог, уверял, что всё это Божий замысел и что раз случилось, значит, так оно и должно быть. Выглядел батюшка лет на двадцать пять или тридцать. Молодое лицо скрывала длинная светло-русая борода. Причём усы были очень редкими, и с левой стороны имелась даже крупная проплешина, которая придавала этому человеку весьма смешной вид вместо серьёзного и основательного. Это смотрелось так, как если бы птенец, покрытый желтоватым пухом, прицепил пару чужих длинных перьев на крылья и хвост. Волосы были длиной чуть ниже плеч и гармонично сливались по цвету с бородой. Возможно, я сейчас перегибаю палку, но он был похож на Иисуса, каким его изображают на распятие или иконе, но только с очень редкими усами. Может, он специально отрастил себе такую бороду и волосы, чтобы быть на него похожим? В любом случае это было подмечено абсолютно всеми, кто его впервые видел, я имею в виду тех, кто понимал всю суть дела. Местные же этого никак не могли заметить, потому что в жизни не видели ни икон, ни изображения Иисуса на них. Поэтому они его попросту игнорировали, как и всех нас. Изи сразу, в первый же день, объяснил ему, что здесь к чему.
Моё знакомство со служителем церкви началась с того, что он предложил мне свои услуги.
– Если тебе нужно будет исповедаться или выйти замуж или похоронить кого-то, не приведи Господи, – на последних словах он перекрестился, – то я к вашим услугам.
Услышав такое, я вздрогнула, поймав себя на мысли, что только этого нам всем здесь не хватало! Мой отец аж поперхнулся от такого предложения и попытался объяснить батюшке, что это нам ни к чему, у нас здесь другая жизнь. На что тот строго ответил:
– Господь видит нас изнутри, а не сверху, и даже если мы находимся, как все думают, в самом забытом Богом месте, это не повод надеяться, что наши поступки не доступны взору его. Это проверка на истинность нашей веры и испытание на прочность нашей добродетели. Это всё не просто так!
Выслушав его внимательно, я сделала для себя однозначный вывод, что с ним лучше вовсе не вступать в разговор.
– Это всё Божий замысел, – продолжал он меня наставлять, видя, что я пытаюсь увильнуть от разговора. – Это проверка на верность и испытание на прочность. Не забывайте этого!
В тот день он громко и торжественно произносил эти слова ещё не раз.
Отец пытался объяснить священнику, что на такой жаре он долго не протянет в своей плотной чёрной рясе, и любезно предложил ему сменить неподходящее климату одеяние на шорты и футболку. После того как доставили наши чемоданы, у отца имелось всего в достатке, и он без проблем мог поделиться одеждой с отцом Николаем. Но тот категорически отверг предложение, сказав, что и это ниспосланное ему испытание он выдержит с достоинством, приличествующим его сану.
– Да уж, тяжело ему будет здесь прижиться, – хватался за голову Изи, глядя на нового обитателя острова. – Он чересчур фанатичен, если и дальше так пойдет, то могут возникнуть проблемы. А может это и есть вера? Может так она и должна выглядеть? – спрашивал он моего отца и пожимал плечами.
– Я так не считаю, – возражал отец. – Хотя если бы все были такими, как этот отец Николай, то мир однозначно стал бы добрее.
– Ты находишь священника добрым?
– Я нахожу его глупым и бесхитростным, что и является отличительной чертой почти всех добрых людей. В наше время, если человек обладает интеллектом, то, уж поверь, добрым он точно не будет. Да, он может какое-то время играть роль эдакого добрячка, но в критический момент обязательно себя проявит. А этот парень, судя по всему, просто фанатик, и если он до сих пор не погиб, то, будь уверен, Изи, это чистая случайность, и он обязательно погибнет.
– Может ты и прав, но это покажет время, а пока надо его хоть накормить, что ли, а то, я думаю, питаясь святым духом, он точно долго не протянет, – на этих словах он, как всегда, залился своим искренним и заразительным смехом.
После этого гость был накормлен, а вечером того же дня Изи с отцом пригласили его на рыбалку. В ходе дружеской беседы Изи убедил отца Николая больше не ходить по острову, размахивая кадилом, которое тому, к сожалению, удалось выловить из океана. Он изо всех сил старался убедить священника в том, что демонстративное совершение православных религиозных обрядов неуважительно по отношению к местным жителям-иноверцам, и бескомпромиссность в этом вопросе может вызвать среди этих людей нежелательную реакцию.
– У них имеется своя религия, свой Бог, которому они поклоняются, – пытался объяснить Изи, но спустя пару минут уже сильно пожалел о том, что вообще заговорил об этом.
– Тем более нужно посвятить в нашу веру этих несчастных людей, всё ещё блуждающих в потёмках невежества! Им следует узнать о Господе нашем Иисусе и обо всех благах, что несёт в себе христианская вера.
– Вот этого делать уж точно не следует! Не нужно приводить их в смятение своим странным поведением, – услыхав такие слова от отца Николая, Изи завёлся не на шутку, и его дружелюбный настрой сразу куда-то исчез.
– Прежде чем совершать какие-либо религиозные обряды, сначала выучите их язык и расскажите, в чём, собственно, заключается их смысл. Вы что, не понимаете, что ваши действия могут истолковать неправильно? Просто представьте себе на секунду, что точно такими приметами, согласно их религии, обладает их дьявол? Не боитесь, что они могут вас принять за своего рода антихриста и съесть на ужин? Вы хоть немного взгляните по сторонам, не видите что ли, мы в другом мире? Здесь нет цивилизации и, вполне возможно, эти люди ещё более фанатично преданы своей вере, чем вы. Здесь можно на пальцах пересчитать тех, кто вас понимает, а тех, кто не понимает – большинство. Если вам всё же удастся спровоцировать этих людей к агрессии, мы вам даже помочь не сможем, – он искренне развел руками. – Мы живём здесь тихо, как тени, рыбачим, работаем и всё. Я вас очень прошу, – понизив голос почти до шёпота, настойчиво продолжал Изи, – будьте как можно незаметнее. Не забывайте, что каждое ваше действие ставит под удар и нас тоже. Мы все – невольные гости на этом острове, и чем менее вызывающе будет наше поведение, тем спокойнее пройдёт наше пребывание здесь, – весь свой дар убеждения и всю душевную искренность Изи вложил в эту речь и умоляющий взгляд, которым смотрел на отца Николая.
– Я вас очень хорошо понимаю, – опустив глаза и осознавая значение сказанных слов, согласился отец Николай. – Я понимаю ваш страх и ваше искреннее желание мне помочь, но, возможно, Бог для того и послал меня сюда, чтобы я направил этих людей по дороге христианской веры!
Тут терпению Изи пришёл конец, и он в гневе схватился за голову, но быстро взял себя в руки и, сдерживаясь изо всех сил, снова обратился к отцу Николаю:
– Если Бог этого и вправду хочет, выучите их язык и наставляйте их доступным их пониманию способом, а не ходите здесь со своим кадилом. Вам всё понятно? – тихо и как можно сдержаннее спросил он его.
– Да, – также тихо отвечал Николай, – с этим понятно, но есть ещё один вопрос, который меня очень волнует.
– Какой же? – Изи напрягся, предчувствуя очередную глупость, которую непременно должен был сказать священнослужитель, и приготовился в случае чего держать себя в руках.
– Меня разместили в очень маленькой хижине...
– Как и нас всех, – нетерпеливо перебил его Изи.
– Но вы поймите, я – это совсем другой случай, мне нужно достаточно места, чтобы создать хоть какое-нибудь подобие Дома Божьего. Вдруг, к примеру, вы ко мне придёте на исповедь? А места очень мало! – от возмущения отец Николай начал размахивать руками. – К тому же мне необходимо место для молитв. И самое главное, где здесь можно достать свечи?
На этот раз Изи не выдержал и, подойдя к батюшке почти вплотную, заорал ему прямо в лицо:
– Это остров! Богом забытый остров! Где даже воду просто так не получишь! Здесь люди выживают и ждут, когда смогут покинуть его! Это как чистилище у Данте, понимаете? Здесь нет Бога, здесь нет дьявола. Это место для ожидания, здесь нет нормальной жизни, и не стоит её планировать на долгий срок. Откиньте здесь всю вашу религиозную чушь, побудьте в раздумьях и в одиночестве, без Бога и без общества. Может, вы ещё церковь захотите здесь построить? – он запнулся и вопросительно уставился на священника, но, не дождавшись ответа, снова стал кричать. – Для кого? Для людей, которые не буду туда ходить?
– Я вас не понимаю! – святой отец с отчаянием в глазах смотрел на Изи. – Бог всегда с нами, и он всегда рядом. Он часть нас, а мы часть его. Если не хотите мне помогать,то не нужно, но и не мешайте тоже!
– Хорошо, – неожиданно согласился с ним Изи и заговорил совершенно спокойно, – но, как я уже предупреждал, в случае чего на мою помощь не рассчитывайте. С этой минуты, что бы вы не сделали, за последствия вы отвечаете сами. Это ваш выбор.
Отец Николай кивнул одобрительно головой, и на этом тема была закрыта, во всяком случае, так думали Изи и мой отец. Но к концу вечера оба они осознали, что священнослужитель полностью с ног до головы состоит с этой темы. Здесь, на острове, религия приобрела форму парня с бородой, чьё лицо так напоминало лик Иисуса на православных иконах. У него вообще отсутствовали другие темы для разговора, кроме религии, и даже если речь шла о рыбе (тем более, если речь шла о рыбе!), рано или поздно она перерастала в проповедь.
Тем не менее, после этого вечера отец Николай всё же стал вести себя сдержаннее, казалось, он внял советам Изи. Большую часть времени он проводил у себя в хижине и лишь иногда, видимо в случае крайней нужды, ходил на работу. Во время таких вылазок он изо всех сил пытался наладить контакт с местными, но, к счастью, они не проявляли к нему ни малейшего интереса. Более того, после нескольких его попыток завязывать разговор, они и вовсе старались держаться от него подальше.
С этого времени они явно начали избегать и нас. Лишь изредка некоторые из них украдкой могли указать нам на остатки еды, которые можно забрать, или на дополнительную порцию воды, которая была поделена между всеми. Чаще всего это были любопытные и добрые женщины, но они помогали нам только в том случае, если этого не видели их мужья.
«Все по парам, а детей нет. Причём каждый из местных имел пару, одиночек тоже нет», – размышляла я вслух, сидя на причале. Был вечер, работа закончена, и заняться нечем. Я заметила, что в последнее время по вечерам мне было особенно скучно, и это время стало самым подходящим для нелепых размышлений. «А где же все дети тогда?»
Солнце спускалось всё ниже и ниже, пока я с нетерпением ожидала того момента, когда фонарь под водой осветит мой волшебный колодец. В этот вечер мне особенно хотелось поплавать, ведь уже несколько дней после истории с крабом я не заходила по ночам в воду. Не на шутку испугавшись тогда, пару дней я только наблюдала, не появится ли он снова.
К счастью, после того случая краб больше не появлялся, и сегодня я решительно была настроена снова вернуться в свой волшебный мир. Естественно, мне в голову не пришло рассказать кому-нибудь о случившемся, и я прошла через все переживания в гордом одиночестве. Но всё же твёрдо решила для себя, если он появится снова, то я покажу его Лизе или маме. Иначе кто вообще в такое поверит? Честно сказать, я и сама слабо верила, что это был не сон.
Как же я была счастлива снова оказаться в этой чудесной тёплой воде.
– Привет, – услышала я за спиной, и моё сердце сначала замерло, а затем забилось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, но, к счастью, до меня быстро дошло, что голос не принадлежал крабу. Этот голос я была рада услышать, и я обернулась.
– Очень рад, что тебе нравится здесь, – ласково произнёс Идрис.
– Как же долго я тебя не видела! Где же ты пропадал? Оставил меня совсем одну! – глядя на него снизу вверх, как бы в шутку, а на самом деле со всей серьёзностью возмущалась я.
– То тут, то там, – улыбался он.
Чёрт возьми, я так рада была его улыбке. Мне трудно это описать, но у меня было такое ощущение, что я знаю его очень давно.
– Можно тоже с тобой поплавать?
– Если хочешь, давай. Вода тёплая. Только тихо, мои уже отдыхают. Не могу объяснить почему, но не хочу, чтобы нас кто-то видел, – соврала я. На самом деле я знала, почему не хочу этого. Всё из-за слов Лизы и замечания мамы.
– А почему? – спросил он, уже спускаясь по лестнице.
– Ну, это как-то странно будет для них, мы же уже не дети, – сухо пояснила я, делая акцент на том, что говорю вполне очевидные вещи. И, покраснев, нырнула под воду, чтобы он не заметил этого. Идрис замер на лестнице, дожидаясь, пока я вынырну и снова смогу его слышать.
– Слушай, а давай тогда пойдем купаться в другое место! – неожиданно предложил он, когда моя голова снова оказалась на поверхности. Мне захотелось немедленно согласиться, но тут я вспомнила, что уже стемнело.
– А ты не боишься крабов? – приблизившись к лестнице и заглянув ему в лицо с неподдельным интересом, спросила я. На это он тихо рассмеялся и подал мне руку.
– Давай, одевайся и пойдём. Я научу тебя, как с ними обращаться.
Я послушно поднялась по лестнице и быстрыми движениями обтёрла полотенцем мокрый купальник. Затем накинула свой сарафан и пошла вслед за ним. Крабов видно было уже с причала, и, казалось, они готовы были атаковать. Заметив мой страх, Идрис спокойно достал из кармана фонарик, широкая и яркая полоса света пересекла пляж. Клешни резко опустились, и мелкие конечности замельтешили, унося за собой толстый панцирь. Крабы быстро разбежались по сторонам.
– Они боятся света? – вне себя от радости смотрела я на своего героя.
– Мне кажется, больше всего они боятся внезапности, с которой появляется этот луч, но это только моё предположение.
– Есть у тебя ещё один такой же фонарик для меня?
– Да, есть. Я отдам тебе его сегодня.
– Спасибо большое. Как же это хорошо – больше не бояться ночью ходить по острову!
– А тебя хватал когда-нибудь краб клешнёй? – с любопытством спросила я, как только мы побрели вдоль берега.
– Да, однажды, за палец на руке. Ну, в этом я был сам виноват. Я подсунул ему палец, вот он и схватился меня. Тогда я ещё не знал, что они способны причинить боль.
– Меня ещё ни один не тронул. Было сильно больно?
– Мне тогда было лет семь, и в тот момент мне казалось, что это было ужасно больно.
Я почувствовала, как он улыбается в темноте, и тоже улыбнулась. Тогда Идрис неожиданно взял меня за руку, и я крепко за неё ухватилась.
– А что если они сотней нападут? Как думаешь, смогут убить?
Он рассмеялся.
– Они слишком трусливые, чтобы напасть. Они способны только пугать и защищаться, а сами атаковать не станут. По этой причине тебя они и не трогают, хотя их сотни повсюду на острове, ты к ним не лезешь первая. Однажды я поймал одного, крупный был, больше чем моя ладонь, и оторвал ему клешню. Другие, его собратья, это видели и ничего не предприняли, просто наблюдали со стороны и делали вид, словно это вовсе их не касается.
– Зачем ты оторвал ему клешню? – с упрёком спросила я.
– За то, что один из них когда-то ущипнул меня за палец, – отвечал Идрис.
– Но ты же сказал, что сам подставил ему палец, значит, ты сам в этом виноват.
– В тот момент я посчитал, что имею право так поступить.
– Да, но вполне вероятно это был вовсе не тот самый краб, – возмущалась я, и он почувствовал, что наговорил лишнего.
– Так или иначе, мне стыдно за этот поступок, – перебил он меня и ещё крепче сжал мою руку.
– Правда, стыдно?
– Правда.
– Обычно если людям за что-то стыдно, то они стараются не рассказывать об этом.
– За исключением тех случаев, когда им не стыдно признаться в этом перед человеком, которому они доверяют, – с какой-то ласковой интонацией в голосе заключил он.
– Значит, ты мне доверяешь?
– Ну, скажем так, я считаю, что мой откровенный рассказ не изменит твоего мнения обо мне.
– А, ну если так! Думаю, ты прав, ничего не изменится. Куда мы идём? – резко сменила я тему.
– Я бы хотел тебя снова отвезти на яхту. Ты поплывёшь со мной? – и он остановился, ожидая моего ответа.
Я, не раздумывая, утвердительно кивнула. Одна из причин, почему я согласилась, состояла в том, что я очень хотела снова увидеть звёзды и луну, а через плёнку на острове виднелись только их размытые очертания. А вторая немаловажная причина заключалась в том, что, покинув остров, я вновь смогу насладиться чувством неизъяснимой свободы.
– Сегодня полнолуние, – торжественно объявил Идрис, как будто прочитав мои мысли, и в восторге предвкушая предстоящую картину, мы сели в лодку. Через пару минут тёмно-синее небо, покрытое мириадами звёзд, раскинулось над нашими головами. Как же прекрасна была эта ночь! В свете полной луны, прорезая тёплый воздух, судно неслось в темноту, где с каждой минутой меня всё больше переполняло счастье. И крепко прижавшись к плечу Идриса, я почувствовала, как впервые за долгое время, мне стало спокойно на душе.
– Подожди меня одну минуту, – заглушив мотор, произнёс он.
Яхта стояла на прежнем месте, и на ней снова не было ни души. Оставшись одна я неподвижно прислушивалась к тому, как Идрис в потёмках пробирается по палубе, стараясь по звуку определить его действия. Но плеск волн, мелодично бьющихся в борт, заглушал его шаги, и в какой-то момент я потеряла его в темноте. К счастью, вскоре на всей яхте загорелся свет, и тонкая фигура Идриса с протянутой рукой склонилась надо мной.
– В прошлый раз я тебе не показал самое главное, – торжественно произнёс он и повёл меня на корму.
– Хочешь искупаться? – неожиданно спросил он, указывая мне на кормовой трап.
– Пожалуй, нет, я боюсь плавать в тёмной воде, – запротестовала я. Там могла быть куча акул или каких-нибудь чудовищ, которые из-за отсутствия освещения разростались в моём воображении до гигантских размеров. Он улыбнулся и, отпустив мою руку, нажал выключатель, провод от которого уходил через релинг в воду.
Яркая струя света пронзила воду на метров пять в глубину, это был точно такой же волшебный колодец, что и у нас перед хижиной. Но заглянув внутрь, я осознала колоссальное отличие царства океана от моего маленького прибрежного мирка. Сотни чудесных, раньше мною не виданых рыбок, сбившись стайками, сновали туда-сюда, окружая яхту со всех сторон. Красота этого таинственного мира поражала, и мы были счастливы, что стали свидетелями его чудес.
– Ну, а теперь хочешь искупаться? – наслаждаясь моим изумлением, Идрис сложил руки на груди и горделиво выпрямился.
Вскоре я уже лежала на спине, а тёплые волны медленно покачивали моё тело.
– Тебе не холодно? – через некоторое время поинтересовался он, – здесь вода немного прохладнее, чем в лагуне.
– Мне очень хорошо! А самое главное, здесь звёзды и луна, – довольно отвечала я, хотя и чувствовала, что уже слегка подмерзаю. – Зачем эта дурацкая плёнка над островом? – этот вопрос я давно уже хотела ему задать, но только сейчас о нём вспомнила.
– Она всегда там была, – сверху наблюдая за мной, тихо и не вполне уверено отвечал Идрис.
– Как это всегда? – невозможно себе представить, чтобы эта крыша и впрямь была там всегда.
– Сколько себя помню, там была эта плёнка, я думаю, она для того, чтобы не затопило остров.
Всерьёз призадумавшись над его словами, я всё же спросила:
– А разве остров может сверху затопить дождём?
И после короткой паузы быстро добавила:
– Насколько я знаю, это чушь, и затопить может только океан, если его уровень подниматься выше острова.
– Слушай, давай сменим тему, я не знаю ответа на этот вопрос, – настойчиво попросил он. Я смолкла и, уцепившись за лестницу двумя руками, прямо посмотрела ему в глаза. Поймав мой взгляд, Идрис протянул руку и с нежностью коснулся моей щеки.
– Наверное, тоже составлю тебе компанию, – произнёс он и спустился ко мне в воду, затем сделал небольшой круг вплавь вокруг яхты и вернулся назад к трапу. Под водой он обхватил меня за талию и украдкой поцеловал в губы. Ничему не сопротивляясь, я закрыла глаза. Это был не первый мой поцелуй, но впервые я находилась в такой неловкой обстановке, как эта. Он застиг меня врасплох, и я поддалась ему. Затем мы целовались ещё очень долго, до тех пор, пока меня не начало трясти от холода.
– Ты вся дрожишь, давай поднимемся наверх, – предложил он, на что я немедленно согласилась. Затем Идрис принёс из каюты сухое полотенце, тёплый плед, банки пепси и блюдо с фруктами. Он даже приволок на палубу мягкий матрас, который стащил с кровати, для того, чтобы мы могли расположиться прямо под открытым небом. Всё было доставлено настолько быстро, что если бы я не знала о спонтанности нашего решения приплыть сюда, то могла бы предположить, что Идрис приготовил это заранее. С наступлением глубокой ночи подул прохладный ветер, и я судорожно тёрла тело полотенцем, стараясь одновременно его согреть и осушить купальник от влаги.
– Может музыку поставить? – стараясь не мешать мне в этом занятии, предложил Идрис.
– Было бы неплохо, –стуча зубами, отвечала я. Наконец, оставив полотенце, я завернулась в плед и стала понемногу согреваться. Из каюты доносились тихие звуки музыки, мелодия скрипки медленно и мягко закружилась в воздухе. Вслушиваясь, я легла на спину, раскинулась на мягком матрасе и устремила свой взгляд в далекое тёмное небо.
– Тебе нравиться? – шепнул на ухо Идрис и, крепко взяв меня за расслабленную руку, лёг рядом.
– Очень, – вздохнула я, – мне очень хорошо.
– На, попробуй это.
Я подняла голову и сделала глоток.
– Что это такое?
– Вино, красное вино, – дважды повторил он. – Ты что его ни разу не пробовала?
– Пробовала, но уже забыла вкус, – соврала я, но в своё оправдание скажу, у меня много раз была возможность его попробовать, но не возникало такого желания. – Насколько я помню, оно хорошо поднимает настроение! – для большей убедительности добавила я и, сделав ещё один большой глоток, проглотила жидкость, даже не распробовав, как следует, её вкус.
– Тебе грустно? – спросил он и заглянул мне в глаза.
– В целом мне очень грустно на этом острове, но ты здесь ни при чём. Твоё присутствие наоборот меня радует, но общей картины это не меняет, – и я сделала ещё пару больших глотков, чувствуя как под действием алкоголя всё моё тело окончательно расслабилось.
Идрис не отпускал мою руку. Крепко сжав её, он покрывал поцелуями мои ладони и пальцы, в то время как я продолжала смотреть в тёмное небо. В тишине звучал его горячий шёпот:
– Марьяна, я не встречал девушки красивее тебя. Твои длинные волосы, твои голубые глаза, твоя золотистая кожа, ты не представляешь, насколько ты уникальна. Ты похожа на редкую жемчужину, цену которой сложно определить такому человеку как я. Как же мне приятно, что такая красавица сейчас здесь, рядом со мной. Я хочу тебе кое в чём признаться!
– В чём же? – ледяным голосом произнесла я.
– Я знаю, что я человек, в котором нет ничего особенного, и это явное различие между нами меня очень огорчает. Не могу передать, как сильно я комплексую по поводу своего невысокого роста, формы носа и цвета глаз, такого же непримечательного, как и у всех жителей острова. Твои глаза – совсем другое дело, их цвет особенный, глубокий как небо, в них так легко потерять самого себя. Мне, если честно, тяжело даже разговаривать с тобой сейчас, потому что я считаю себя недостойным тебя.
Он замолчал. Почувствовав всю глубину его отчаяния, я повернулась к нему и коснулась губами его губ. Мне стало приятно от того, как он прикасается к моему телу, и мне захотелось непременно навсегда остаться с ним. Всё, что произошло дальше, было так явно и осознано, что, казалось, прежде я жила как в тумане и только сейчас проснулась. Когда всё закончилось, мы уснули.
Спали мы крепко до самого рассвета, пока нас не разбудили крики чаек и утренний холодный ветер.
– Мне холодно, – крепко прижавшись к обнажённому телу Идриса, робко пожаловалась я.
– Нам пора возвращаться, пока не заметили твоё отсутствие, – и он поцеловал меня в нос, а затем слегка коснулся губами моих губ.
Поднимаясь на ноги, я почувствовала слабость от выпитого вина и малого количества времени, что удалось поспать. Мне даже слегка трясло. Заметив это, Идрис пытался меня согреть, обняв и закутав в тёплый плед, но я хорошо понимала, что эта дрожь лишь отчасти была вызвана холодом.
Настоящая же причина заключалась в том, что я очень волновалась из-за нашей вчерашней близости с ним. Также мне очень хотелось быстрее вернуться на остров и незаметно лечь в кровать. Это стало бы трагедией, если бы кто-то заметил моё отсутствие. Не то чтобы я жалела о случившемся, просто меня пугали последствия. И сейчас мне уж точно не хотелось ни перед кем оправдываться. Пока мы плыли, я рисовала себе картины того, как меня сейчас встретят на берегу папа и мама, и им будет очень интересно, где их дочь провела ночь и что делала наедине с этим туземцем, как выразилась Лиза.
– Всё хорошо? – ощущая мою тревогу, спроси Идрис.
– Мне страшно, – тут же призналась я.
– Чего ты боишься?
– Мне сейчас трудно это объяснить. Но прежде всего я хочу, чтобы никто не заметил моего отсутствия.
– У тебя ещё есть время, не переживай, – его спокойный и уверенный тон подействовал на меня успокаивающе, и на какое-то время меня даже перестало трясти. – Я уверен, что никто ещё не проснулся.
Что ж, он был прав.
Мы тихо вошли в лагуну и, поцеловав его на прощание в губы, я быстро зашагала домой. Остановившись у двери, я прислушалась: стояла полная тишина, и не было ни капли сомнения, что все ещё спали. Пробравшись на цыпочках внутрь, я быстро легла в постель и накрыла голову подушкой. Мне хотелось тут же уснуть, но тут раздался голос Лизы.
– Где ты была? – тихим шёпотом спросила она.
– В туалет ходила, – этот ответ я сотню раз прокручивала в голове на случай, если кто-то заметит моё отсутствие.
– Я ночью вставала, тебя тоже не было. Ты обманываешь! Ты с ним была?
Искренне удивившись тому, насколько она проницательна, я тут же вспылила:
– Пожалуйста, Лиза, говори тише, а то могут услышать родители. Я тебе завтра всё расскажу.
Она тут же замолчала и недовольно повернулась лицом к стене. Поступив точно также, я снова накрыла голову подушкой и мигом уснула.
Утром я не поднялась на работу, объяснив это тем, что у меня болела голова, и я себя очень плохо чувствую. Хочу заметить, что именно благодаря Идрису у нас было достаточно воды, и, по правде говоря, теперь никому из нас не нужно было работать. Но мама с Лизой всё равно ушли к местным, а отец отправился рыбачить. Проспав почти до обеда, из хижины я вышла только перед ужином, и то лишь для того, чтобы принять душ. Покончив с этим приятным занятием, я снова вернулась в хижину, улеглась на кровать, и тут обнаружила под подушкой записку. Содержание её передаю слово в слово:
«Вечером снова хочу тебя увидеть, приходи на наш причал». Она, конечно же, от Идриса! Эта короткая фраза на клочке бумаги не на шутку меня взволновала. Даже руки затряслись от возбуждения. Мы снова увидимся вечером! Вдруг мне стало так легко на сердце, что я откинулась на подушку и закрыла глаза. Помимо записки под подушкой оказался ещё фонарик, который я не сразу заметила, его Идрис забыл отдать мне вчера. Остаток вечера я провела в мечтах о предстоящей встрече. Что-то новое появилась в моей жизни, и у этого нового было имя, и вечером я с ним опять увижусь. Обещанного разговора с Лизой я всячески избегала просто потому, что мне не хотелось ей ничего объяснять. Она это почувствовала, ну или прочитала на моём лице, но, к счастью, не стала настаивать. Заранее приготовив полотенце и фонарик, вечером я осталась на причале, дожидаясь пока все уснут. Затем, включив фонарик, смело побрела вдоль берега на другую сторону острова. Так как напрямик, через деревню, Идрис запретил мне ходить одной, то часть пути мне пришлось преодолеть по колено в воде. Но зато я не нарушила обещания и не привлекала лишнего внимания. Кстати, первым вопросом, который мне непременно хотелось задать, было: почему именно этот причал? Именно тот, до которого мне труднее всего добраться, если идти не через деревню, а туда, повторюсь, Идрис сам запретил мне ходить одной!
С горем пополам, промокнув почти до пояса, я наконец добралась до назначенного места и, никого не обнаружив, уселась на причале ждать. Свесив ноги над водой, я в ожидании гадала, встречать мне его со стороны океана, или же он где-то на острове заканчивает свои дела и вот-вот появиться из тёмной зелени кустов. Наконец, я услышала позади шаги, и меня затрясло от радости, что сейчас его снова увижу. Он медленно приближался ко мне в темноте. Я уже была готова кинуться к Идрису в объятья, но вдруг поняла, что идёт женщина. «Мама!» – промелькнуло у меня в голове, и меня бросило в жар. Она проследила за мной и сейчас потребует объяснений. Длинные вьющиеся волосы разлетались на ветру – это была не мама. В этой женщине я узнала Веронику. Я молчала, застыв на месте от удивления, и ждала пока она приблизиться ко мне танцующей мягкой походкой, словно волна, накатывающая на берег. Она приветливо поздоровалась и села рядом. В этот момент я как будто нутром почувствовала её сильное внутреннее напряжение. Казалось, с ней было что-то не так.
– Это я тебя оставила записку, – внезапно начала она.
У меня кольнуло в сердце. «Откуда она знает?» – прозвучал вопрос в моей голове, но задать его вслух я не решилась.
– Я всё знаю о вас. Идрис мне всё сегодня рассказал.
Я не верила своим ушам. Это был сон! «Сейчас я проснусь!» – подумала я и неожиданно для себя засмеялась. Да-да, я, как дурочка, засмеялась.
– Что смешного? – этот внезапный прилив хохота её явно удивил.
– Да что ты можешь знать? – несмотря на дикий смех, сквозь который вырвалась эта фраза, мои слова прозвучали очень агрессивно.
– Он рассказал мне все подробности, но лучше давай не будем об этом. Я здесь не для того, чтобы устраивать скандал.
– А для чего ты здесь? – спросила я, и мой смех также неожиданно прекратился, как и начался.
– Меня об этом попросил Идрис, – её слова прозвучали неубедительно.
– О чём? Оставить мне записку? Или прийти сюда?
– Вообще-то и то, и другое? – и я наконец уже с любопытством посмотрела на неё.
– Дело в том, что мы с Идрисом вместе. Мы как бы пара. Сегодня он пришёл ко мне и всё рассказал о вас и о вашей ночи, проведённой на яхте.
До того, как она произнесла последнюю фразу, я не верила ни единому её слову, но сейчас стала слушать очень внимательно.
– Он был откровенен со мной и сказал, что просто запутался и не хочет меня терять. Я его простила, и решила сама тебе всё это объяснить. Вернее, мы вдвоём это решили. Мы хотим всё забыть и начать заново! – дослушав последнюю фразу до конца, но не дожидаясь дальнейших объяснений, я сделала глубокий вдох и встала. Нужно было уходить, я не хотела, чтобы она видела мои слёзы, которые уже подступали к глазам.
– Больше ни на что не надейся! – это было последнее, что она бросила мне в спину, прежде чем потеряла меня из виду.
Ускорив шаг, почти бегом я покинула это место, и только добравшись до своей хижины, заметила, что преодолела весь путь без фонарика, и ни один краб мне в этом не помешал. Я так и не заплакала, наверное, потому, что в глубине души не поверила ни одному её слову, кроме того факта, что она как-то узнала о нашей близости. «Глупая, тебе необходимо было сразу уйти и не слушать её», – злилась я на себя. Допустим, она могла нас увидеть утром, когда мы возвращались с яхты, ведь в это время уже почти рассвело. Она легко могла предположить, что между нами что-то было. Я наотрез отказывалась верить в то, что Идрис мог так со мной поступить. «Это не он! Он не такой!» – словно в бреду шептала я себе под нос эти слова и не заметила, как спустилась по лесенке в свой волшебный мир, в своё убежище.
– Это всё неправда, – твердила я сама себе, опускаясь в тёплую воду.
Как же я хотела в этот момент домой. И опять эти мысли о том, что теперь у нас нет дома. Господи, что же мне делать?
– Для начала – без паники! – моё лицо перекосилось от ужаса, и я повернулась к лестнице. Это был тот же краб! От испуга меня словно отдёрнуло назад какой-то силой.
– Не бойся ты меня, – и попросил краб и протяжно добавил, – пожааалуйста! Я тебе ничего плохого не сделаю. Я только хочу познакомиться с тобой и подружиться. Как и всем, мне тоже нужен друг.
Я затаила дыхание, не двигаясь, не создавая ни единой вибрации на воде. Краб тоже не двигался.
– Неужели такое прекрасное существо как ты, Марьяна, может быть таким бессердечным? – после длинной паузы, наконец, жалобно простонал он.
– Я не бессердечная, а просто напуганная, ты что, действительно, этого не понимаешь?
– Чем же ты напугана? – его удивление показалось мне искренним. Я постаралась набрать в лёгкие как можно больше воздуха и залпом выпалила очевидный, на мой взгляд, ответ:
– Обычно крабы не разговаривают с людьми.
– А вот и нет! Это не верно, – перебил меня краб, – я на этом острове много с кем разговаривал. К примеру, взять Веронику, мы часто с ней беседуем. Только ты не говори ей об этом, а то она меня прогонит, и я ничем не смогу тебе быть полезен.
– Ты хочешь мне быть полезен? – эта мысль меня всерьёз заинтриговала.
– Ну конечно! – радостно взвизгнул он. – Я здесь для того, чтобы тебе помочь! Послушай, ну разве не очевидно, что Идрис любит тебя? – неожиданно спросил краб.
– Я почему-то в этом не уверена! Откуда ты знаешь о нас?
– Да, он не рассказал тебе о Веронике! – игнорируя мой вопрос, продолжал он. – Но, что ему оставалось делать? Знаешь же, какие эти парни нерешительные, наверное, испугался, что ты не захочешь с ним иметь дело, узнав о ней.
– Почему тогда он не расстался с ней после всего, что случилось между нами?
– А почему ты думаешь, что они до сих пор вместе? Может он вовсе не знает о том, что она говорила с тобой.
– Да где же он сам? Почему не пришёл ко мне сегодня днём?
– Скорее всего, занят по горло. Ты же видишь, люди на этом острове должны работать, чтобы получить даже такую мелочь, как питьевую воду. А он очень много трудится, чтобы получить её для себя, да ещё и для вашей семьи. Все эти подарки, наверное, тоже ему не просто так достаются?
– Ты однозначно прав, – согласилась я. – Но всё же, что мне теперь делать? Я в полном отчаянии посмотрела на то место, откуда доносился его голос.
– Слушай, ты сказал, что с Вероникой разговаривал, – внезапно вспомнила я. – Что она тебе говорила? Она же всё наврала? Так ведь?
– Ну, конечно, наврала! – радостно подтвердил краб. – Она давно заметила странное поведение Идриса и вечером за ним проследила. Видела, как вы покидаете остров, вот и испугалась, что он её оставит и будет с тобой. Это я сегодня тебе записку положил под подушку! Вероника меня попросила! Теперь она надеется, что ты не захочешь больше с ним видеться.
– Я и вправду уже этого не хочу! – обиженно отвечала я.
– А если он позовет опять?
– То не пойду никуда и ни за что! Я это твёрдо решила!
– Ну, тогда она победит. В то время как она останется в выигрыше, вы с Идрисом будете мучиться от несчастной любви. Привычка, знаешь ли, такая странная штука. Тем более мужчины боятся перемен. Ты же сама знаешь, о чём я говорю.
Он был прав. Я вспомнила отца. В голове как вспышки молнии сменяли друг друга однотипные картинки из прошлого. Отец сидит в кафе с блондинкой: молодая, красивая, ухоженная. Два месяца спустя в ресторане с ним брюнетка: красивая, молодая, ухоженная. Но нашу мать он никогда не бросал. И это лишь парочка примеров, на самом деле их было намного больше, но мы с Лизой всегда об этом молчали, да и мама тоже. Я стала уже взрослой, и нужно было мыслить тоже по-взрослому.
– Нельзя сдаваться, понимаешь? – этой фразой мой новый друг вырвал меня из потока воспоминаний. – Ты красивее её, и Идрис любит тебя сильнее, и если ты сдашься, то просто подаришь его ей, и всё на этом закончится. Нужно бороться за своё счастье, чего бы это ни стоило.
– Какая всё-таки избитая фраза, – задумалась я. – Она тоже борется за своё счастье, как и все. То есть моё счастье напрямую зависит от её несчастья и наоборот. Так что суть этой фразы отчасти несёт в себе смысл иного рода и звучит примерно так: «Борись за своё счастье, чего бы оно ни стоило другим». В сущности твоей жертвы здесь нет, а есть только жертва другого человека и его потери. И вечные муки совести из-за последствий такой борьбы растворяются, как сахар в воде, стоит только представить собственную победу над соперником. Само соперничество порождает боевой дух, и желание победить перевешивает всё. Так что, если говорить по существу, когда участвуешь соревнованиях в такого рода, как борьба за счастье, тебе ничего не стоит пустить в ход любые средства и пожертвовать всем, потому что не жаль ничего, а единственное, что имеет значение, – это победа. Это как списать удачно на экзамене, в конце концов, важен только результат. И удачный обман – это тоже победа, победа над системой, которая теряет свою силу и авторитет, если её можно обойти.
Вот точно так и с совестью. Как может совесть играть сколь-либо важную роль в жизни человека, если её легко можно обмануть, ну, или договориться с ней? Так сказать, подстроить под себя!
– Да, ты права, – поддержал меня мой маленький друг, – с совестью лучше быть в доле!
– Как тебя зовут, краб!
– Доскарас, – гордо произнёс он.
– Я где-то слышала это имя, – проговорила я, силясь вспомнить, но быстро поняла, что сейчас у меня нет сил даже для того, чтобы припомнить такую мелочь.
– Слушай, пропусти меня, я бы поспала, – неожиданно для себя решила я. Краб, не произнеся ни слова больше, попятился назад и пропал где-то под причалом.
– Спокойной ночи, – на прощание тихо прошептала я ему.
– Спокойной ночи, – послышался тихий голос снизу.
Утром меня снова ждал сюрприз от Идриса. Он принёс и оставил под дверью пять литров питьевой воды, а также пару банок пепси и бутылку красного вина. Отец посчитал подарок компенсацией за наше длительное пребывание на острове, и сделал вид, будто не заметил записку «Марьяне от Идриса», а я и не стала ничему возражать.
Хотя с Идрисом в итоге мы не виделись целых две недели, подарки от него приходили почти ежедневно. Среди них были расчёски, шампуни, гели для душа с запахом клубники, две сигары для отца и даже бутылка коньяка. Вначале я надеялась, что Идрис приносит подарки лично, но проследив однажды утром за нашей дверью, обнаружила, что за него это делает один из местных. Он приносит, как почтальон, посылку, оставляет у входа и уходит. Все домашние были в полном восторге от подарков, естественно, кроме меня. Мне больше хотелось повидаться с Идрисом и, в первую очередь, расспросить о Веронике, но чем больше длилась разлука, тем больше мне хотелось просто его увидеть, без каких либо расспросов и объяснений.
Под конец первой недели я получила в подарок толстую, в твёрдом переплете, книгу. «Джованни Боккаччо. Декамерон» – прочитала я на обложке. Открыв первую страницу, я обнаружила очередную записку такого содержания: «Когда ты её прочтёшь, мы с тобой увидимся снова. Надеюсь, недели на это тебе будет достаточно». Я радостно прижала книгу к груди и решила немедленно взяться за чтение. Так, в компании ста новелл, прошла вся неделя, и это без преувеличения, поскольку за это время больше я не делала почти ничего, даже не ходила на работу. Благодаря Идрису теперь это было возможно: ничего не делать и проводить время в своё удовольствие. Бесспорно, именно за это я и была ему больше всего благодарна. Вечером, на исходе недели, мы наконец-то встретились. Он подловил меня, когда я выходила из нашего самодельного душа, обнял и крепко прижал к себе.
– Я очень соскучился, – глядя в глаза, произнёс он, после чего, не теряя ни минуты, поцеловал меня в губы. В этот момент я забыла обо всём на свете. О том, что нас могут увидеть, о разговоре с Вероникой, о том, как давно я жду возможности расспросить его о ней и том, как хочу узнать, где он был эти две недели. Вдруг всё это стало неважно, мне не хотелось портить своими вопросами волшебный момент нашей встречи после долгой разлуки.
С этого дня я стала поздно вечером ускользать из дома и рано утром возвращаться, каждый раз опасаясь, что кто-нибудь может ночью проснуться и заметить моё отсутствие. Но, в конце концов, я для себя твёрдо решила, что если так произойдёт, и меня поймают, то я сразу всем объявлю о нас с Идрисом. Временами я даже хотела сама во всём признаться, но каждый раз останавливалась, зная, что никого из моей семьи это, скорее всего, не обрадует. Но если придётся выбирать между ним и семьёй, то я уйду с Идрисом, это было мною заранее решено. Страх перед гневом родителей был ничем по сравнению с мыслью, что мне придётся провести хотя бы одну ночь без него. Конечно, меня ещё одолевал то ли страх, то ли предчувствие, что если не буду с ним я, то на моём месте легко может оказаться Вероника. И хотя Идрис в первый же вечер сам объявил мне о том, что он в курсе нашего с ней разговора, и уверял, что теперь её вовсе для него не существует, а есть только я одна, всё же я предпочитала не рисковать и не оставлять его в одиночестве ни на одну ночь.
Несмотря на то, что тема с Вероникой казалась закрытой, и я вроде бы одержала победу (а может как раз по этой причине), я меньше всего хотела бы вновь пересечься с ней, и поэтому большую часть дня проводила у себя в хижине. Как я уже говорила, это было возможно только благодаря Идрису, который заботился о том, чтобы я ни в чём не нуждалась. Пару раз я всё же беседовала с Лизой, как бы невзначай выспрашивая о том, как идут дела на острове? С кем она общалась? Кого за весь день видела? О Веронике не было сказано ни слова, и спустя некоторое время я и вовсе перестала думать о ней.
Однажды, пока я одна отсыпалась в комнате, а все остальные разбрелись по своим делам (мама с Лизой работали, а отец рыбачил), Идрис тихо зашёл в хижину и сказал, что ждёт меня через десять минут на причале. Я наспех собралась и, стараясь быть как можно незаметнее, пробралась вдоль берега к назначенному месту, где быстро прыгнула в лодку, в которой уже сидел Идрис, и пригнулась. Было крайне важно, чтобы осталось в тайне, что кроме Идриса кто-то ещё покидает остров.
Мне сразу вспомнился тот день, когда он впервые привёз меня на яхту. Казалось, прошла целая вечность. С тех пор мы стали и вправду на целую вечность ближе друг другу. Поднявшись на яхту, первым делом Идрис включил музыку. К тому моменту я уже знала наперечёт все композиции, что имелись у него на компакт-дисках, но в этот раз зазвучала новая мелодия – это был Вивальди.
– Как тебе удалось его найти? – чуть не задыхаясь от радости, подбежала я к проигрывателю. Это был мой любимый альбом. О нём я всего пару раз упомянула, жалуясь, что такой музыки не хватает среди этой коллекции. Идрис, сам радуясь как ребёнок, обхватил меня сзади руками и крепко прижал к себе.
– Мне утром его доставили специально по твоему заказу. Ты мне должна теперь за это щедрый поцелуй.
– Да хоть сто поцелуев! – я обернулась и нежно чмокнула его в нос.
– Не хитри, Бусинка, – так он с недавних пор ласково меня называл. – Я хочу поцелуй в губы.
– Ну ладно, так уж и быть, ты заслужил, – и я коснулась своими губами его влажных губ.
– Давно хотел у тебя спросить: почему именно скрипка?
Я улыбнулась, меня обрадовало, что впервые он захотел заглянуть в мой внутренний мир, разузнать о том, что мне нравится.
– Мне кажется, у этого инструмента есть душа, есть сердце и есть голос, настоящий живой голос, – с воодушевлением объясняла я, положив руку ему на грудь, туда, где билось его сердце. – Понимаешь, о чём я?
Он кивнул.
– Чем сегодня займёмся? – щурясь от удовольствия и не выпуская меня из объятий, спросил Идрис, а затем поцеловал обе мои щеки по очереди.
– Предлагаю немного порыбачить, – не ожидая такого вопроса, наобум отвечала я.
– Что? – он искренне удивился.
Вырвавшись из его объятий, я сделала шаг назад, чтобы как следует рассмотреть его лицо, по которому я скучала каждую минуту, даже когда находилась рядом.
– Ну да! Мы этого вдвоём ещё не делали. Давай, будет весело! А из добычи приготовим ужин, – уговаривала я его. Мне, по правде говоря, иногда даже нравилось рыбачить, а у Идриса на яхте как раз имелся отличный спиннинг. Его я уже давным-давно заприметила и только ждала подходящего случая, чтобы опробовать.
– Ну, хорошо, только будем рыбачить по-крупному.
– А это как?
– У меня имеется специальная смесь, которая приманивает рыб. Её всего лишь нужно высыпать в воду и приготовить удочки.
– Тогда чего же ты ждёшь? – в ответ на этот вопрос Идрис улыбнулся, но в очередной раз без слов, одним взглядом, упрекнул меня в нетерпеливости. После чего, к моему удивлению, поспешно принялся осуществлять нашу затею.
Открыв пакет со смесью, которую он принёс неизвестно откуда, мы в четыре руки стали разбрасывать его содержимое в воду. Когда пакет был опустошён более чем наполовину, Идрис меня остановил.
– Теперь нужно подождать.
– Ну, раз придётся делать то, что я не люблю больше всего на свете, а именно, ждать, пойду пока немного искупаюсь, – недовольно заявила я, но потом, испугавшись, что Идрис не оценит такой выходки и проявления характера, с улыбкой добавила:
– Вдруг из-за твоей приманки пойдёт рыба за рыбой, и у нас не будет возможности даже охладиться.
Идрис рассмеялся.
– Бусинка, только не заплывай туда, где мы насыпали приманку, а то всю рыбу распугаешь.
– Хорошо, я отплыву подальше!
И сняв с себя платье, я с разбегу плюхнулась за борт. В это время дня вода в открытом океане оказалась намного прохладнее, чем в лагуне, и я подумала, что в следующий раз разумнее будет спуститься по лестнице.
– Можешь сделать музыку громче? – спросила я, как только вынырнула на поверхность.
Немного погодя Идрис исполнил мою просьбу, и тогда я отплыла на расстояние достаточное, чтобы не барахтаться в приманке, но в тоже время позволяющее слышать музыку.
Всё, что произошло дальше, стало для меня полной неожиданностью, потрясением и опытом, который я запомню на всю жизнь. Я в очередной раз ушла с головой под воду, а вынырнув на поверхность, увидела, что Идрис отчаянно машет мне руками и что-то кричит, но что именно, я не слышала. Если честно, сперва я подумала, что он просто дурачится, и помахала ему в ответ. Но тут он скрылся из виду, а когда вернулся на прежнее место, в руках у него был длинный блестящий предмет. Солнце яркими вспышками играло на гладкой поверхности этого предмета и, отражаясь от него, отбрасывало на воду светлые блики, подобные солнечным зайчикам, которые так любила пускать Лиза с помощью маленького карманного зеркальца. Эта мысль на секунду показалась мне забавной, а затем я внезапно поняла, что происходит, и обернулась назад. Да! Догадка оказалась верной – это была акула! И чувствуя, что она вот-вот меня настигнет, я изо всех сил бросилась назад к яхте. В это мгновение над головой просвистел блестящий предмет.
«Хоть бы попал!» – задыхаясь от страха и напряжения, молилась я и размашисто двигала руками, но мне казалось, что плыву я бесконечно медленно и долго. Прошла целая вечность, прежде чем я ухватилась за руку Идриса, который, наконец-то, вытащил меня из воды.
– Бусинка, ты как? Сильно испугалась?
Я не в силах была отвечать и лишь, широко раскрыв глаза, смотрела на то место, где красное пятно крови расплывалось на поверхности океана. Гарпун угодил прямо в цель.
– Мы же достанем её из воды? Мне интересно взглянуть! А вдруг она ещё живая? – не вполне отдавая себе отчёт в том, что говорю, выпалила я первое, что произошло в голову.
– Верёвка не двигается, – Идрис указал на кусок шнура, привязанный к орудию, но быстро понял, что до меня не доходит смысл сказанного, и терпеливо пояснил, – значит, она мертва.
Людям почему-то всегда хочется измерить толщину волоска, который отделял их от гибели, но акула казалась больше полутора метров, и мы решили не доставать её из воды. И если честно, мы бы физически не справились с этой задачей. Ни Идрис, ни уж тем более я, не отличались крепкими мышцами, поэтому было решено просто отбуксировать тушу на остров и предоставить её в распоряжение местных жителей.
– Ты спас мне жизнь, – осмыслив наконец всю серьёзность происшествия, произнесла я.
– Если честно, то это просто удача. Я всего-то несколько раз прежде пользовался гарпуном. И если бы мне не повезло, то, вполне вероятно, ты уже была бы мертва.
– И всё же ты спас меня! И я здесь, сижу рядом с тобой.
Тогда он меня обнял и произнёс, как мне показалось, с любовью:
– Я просто не мог по-другому.
– Слушай, ну вот зачем Бог создал на земле акул? Вот для чего они нужны? Как по мне, они просто бессмыслены, и если бы их не существовало вовсе, то планета ничего бы не потеряла.
– Я и не знал, что ты веришь в Бога, – и он залился искренним смехом, в котором звучали язвительные нотки.
– А почему бы и нет? Почему я не могу в него верить? – я уставилась на него вопросительно.
– Да верь себе на здоровье! – он снова рассмеялся. – Но я искренне тебе не советую об этом упоминать при отце Николае.
И на этот раз мы рассмеялись оба.
– В этом ты точно прав, – согласилась я и вспомнила о том, что в последнее время священника вообще было не видно и не слышно.
– Я серьёзно, держись от него подальше, Бусинка – уже без тени веселья произнёс Идрис.
– А с чего вдруг такая предосторожность? – в моём голосе прозвучали нотки сомнения, и он сразу же это почувствовал.
– Он может быть опасен, Марьяна, и я не хочу, чтобы ты дала ему возможность запудрить тебе мозги. Религиозные фанатики – это слабые люди, которым трудно выносить одиночество, и по этой причине они боятся его. Им страшно оставаться наедине с самими собой, и потому им нужен Бог, который бы сопровождал их повсюду. И самое неприятное, что они стремятся заразить этим страхом других людей.
– То есть ты хочешь сказать, что каждый верующий человек – просто трус, – прищурившись от недовольства, перебила я его.
– Ты не так меня поняла, сейчас я тебе всё объясню, – он сел рядом со мной и нежно зажал мою руку своими ладонями. – Вот взять даже тебя, ты вспомнила и заговорила о Боге только в тот момент, когда подверглась нападению акулы, то есть в момент, когда испытала страх. Человек, к сожалению, так устроен, что ему нужен кто-то рядом, когда ему страшно.
– А, то есть глубоко религиозные люди постоянно испытывают страх?
– Именно так я и считаю. Ещё возможный вариант – они боятся поступков, которые совершили в прошлом, или расплаты за них. Впрочем, в этом я не совсем уверен, но всё же задуматься есть над чем. Существуют, конечно, и такие люди, которые просто боятся, что их пребывание на этой земле бессмысленно, и пытаются придать ему смысл с помощью веры в Бога. Ведь все почему-то боятся , в конце концов, обнаружить бессмысленность собственного существования. Все в ужасе от перспективы так и не найти своё предназначение и умереть так и не исполнив его. Все хотят верить в то, что они рождены для высшей цели и созданы не просто так. Но мне кажется, если положить свою жизнь на алтарь служения Богу или во имя религии, это будет самый действенный способ изменить своему жизненному предназначению.
Он на минуту задумался и затем продолжил:
– Вот ты начала разговор с того, что существование акулы не имеет смысла. Может для тебя это так и есть, спорить не буду, но в мире полно вещей, которые до сих пор невозможно объяснить с точки зрения науки, философии или простой логики. Например, возьми обыкновенный музыкальный компакт-диск и выброси его сейчас в воду. Ты думаешь, люди, родившиеся на этом острове, – и он слегка качнул головой в сторону нашего временного дома, – если найдут его, поймут, для чего он на самом деле предназначен? Они в жизни не видели ни CD-проигрывателей, ни компакт-дисков. Эта техника не доступна их пониманию. В конечном итоге они примут его за Божье благословение или же просто посчитают мусором. Хотя на этом диске можно поместить не только музыку, но все знания мира, которые можно записать к тому же на непонятном для них языке: русском, немецком, французском и так далее. Представь себе на минуту, что все камни в мире – это своего рода носитель информации, подобный тому компакт-диску, а расшифровать то, что они несут, можно только с помощью устройства, о котором мы не имеем понятия. А мы из них строим дома, в общем, используем не по назначению, также как компакт-диск можно использовать в качестве подставки для стакана или предмета декора. Всё в этом мире, Марьяна, имеет свой смысл, и все люди, животные, растения и предметы тоже созданы для чего-то. Вот только для чего? Это навсегда останется для нас тайной, – и он вздохнул с каким-то тягостным сожалением.
Честно сказать, раньше я не задумывалась о том, для чего я существую на Земле, но Идрис был однозначно прав в том, что всё не так просто устроено в этом мире.
Наш разговор иссяк, повисло глубокое молчание, мы оба почувствовали, что время на исходе, и мне пора возвращаться к родителям. Закрепив на лодке второй конец верёвки, которая тянулась от гарпуна, крепко засевшего в теле мёртвой акулы, Идрис доставил меня и добычу на остров. Наше с ним расставание должно было продлиться недолго, вечером мы планировали встретиться и вновь вернуться в наш маленький мир. Но в эту ночь случилось то, чего я так сильно боялась.
Ускользнув от родителей, я, как всегда, спешила к причалу, но ещё издали узнала её силуэт. Рядом с Идрисом стояла Вероника. Собравшись с духом, я шагнула им навстречу. В темноте я не сразу смогла разобрать, что происходит, и лишь подойдя ближе, увидела, что она плачет на его плече, а он, к моему удивлению, тесно прижимает её к себе.
– Что случилось? – оказавшись совсем рядом, спросила я, но поймала себя на мысли, что меня вовсе не беспокоило состояние Вероники, а волновало то, как Идрис к ней прикасался. Я была скорее ошарашена, нежели взволнована, и тем не менее изо всех сил делала вид, что именно её слёзы меня так поразили.
– Марьяна, ты не видишь? Она плачет.
– Вот поэтому я и спрашиваю, что произошло? – не в силах сдержать раздражение в голосе, холодным тоном объяснила я.
– Мне так жаль её! – произнёс он, увиливая от ответа на мой вопрос, и меня это раздражало.
– И что? Не понимаю, к чему ты клонишь!
– Я не могу оставить её в таком состоянии. Она поедет сегодня со мной! Я так решил! – по его тону было понятно, что решение это окончательное и спорить нет смысла.
От услышанного у меня по телу пробежала дрожь, в буквальном смысле этого слова я в первый раз в жизни потеряла дар речи. «Что делать? Как реагировать?» – думала я, стоя на месте и молча наблюдая, как они садятся в лодку. В ту самую лодку, в которой всего лишь пару часов назад сидела я, а теперь на моём месте – она.
– Идрис! – он обернулся, – Я тебя так просто не отдам! – с трудом сдерживая слёзы, выкрикнула я, и с уверенностью скажу, это прозвучал голос моего сердце, потому что только эти слова смогли сорваться с моих губ. Только эти звуки смогли прорваться сквозь колючую проволоку моего молчания.
Затем я ещё долго стояла, не двигаясь и не отводя взгляда от ускользающей в темноту лодки и двух фигур в ней, и не могла поверить, что всё это происходит со мной не во сне, а в реальности.
Потом на лодке взревел мотор, а дальше последовала самая трудная ночь в моей жизни. Провела я её на том самом месте, на котором меня оставил Идрис. Сидя на причале и без устали всматриваясь в темноту, я видела лишь маленькое светлое пятнышко, которое еле-еле мерцало вдали. Это светились огни на его яхте. Часами напролёт я пыталась дотянуться рукой до этого пятнышка, и чтобы хоть как-то себя успокоить, твердила полушёпотом одни и те же фразы: «Он просто пожалел её! Сейчас он ей всё объяснит! Расскажет о том, что любит меня и что хочет быть только со мной. После чего она, в конце концов, устанет от слёз и уснёт в нашей с ним кровати. А он? Он не останется с ней, а уйдёт спать на то место, где мы провели нашу самую первую ночь, и тоже уснёт, в одиночестве и с мыслями обо мне. После того, что между нами было, по-другому и быть не может! Я уверена в этом! После нашей близости, после того, как мы породнились не только телом, но и душой, он не может поступить иначе, он не прикоснётся к ней. Надо просто переждать эту ночь и дожить до рассвета».
Меня даже стошнило от нервного перенапряжения, и содержимое моего желудка, вместе с одолевающими меня тягостными мыслями, болью и отчаянием, вырвалось наружу. В предрассветные часы время тянулось невыносимо долго, но в сон не тянуло совсем. Наконец, вдалеке послышался звук мотора. Это были они! Я быстро сбежала с причала, спряталась неподалеку за деревьями и оттуда стала наблюдать за лодкой. Мне важно было увидеть, как они будут прощаться. «Я должна это видеть! Это решит всё!»
Лодка причалила, он подал Веронике руку и вышел сам. Вот оно – прощание, и она тянется к нему за поцелуем.
– Молю тебя, Идрис, не отвечай, – твердила я полушёпотом, зная, что он меня всё равно не услышит. Сердце бешено колотилось в груди, волны жара окатывали лицо.
– Это всё от усталости! – прошептала я. В это мгновение он ответил ей на поцелуй.
«Всё кончено! Значит, этой ночью всё было!» От этой мысли мне захотелось упасть прямо здесь и сейчас, на влажный песок, но я всё же нашла в себе силы добрести до кровати. Это была, по истине, самая долгая ночь в моей жизни, и за ней должен был последовать самый долгий сон. Так и случилось, весь следующий день я находилась почти без сознания. Родители были так напуганы, что каким-то чудом нашли для меня врача. Он поставил диагноз: солнечный удар и упадок сил. Все согласились, хотя хорошо знали, что на солнце я в последнее время почти не бывала. Радовало, что по рекомендации врача мне следовало оставаться в постели до тех пор, пока я не почувствую себя лучше и сама не захочу подняться. Меня это полностью устраивало. Спать, спать и спать было единственным, чего я тогда хотела. Только бы не возвращаться в реальность, только бы не её холодные тиски. Сквозь сон я много раз слышала, как родители шептались обо мне, как Лиза просила меня хоть немного прогуляться с ней по острову, но я не желала ей отвечать. Просыпаясь, я чувствовала, что проваливаюсь в глубокий колодец, но не в свой волшебный русачий мир, а в другой – пустой и холодный. И только один голос заставил меня вернуться в реальность.
– Марьяна, проснись. Почему ты так долго спишь?
Я резко открыла глаза.
– Уходи, – прохрипела я и отвернулась к стенке.
– Не уйду!
– Уйдешь, рано или поздно.
– Можно с тобой поговорить?
– О чём? Нам не о чем больше разговаривать! Или хочешь обсудить, как ты нас предал? – я повернулась и посмотрела в испуганное лицо Идриса. Он замолчал.
– Ночь провёл с ней, но опять пришёл ко мне? Зачем?
– Марьяна, между нами не было ничего, но я сожалею, что так вышло, – и он виновато опустил взгляд. – Мне было жаль её, я сжалился над ней. Тебе этого не понять!
– Чего не понять? – громко спросила я, но затем испугалась, что нас могут услышать. В этот момент он попытался взять меня за руку, но я тут же её отдёрнула.
– Пойми меня, – взмолился он, – я чувствую себя перед ней предателем. Я не знал, что полюблю кого-то другого. Мои чувства к тебе это предательство по отношению к ней. Как ни старался я ей объяснить, что у нас всё закончилось, она не хочет этого принять. Всё к ней прошло! Я хочу быть только с тобой, но это её убивает. Я не могу оставить её вот так, просто одну. Она угрожает, что сделает, что-то с собой. Я в ловушке, Марьяна!
С грустью я поняла, что он прав. Я бы тоже не знала, что делать на его месте.
– А ты не подумал, каково было мне? Остаться там, стоять одной и смотреть, как ты уплываешь? – эти высказанные наконец упреки придали мне сил, и я поднялась с кровати. Правда, меня шатало из стороны в сторону, поэтому Идрису пришлось поддерживать меня под локоть из опасения, что я вот-вот упаду. Но всё же я встала.
– Ты не представляешь, что я пережила вчера ночью, – пробормотав это вполголоса, я закрыла лицо руками.
– Вчера ночью? – он окинул меня удивлённым взглядом и с любопытством переспросил. – Что случилось вчера ночью?
– Ты ещё спрашиваешь? Я всю ночь просидела на берегу, всё ждала, когда ты одумаешься и вернёшься. За мной вернёшься, понимаешь? – мои плечи внезапно затряслись в судорогах и я, наконец, заплакала.
Идрис попытался прижать меня к себе, но я отталкивала его.
– Марьяна, с той ночи прошла неделя! Мы неделю с тобой не виделись! Я только вчера узнал, что у тебя был доктор! Твой отец уверяет, что ты серьёзно больна, и тебе нужен другой врач, специалист.
– Какая неделя? – вытирая слёзы, переспросила я. – Этого не может быть! Врач был у меня сегодня.
– Я за тебя переживаю, – эти слова он произнёс с какой-то вымученной жалостью.
Заметив это, я выпрямилась и постаралась взять себя в руки. Воспоминания той ночи о Веронике, о том, какой жалкий у неё был вид, привели меня в чувство, и моя истерика резко прекратилась. Мне не хотелось выглядеть как она. Моя гордость не позволяла мне унижаться ни перед ним, ни перед кем-либо ещё. «Не с той связался!» – прошипел ядовитый голос в моём воспалённом мозгу.
– Это всё из-за усталости и жары, – постаралась я оправдаться, – знаю, что прошла неделя. Болезнь на меня так влияет. Я всё путаю. Прости, мне нужно отдыхать.
– Ты меня прогоняешь? – уже без эмоций спросил Идрис.
– Тебе самому хочется уйти, – усталым голосом произнесла я.
– Ты ошибаешься, я хочу остаться с тобой.
– Это твоё окончательное решение? – спросила я, заглянув в его глаз и вскинув вверх брови, отчего моё лицо в эту минуту казалось ещё более нелепым и болезненным.
Он замолчал на целую минуту, погрузившись в раздумья, видимо, вопрос для него оказался чересчур сложным. Этого я не выдержала и грубым тоном объявила:
– Вот и приходи тогда, когда решишь это наверняка. Тебе придётся выбирать! И, пожалуйста, на этот раз сделай окончательный выбор!
Ничего не ответив, он просто вышел. Проводив его взглядом до двери, я подошла к шкафу и достала зеркало. Мой вид, как я и подозревала, был ужасен: бледное заплаканное лицо, белые губы, спутанные клоки волос. Первый раз в жизни я почувствовала отвращение к самой себе.
– Боже мой, какой у меня был жалкий вид! –  во весь голос завопила я. Мне было стыдно не только перед самой собой, но почему-то и перед мамой, папой и Лизой.
– Боже мой, какой позор! – ноги подкосись, и я села на пол. И только в этот момент осознала весь ужас ситуации. Как бы я хотела, чтобы никто никогда обо всём этом не узнал. Слёзы безудержно полились из глаз, и постепенно на смену им пришла опустошённость, смешанная с чувством стыда и сожаления. Неожиданно в хижину вошла мама. «Только её сейчас не хватало», – с раздражением подумала я.
– Марьяна, что случилось? – её лицо исказилось от испуга, видимо, так на неё подействовал мой ужасный вид. – Что вообще с тобой в последнее время происходит?
Но её слова вместо привычного утешения вызвали у меня злость, и я очень этому обрадовалась, так как чувство стыда тут же испарилось, как дым на ветру.
– Это вам должно быть стыдно! – внезапно сорвалось с моих губ, и, не сказав больше ни слова, я поднялась и бросилась вон из хижины.
Добежав до пляжа, я упала на колени, зачерпнула полные горсти песка, крепко сжала кулаки. Песчаные струйки просачивались между пальцами, и это действовало на меня умиротворяюще. Если бы мне дали возможность побыть одной ещё пару минут, возможно, я бы окончательно успокоилась. Но сзади послышались шаги, это была мама. Всё это время она следовала за мной и сейчас, приблизившись, села рядом.
– Марьяна, всё скоро закончится, – с фальшивой уверенностью в голосе прошептала она.
– Они всё у нас забрали? Так ведь? Мы теперь нищие, да? – я подняла голову, взглянула на маму и, кажется, только теперь поняла, насколько они с Лизой внешне похожи. То есть я это знала всегда, но сейчас это сходство почему-то показалось мне просто невероятным. Длинные светлые локоны падали на её плечи лицо точь-в-точь как у Лизы. И она точь-в-точь как Лиза в этот момент заправляла их за уши. Маленькие тёмно-серые глазки испуганно бегали из стороны в сторону, аккуратные ноздри курносого носа, усыпанного веснушками, едва заметно раздувались. Её взгляд показался мне таким невинным и наивным, в отличие от моего, вечно нахмуренного и подозрительного, который, однозначно, достался мне от отца, что я вдруг поняла, что больше её не боюсь. В этот момент весь страх перед ней, как перед матерью, просто улетучился, как дым от внезапно догоревшей спички.
– Ты не права, Марьяна, даже без денег мы очень богаты, – выдавив из себя эту фразу, она посмотрела на меня с укором. – Мы все живы и здоровы, у нас есть всё необходимое.
Но её слова казались мне бессмысленными.
– Это враньё! – закричала я, – так нищие родители успокаивают своих детей, когда те просят новое платье, чтобы не выглядеть хуже других, а они не могут его себе позволить. Вот они-то и придумали утешительные фразочки: «у нас есть руки и ноги», «мы живы и здоровы», «не в деньгах счастье», «зато мы есть друг у друга» и тому подобных.
– Марьяна, что ты тогда от меня хочешь услышать? – видно было, что её очень задели мои слова, потому что её губы непривычно перекосились, видимо, от злости. Она их всегда складывала трубочкой и плотно прижимала друг к другу, когда хотела продемонстрировать свое недовольство.
– Чего я хочу? – не могла успокоиться я, моя злость набрала такие обороты, на которых я уже не могла остановиться. – Хочу, чтобы мой отец не был таким трусом и дал отпор этим ворам, и они получили бы по заслугам. Хочу, чтобы они все были наказаны за то, что мы так страдаем!
– Марьяна, я понимаю твою злость, но ты перегибаешь палку, говоря так о своём отце.
– Он трус! Вот он кто! Трус! Трус! – закричала я из-за всех сил.
– А ну-ка, замолчи! – перекрикивая меня, приказала она и поднялась передо мной во весь рост.
– А то что? – собрав в кулак всю свою злость и вызывающе расправив плечи, я тоже поднялась на ноги. Честно говоря, в тот момент я не вполне понимала, что делаю. У меня как будто помутился разум, и слова сами срывались с моих губ:
– Что, выгоните меня на улицу? Или не дадите денег? Я и так почти на улице и без денег, ем и пью в день меньше, чем бездомная собака. То же самое нас ждёт по возвращению. В Москве мы будем жить на улице и есть с помойки.
В этот момент её рука неожиданно для меня взметнулась и, не успев увернуться, я всем телом рухнула на землю под тяжестью оплеухи, но тут же вскочила на ноги и снова выпрямилась во весь рост.
– Не смей меня трогать, стерва! – не чувствуя боли, свирепо заорала я и окинула её взглядом бешеной собаки. В её глазах я чётко увидела отражение своей ненависти, в то время как в её взгляде застыл ужас. Думаю, в эти секунды она уже не узнавала в существе, которое стояло напротив неё, свою дочь. У этого существа не было лица, а была морда. Морда зверя со свирепым взглядом и ходящими ходуном скулами. Звериным инстинктом я чувствовала, как ужас охватил всё её существо, а привычно строгий взгляд стал умоляющим. Он молил меня не делать того, что я задумала. Как же безошибочно она угадала моё подлое намерение немедленно ответить ей на пощечину, но её глаза вовремя удержали меня от этого поступка. И когда напряжение немного спало, я собрала последние остатки здравого смысла и, повернувшись к ней спиной, зашагала вдоль берега. Мне нужно было выпустить пар, «выходить» это состояние, и я просто шла, шла вдоль берега, а когда дошла до причала, спустилась по лестнице в прохладную воду и оставалась там до тех пор, пока не исчезла вся моя злость.
После этого мне смертельно захотелось как следует вымыться с мылом. Чтобы вновь почувствовать себя чистой, мне пришлось заменить три канистры с водой в нашем самодельном душе. Яростно, изо всех сил, я тёрла мочалкой тело, пока на нём в разных местах не проступили красные пятна. Мне казалось, так я смогу отчистить и свою душу от обиды и стыда, ставшими моими постоянными спутниками. Но, к сожалению, её было не отмыть, хотя сама мысль об этом очень отвлекала.
Затем я вернулась в хижину и твёрдо для себя решила, что займусь чем-то полезным. Для начала тщательно приберу в комнате, затем приведу в порядок все свои вещи. Выметая пыль из-под кровати, я нашла книгу, которую мне подарил Идрис, и решила её дочитать.
Мама после случившегося даже не смотрела в мою сторону. Но чтобы меня вообще никто не трогал, по вечерам я притворялась, что ещё болею, и мне необходимо больше спать.
Пару дней спустя, когда я наконец вышла на работу, я получила от Идриса письмо. Его принесла Вероника, когда мы чистили овощи. Подняв голову, я неожиданно увидела, как она идёт прямо ко мне. Моё сердце заколотилось так сильно, что, казалось, все вокруг слышали, как оно стучит и пытается выпрыгнуть из моей груди. Я боялась, что она сейчас закатит сцену прямо на глазах у мамы и Лизы, и в пылу спора мы выставим нашу тайну напоказ. Но этого, к счастью, не случилось. Она лишь тихо поздоровалась со всеми и подозвала меня к себе. Затем протянула упаковку мыла, сказав громко, что оно у неё лишнее, и она хочет отдать его мне. Затем вложила его мне в руку и молча удалилась. Конечно же, я сразу догадалась, что в упаковке найду записку. Закончив работу, я сперва тщательно вымыла руки и лицо и лишь после этого почувствовала, что готова её прочесть. Как только я распечатала бумажную обёртку, написанная его почерком и свёрнутая трубочкой записка упала на землю. В ней было следующее:
«Марьяна, прости меня за всё, я выбираю Веронику. Она – моя судьба, и я останусь с ней. Не держи на меня зла! Идрис». Я предвидела, что это случится, поэтому спокойно дочитала её до конца и с холодным выражением лица порвала. Покончив с письмом, я почему-то захотела срочно увидеть отца, а он в это время мог находиться только в одном месте.
– Рад снова видеть тебя здоровой, – обнял меня Изи, демонстративно осмотрел с ног до головы и неодобрительно покачал головой. – Ты заметно исхудала с нашей последний встречи. А ну, иди, выбери себе кусок побольше.
Он подвёл меня к мангалу, на котором лежали крупно порезанные части рыбы. Выбрав себе аппетитный кусок, я положила его на тарелку и села с ней прямо на песок, поджав под себя ноги.
– Да уж, неужели мы так проживём ещё Бог знает сколько времени, – медленно пережевывая пищу, еле слышно произнесла я.
Изи присел рядом и подкинул мне в тарелку немного хлеба, в ответ я радостно кивнула ему в знак благодарности. Отец к нам не присоединился, он потрошил огромную рыбину, скрупулёзно очищая её от внутренностей и чешуи. Скоро должны были подойти мама с Лизой, видимо, это для них он так старался.
– Что у вас нового произошло за то время, пока я болела? – спросила я, невольно окинув взглядом то место, где за деревьями скрывалась его хижина. Скорее всего, там сейчас отдыхала Вероника, набираясь сил перед ночной встречей с Идрисом.
– Вермут пропал…
– Кто пропал? – снова переведя взгляд на своего собеседника, переспросила я, потому что так была погружена в собственные мысли, что не сразу поняла, что он имеет в виду.
– Вермут, попугай, ты забыла? – и он с удивлением на меня уставился.
Честное слово, в этот момент мне показалось, что он меня подозревает в исчезновении птицы и думает, я специально делаю вид, что не знаю, о чём идёт речь.
– Конечно, помню, – улыбнулась я. – Признаться, я попросту забыла имя, а как вы сказали про попугая, тут же вспомнила.
– Вермут не прилетел этой ночью, – Изи печально покачал головой. – Что-то с ним случилось. Я это точно знаю. Такого ещё не было.
– Не переживайте, я уверена, что с ним ничего плохого не произошло, и сегодня он уж точно появится, – убеждала я с наигранной уверенностью в голосе, я хотела его утешить, понимая, что для него это действительно большая трагедия.
– И я тоже, конечно, на это надеюсь. Вермут – единственное для меня утешение здесь, как маленький ребёнок для матери. Мне будет очень одиноко, если он не появится. Я даже не спал этой ночью, потому что не мог без него уснуть, настолько привык к нему.
Рассказав о своей беде, Изи открыл мне глаза на одну простую истину. Он знает о связи между его дочерью и Идрисом и никак этому не мешает. До этого разговора я думал, что Вероника, также как и я, незаметно сбегает из хижины. Но нет, Изи не спит по ночам, подолгу проводит время со своим попугаем. «Он всё знает!» – внезапно осенило меня. Он знает, что его дочь проводит ночи не в своей постели. И тогда, в тот вечер, когда мы с Лизой испугались крабов, её тоже не было. Может он знает всё и обо мне? От одной этой мысли мне стало так стыдно перед ним, что я инстинктивно опустила голову вниз, избегая теперь его взгляда.
– Ты уже слышала о нашем отце Николае?
– Нет, а что он опять сделал? – всё ещё не поднимая головы, спросила я.
– Никак не угомонится. Устроил в своей хижине церковь. Понаделал деревянных крестов и поприкручивал их на крыше и у входных дверей. Местные очень насторожились, эти действия явно привлекли их внимание. Насколько я знаю, у них тут существуют свои религиозные традиции, и им это совсем не понравилось. Обычно они как тени на этом острове, всегда на одном и том же месте, когда встает солнце и когда оно заходит. Выполняют одну и ту же работу, затем отдыхают, а ночью спят. Ничего не меняется. Вернее, не менялось, – уточнил он, – до тех пор, пока не появился этот отец Николай. Теперь же они как будто пробудились, насторожились и следят за всем. Мне из-за этого неспокойно, боюсь, чтобы он не спровоцировал их к чему-либо непоправимому. До сегодняшнего дня они хорошо с нами обходились, так сказать, равнодушно, а это, поверь, уже неплохо. Они не навязчивые и ждут, мне кажется, того же и от нас, а отец Николай слишком уж привлекает внимание, и его поведение меняет, так сказать, климат на острове. Мы с твоим отцом считаем, что ему лучше всего вообще покинуть это место. Об этом мы и собираемся поговорить при первой же возможности с Идрисом.
При упоминании этого имени я непроизвольно вздрогнула, и на мгновение у меня перехватило дыхание. Я боялась, что он всё знает и о нас, и о наших встречах на яхте.
– Мы надеемся, он решит этот вопрос, – не замечая того, что творилось со мной, продолжал он.
В этот момент сзади подошёл отец, который, конечно же, слышал весь разговор.
– Поэтому, Марьяна, постарайся больше не вести никаких бесед с отцом Николаем, – этим строгим приказом он как бы подвёл итог нашего разговора с Изи.
– Я всё поняла, – протянув отцу пустую тарелку, ответила я и поднялась с земли, – спасибо большое, я наелась. Пойду в хижину, мне нужно меньше находиться на жаре.
– Да, солнце тебе однозначно вредит, – произнёс отец, одобрительно кивая головой.
Но тут я остановилась.
– А он разве может? – вновь обратилась я к Изи.
– Конечно, может.
Отец не понял, о чём идёт речь, и вопросительно посмотрел на меня.
– Он отвечает за порядок на острове. Ты разве этого не знала? – с некоторым торжеством, как мне показалось, спросил меня Изи.
– А, вы об Идрисе сейчас говорите? – наконец понял отец.
– Понятно, – тихо произнесла я и ещё раз попрощалась.
– Да откуда я могла это знать? Он ничего мне не рассказывал, – удаляясь, вслух тихо произнесла я. Оказывается, всё это время я о нём практически ничего не знала. Каким образом он заслужил эту должность? Назначили его против воли, или же он как-то связан с похитителями? Мне хотелось обо всём этом разузнать немедленно, но после записки я знала, что это пока невозможно. День выдался трудным, но в мои планы на сегодня ещё входило чтение книги и вечернее купание. Книга мне быстро надоела, а как только я захотела окунуться в свой волшебный колодец, то поймала себя на мысли, что теперь он напоминал мне об Идрисе. Да, это было и раньше! Но, в основном, это были позитивные мысли, теперь же он мне напоминал о душевный агонии, которую я совсем недавно пережила.
В конце концов я передумала купаться и решила прогуляться вдоль берега, для того, чтобы как-то себя развлечь. В целом мысль встретить Идриса была мне по душе, но всё же если это случится, мне бы не хотелось в его глазах выглядеть влюблённой, ищущей с ним встречи. Поэтому я начала свой путь в противоположную сторону и пообещала себе не подходить близко к причалу, на котором я провела самую ужасную ночь в своей жизни.
В случае, если я встречу Веронику, то просто пройду мимо или где-нибудь спрячусь. Продумав все возможные варианты, я смело включила фонарик и побрела по песку, наблюдая за тем, как крабы разбегаются в разные стороны. Эта картина невольно увлекла и позабавила меня: весело было наблюдать за тем, как крабы выжидали до последнего, пока свет не падал на них, и вот тогда они, как бандиты, застигнутые на месте преступления, кидались в рассыпную. По пути я нашла пару красивых ракушек и подобрала их. Как-то на днях я размышляла о том, чем занять себя после того, как закончу читать книгу. В голове мелькали разные идеи, и одна из них показалась неплохой: смастерить что-нибудь красивое из ракушек. Подняв с песка ещё одну, продолговатую, с перламутровой сердцевиной, я разглядывала её и восхищалась: «Без единого изъяна, идеальное творение океана».
От изучения ракушки меня отвлёк какой-то шум вдалеке, вернее, какой-то шелест. Сначала мне показалось, что это шум веток, но в тот вечер не было ветра. Тогда, движимая любопытством, я направилась на поиски источника шума. По характеру звуков я понимала, что это что-то живое, и оно отчаянно бьётся в темноте, где-то в густых зарослях. Определив, наконец, место, откуда доносился звук, я посветила туда фонариком. Это был Вермут. Он висел вниз головой между двумя невысокими пальмами и изо всех сил хлопал своими большими крыльями. Не теряя ни секунды, я бросилась к нему на помощь, мне казалось, его нужно освободить как можно скорее, иначе он вот-вот что-нибудь себе сломает, настолько отчаянно он пытался вырваться из ловушки. Его лапки переплетала туго затянутая верёвка. Схватив его за туловище, я попыталась распутать узел, но птица в испуге продолжала сильно трепыхаться, поэтому мне никак не удавалось его освободить. Поняв, в конце концов, что узел слишком тугой и так просто с ним не справиться, я посадила попугая себе на руку, и он, к счастью, успокойся. Скорее всего, он попал в ловушку недавно, так как силы в нём ещё были. Ломая голову над тем, как его освободить, я периодически пересаживала попугая с одной руки на другую, так как запястье быстро уставало под его тяжестью, и, зажав фонарик в зубах, продолжала отчаянно бороться с верёвкой. Мысль о том, что его нарочно оставили висеть, пришла ко мне не сразу, как и мысль о том, что этот человек может с минуты на минуту вернуться, меня почему-то не тревожила. Неожиданно за спиной раздался голос:
– А, ну пошла вон отсюда!
Безусловно, я его тут же узнала, но никак не отреагировала и продолжала делать своё дело.
– Я сказала, пошла отсюда! Ты что, оглохла? – в ярости завопила Вероника и изо всех сил толкнула меня в бок, отчего мой фонарик отлетел в сторону, а я повалилась на землю и ткнулась лицом в песок. Вермута снова вздернуло вверх ногами, и отчаянное хлопанье крыльев прорезало ночную тишину в унисон с моим истерическим хохотом.
– Ты попугая украла у отца для того, что обменять его на любовь Идриса? Что ж, вы ст;ите друг друга! Оба продажные насквозь, – с трудом выговорила я сквозь смех, задыхаясь и выплёвывая из-за рта песок.
– Ты не смеешь меня судить, подлая девка! Это мой подарок ему к нашей годовщине, – скрипя зубами, заявила она в ответ. – Он ещё ничего не знает. Так что не надейся, что он написал тебе записку о вашем расставании лишь для того, чтобы заполучить попугая.
– Тогда не глупи и отпусти птицу, – кое-как обуздав свой смех, я поднялась на ноги и уже нормальным тоном попросила её. Мне было жаль смотреть на то, как мучается Вермут. – Ведь Изи всё узнает, я ему сама расскажу сегодня же. А если опустишь, то я буду молчать, обещаю.
– Правда? Думаешь мне не плевать на то, что узнает этот болван Изи? – теперь уже смеялась она, причём злобно и дерзко.
– Он всё равно ничего хорошего не сделал для меня, а только превратил нашу жизнь в ад. Сама подумай, кто называет попугая в честь спиртного? Из одного ада, домашнего, он привёз нас в другой ад на этом острове. Вот теперь пусть хоть чем-то будет мне полезен. Не умрёт он без этого попугая, чтобы там не говорил, как не умер и без вина. Это просто попугай, просто попугай! – повторяла она, казалось, пытаясь убедить в этом саму себя. – У тебя что, собаки никогда не было?
Я немного растерялась, не зная, что на это ответить, так как, по правде говоря, у меня действительно никогда не было собаки. Но Веронику и не интересовал мой ответ.
– Когда умирает домашний питомец, люди плачут, но продолжают жить дальше! Так будет и с Изи! Он переживёт, – подвела она жёсткую черту.
И только я хотела что-то возразить, как мы одновременно застыли на месте, услышав звук чьих-то приближающихся шагов.
Через мгновение лихорадочное хлопанье крыльев прекратилось, а затем мы увидели, как Вермут взметнулся вверх и упорхнул в ночь.
– Кто здесь? – заорала Вероника.
Не отвечая на её крик, кто-то подобрал мой фонарик, который всё это время валялся на песке, и жёлтая полоса света прорезала темноту. Яркий луч сначала ослепил меня, а затем перепрыгнул на Веронику и застыл на её искажённом лице.
– Ты и в правду думала, что я одобрю твоё воровство? – сдержанным, если не сказать ледяным тоном поинтересовался у неё голос. В этот момент я вздохнула с облегчением: это был Идрис. Вероника молчала, видимо, не находя, что ответить. Тогда он продолжил допрос.
– Когда ты успела до такого докатиться? Как тебе в голову пришло воровать у своего отца? – и глубоко вздохнув, Идрис наконец опустил фонарик.
– Ты же хотел заполучить эту птицу! Я только попыталась тебе в этом помочь. Прости, если что не так, – оправдываясь, она попыталась сделать шаг ему навстречу.
– Не нужно подходить, – спокойно ответил тот и направил луч света ей прямо в лицо, отчего она машинально ступила назад, на прежнее место.
– Это верно, я хотел его заполучить, но не таким способом. Путём честного выкупа или обмена, а не воровства. Я всегда честно добиваюсь того, чего хочу, и честно плачу за это. Воровать – не в моей натуре, я не получаю от этого никакого удовольствия. Мы провели с тобой бок о бок почти два года, ты делила со мной постель, ужин, жизнь, но так и не поняла, что я за человек? Или просто не хотела утруждать себя этой заботой? – его голос становился всё громче, в нём зазвучали нервные, злобные ноты. – Мне всё стало ясно только теперь, я подозревал это и раньше, но сегодня ты убедила меня окончательно. Признайся, тебя же никогда не интересовал вопрос, что я за человек, так ведь? Тебя всегда интересовали только твои потребности и мои подарки для их удовлетворения. Ты готова продать родного отца! Да кто ты такая? — под конец он кричал на неё во весь голос, грубо и злобно.
– Это не правда, – она тщетно старалась остановить поток обвинений, и в её голосе зазвучали первые нотки приближающейся истерики.
– У тебя стыда не осталось, – не обращая внимания на её слова, но всё же слегка сбавив тон, продолжал Идрис.
В отчаянии она снова попыталась к нему приблизиться. Но Идрис опять направил на неё фонарь, и его безжалостный луч как будто пригвоздил её к месту. В этот момент я увидела её лицо, оно скривилось в жалобной гримасе, а в глазах застыли слёзы.
– Можешь плакать, сколько хочешь, – холодно произнёс он, – мне уже не жалко тебя.
В этот момент из её глаз скатились две крупные капли и прочертили влажные дорожки на щеках.
– Марьяна, идём со мной! – он переключил своё внимание на меня и протянул мне свободную руку, в другой руке продолжая держать фонарь, светивший в лицо Веронике.
Не знаю почему, но я тут же подала ему свою руку. С силой подтянув меня ближе к себе, он коснулся губами моих губ. Я не сопротивлялась и ответила на поцелуй. Когда я обернулась, Вероника сидела на песке, закрыв ладонями лицо. Это зрелище воскресило в моей памяти события той ужасной ночи, когда я была на её месте. Я знала, что она сейчас чувствует, знала и то, что эта рана ещё долго не заживёт. Она напоминает дыру в груди, которая никогда уже не зарастёт, потому что вырванный из неё кусок, как потерянный пазл, никогда не вернётся на прежнее место. Я даже не заметила, как мы сели в лодку, а затем поймала себя на мысли, что не хочу плыть с ним, но мне почему-то казалось, что выбора нет.
И вот мы снова на яхте. Как только я поднялась на борт, меня охватило странное ощущение, что прошло много лет с тех пор, как я была здесь в последний раз. Слишком многое вокруг переменилось, но это были не внешние изменения. Изменилось моё восприятие действительности. Казалось, я только сейчас заметила дорогую мебель в каюте, персидский ковёр на полу, шёлковое постельное бельё. Все эти вещи стоили очень дорого, и я наконец начала понимать, что он не просто обыкновенный житель острова, а возможно один из наших грабителей. От этой мысли меня замутило. «Всё ведь было так очевидно! Истинный владелец этого – Идрис. Он самый настоящий лжец! Я просто раньше не хотела этого замечать или до последнего боялась себе в этом признаться. Как же это было глупо с моей стороны!»
Тем временем Идрис уже обнимал меня сзади.
– Снаружи поднимается ветер, – нежно произнёс он, – побудем этой ночью внутри.
Его тёплые руки коснулись моих плеч. Я кивнула в знак согласия. С тем же неприятным удивлением, с которым заново знакомилась с интерьером каюты, я теперь изучала одежду и внешность самого Идриса. В эту секунду даже волосы на его руках показались мне гуще, чем раньше. Неужели прежде я просто не обращала на них внимания? Как и на шрамы на его пальцах. А ногти! Ногти были все до одного обломаны и изгрызены. На одном из мизинцев вообще отсутствовала половина ногтевой пластины, она была будто вырвана с мясом, и это место уже заросло кожей.
Он снял с себя рубашку, оголив щуплую, слегка сгорбленную спину. На животе и на исхудалой груди тоже росли жёсткие чёрные волосы. «Как же я раньше их не замечала?» – замирая от ужаса, я снова и снова задавала себе этот вопрос.
Он принялся целовать мою шею, медленно опускаясь всё ниже и ниже. Словно в оцепенении я неподвижно стояла, ничему не сопротивляясь, как кукла. Он снял свои шорты. Трудно описать, насколько ужасной мне показалась вблизи его одежда! Хоть она и принадлежала к известным брендам, была качественно сшита из отличных тканей (не спорю, Ирис обладал в выборе одежды на редкость хорошим вкусом), но состояние её было просто отвратительным. Во-первых, она пропахла п;том, а во-вторых, выглядела катастрофически заношенной. Медленно опускаясь на кровать, я скользнула взглядом по его изодранному нижнему белью, сверху из прорехи в чёрных боксерах торчал кусок белой резинки. И в тот момент, когда его костлявое тело сгорбилось надо мной, в голове промелькнула мысль, что это чудовище прямо сейчас владеет мною, и я испытала ещё небывалое в своей жизни отвращение. Мне кажется, Идрис это даже чувствовал, но не стал обращать внимание, продолжая двигаться на моём застывшем, как кусок льда, теле. Он продолжал, пока не достиг цели, после чего сразу же с меня слез. С чувством облегчения оттого, что всё наконец-то закончилось, я немедленно заползла под одеяло и свернулась в клубок. Он оделся. Не обменявшись ни единым словом, мы крепко уснули. Но сон, к сожалению, оказался недолгим. Я первая услышала шум на палубе и проснулась, через несколько секунд его услышал Идрис. Он моментально вскочил на ноги и бросился к входной двери.
– Оставайся здесь, не выходи, – скомандовал он и, не включая свет, выскользнул из каюты. На всякий случай я решила одеться и тоже поднялась с кровати. Накинув сарафан, я подошла ближе к двери и не поверила своим ушам. Непрошеным гостем оказалась Вероника, это был её голос. Но как? Как она здесь оказалась? Затаив дыхание я прислушивалась к их разговору.
– Идрис, прошу тебя, я не могу выносить мысль, что она здесь с тобой, в нашей кровати, в твоих объятиях, – по её голосу было понятно, что она испытывает столь сильное отчаяние, от которого рукой подать до безумия. Идрис же пришёл в такую ярость от её нежданного визита, что, казалось, в него вселился какой-то зверь.
– Ты перешла уже все границы! – закричал он, как только её увидел. – Кто тебе разрешил сюда приплыть? Как ты вообще добралась? – в этот момент даже мне стало страшно от его криков, хотя его злость была направлена не на меня. – Ах, так значит на лодке, которую я на всякий случай тебе подарил! Теперь я её заберу!
Тут я вспомнила, как Изи рассказывал нам про надувную лодку, которую он использовал вместо ванны, именно о ней, скорее всего, и шла речь.
– Я гребла несколько часов, и всё для того, чтобы быть рядом с тобой, – Вероника задыхалась и с трудом выговаривала слова.
– Я доверял тебе! Явившись сюда, ты нарушила наш договор, поэтому как приплыла, так немедленно и уплывёшь! Ты не останешься здесь!
Мне доставляло удовольствие каждое сказанное им слово, и я, сама того не замечая, даже притоптывала ногами от радости.
– Ты меня больше не любишь? – спросила она уже намного спокойнее, видимо, отчаянным усилием воли ей удалось взять себя в руки.
– Вероника, ты только всё портишь! Я тебя больше не хочу. Меня не влечёт к тебе, как раньше. Я хочу другую, ты мне надоела, ты можешь это понять? Ты мне мешаешь! – он заорал во всё горло, и от этого звука, казалось, притихли даже волны, которые ещё минуту назад бились в борт яхты.
– Боже мой, какой ты жестокий, – почти шёпотом произнесла она.
– Ты мне это уже говорила, и тогда ради тебя я подавил все свои желания и стал несчастным, чтобы счастлива была ты! К чёрту твои интересы, я тебя, в конце концов, не бросаю. Всё будет, как и раньше! Я буду всем, как и раньше, тебя обеспечивать: твои печенья, шампуни, даже платья и бельё, только прошу, не вынуждай меня своими поступками причинить тебе вред. Я не захочу тебя больше, если её не будет рядом со мной. Я не откажусь от неё, я не могу сейчас этого сделать!
– А если она будет рядом, ты сможешь любить меня снова? – с надеждой в голосе спросила она.
– Конечно, смогу! – не раздумывая отвечал он. – Я смогу с тобой, если она будет с нами, – это он произнёс очень тихим, но уверенным голосом.
– Идрис, ты знаешь, что я согласна ради тебя на всё…
С ужасом я поняла, что её отчаянье достигло своего предела, раз она решилась на такую жертву.
– Иди и уговори её! – твёрдо сказала она, и от услышанного моё сердце заколотилось с бешеной скоростью. Я быстро и тихо метнулась назад к кровати.
– Ты сама этого захотела! – предупредил Идрис, а затем вернулся в каюту, медленно подошёл к кровати и в полной темноте сел рядом со мной.
– Это Вероника, – тихо произнёс он.
– Я знаю. Я всё слышала, – так же тихо отвечала я.
– Ответь, ты согласна? – в темноте он провёл рукой по моей щеке, а затем принялся медленно гладить меня по волосам.
– Отвези меня, пожалуйста, назад на остров.
– Всё-таки ты хочешь уехать? – после небольшой паузы спросил он.
– Я не хочу ни в чём таком принимать участие, – объяснила я и обхватила руками колени.
– Я бы мог любить вас обеих.
– Я не хочу такой любви. Отвези меня на остров, а не то я сейчас заплачу. А я не хочу плакать ни при тебе, ни при ней.
– Хорошо, собирайся, я отвезу вас обеих, – после этих слов он резко встал и вышел.
Последовав за ним спустя несколько минут, я увидела Веронику. Она умоляла не отвозить её назад, в отчаянии хватала Идриса поочередно то за левую, то за правую руку. А он то и дело брезгливо отдергивал их, и в конце концов воздух задрожал от звука сильной пощёчины.
– А ну садись в лодку! Живо! И не реви, мне твои вопли надоели! Какая ты бесстыжая, тебя сюда никто не звал!
Вероника не проронила ни звука и, прижав руку к левой щеке, смиренно спустилась в лодку. Я села рядом с ней. «Вот его истинное лицо! – с ликованием думала я. – Лицо, которое он так долго от меня скрывал».
Идрис завёл мотор, и в полном молчании мы вернулись на остров. Когда лодка подошла к берегу, я первая выскочила на причал и, не сказав ни слова на прощанье, опрометью бросилась прочь.
Позади снова послышались звуки пощечин, и мне пришла в голову мысль вернуться и остановить это, но уже спустя мгновение мимо меня вихрем пронеслась Вероника.
Даже в полной темноте и на расстоянии, я всё же почувствовала её горячие слёзы и тяжелое дыхание. Мне было жаль её, жаль по-настоящему, но в этот вечер я окончательно убедилась в том, что Вероника пропала, и её уже не спасти. Она больна, и её болезнь не излечима.
Прекрасно понимая, что после всех событий этой ночи я точно не смогу уснуть, я дошла до нашей хижины и без раздумий спустилась в свой волшебный колодец. К счастью, он снова пришёл. Мне это было необходимо. Абсолютно необходимо срочно поговорить хоть с кем-нибудь.
– Сегодня я к тебе не с пустыми руками, – гордо произнёс краб, как только я обнаружила его присутствие.
– Доскарас, как я рада тебя видеть.
– Подойди, Марьяна, я хочу показать тебе свой подарок.
С большим любопытством я приблизилась: действительно, в тусклом освещении что-то блеснуло у него в клешне.
– Возьми, прошу, примерь это, – робко попросил он, и через мгновение на мою ладонь лёг небольшой предмет.
– Но одну же не носят! – рассмеялась я, увидев, что это серьга, на вид как будто бы даже золотая, с большим красным камнем посередине.
– Но я нашёл только одну, – с грустью отвечал он, – парно их не теряют. Её бывшая владелица не такая красивая, как ты! На тебе она будет лучше смотреться.
– Спасибо тебе огромное, – отвечала я и, прикрыв левое ухо волосами, немедленно вдела её в мочку правого уха, – вот так я смогу носить и одну.
– Как хорошо ты придумала, – обрадовался он как ребёнок моей находчивости. – За всю мою жизнь я не находил ничего драгоценнее, чем эта серьга. Но зачем она мне? Я же краб! Я долго искал ту, кому смог бы её подарить.
– А как же Вероника? Почему ты не подарил серьгу ей?
– Она никогда не нравилась мне так сильно, как ты, – объяснил он.
– Знаешь, я вот о чём всегда хотела тебя спросить? – резко сменила я тему, не желая больше говорить ни о ней, ни об Идрисе. Мне очень хотелось стереть их из памяти хотя бы на несколько часов, хотя бы остаток вечера провести в ладу со своей жизнью. Не спорю, сперва у меня мелькнула мысль обсудить всё произошедшее с крабом, но в последний момент я всё же раздумала это делать, решив, что ничего путного он мне не посоветует, а в жалости я не нуждалась.
– Почему вы так боитесь света? Я это точно знаю, потому что когда пробираюсь с фонарём вдоль берега, передо мной все крабы разбегаются.
– Если ты будешь идти без фонарика, мы тоже разбежимся, – не задумываясь ни на секунду, отвечал он, – просто немного медленнее.
– Но почему? Вас же так много, и если бы вы собрались все вместе, то с лёгкостью смогли бы одолеть человека, вытеснить всех с острова и жить здесь без притеснений. И если бы вы хоть раз показали, что можете быть опасны, то вас бы стали бояться и сами от вас убегать.
– Я знаю, что ты права, Марьяна, но все мы вместе – трусы, и каждый из нас в отдельности – трус. Нас с детства учили, что от людей нужно убегать и прятаться, поэтому другого варианта у нас нет.
– Но я вас не понимаю, – перебила я его. – Вот взять, например, паука, он и то не бежит прочь, а краб больше, чем паук, но всё же при виде человека вы все бросаетесь врассыпную. Я бы, увидев штук пять таких как ты, бегущими в мою сторону, уж точно засверкала пятками от страха, а тут наоборот.
– Если честно, я не знаю, что тебе ответить, – и он задумался. – Для этого нужно сначала с другими крабами договориться, чтобы никто не струсил. А мы, знаешь ли, совсем не ладим друг с другом и, живя по соседству, едва друг друга терпим. Часто между собой воюем за место на пляже. А всё потому, что в глубине души мы ненавидим самих себя, поэтому и не можем терпеть себе подобных. Да я не представляю, что должно случиться, чтобы мы, крабы, между собой договорились (он посмеялся над собственными словами), мы не такие, мы скорее передерёмся, чем придём к миру или какому-нибудь общему решению.
– Да, если бы мы собрались все вместе, вот это была бы сила! – после небольшой паузы воскликнул он. – Но, увы, Марьяна, мы на это не способны.
Я тяжело вздохнула.
– Сегодня слишком много всего случилось, мой друг, пойду-ка я спать, – резко оборвала я наш разговор, почувствовав, наконец, сильнейшую усталость, которая из-за насыщенных событий сегодняшнего вечера долго не давала о себе знать.
– Спасибо тебе за подарок, – перед тем как уйти, ещё раз поблагодарила я своего верного друга.
– За какой подарок? – подняв голову вверх, я вдруг увидела Лизу и от неожиданности подпрыгнула на месте, а краб тут же спрятался под причалом.
– Ты с кем сейчас говорила? – перепугано сморщив лоб и мелко щурясь, спросила она, и с большой осторожностью заглянула под лестницу.
– Ни с кем, сама с собой, пошли лучше спать, – убедившись, что она никого там не увидела, уверено ответила я и поднялась на причал.
– Ты со мной не сходишь в туалет? Я не хотела тебя просить, но ты меня напугала до смерти своими разговорами в темноте, и мне бы очень не хотелось сейчас идти туда одной.
– Ну, пошли что-ли, – неохотно согласилась я, надеясь, что так она прекратит свой допрос.
Когда мы покинули причал, уже светало и первые лучи солнца с трудом пробивались сквозь тёмные тучи. Это было явным предвестием дождливого тусклого дня. Крабов на берегу уже не было видно, с первыми проблесками дневного света они ушли в океан, и берег опустел. Теперь на их месте кое-где лежали ракушки, вынесенные за ночь тихими морскими волнами на песок. Становилось прохладно, свежий предрассветный ветер ледяными поцелуями впивался в мои мокрые волосы. Лиза забежала вперёд, чтобы поскорее укрыться от ветра в зарослях растительности, и я, недолго думая, последовала за ней. Совсем рядом с туалетом я остановилась и принялась ходить туда-сюда, чтобы хоть как-то согреться, но это не слишком-то помогало, так как капли воды с непросохших волос стекали на спину и плечи, заставляя их ещё больше дрожать от холода и покрываться мурашками. Внезапно я почувствовала чей-то неподвижный взгляд, прочно впившийся в меня своими невидимыми когтями. Голубые глаза Вероники, без сомнения, это был они. Краем глаза отыскав её среди растительности, я решила подождать, пока она сама ко мне приблизится, но девушка не шевелилась, продолжая буравить меня немигающим взглядом. Спустя минуту я не выдержала напряжения и неожиданно и резко развернулась всем корпусом в её сторону, давая понять, что она замечена, и ей больше нет смысла скрывать своё присутствие.
Но в ту же секунду меня охватило нехорошее предчувствие, что-то странное и неестественное было в её спокойствии, в отсутствии реакции на мои демарши. Тогда я снова отвела взгляд и продолжила медленно ходить из стороны в сторону, демонстративно изображая безразличие. Лиза, как назло, долго не возвращалась. Моё любопытство, наконец, одержало верх, и через мгновение я опять развернулась в ту сторону, где в последний раз видела её глаза. Она всё также в упор смотрела на меня, не сводя своего бесстыдного взгляда и не меняя положение. Меня это почему-то так взбесило, что сделав пару шагов вперёд, я решилась уже не останавливаться и самой подойти к ней. Шаг за шагом, отодвигая ветку за веткой, я медленно приблизилась настолько, что могла уже полностью видеть голову и плечи Вероники, но и это не заставило её сдвинуться с места, она оставалась такой же невозмутимой. И лишь приблизившись вплотную, я заметила, что её взгляд ничего не выражал, в нём не было ни злости, ни удивления, он просто застыл в холодном безразличии. На расстоянии полутора метров в холодных сумерках я увидела Веронику в полный рост, от этой картины у меня в желудке всё перевернулось, и, не в силах удержаться, я выплеснула его содержимое прямо ей под ноги.
Она низко висела на дереве, на куске белой простыни, обмотанном вокруг шеи. Плотность ткани позволяла её голове находиться в ровном положении, не давала опуститься на грудь. Пустой взгляд был устремлён вперёд, но глаза смотрели прямо на меня. Не в силах двинуться с места от ужаса я закричала, но мигом опомнилась и зажала рот рукой, однако этого короткого звука оказалось достаточно, чтобы поблизости послышались чьи-то быстрые шаги. К моему большому счастью, это спешила Лиза. В отличие от меня, увидев девушку, она не растерялась и, быстро подбежав к висящему на дереве телу, обхватила его за ноги и попыталась приподнять вверх. В надежде, что Вероника ещё жива, Лиза изо всех сил старалась усадить несчастную к себе на плечи, но через несколько мгновений сдалась и прекратила попытки.
Помню, я тогда подумала, что она, должно быть, видела такой трюк в кино и сейчас пытается его повторить.
– Поздно, – не глядя на меня, произнесла сестра, – она неестественно холодная и безжизненная. Она умерла!
Затем Лиза повернулась ко мне:
– Марьяна, скажи мне правду, ты к этому как-то причастна?
В этот момент меня охватил такой ужас, что она без слов прочитала ответ на моём лице, в моих перепуганных глазах и застывшем дыхании. Тогда она схватила меня за руку и потянула за собой.
– Скорее бежим отсюда, пока нас никто не увидел!

Глава пятая

Вот человек, вот его голос, вот его жизнь, вот его улыбка, и вдруг из-за дурацкого стечения обстоятельств всего этого больше нет. Когда кто-то покидает мир так внезапно, то на его место приходит пустота. Мне это напоминает фотографию, на которой вырезали одну из фигур. И теперь картинка неполная! Она испорчена и не станет прежней. Это как пазл, в котором недостаёт одной из частей, его следует выкинуть и заменить новым. Как сиквел книги или фильма, в котором отсутствует ключевой персонаж. Это будет уже новый сюжет, новое фото, новый пазл с новой картинкой. Так выглядит потеря, а похороны – всего лишь вынос мусора. Звучит грубо, но я же не произношу это вслух.
Как же Изи принял смерть Вероники? Мне это сложно описать. Наверное, так выглядит смерть души при жизни тела. Отныне это был уже не тот Изи, которого мы знали, это был ходячий мертвец. Смерть девушки, конечно же, привлекла внимание местных и повергла всё население острова в ужас. Отчасти в случившемся была и моя вина, но с уверенностью могу сказать, что я её делила наполовину с Идрисом. И мы оба изо всех сил делали вид, что никоим образом не причастны к трагедии.
Прошло три дня, а похороны так и не были назначены. Всё это время тело Вероники находилось в хижине Изи, и казалось, он вовсе не планировал её хоронить. Напротив, как дикий зверь охраняет свою добычу, так и он охранял тело дочери, не подпуская к нему никого и не смыкая глаз почти ни на мгновение. Это было дико даже для нас, не говоря уже о туземцах. На третий день к нему пришёл мой отец и просидел с ним всю ночь. Судя по всему, они выпили вдвоём ту бутылку коньяка, которую когда-то подарил нам Идрис, а наутро отец притащил спящего Изи к нам хижину и уложил на свою кровать. Тот поспал несколько часов, но как только открыл глаза, подскочил как ужаленный и побежал назад. Пока он спал, мне удалось пробраться к нему в хижину и посмотреть на покойницу. Серая застывшая маска вместо лица, тёмные волосы расправлены по плечам, закрытые глаза, сложенные руки на животе. Безжизненная фигура, одетая в белый сарафан, тот, в котором она была в первый день нашего знакомства, – вот и всё, что осталось от Вероники. Её лицо теперь не выражало ничего, она мирно лежала в темноте, напоминая фарфоровую куклу, которую хозяин или хозяйка забыли на кровати. Пристально вглядываясь в это уже незнакомое лицо, я прокручивала в голове фразу, которую когда-то произнёс краб: «За счастье нужно бороться, чего бы оно тебе не стоило». Точнее сказать, чего бы оно не стоило другим.
– Вот и конец игре! – со вздохом вслух произнесла я.
В этот момент вошёл отец, и я сразу же покинула комнату. Он планировал за то короткое время, пока спит Изи, подготовить всё, что требуется для похорон. Основная проблема заключалась в том, что согласно традициям острова Веронику надлежало похоронить в океане, но Изи на это был категорически не согласен. Наутро, после того как местные обнаружили тело девушки, одним из первых, кому об этом сообщили, был Идрис. Именно на его плечи легла тяжёлая обязанность рассказать о случившимся её отцу. Насколько нам стало известно, местные требовали убрать тело с острова немедленно, но Изи им этого не позволил. Сегодня снова потребовалась помощь Идриса, так как, очнувшись, Изи и слышать не хотел о похоронах за пределами острова. Тогда мой отец понял, что без посторонней помощи ему уже не обойтись и в отчаянии пошёл за парнем.
– Это невозможно, Изи, пойми меня! Ты видишь здесь хоть одну могилу? – спустя час Идрис стоял перед Изи с виноватым видом и растерянно смотрел на убитого горем отца. – Я не могу тебе разрешить. Это противоречит местным традициями, люди, которые здесь живут, не примут этого. Они напуганы, они шепчутся о том, что по острову разгуливает неупокоенная душа. Пойми, ещё чуть-чуть и они сами сюда придут и потребуют её тело.
– Я не могу её отпустить, – тихо и без эмоций произнёс Изи. Он сказал это таким неестественно ледяным тоном, что Идриса даже отшатнуло в сторону, по всей видимости, от мысли, что он беседует с человеком, потерявшим рассудок.
– Я готов. Вернее, я уже смирился с тем, что она умерла, и я больше не услышу её голос, – поправил он самого себя, – только не забирай её у меня совсем. Позволь мне оставить её здесь, на острове. Я же не прошу держать её у меня в хижине. Я не сумасшедший! – как будто прочитав мысли Идриса, он поспешил опровергнуть его предположение. – Я согласен, я опущу в сырую землю свою девочку. Для меня это будет очень сложно, но я буду знать, что она рядом. У меня нет, не было и не будет в жизни ничего ценнее, чем Вероника. Теперь я стал нищим! Теперь я совершенно нищий!
Даже когда он произносил эти душераздирающие слова, его глаза оставались сухими. За всё это время он ни разу не заплакал, он скорбел как-то иначе, тихо, по-своему. Так скорбят мёртвые по живым.
– С её смертью я лишился всего, даже смысла жизни. Мне больше незачем жить! – закончив фразу, он поднял свой свинцовый взгляд на Идриса, и в этот момент в воздухе как будто повеяло ледяным ветром, холодной скорбью души.
– Её присутствие здесь, рядом с нашим домом, даст мне силы и дальше влачить своё существование, – продолжал он уговаривать Идриса, – если ты и вправду её любил, то позволь ей остаться.
Его последняя фраза прозвучала как вызов. И хотя Идрис слушал его молча, ничему пока не возражая, Изи понимал: чтобы убедить такого человека, как он, простой мольбы недостаточно. Поэтому воспользовавшись этим молчанием, он сделал жест рукой, означавший, что кроме слов у него имеется кое-что ещё, и на минуту отлучился. Вернулся он уже не один, а прижимая к груди своего верного друга Вермута. Гордая птица, ничего не подозревая, спокойно сидела в руках человека, которому безгранично доверяла.
– Я отдаю тебе его, – с надеждой в глазах произнёс Изи. – Можешь его забирать! Услуга в обмен на услугу.
Не колеблясь ни секунды, кивком головы он указал на Вермута. Окончательно онемев от такого предложения, Идрис с удивлением всматривался в лицо отца Вероники, а затем перевёл свой хищный взгляд на птицу.
– Мне нужна моя дочь. Оставь её мне, и я отдам тебе его.
Возможно, в этот момент Изи предполагал, что столь высокая жертва поможет воскресить Веронику, я этого точно не знаю, но его взгляд искрился такой надеждой, что эти искры, казалось, прожигали Идриса насквозь, прогоняя любую тень сомнения в этом парне. Ещё примерно с минуту парень колебался, но затем принял решение и резким движением выхватил птицу из рук её хозяина. Вермут не издал ни единого звука, а только слегка затрепыхался от волнения, предчувствуя предательство друга.
– За последствия я не отвечаю! – громко произнёс Идрис и, не оборачиваясь, ушёл прочь.
Похороны наконец-то были назначены. Они должны были состояться на следующее утро. Сразу же после разговора с Идрисом Изи пошёл к отцу Николаю, который, по всей видимости, забыл, что отпевать самоубийц запрещено, а может и помнил, но не хотел упускать шанс, в общем, он согласился провести церемонию. На обратном пути Изи зашёл также к моему отцу и попросил помочь ему вырыть могилу. Выбранное Изи место для захоронения дочери располагалось буквально в паре метров от его хижины. Честно сказать, когда всё было готово, каждый из нас вздохнул с облегчением.
По странному стечению обстоятельств или же по иронии судьбы с утра в день похорон шёл дождь. На остров, как обычно, не пролилось ни капли, но сильный ветер гонял в воздухе песчаные вихри. Но всё же это не помешало нам собраться в назначенном месте в назначенный час, а отцу Николаю громко пропеть заупокойную молитву по усопшей. На этот раз никто над ним не смеялся. Изи бережно, как младенца, на руках вынес тело Вероники из хижины. Пройдя половину пути до могилы, он вдруг остановился и какое-то время стоял, пристально вглядываясь в лицо дочери, словно испугался того, что ему придётся сейчас навсегда выпустить её из рук. Нам на секунду показалось, что Изи передумал, сейчас развернётся и понесёт тело назад в хижину. Это вызвало общую панику. Но, заметив наши перепуганные лица и как бы опомнившись, он всё же положил Веронику на простыню, заранее расстеленную на песке рядом с вырытой могилой. Тогда отец Николай продолжил отпевание, а мы все по очереди подходили и прощались с покойницей. После окончания панихиды Изи закутал тело в простыню и, встав на колени, аккуратно опустил его в неглубокую могилу. Мой отец стал помогать засыпать тело песком, я в тот момент так остро почувствовала свою вину, что у меня полились слёзы. В этот момент я попыталась взять Лизу за руку, но она её почему-то отдёрнула.
Когда над могилой вырос холмик из песка, в головах у покойницы Изи установил крест, тот самый, что раньше висел над его кроватью. Так теперь выглядело пристанище Вероники, теперь это был её дом – могила из песка и крест. Мысль об этом пробудила во мне желание быстрее покинуть это место, но как только я решилась на побег и сделала несколько шагов в сторону пляжа, внезапно обнаружила, что мы здесь уже не одни. Сильный страх волной прокатился по моему телу при виде десятка смуглых лиц, которые окружили нас со всех сторон. Это были местные. Изи расправил плечи и с угрожающим видом выступил к ним навстречу, отец заслонил собой Лизу и маму и, поймав мой взгляд, кивком сделал знак, чтобы я вернулась и заняла своё место рядом с ними. Как только стало ясно, что их целью была не я, моя паника улеглась, я подошла к маме и взяла её за руку. В отличие от Лизы она не оттолкнула меня, напротив, даже обняла в первый раз с момента нашей ссоры. Туземцы не спеша наступали, сжимая кольцо и сверля глазами пространство позади нас. Четверо из них с легкостью отодвинули Изи и отца в сторону и расчистили себе дорогу к тому, кто был их настоящей целью. Они подхватили отца Николая под руки и увели его вглубь острова. После этого Изи выдохнул с облегчением – могила Вероника осталась не тронутой.
С этого дня вход в деревню стали строго охранять, и узнать, что они сделали с несчастным священником, у нас не было ни единого шанса. Это означало и то, что проход через деревню к причалу, где стояла лодка Идриса, тоже теперь был закрыт, но обходной путь вдоль берега по-прежнему никто не охранял. И в тот же вечер, когда стемнело, я была полна решимости встретиться с Идрисом. Слишком остро чувствовала в себе потребность поговорить с ним о Веронике. Слишком тяжело было нести эту ношу одной.
Ночь выдалась необычайно тёмной, и когда я отправилась в путь вдоль кромки воды, сквозь навес над островом не видно было даже намёка на свет луны или звёзд.
В кромешных потёмках взобравшись на причал, я долго всматривалась в ту сторону, где раньше стояла яхта. К моему удивлению её не было на прежнем месте. Варианта было всего два: либо на судне выключили свет, и ничто не выдавало его присутствия в темноте, либо яхта вовсе отсутствовала. В любом случае это выглядело странным, на моей памяти такого ещё ни разу не случалось. С этими мыслями я вернулась в хижину и, не сомкнув глаз, пролежала на кровати до самого рассвета. Утром, чуть стало светать, я снова прокралась на причал и обнаружила, что яхты действительно не было на прежнем месте. Теперь мне не оставалось ничего другого, как только ждать, пока Идрис сам не пожелает показаться на глаза.
Пока он отсутствовал, у меня состоялся долгожданный разговор с Изи, честно признаться, я сама искала с ним встречи. Мне казалось, что он имеет право знать, что случилось. Знать, из-за чего Вероника покончила с собой. Изи теперь очень легко было найти, как вы могли догадаться, всё свободное время он проводил на могиле дочери, как будто всё ещё продолжая её охранять. Именно здесь я и нашла его два дня спустя после похорон: он сидел под пальмой и вертел в руках свою любимую кепку.
– Изи, здравствуйте, – тихо обратилась я к нему. Он поднял голову и, водрузив кепку на голову, устремил на меня пустой взгляд.
– Мне нужно вам кое-что рассказать, – набравшись смелости, чуть громче произнесла я. После небольшой паузы он мне кивнул, и я продолжила.
– Это касается смерти Вероники, — эти слова, произнесённые почти шёпотом, дались мне с большим трудом. Если честно, я очень нервничала и поэтому не сразу сумела подобрать нужный тон для этого разговора.
– Я и так всё знаю! – неожиданно перебил он меня и добавил, – твоей вины здесь нет!
Поймав мой удивлённый взгляд, он тут же попытался всё объяснить.
– Ты думаешь, я ничего не знал? О Веронике, о тебе, об Идрисе? – это имя он произнёс ледяным голосом, я бы даже сказала, с ненавистью. – Мы всё всегда знаем, но просто молчим. И твой отец, скорее всего, тоже о тебе всё знает. Знает и то, зачем ты бегаешь к нему, и где ты по ночам пропадаешь. Просто мы молчим, чтобы не признавать истину. А истина, к сожалению, в том, что мы вас здесь продаём за еду и воду!
Он вдруг громко и нервно рассмеялся. В его взгляде произошла такая явная перемена, что любой другой человек, который не был прежде знаком с этим добряком, вероятно, ужаснулся бы тому злобному существу, которое сидело сейчас передо мной. Его вытянутое и исхудалое лицо за эти дни ещё сильнее осунулось, из-за этого глаза как-то особенно выделялись и казались больше, но вместе с тем помутнели, некогда яркие серые зрачки совсем выгорели и потускнели. Совершенно потеряв дар речи, как от удара молнии, я молча смотрела в эти безумные глаза и не знала, что меня пугает больше: они сами или же та ярость, которая изливалась из них при каждом произнесённом слове.
– Знаешь, почему она не называла меня отцом? – он резко ткнул пальцем в сторону могилы. – С самого начала я ей запретил с ним встречаться, а она мне заявила, что раз так, то у неё больше нет отца, я для неё умер. Теперь я просто Изи, а она сирота. Из её поступка было понятно, что ей так было легче, я в этом не сомневаюсь, — он, наконец, поднялся со своего места и, стащив кепку с головы, в сердцах швырнул её на землю.
– Мы, люди, просто играем свои роли, – он уже почти кричал, отчего казался мне в эту минуту ещё ужаснее, – я играл роль отца, она – роль дочери, ты, скажем, играешь роль внучки перед бабушкой, перед сестрой – роль сестры. Ещё люди играют роли супругов и тому подобное. Перед одними людьми мы играем одну роль, а перед другими – другую, так, к сожалению, устроено большинство из нас. Мы как зеркало, в зависимости от того, кто стоит перед нами, мы принимаем разные образы. Упадет тёмная тень – будем отражать чёрным, упадёт светлая тень – отразим белым. Да взять, к примеру, этого отца Николая, он же просто играет роль священнослужителя. Вот, по-видимому, и доигрался, – тихо добавил он.
– Конечно, это и моя вина, не нужно было устраивать такие похороны, можно было обойтись, в конце концов, простой речью. Теперь уже неважно, – с иронией в голосе произнёс он и посмотрел на свою кепку, которая всё это время валялась у него под ногами, поколебался мгновение, но всё-таки поднял и сильными ударами о колено стряхнул с неё налипший песок.
– Что сделано, то сделано! В конце концов, как он и говорил: «На всё воля Божья». Вот и моя Вероника тоже сильно заигралась в роли невесты этого дьявола, – резко сменил он тему и надел кепку на голову. Прежде за ним не водилась привычка резко перескакивать с одной темы на другую, его рассуждения всегда были логичными, а объяснения доходчивыми. Сейчас же он смешивал всё в кучу и делал не понятные для меня умозаключения. Было похоже на то, как если бы он приготовил речь заранее, но когда пришло время произнести, забыл её смысл и просто произносил заученные наизусть фразы вне всякой последовательности.
– Он – сущий демон, волк в овечьей шкуре. Я клянусь тебе, он её мучил и до твоего появления на острове. Первое время я надеялся, что всё вскоре пройдёт и закончится эта непонятная любовь, но видимо я должен был перестать на это надеяться ещё тогда, когда она ради него похоронила меня при жизни. И знаешь что? – Изи взглянул на меня и снова жутковато рассмеялся. – Он этого не оценил, более того, он даже стал её за это откровенно презирать. Я, конечно, всегда боялся, что она может сделать что-то нехорошее, но в жизни не подумал бы, что она способна вот так, – он остановился, сдерживая то ли слёзы, то ли смех, и после короткой паузы продолжил, с трудом разжимая челюсти и скрипя зубами, – вот так просто лишить себя жизни.
– Я хочу схватить его за горло и сжимать руки до тех пор, пока он не перестанет дышать! – Изи вытянул руки перед особой и нервно затряс ними в воздухе, словно душил кого-то воображаемого. В это мгновение он оживился и будто снова стал прежним, в его глазах опять заискрилась жизнь, он с силой сжал кулаки, но почти сразу же безвольно опустил их вниз.
– Нет, не могу. Не могу, – воскликнул он, как будто спорил с кем-то для меня не видимым, – потому что знаю, это бы её расстроило. Я, признаться, тоже его люблю по-своему, люблю лишь потому, что она его любила. Твоей вины здесь нет, Марьяна, – он тихо повторил эти слова и исподлобья глянул на меня вновь помертвевшим взглядом.
– Мой тебе совет: не повторяй её ошибок, беги прочь от него, а если всё же останешься, то не заигрывайся всерьёз и надолго. Поверь мне, уж кто-кто, а он знает наизусть все правила этой игры и крепко держит всё под контролем. Весь сюжет предстоящих событий он держит в своей голове, а ниточки к ним – в своих руках, как кукловод, – подытожил Изи и снова занял прежнее место под засохшей пальмой рядом с могилой дочери, как сторожевой пёс.
Этим искренним советом окончился наш недолгий разговор, но благодаря ему многое теперь для меня изменилось. Во-первых, я обнаружила, что не могу больше смотреть в глаза отцу, но это, к счастью, прошло спустя несколько дней. Во-вторых, я твёрдо для себя решила, что не хочу больше идти на поводу у Идриса. Мне хотелось всё решить с ним немедленно, в этот же день, но его яхта появилась на горизонте лишь спустя неделю. После её возвращения я стала выслеживать Идриса, как охотник выслеживает свою добычу. Для этого, притаившись в зарослях неподалеку от причала, я терпеливо ждала его появления, чтобы застать врасплох. Но получилось иначе: Идрис первый меня нашёл.
– Ты что творишь? – затрещал барабанной дробью его сердитый голос, как только наши взгляды соприкоснулись.
– Ты меня об этом спрашиваешь?
«Представляю, как он удивился, заметив меня прячущейся в кустах», – было первым, что подумала я и, решив, что лучшая защита – это нападение, расплылась в язвительной улыбке. Но тут он грубо схватил меня за локоть и выволок из моего укрытия.
– Отпусти, – простонала я, не ожидая такого поворота событий. Ведь согласно моему плану всё должно было происходить наоборот, роль жертвы была отведена ему, а мне – роль нападающего, но правила устанавливал Идрис, как Изи и предупреждал.
– Пусти, прошу, – продолжала умолять я, понимая, что самостоятельно освободиться из его плена у меня шансов нет. Тогда Идрис отпустил мой локоть, но тут же схватил меня за волосы и что-то с большим интересом стал расматривать у меня в ухе. На минуту мне показалось, что он сошёл с ума, и я в последний раз попыталась вырваться, но его хватка была железной, и своим сопротивлением я только причиняла себе боль.
– Откуда она у тебя? – резким движением руки Идрис выдернул серьгу из моего уха и, только когда она оказалась у него в ладони, отпустил мои волосы.
– Не твоё дело! Нашла! Я тебе не обязана в этом отчитываться, – от причинённой им боли я была готова вот-вот зарыдать. Выдергивая серьгу, он поранил мне ухо, из которого теперь шла кровь.
– Раз так, то пойдём со мной, – приказал он и, снова схватив меня за волосы, потащил за собой.
– Куда мы идём? – подчиняясь, смягчила я тон и стала нервно озираться по сторонам, опасаясь, как бы нас кто не увидел.
– Эта серьга принадлежала Веронике, – сказанное им подействовали на меня как удар по голове, от неожиданности я споткнулась и упала на песок. В этот момент Идрис отпустил мои волосы. Не двигаясь с места, я подняла голову и уставилась на него удивлённым взглядом, а затем быстро затараторила, пока он не успел снова меня схватить.
– Если ты сейчас меня впутаешь в это, я не стану молчать. Я всё расскажу о побоях в ночь её смерти и о том, как ты пошёл за ней, и как она от тебя убегала. И о том, что спустя час я и Лиза обнаружили её повешенной на дереве. Может ты ещё раз подумаешь как следует? – выпалила я и с удовлетворением заметила, как и ожидала, страх в его глазах. Но лишь на одно мгновение, потом он искусно замаскировал его равнодушием и тихо повторил свой вопрос.
– Откуда у тебя это серьга?
– Как я уже говорила, я её нашла. Вчера, – уточнила я, – на берегу неподалеку от нашего дома. Лиза может это подтвердить, – соврала я, а он, судя по выражению лица, как будто поверил, но призадумался. Видимо хотел меня ещё о чём-то спросить, но время было упущено. Не растерявшись, я мигом вскочила на ноги и, не стряхнув с одежды песок, опрометью кинулась прочь. К счастью, он не попытался меня остановить, а остался стоять на месте в раздумьях.
Я искренне была рада тому, что настал конец нашим отношениям. Конец всему, что было между нами. Этот кошмар закончился! И мне стало легче на душе. Теперь я могу, отпустив все мысли о нём, снова стать свободной и заниматься тем, что мне нравилось. Снова могу спуститься в свой волшебный колодец и, не терзаясь мыслями об Идрисе, наслаждаться тёплыми и нежными объятиями океана. Через какое-то время на острове вновь стало спокойно, жизнь вернулась в привычное русло. Ну, за исключением того факта, конечно, что отца Николая с тех пор никто из нас не видел, и мы часто с тревогой о нём вспоминали.
– Близится сезон дождей, – одним пасмурным утром объявил Изи, когда они с отцом как всегда рыбачили на пляже. – В эти недели океан будет неспокойным.
Я в этот момент как раз помогала отцу разводить костёр. Вообще-то, это была обязанность Лизы, но сегодня она плохо себя чувствовала и осталась в хижине. Идрис на какое-то время прекратил присылать воду и еду, и нам снова пришлось самим её добывать. Но буквально пару дней назад он всё же передал небольшой ящик с печеньем и питьевой водой. Помню, Веронике он тоже обещала не оставлять её без своей помощи, вот и со мной, наверное, решил поступить точно также. Тем не менее, мама и я, как и прежде, продолжали ходить на работу, не желая полагаться на постороннюю помощь.
– Местные перед сезоном дождей каждый год устраивают праздник с танцами под барабанную музыку, – рассказывал Изи о неизвестной и странной для нас традиции этого острова. Мы же с отцом занимались своим делом и одновременно внимательно его слушали.
– В ходе празднования они подносят своего рода дар богам в виде чучела набитого фруктами, и это происходит всегда на закате. Ну, в общем, сами всё увидите, – он не стал углубляться в подробности. – Насколько я помню, праздник должен состояться на днях.
– А что вы обычно делали в это время? Нам тоже нужно принимать участие? – поинтересовалась я.
– Обычно мы с дочерью наблюдали со стороны, так как нас никогда не приглашали. После этого праздника наступает самый тяжёлый месяц в году, потому что океан неспокойный и лодки не заходит в лагуну. А это означает, что нет работы, нет еды и нет воды. Это время вынужденной праздности и нужды. Но воды нет только у местных, я же в этот период стараюсь по ночам выплывать за пределы лагуны и собирать дождевую воду. В этом году мы поплывём туда вдвоём с твоим отцом, – на этой фразе отец взглянул на меня и кивнул как бы в подтверждение сказанному.
– А это не опасно? – глядя на отца, спросила я с неподдельной тревогой в голосе.
– Риск пораниться о кораллы есть, но если ты хорошо плаваешь, то он мизерный, – вместо отца заверил меня Изи. – За эти годы я уже хорошо изучил риф и считаю, что эта затея гораздо лучшее, чем сидеть на берегу и страдать от жажды. Вот отгуляют они свой праздник, и можно будет начинать наши заплывы.
И действительно, через пару дней после этого разговора над островом разнёсся бой барабанов. Картина праздника складывалась довольно милая, местные веселились, ритмично двигаясь в такт музыке. Основное торжество происходило внутри их посёлка, и возможность увидеть хотя бы его часть появилась у нас лишь ближе к вечеру. Перед закатом группа людей в длинных ярких одеждах высыпала на берег. Они выстроились цепочкой и двигались друг за другом, огибая остров. В этот вечер в посёлке загорелся свет, в первый раз за всё время деревню осветил прожектор.
Музыка то стихала, то снова возобновлялась, разгорячённые праздником местные жители что-то кричали, напевали, свистели, хлопали в ладоши. Когда процессия показалась вблизи нашего дома, мы с мамой вышли на берег, чтобы посмотреть на неё поближе. Как уверял Изи, это не было запрещено. Люди медленно приближались, пританцовывая и что-то выкрикивая друг другу. Наконец нам удалось разглядеть группу, идущую во главе колонны. Среди них оказался и отец Николай, как ни удивительно, он вместе со всеми двигался в такт барабанам. Мы так обрадовались тому, что он жив! Мама была готова тут же бежать к отцу, чтобы его тоже порадовать, но любопытство и желание досмотреть всё до конца удержали её.
Внешне отец Николай выглядел весьма необычно, и если бы не светлая кожа, то мы и вовсе не узнали бы его в новом образе. Одет он был в такую же одежду, как и местные жители, бороду свою сбрил, отчего казался намного моложе, его длинные волосы теперь не свисали вниз, а были собраны в хвост, туго стянутый на затылке. На полпути к нашему причалу колонна развернулась и двинулась в обратном направлении, остановившись лишь у следующего причала, где обычно загружали и разгружали лодки. Собравшиеся образовали круг, в центр которого вышел, судя по всему, их лидер. До настоящего момента этого человека мы видели всего лишь один раз, в день похорон Вероники. Именно он возглавлял группу мужчин, которые забрали тогда отца Николая. Когда барабанная музыка стихла, в центр круга вынесли чучело, изготовленное из соломы и веток. Изи сказал, что внутри оно было набито фруктами, но издалека было сложно определить, так ли это на самом деле. Его аккуратно уложили на деревянный, грубо сколоченный плот. Молча, одним взмахом руки, лидер выделил из толпы четверых мужчин, среди которых оказался и отец Николай. Эти четверо скинули длинные рубахи, обнажив мускулистые плечи, подняли плот и потащили к его океану, затем аккуратно опустили в воду и медленно двинулись с ним по направлению от берега, погружаясь всё глубже и глубже.
Вплавь они потянули его за собой к тому месту, где был выход из лагуны, и пока добирались до узких ворот рифа, остальные пристально следили за каждым их движением. Наконец плот покинул лагуну под радостные крики и барабанную дробь. Но люди не спешили расходиться, дожидаясь пока четвёрка вернётся назад. Когда герои вышли на берег, их встретили радостными рукоплесканиями и крепкими объятьями, после чего вручили что-то похожее на полотенца, чтобы они смогли обтереть лицо и тело. Оглядываясь по сторонам, отец Николай, наконец, заметил нас с мамой, шепнул что-то на ухо их лидеру и направился в нашу сторону, на ходу натягивая рубаху на мокрое тело.
– Смотрю, у вас всё хорошо, отец Николай, – мама первая заговорила с ним, как только он приблизился.
– Лучше не бывает, – излучая внутреннее неподдельное счастье, отвечал он. – Видели, как мы лихо дотянули это тяжёлый плот?
Мама кивнула.
– Вы наконец-то решились скинуть свою рясу, отец Николай? – осторожно спросила она.
– Как видите, – отвечал он, продолжая радостно улыбаться. – И я больше не отец Николай.
– Как же вас теперь называть? – мы с мамой переглянулись.
– Моё имя Бодро. Теперь называйте меня только так.
– Как скажете, Бодро, – торжественно и не без доли иронии произнесла мама.
– Завтра я планирую заглянуть к вашему мужу и Изи на пляж, чтобы порыбачить с ними как в старые добрые времена.
– Уверена, они будут вам очень рады. Сказать честно, мы так боялись, что эти люди причиняют вам вред. Но оказалось, с вами всё в порядке. Я сегодня же сообщу о нашей встрече Артуру, уверена, он будет счастлив узнать, что вы целы и невредимы. Жаль, что он не пришёл с нами посмотреть на праздник, смог бы увидеть вас уже сегодня.
– Причинят мне вред? Кто, эти милые люди? – переспросил он с коротким смешком, не скрывая удивления. – Поверьте, они на такое не способны. Ничего, мы завтра увидимся с вашим мужем, а сейчас я должен бежать, а то пропущу самое интересное, – он нетерпеливо, как ребенок, переминался на месте, готовый рвануть прочь, как только разговор будет окончен.
– До скорого, отец Николай, – попрощалась мама.
– Бодро, – резко поправил он и посмотрел на неё каким-то укоризненным взглядом, которого раньше ни я, ни мама никогда у него не замечали.
– До скорого, Бодро, – улыбнулась она.
Отца очень обрадовало, что священник жив-здоров, хотя новость о его участии в местном празднике явно отца огорчила, но никто из нас в этот вечер не осмелился как-то это прокомментировать. На следующий день Бодро, как и обещал, пришёл на пляж. Изи, увидев его, сразу же обнял и даже сделал парочку комплиментов его новому имиджу. А мой отец без колебаний с ходу задал главный вопрос, который не давал нам покоя со вчерашнего дня.
– Так что же заставило вас снять рясу и сменить имя?
Это утро, как и многие последующие за ним в течение месяца, выдалось ветреное, и поэтому Изи принёс мангал, чтобы в рыбу не попал песок, струйки которого ветер поднимал в воздух и гонял по всему пляжу. Порывы ветра затрудняли мне разведение костра, а это сильно мешало вслушиваться в их разговор, но мне всё же удалось не упустить ни единого слова.
– Случилось чудо! – этими словами Николай начал долгий и обстоятельный рассказ о своём перерождении. – Я познакомился с одним очень хорошим человеком. Он живёт здесь, на острове, в самом сердце посёлка. Все местные жители – его семья, все они в своём роде братья и сёстры. Мы с ним за это время успели поговорить о многом, но не на обычном языке слов, а на языке жестов и на непостижимом простому человеку языке душ, – на последней фразе Бодро принял загадочный вид и устремил свой взор в небо. Отец и Изи стояли перед ним, сложив руки на груди, и очень внимательно его слушали.
– Этот человек сразу же согласился с тем, что я оказался здесь именно по воле Бога. Он также, как и я считает, что у меня есть священная миссия, и я обязан её выполнить, – продолжил Бодро, всё также задумчиво глядя вверх.
В этот момент мужчины незаметно переглянулись. Левая бровь отца поползла вверх, что случалось обычно при крайнем замешательстве, он не отрывал изумлённого взгляда от отца Николая.
– Какая именно миссия, я узнал позже. Когда меня схватили на похоронах, я подумал, что для меня всё кончено. В тот день меня привели в одну из хижин и оставили одного. В первую же ночь ко мне во сне явился ангел и велел помочь этим людям. Велел стать во главе их религиозной общины и следовать вместе с ними их путём. «Бог, он же един для всех, – сказал мне ангел, – но разные народы называют его по-разному. У одних он под одним именем, у других под другим. И не имеет значения, где и как ему поклоняться и где нести свою службу». Наутро я проснулся уже с новой надеждой. Я был похоронен заживо для того, чтобы заново родиться. Понимаете о чём я? – он, наконец, опустил голову и лихорадочно горящими глазами, в которых читался слишком яростный, как будто напускной энтузиазм, смотрел на отца и Изи. Их лица в этот момент, наоборот, не выражали никаких эмоций, Изи лишь слегка качнулся в сторону и, поправив по привычке свою кепку, задал парню очередной вопрос.
– Так ты теперь у них кто-то вроде религиозного лидера?
– Не совсем, – быстро, словно ожидая этого вопроса, отвечал Николай, при этом его лицо как-то помрачнело и скривилось, – я намерен им стать, но для начала я должен выучить их язык и традиции. Книг, в которых всё это описывалось бы, у них нет, поэтому сейчас я должен много времени проводить с их лидером. Он меня всему обучит.
И он как-то странно улыбнулся, отчего Изи будто похолодел, и его опять качнуло в сторону. Но он всё же взял себя в руки и спокойным тоном продолжил расспросы.
– А на сегодняшний день ты уже успел чему-нибудь обучиться?
– Да, конечно! – радостно воскликнул Бодро и неожиданно оживился. – Например, я уже знаю, что крыша над нами служит для защиты от потопа. Согласно их преданиям, когда начнётся всемирный потоп, крыша не позволит дождю затопить остров и все на нём останутся живы.
Отец, услышав такое, то ли прыснул, то ли поперхнулся сдавленным смешком, наступила неловкая пауза, но Бодро не обратил на это особого внимания и продолжил свой рассказ.
– Остров нельзя покидать потому, что потоп может начаться в любой день. Люди, которые забирают еду с острова, каждый день рискуют своей жизнью для того, чтобы переправить её на другие, точно такие же острова. Да, да! Существуют и другие острова, и на них тоже живут люди! – вне себя от гордости, что он теперь обладает такими познаниями, радуясь этому как ребенок, воскликнул отец Николай. – Но у них миссия важнее нашей, они строят крыши и сохраняют запасы еды к тому дню, когда начнётся потоп. По рассказам их лидера, существует отдельный остров для детей. За детьми там присматривают, пока их родители заняты работой. Это, как у нас на родине, детский садик, ну а здесь целый остров, – опять непонятно чему радуясь, с воодушевлением продолжал наш герой.
– А как они планируют обратно поставлять еду на этот остров, если будет дождь, и в лагуну не сможет войти ни одна лодка? – нетерпеливо перебил его Изи.
Бодро на мгновение призадумался.
– До этого вопроса в своём обучении я ещё не дошёл, мне этого пока не рассказывали, – объяснил он. – Я же говорю, я только начал.
– И ты веришь, что начнётся потоп? – этот вопрос задал уже мой отец.
– Конечно! – уверенно отвечал Бодро. – А зачем тогда крыша? В Библии тоже говорится о потопе, и Ной построил ковчег, а здесь у нас целый остров.
– А ты покинешь остров с нами, если представится такая возможность? – Изи, прищурившись, пристально впился в него взглядом.
– Изи, вы меня, наверное, не внимательно слушали, – искренне возмутился Бодро. – Остров покидать нельзя! Потоп! Он зальёт всё, и этот остров самое безопасное место на планете. Моя миссия – возглавить этот народ, я не могу его оставить. У меня теперь есть семья, и к тому же их религия также позволит мне выбрать себе жену и жить долго и счастливо. Изи, вы тоже можете стать одним из нас. Я могу вас, к примеру, сделать своим помощником. Ваша дочь мертва, теперь вы можете начать новую жизнь.
В этот момент лицо Изи скривилось в улыбке, напоминающей волчий оскал.
– Нет, спасибо, мне это не нужно, – резко, почти с ненавистью в голосе отвечал он, – я оставлю всё как есть. Тем не менее, спасибо тебе за твою помощь… Бодро.
Он произнёс это имя с многозначительной паузой и особой интонацией, в которой звучало то ли презрение, то ли отвращение. Бодро явно не удивил такой ответ, но он с простодушной улыбкой кивнул, как будто Изи и в самом деле выражал ему благодарность за столь великодушное предложение.
– Отец Николай, вы всё ещё считаете, что Бог управляет всеми судьбами людей? – вновь задал вопрос Изи.
Парень удивлённо на него взглянул, явно не ожидая, что тот и дальше продолжит разговор, тем более станет звать его старым именем после того, как секунду назад называл новым. Но всё же и этот вопрос не застал бывшего священнослужителя врасплох, и он невозмутимо улыбнулся.
– А как же? Конечно!
– Так вот, у меня недавно возникла одна интересная мысль, которая вам, отец Николай, очень не понравится, – выражение лица Изи в эту минуту было такое, как у человека, которому нечего терять.
– Изи, прошу тебя, не стоит этого делать, – попытался остановить его мой отец.
– Ну уж нет, Артур, я хочу чтобы он всё-таки выслушал то, что я ему собираюсь рассказать, – Изи вновь перевёл взгляд на отца Николая. – Бодро, или как там тебя называть? Я уже запутался. Раз ты более не служитель церкви, то буду обращаться к тебе на «ты». Так вот, ты не думал, что для Бога мы, люди, живущие на этой планете, подобны муравьиной ферме? Он построил её и поставил к себе на письменный стол. Муравьи, то есть люди, которые там живут, не видят этого Бога, так как он выше их понимания. И подобно пчёлам в улье, которые не понимают роль пасечника, забирающего у них мёд, так и мы не замечаем присутствия своего создателя, сидя внутри стеклянной коробки. И живём с искренней верой в то, что кто-то управляет нашей судьбой. А тем временем муравьи, то есть люди, мрут, размножаются, убивают друг друга, а их создатель смотрит на то, как они мечутся, копошатся в песочке, и умиляется этой красоте. Допустим один его, этого создателя, день длится столько же, сколько весь жизненный цикл вышеупомянутого муравья. То есть у него прошёл день, а у муравья целая жизнь. А неделя – это уже семь поколений жизней, семь отцов, семь сыновей. Представь, семь дней за семь столетий. И вот время от времени, допустим, раз в год, ферму нужно чистить. Пока происходит уборка, большая часть колонии погибает, но небольшая часть всё же остаётся в живых и уже через день даёт новое потомство для того, чтобы жизнь на забавной ферме не прекращалась. Ему, конечно же, плевать, будут эти муравьи убивать друг друга или нет, он просто физически не может проследить за каждым из них, а тем более уж кого-то спасти. Он видит: внутри стеклянного ящика что-то шевелится в песке, значит, всё в порядке: часть муравьёв жива и даст потомство, значит, не стоит переживать. Ну как тебе моя религия? Нравится? – злобно прошипел в завершение Изи.
– Я в это не верю, – после небольшой паузы отвечал Бодро. – И более того, после услышанного мне кажется, что нам с вами не стоит продолжать общение, – печально заключил он.
– Ну что ж, уважаю твой выбор, парень, – неожиданно оживился Изи. – Всего тебе хорошего!
Ничего не ответив, молодой человек медленно попятился назад.
– Отец Николай, – вновь обратился к нему Изи, пока тот далеко не ушёл. – А я не верю в этот твой потоп и вообще считаю тебя круглым болваном. У каждого ведь своя вера и религия, не так ли?
Изи громко рассмеялся. Смеялся он как безумец, так громко и так безудержно, что, казалось, с ним случилась самая настоящая истерика. Он смеялся бы так ещё очень долго, но испуганный Бордо скрылся из поля зрения.
– Мы однозначно недооценивали нашего милого отца Николая, представляя его добрым и наивным, но не стоило ему всё это высказывать, – с грустью в голосе произнёс отец, когда Изи наконец успокоился.
– Хуже уже не будет, Артур, – он похлопал отца по плечу, после чего привычным жестом поправил свою кепку.
– Меня не это пугает, мне не нравится, что всё стало ещё непонятнее, чем было.
На это Изи загадочно улыбнулся и ответил:
– Как раз таки наоборот, только сейчас я начал всё понимать.

Глава шестая

С недавних пор я взяла себе в привычку проводить много времени на пляже в поисках красивых ракушек. Я наконец начала претворять в жизнь свою давнишнюю идею сделать из них ожерелье, благо теперь у меня было достаточно свободного времени для этого. Но главная проблема, с которой я, к сожалению, столкнулась, состояла в том, что очень трудно было найти неповреждённый материал для будущего украшения. Днём раздобыть хотя бы одну целую ракушку было практически невозможно, за ними лучше было охотиться ночью. У меня даже возникло подозрение, что кроме меня на них ведёт охоту ещё кто-то из местных, поскольку уже ранним утром на берегу валялись лишь некрасивые надколотые раковины или же их фрагменты. И вот спустя несколько дней бесплодных поисков, в тот момент, когда мне не хватало лишь нескольких деталей, чтобы закончить своё украшение, я вознамерилась вечером прогуляться с фонариком по пляжу. В последнее время я вставала очень рано, сильно уставала от работы, поэтому и спать тоже ложилась рано. Но не в этот день.
Тем вечером, воздав должное своему волшебному колодцу, я дождалась темноты и отправилась на ночные поиски. Бредя по песку, я снова видела сотни крабов, притаившихся в темноте. Они тихо сидели, выставив вперёд свои боевые клешни. Честно говоря, в этот раз мне не хотелось их тревожить, но поскольку я поставила себе цель обойти остров вдоль берега, пришлось всё же включить фонарик. Осматривая мокрый песок в поисках ракушек, я шла очень медленно, пока не добралась до той части берега, которая поросла кустами. Здесь нужно было идти по воде. Я проделывала это уже много раз, когда пробиралась к Идрису на свидания, поэтому сделать это снова не составило для меня особого труда. Я уже зашла по колено в воду, как в голове внезапно промелькнула мысль, что есть вероятность встретить в этой части острова Идриса. Хоть и мизерная, но всё же она есть. Чтобы обезопасить себя я выключила фонарик, если Идрис окажется на причале, так я смогу вернуться назад, оставшись незамеченной. Медленно и неслышно, шаг за шагом, я огибала заросли, но как только в поле зрения показался деревянный причал, застыла на месте. Оттуда доносились тихие и, как мне сперва показалось, не знакомые голоса, мужской и женский.
– Ну, мужской, предположим, принадлежит Идрису, – в темноте полушёпотом рассуждала я, в последнее время на фоне стресса, который я испытала, я частенько разговаривала сама с собой. – Но чей же тогда женский голос?
Ответ вертелся у меня на языке. Вероника мертва, значит только... Через мгновение я узнала голос и мигом рванулась с места, попыталась даже бежать, но вода замедляла мои шаги. Сидящие на причале услышали плеск воды и заметили движение, их голоса тут же притихли. Выскочив на песок, я как дикое животное скачками ринулась навстречу двум тёмным фигурам, и тут меня внезапно осветил луч чужого фонарика. Тут же воспользовавшись своим, которой уже держала в руках наготове, я направила его свет в лицо человека напротив. Это был Идрис, а рядом с ним стояла Лиза. Как только он понял, что это я, его лицо приобрело каменное выражение, в то время как Лиза показалась мне ужасно напуганной. Не обращая внимания ни на что, я решительно взбежала на причал, и старые доски жалобно заскрипели под моими ногами.
– Лиза, отойди от него, – громко потребовала я, не слыша в эту минуту ничего кроме собственного прерывистого дыхания и бешеного стука сердца. В такие минуты чёрт знает что лезет в голову. У меня даже не было плана. «Что мне сейчас говорить?» – в панике пыталась сообразить я, хорошо хоть не произнесла это вслух. Я чётко понимала только одно – что хочу сейчас же забрать свою сестру и как можно скорее уйти.
– Лиза, идём со мной, – настаивала я, пытаясь придать своему голосу убедительность и использовать авторитет старшей сестры, но складывалось впечатление, что я не слишком в этом преуспела.
– Она никуда не пойдёт с тобой, убирайся вон, Марьяна! – тишину, наконец, нарушил грозный окрик Идриса. В ответ я направила ему в лицо луч фонарика подобно тому, как он проделывал это с Вероникой. Этим жестом я хотела дать ему понять, что он не имеет права вмешиваться в мой разговор с сестрой. Он явно не ожидал такой дерзости с моей стороны и даже слегка отшатнулся от неожиданности, прикрыл рукой лицо и зажмурил глаза.
– Лиза, пойдём домой, – повторила я и протянула ей руку.
Она долго стояла в нерешительности, а потом произнесла:
– Я не пойду! Я хочу уплыть с ним!
– Лиза, ты не знаешь этого человека, прошу тебя, не повторяй моих ошибок, – не опуская протянутой руки, уговаривала я её.
– Ты ошибаешься, я знаю его, он очень добрый, а вот ты злая. Это ты довела ту девушку, дочку Изи, ты виновата в том, что она умерла.
– Лиза, остановись! – не своим голосом закричала я. – Если ты не хочешь по-хорошему, то я сейчас разбужу маму, и она заставит тебя передумать, – в этот момент моя вытянутая ладонь сжалась в угрожающий кулак, отчего Лиза в испуге отшатнулась назад и спряталась за спиной Идриса.
– Ты не успеешь, мы уже будем далеко, а они итак обо всём узнают утром. С завтрашнего дня лодки не будут заходить в лагуну, и возможность вернуться назад у нас появится только через месяц, когда кончаться дожди. Так что меня долго не будет здесь, и за это время они успеют смириться с мыслью, что мы с Идрисом вместе.
– Лиза, прошу, не делай этого, – опустив руку и разжав кулак, уже умоляла я, но где-то в глубине души понимала, что это бесполезно. Ведь совсем недавно я точно также была готова бросить всё и выбрать его. Поэтому, когда они направились к лодке, чтобы покинуть остров, мне ничего не оставалось, кроме как молча наблюдать за этим со стороны. Это был не первый раз, когда Идрис уплывал с другой женщиной, но сейчас всё было иначе, ведь речь шла о моей родной сестре. Вернувшись назад, в хижину, я нашла на кровати Лизы записку, которая была предназначена для мамы и папы. Я не стала её читать, потому что и так знала, что в ней написано. В эту ночь мне снился наш дом, и меня преследовало ощущение, что последний раз я была там в одной из своих прошлых жизней. Неужели я уже никогда не увижу никого из своих друзей? И нам суждено в конечном итоге превратиться в аборигенов? Именно в ту ночь я почти смирилась с мыслью, что в будущем нас всех ждёт именно такая судьба. Кстати, на свой счёт я не ошиблась, уже тогда мне было на роду написано больше никогда не переступить порог нашего дома.
Сразу же после того, как родители прочли записку и узнали о побеге Лизы, наша хижина погрузилась в тишину, но это оцепенение длилось лишь первые двадцать четыре часа. Первой взорвалась мама, она без церемоний обвинила меня в том, что Лиза познакомилась с Идрисом, и потребовала выложить ей всё, что я знаю. Я ничего не отрицала, но и не видела смысла рассказывать ей лишнее, больше того, что положено знать любой матери. Потом за меня взялся и отец.
– Марьяна, прошу тебя, расскажи нам всё, что ты знаешь!
– Да ничего я об этом не знаю! – врала я, глядя ему прямо в глаза и думая, что если стану всё отрицать, то они, в конце концов, оставят меня в покое. Но я ошиблась, обстановка накалялась с каждым днём всё сильнее и сильнее. Отсутствие сестры слишком негативно повлияло на отца, от этого он стал груб, раздражителен и не сдержан.
В эти тяжёлые для меня дни я как будто читала его мысли: он хотел, чтобы на её месте была я. Это меня он хотел продавать и обменивать, а не мою сестру. Именно я служила в нашей семье товарной единицей, а не Лиза. В конце концов, мне стало противно находиться рядом с ними, и одним холодным утром, проходя мимо бывшей хижины Николая, я заглянула внутрь. Она пустовала с того самого дня, как парня забрали, и теперь было понятно, что он туда никогда уже не вернётся. К этому моменту терять мне было нечего, поскольку в волшебном колодце выключили освещение с той самой ночи, когда уплыла Лиза, а общество родителей стало просто невыносимым. Так что, потратив полдня на то, чтобы убрать помещение и обустроить всё по своему вкусу, я впервые за очень долгое время провела ночь в полном одиночестве. И представьте себе, меня никто не искал. Впрочем, на следующий день, когда я пришла на работу, мама всё же спросила, где я была? Я ничего не стала скрывать и рассказала всё, как есть, а родители не стали возражать.
Так я осталась одна. Если на чистоту, то я и раньше была одна, просто сейчас это стало более или менее очевидно для всех. Зато по сравнению с прежним жилищем моё новое пристанище казалось мне гигантским и принадлежало только мне одной. Прежде я никогда не жила одна, это было, как сбывшаяся мечта и служило мне утешением. По сути, мне тоже никто не был нужен, только мои мысли, мои чувства и моё новое хобби, вот и всё!
Изи снова оказался прав: сезон дождей, действительно, был тяжёлым временем для всех, но особенно для меня. Без поддержки Идриса жизнь стала совсем не сладкой, а работы было совсем мало. Отец, конечно же, и дальше продолжал кормить меня и делиться добытой на пару с Изи дождевой водой, но теперь мои обязанности сильно возросли. Теперь я сама разводила огонь, сама чистила и жарила рыбу для всех и сама накрывала к обеду. А по ночам мне частенько приходилось оставаться на берегу, чтобы в случае, если на берегу вдруг появятся посторонние, подать знак отцу и Изи, отправившимся за риф. Это было очень тяжёлое и долгое занятия, требующее множества сил и терпения, но всё же мужчины с ним справлялись. Они брали резиновую лодку и удерживали её на плаву, пока та понемногу не наполнялась дождевой водой. Спустя пару часов, почти полностью выбившиеся из сил, они возвращались на берег с небольшим запасом питьевой воды. Этого хватало всего на пару дней, а когда вода заканчивалась, они снова плыли за риф и вновь возвращались с добычей. К счастью, дождь лил почти постоянно.
Однажды утром прогуливаясь по пляжу, я наткнулась на большую группу островитян, которые сгрудились над кучей мусора, оставшейся на песке после ночного шторма. Некоторые из женщин причитали и плакали, склонившись над грудой хлама. Мне было любопытно узнать, в чём там дело, но как я ни старалась, не могла разглядеть издалека, какую же ценность океан выбросил на берег. Спустя несколько минут любопытство взяло верх, и я решила подойти поближе, чтобы всё как следует разузнать. Но неожиданно меня остановила рука Изи. Неслышно подойдя сзади, он крепко схватил меня за плечо.
– Лучше не ходи туда, – предупредил он. Я подняла голову и недоверчиво, исподлобья, взглянула на него.
– Это то самое чучело, которое было на празднике, волны вынесли его обратно на берег. Местные считают, что Боги не приняли их дары. Такого, кстати, не бывало ещё ни разу с тех пор как мы... вернее я… здесь оказался, – нарочно поправил он себя, лишний раз то ли мне, то ли самому себе напоминая о том, что Вероники больше нет.
– И что теперь будет? – с тревогой в голосе спросила я и окинула взглядом место, где лежало чучело.
– Для них это плохой знак. Значит, ждать беды.
– Вы тоже так считаете? Что, и нам тоже ждать беды? – тихо и неуверенно переспросила я.
– Обязательно! Беда случится непременно! – последнюю фразу он произнёс еле слышным шёпотом.
Как он и предвещал, беда случилась, но не у местных, а у меня. Вернулась Лиза. Идрис её привёз, как только улучшилась погода. В тот день отец по обыкновению был на пляже, а я неподалеку от него собирала ветки для костра. Разглядев её фигурку издалека, отец тут же бросил всё и побежал навстречу. Как же он обнимал и целовал своё сокровище! «Ну да, вернулась любимая дочь!»
– Ты голодна, моя дорогая? – уже в третий раз спрашивал он, не в силах оторвать взгляд от дорогого ему существа.
– Нет, папочка, спасибо, я сыта, а где мама?
– С наступлением хорошей погоды работы прибавилось, и мама сейчас у местных. Хочешь её видеть?
– Да, да, непременно хочу. Я очень соскучилась! – щебетала блудная дочь. Она выглядела очаровательно: волосы заплетены в милую косичку, новое нарядное платьице в цветочек.
– Ей, скорее всего, больше не придётся работать, – произнесла Лиза, поднимая на отца своё милое личико и взгляд, полный любви и ласки. Ничего на это не ответив, он тихо поцеловал её в лоб.
– Марьяна, присмотри за костром, мы скоро вернёмся, – приказал мне отец, а Лиза, наконец-то, обратила внимание на моё присутствие.
– Сестра, а ты по мне совсем не соскучилась? – раздался за моей спиной её раздражённый голос. Я обернулась. Вдвоём они стояли в нескольких метрах от меня, и отец с нежностью обнимал Лизу за плечи.
– Ах, да! – внезапно оживилась я и подбежала к ним. – Моя любимая шестнадцатилетняя сестричка. Наконец-то! Почти месяц спустя вернулась домой, – я обняла её, громко и смачно расцеловав в обе щёки.
– Ну всё, хватит, – с плохо скрываемым отвращением простонала Лиза, отворачивая лицо в сторону и вырываясь из моих объятий.
– Давай, пожалуйста, с этим попозже, – попросила она уже более сдержанно, вытирая щёки ладонями. В ответ я торжественно сделала несколько шагов назад и присела в реверансе.
– Как вы пожелаете!
Но тут же резко выпрямилась и, не дожидаясь их реакции, вернулась назад к своей работе.
Воссоединение семьи проходило по высшему разряду. Днём радостные объятия, а вечером семейный ужин с кучей лакомств, которые прислал, конечно же, Идрис. Мама на радостях даже решила накрыть ужин на причале, чего не делала уже долгое время, на том самом столе, который сколотил Идрис, и я помогала ей с сервировкой в то время, как Лиза принимала душ.
– Мама, неужели вы с отцом ей так ничего не скажите? – неуклюже начала я разговор.
– Тебе мы тоже ничего не говорили и ни в чём не мешали, так ведь? – мама взглянула мне прямо в глаза, а затем добавила, – она счастлива, а это для нас с отцом самое главное.
В эту минуту наш разговор прервал отец, он вышел из хижины, где на протяжении почти получаса тщательно сбривал щетину. И вытирая полотенцем лицо, внимательно осмотрел стол и оценил степень готовности к торжеству.
– Ну что, будем садиться? А где Лиза? – окинув меня и маму тяжёлым взглядом, он вопросительно огляделся по сторонам.
– Она принимает душ, видимо, никак не отмоется от медового месяца, – с фальшивым, наигранным смешком я выдала заранее заготовленную язвительную фразу, и вслед за этим моментально последовал взрыв.
– А ну, прекрати, – громко и неожиданно заорал отец и больно схватил меня за руку, – не смей больше ничего такого при мне говорить.
– А то что? – мои глаза моментально налились кровью, а взгляд наполнился отвращением. – Выгоните меня из дома?
Ловким движением я вырвалась из его рук и схватила со стола вилку. Скрывать не буду, мне хотелось ударить ею отца.
– Уходи! – кричал он. – Уходи! Иди прочь!
Я разразилась хохотом, а мама из-за всех сил пыталась успокоить отца, шепча ему что-то на ухо. Затем с силой швырнув вилку об стол, так, что она, отскочив, сквозь щель в деревянном настиле провалилась в воду, я гордо вздёрнула вверх подбородок и собралась уходить, но тут вдалеке послышался визгливый Лизин голос.
– Что здесь такое? – все замолчали, а я двинулась вперёд и, поравнявшись с ней, нарочно, грубо и демонстративно, задела её плечом.
– Эй, поосторожнее! – снова взвизгнула она, но я не оглядываясь, быстрым шагом пошла дальше.
«За этот месяц Лиза однозначно стала смелее, это Идрис на неё так повлиял. Пока она жила с ним, этот дьявол научил её, как нужно себя вести», – вне себя от ярости размышляла я, лёжа поздно ночью в своей кровати.
Этим инцидентом, конечно, всё не закончилось, уже на следующий день Лиза стояла на пороге моего дома.
– Ты зачем пришла? – громко спросила я в приоткрытую дверь, как только она в неё постучала.
– Поговорить.
– О чём? – не вставая с кровати, я всё же приподняла голову.
– О твоём новом доме, – с порога продолжила она, всё ещё не решаясь зайти внутрь.
– А что с ним не так?
– В нём хочу поселиться я, – дерзким тоном заявила она.
– Нет уж, с тобой я жить не буду, – ответила я и почему-то опять рассмеялась.
– Ты не поняла, ты уйдёшь назад в хижину к маме и папе, а я буду жить здесь одна.
– Ты это сейчас серьёзно? — я медленно села на кровати и опустила ноги на пол.
– Ещё как!
– Знаешь что! – вскочив с места, я почти одним прыжком оказалась снаружи. – Убирайся, Лиза, а не то я могу ненароком причинить тебе вред.
Она в испуге отшатнулась назад, но всё же продолжала настаивать на своём.
– Об этом узнает Идрис и завтра же вышвырнет тебя отсюда, – его имя заметно придавало ей храбрости, но эти слова оказались для меня последней каплей. В голове всё поплыло как в тумане, изо всех сил вцепившись ей в волосы, я повалила Лизу на песок. Меня одолевала ненависть, такого порыва бешенства я не испытывала ещё никогда. Запрыгнув на неё сверху, я начала кулаками со всего размаху обрабатывать её лицо.
– Это всё из-за тебя, маленькая дрянь! Из-за тебя мы здесь оказались, из-за тебя мы теперь нищие, из-за тебя Вероника умерла! Я ненавижу тебя!
Хижина отца Николая была расположена не на причале, как наша, а спрятана в зарослях неподалёку от берега. Шансов, что нас кто-нибудь увидит, практически не было, и потому остановить меня сейчас было некому. Я опомнилась лишь тогда, когда кровь брызнула мне в лицо. И почувствовав эту смесь животного и металлического запахов, я, наконец, остановилась. Будто очнувшись от транса, в котором находилась всё это время, я разжала кулаки и слезла с сестры.
Вокруг нас всё было в крови, кровью были перепачканы мои руки, одежда и лицо. Лиза на четвереньках, проваливаясь в песок руками, пыталась ползти в сторону берега.
– О, Господи! Лиза, прости меня, – закричала я. – Нужно немедленно смыть всю кровь с твоего лица, – я помогла ей подняться и, аккуратно поддерживая за руку, повела к воде.
– Можешь забирать эту хижину, только прости меня, я сама не знала, что делала, – оправдываясь и извиняясь, я одновременно помогала ей умыть лицо. Она в это время что-то пыталась сказать мне сквозь слёзы.
– Идрис, – прошептала она.
– Что Идрис? – изо всех сил стараясь оттереть кровь со своей одежды, переспросила я.
– Я всё ему расскажу. Ты ответишь за то, что сделала со мной!
– Хорошо-хорошо, – торопливо отвечала я, – сейчас главное остановить кровь. Давай зайдём немного глубже, чтобы мне легче было тебя умыть, – я затянула её полностью в воду, на поверхности расплылось малиновое пятно. В этот момент сзади послышались крики. Меня затрясло от гнева. Это было абсолютно не вовремя, мы как раз зашли на нужную глубину. Но через мгновение в воду влетела с разбегу мама и, оказавшись рядом с нами, с ужасом принялась разглядывать окровавленное лицо Лизы.
– Господи, Боже ты мой, Марьяна, что здесь случилось? – заливаясь слезами, то и дело повторяла она. Мне было стыдно ей во всём признаться, и я тихо ответила, что не знаю.
– Доченька, скажи мне, кто это с тобой сделал?
Лиза, к счастью, молчала, лишь издавая жалобные стоны каждый раз, когда её лица касалась солёная вода.
– Нужен врач, – металась в панике мать вокруг Лизы. – Марьяна, давай, беги за отцом и захвати полотенца, нужно остановить кровь.
Вид сестры был действительно ужасен, но меня пугало больше то, что она вот-вот всё расскажет. Отца звать не пришлось, он сам прибежал на мамины крики буквально минуту спустя. Пока он, в шоке от ужасной картины, осматривал и ощупывал Лизу, я, не дожидаясь того момента, когда Лиза выложит ему всё как есть, забежала в свою хижину и заперла изнутри дверь на защёлку. Забившись в угол между кроватью и шкафом, я закрыла уши руками и просидела так до вечера.
Выйти на улицу я решилась только когда наступила глубокая ночь. Я тихо отодвинула железную защёлку и вышла, озираясь по сторонам в ожидании внезапного появления отца, и вздохнула с облегчением, убедившись, что на пляже никого нет. С наслаждением вдыхая солёный запах океана, как человек, только что освободившийся из заключения, я подошла к тому месту, где днём лежала Лиза, и посветила фонариком. Мне так хотелось убедиться, что это был лишь кошмарный сон. К сожалению, там, где песок впитал в себя кровь, всё ещё можно было отчётливо различить тёмные пятна, они не давали возможности усомниться в реальности произошедшего. В этот момент я пожалела о том, что сделала, что не сумела справиться со своей злостью и позволила ей вырваться наружу. А эти следы у порога моего дома отныне будут мне постоянным напоминанием о том, что я натворила.
Конечно же, я ожидала каких-то последствий за совершенный проступок, но к моему удивлению наказания не последовало ни через месяц, ни через два, ни через три. Казалось, про меня все забыли, я превратилась в тень, как местные жители, и существовала теперь только в своём собственном мирке, отторгнутом от всего остального мира. На протяжении нескольких месяцев, ежедневно происходило одно и то же: после работы я приходила на пляж, молча забирала предназначенную мне часть отцовского улова и уходила есть его в одиночестве. Иногда я видела Лизу, но она избегала любых разговоров со мной и лишь однажды поприветствовала кивком головы, после чего сразу же побежала по своим делам. С Изи я виделась чаще других, с мамой мы говорили всего несколько раз, а с отцом – вообще ни разу.
Как-то вечером я вышла на пляж, пока ещё не стемнело, чтобы собрать немного ракушек. За последние месяцы у меня скопились приличные запасы, и я многое смастерила: несколько браслетов, бусы, браслет на ногу и даже заколку. Мне нравилось придумывать новые эскизы для своих работ и успешно воплощать их в жизнь с помощью то мелких, то крупных раковин в зависимости от того, каких посчастливилось больше найти.
– Когда ты мне покажешь своё новое украшение, Марьяна, – спросил Изи, как только я подошла ближе. Он ещё издали заметил моё присутствие на пляже неподалёку от его дома и призывно помахал рукой, подзывая меня к себе.
– Сегодня вечером закончу и завтра во время рыбалки вам покажу.
– У тебя здорово получается, – похвалил он меня и добавил, – кое-кто хотел бы обменять пару твоих работ на еду или воду. Что скажешь?
И вдруг, спустя столько времени, его лицо озарила прежняя улыбка. Судя по всему, он, наконец-то, начал приходить в себя после смерти Вероники, можно сказать, возвращаться к жизни.
– И кого это так привлекли мои безделушки? – с большим интересом спросила я. Признаться, мне понравилось предложение, так как пресной воды много не бывает, и если бы появилась хоть малейшая возможность вовсе не брать еду у родителей, то я бы тут же за неё ухватилась.
– Твою сестру Лизу, она бы хотела парочку приобрести.
– И сказать мне об этом она попросила именно вас? – не скрывая своего огорчения, спросила я. – Почему не маму или отца? Почему она сама, в конце концов, не спросила у меня? А знаете что, – не дождавшись ответа,  вспылила я, – не нужны мне её вода и еда, пусть придёт и выберет то, что ей понравится. Я просто так ей отдам всё, что она захочет, так и передайте.
Изи прищурился и подмигнул мне, явно одобряя такое великодушное предложение с моей стороны.
– Так и сделаю, раз ты действительно этого хочешь.
– Да, хочу, – уверено отвечала я. – Раз мы с вами встретились… я давно уже хотела кое-что у вас спросить.
– Спрашивай, не стесняйся, – и он опустился на песок, предчувствуя, что разговор затянется. Я села рядом, теребя в руке ракушку, которую только что нашла.
– Помните, ваш последний разговор с отцом Николаем? Я вот очень хорошо его помню.
Он кивнул в ответ.
– Вы не шутили тогда, говоря, что люди подобны муравьям, и что никакой Бог на самом деле нами не управляет? – задавая эти вопросы, я опустила голову и сделала вид, что тщательно разглядываю свою новую ракушку, но боковым зрением заметила, что Изи поморщился. Он поджал губы, выдержал небольшую паузу, по всей видимости, собираясь с мыслями, а затем выдал пространный ответ.
– Знаешь, я не шутил, но и сам до конца в это не верю. С муравьиной фермой я, конечно же, немного перегнул палку, был зол на отца Николая. На самом деле я считаю, что каждый наш поступок влечёт за собой последствия, которые в той или иной степени можно и должно предвидеть. И «последнее слово», то есть наш окончательный выбор остаётся за нами, а не за Богом. После того, как выбор сделан, за ним следует определённая череда событий. Ты как бы выбираешь дверь, в которую войдёшь. Но суть в том, что обычно этих «дверей», давай будем их так называть, может быть две, три, а то и больше. И далеко не факт, что выбор может оказаться удачным. Возможно, человек с самого начала выбрал не ту дверь, и все последующие поведут его по дороге неудач, маленьких или больших, как повезёт. Именно по этой причине, мне кажется, почти все люди склонны оглядываться в прошлое. Потому что ищут ответ на вопрос, в какой же момент они не туда свернули. В твоем возрасте, Марьяна, трудно поверить в то, что взрослая жизнь полна разочарований, и вместо светлого будущего, о котором мы так мечтали и на которое так надеялись в молодости, нас ждёт долгий путь, полный сожаления и боли. Но в основном это так и есть. Совсем недавно я как раз размышлял над одним интересным вопросом... Давай задумаемся, – он повернулся ко мне, и я, наконец, отвлеклась от ракушки и с интересом взглянула ему в лицо, – если в арсенале у Бога есть только один сюжет для того, как мы должны прожить жизнь, то зачем он, к примеру, посылает ребенка той, которая не хочет его рождения? Согласна ли ты с тем, что у этой девушки всегда есть выбор: родить этого ребёнка или избавиться от него ещё в зародыше?
Я молча кивнула в знак согласия, пока не совсем понимая, к чему он клонит и зачем привёл этот дурацкий пример.
– Так вот, мне кажется, что в ту самую минуту, когда Бог посылает ей дитя, он ещё и сам не знает, как она поступит. Он как бы приотворяет одну из дверей, которая в итоге приведёт её к другим таким же дверям и так далее, и так далее. Представь, если она всё же оставит ребёнка и даст ему жизнь, то никогда не узнает, как могла бы сложиться её судьба, если бы она от него избавилась. И наоборот. Это самый яркий и наглядный пример того, какие последствия может иметь человеческий выбор. А сколько из них мы не замечаем? Сколько раз на дню мы делаем маленький выбор? Порой для будущего самый маленький выбор также важен, как и большой! Эти наши решения сплетаются с судьбами других людей, и вот мы уже двигаемся вместе к общим дверям. Это всё настолько сложно, что ты, наверное, не понимаешь, о чём я сейчас говорю?
– Мне более или менее ясна ваша мысль, – возразила я.
Изи кивнул, и мне показалось, что он хотел закончить на этом разговор, но, секунду поколебавшись, он всё же продолжил.
– Я заметил, что у тебя с Лизой и родителями сейчас особенно натянутые отношения, и они вряд ли тебе рассказали. Поэтому скажу тебе я. У Лизы растёт живот, судя по всему, она беременна.
Это новость меня ошарашила, и даже после того как он продолжил говорить, это никак не укладывалось у меня в голове.
– Мы говорили об этом с твоим отцом, он сейчас очень сильно переживает. Лизу, судя по всему, ждёт очень тяжёлое время. Рожать в таком месте и в таких условиях будет очень рискованно. И тем более все мы слышали слова отца Николая: ребёнка у неё заберут, и вполне вероятно она больше его не увидит. Это в том случае, если всё пройдёт без осложнений, и они с малышом останутся живы.
Не вымолвив ни слова, я попыталась было подняться на ноги, но Изи предвидел мою реакцию и тут же силой вновь усадил меня на песок.
– Марьяна, ты подаришь ей украшение из ракушек, как обещала?
Я застыла на месте, так как не совсем понимала, чего он от меня хочет.
– Колье или браслет, один из тех, что ты мне показывала. Подарок для матери твоего будущего племянника или племянницы, – быстро выпалил он, словно боялся, что я передумаю.
– Ах да, украшение, – шёпотом произнесла я, его слова с большим трудом доходили до моего сознания, – завтра пусть придёт и возьмёт.
Это было последнее, что я сказала ему перед тем, как встать и уйти. Но на следующий день Лиза не пришла. Не то чтобы я её так уж сильно ждала, но мне всё же немного хотелось её увидеть. Я думала об этом весь день, а под вечер не выдержала и решила сама сходить к ним. К моему удивлению их хижина оказалась пуста, и я оставила пару украшений у Лизы на кровати. После чего решила пройтись по пляжу в надежде встретить кого-нибудь.
Ещё издали я услышала смех, а на полпути к тому месту, где обычно рыбачили папа и Изи, передо мной открылась милая семейная картина. Горел большой костёр. Отец жарил рыбу и что-то рассказывал, а Лиза и мама слушали и смеялись. Они обе беззаботно сидели на песке лицом к огню, по-детски радуясь теплу, что исходило от пламени, и не замечая, как я медленно приближаюсь сзади.
Мои холодные стопы с каждым шагом всё сильнее ощущали теплоту нагретого углями песка вокруг их костра. Отец первым увидел меня, но вместо того, чтобы пригласить присоединиться к ним, лишь что-то тихо прошептал маме на ухо. После этого смех утих, она обернулась и махнула мне рукой. Когда я подошла, все молчали, отец возился с рыбой, а Лиза камнем застыла, уставившись на яркое пламя перед собой.
Её лицо уже давно зажило, от нанесённых мною побоев не осталось ни единого следа кроме двух еле заметных розовых полосок: одной на переносице, а другой в левом уголке верхней губы. Несмотря на сгорбленную позу, которой она всеми силами пыталась скрыть живот, я разглядела округлость под её одеждой. Сомнений не было, она действительно была беременна.
– Я принесла украшения и оставила у тебя на кровати, – обратилась я к ней, усаживаясь неподалёку, поближе к огню.
– Спасибо тебе, Марьяна, – громко произнесла она и неожиданно поднялась. – Мама, я пойду к себе, мне нужно отдыхать, заодно и примерю подарки Марьяны.
Она нежным взглядом скользнула по моей макушке, всеми силами стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Нет, подожди, позже пойдём вдвоём, – с тревогой в голосе возразила мама.
– Всё в порядке, – голос отца, который я не слышала уже несколько месяцев, в этот момент показался мне совсем не знакомым, – я уже пожарил весь улов и отведу её сам.
Затем он взял тарелку в одну руку, а другую протянул Лизе. Проводив их взглядом, мы с мамой остались сидеть вдвоём. И как ни странно, большую часть времени провели в молчании. После долгой неловкой паузы она, наконец, спросила:
– Тебя проводить до твоей хижины?
– Нет, я бы ещё хотела немного посидеть здесь.
– Ну, хорошо, доченька, – вздохнула она, – ты оставайся, а я уже пойду спать.
На прощание она меня обняла, поцеловала в лоб, а затем скрылась в тени пальм. Пока догорал костёр, я сидела и размышляла о том, что эта женщина, которая только что так холодно меня поцеловала, была моей матерью. Она была так близко от меня на этом крохотном острове и в то же время так далеко, что, казалось, между нами пролегала бездна. Впоследствии я ещё много раз задавала себе один и тот же вопрос, на который так и не смогла ответить в тот вечер: «Когда же это всё началось?»
Да я и не искала на него ответ, мысли мои были заняты другим бессмысленным вопросом: «Как это остановить?» Ах, если бы это можно было остановить! Но, к моему великому сожалению, я давно уже выбрала не ту дверь, и всё, что теперь происходило со мной, было лишь следствием этого выбора.
Несколько дней спустя небольшой отряд островитян во главе с отцом Николаем вышел из деревни и направился прямиком к хижине Изи. Я как раз закончила работу, когда увидела их издалека и, побуждаемая одновременно любопытством и предчувствием неотвратимой беды, твёрдо решила выяснить, какова их цель. Группа остановилась у могилы Вероники, двое туземцев держали в руках по небольшой сапёрной лопате. Прежде чем взяться за дело, один из участников пнул ногой деревянный крест, который Изи установил на могиле, и тот упал на землю. Увидев это, я кинулась на поиски Изи и отца. Они удили рыбу на пляже неподалёку от нашей хижины, и я пустилась бежать к ним со всех ног.
– Там… выкапывают… тело Вероники, – задыхаясь, едва смогла выговорить я. Изи тут же бросился туда, да так быстро, что мы с отцом с трудом успевали за ним. Так как могила была совсем неглубокая, к тому моменту как мы подоспели, она была уже почти полностью разрыта, и очертания тела под белым саваном проступали наружу.
– Её тело нужно убрать с острова, это неизбежно, – отец Николай ждал наготове, завидя несущегося как ураган Изи, он двинулся ему навстречу и преградил дорогу. Тот, как будто ничего не замечая на своём пути, оттолкнул его плечом и рванулся дальше, прямо к разрытой яме. Но тут подоспели двое рослых туземцев, схватили его и заломили руки за спину.
– А ну, уберите от меня руки, свиньи, – не своим голосом закричал несчастный Изи.
– Успокойся! – точно также, по-звериному, заорал в ответ Бодро. После чего на мгновение повисла тишина, воздух накалился от нервного напряжения людей, столпившихся вокруг разорённой могилы.
– Её всё равно заберут, – уже спокойно продолжил бывший священник, – и похоронят в океане согласно местным традициям.
– Отец Николай, Бодро, не делайте этого, – вмешался в перепалку мой отец. – Вы же видите, он всё ещё не в себе после смерти дочери, дайте ему немного времени. В противном случае это может свести его с ума.
– Тело не может больше оставаться на острове. Вчера появились доказательства, что девушка была убита, а это исключает любую возможность оставить его здесь. Убитых должен забрать океан, иначе нас всех ждут горе и страдания.
Мой отец раскрыл рот от удивления, Изи тоже это слышал, но его внимание было полностью поглощено страшным зрелищем, как тело Вероники извлекают из могилы. Пока двое местных парней удерживали Изи, остальные невозмутимо продолжали делать то, зачем они пришли. Раскидав остатки песка по сторонам, один встал в изголовье, другой – в ногах покойницы, они взялись за края простыни, которая служила Веронике саваном, и с силой потянули тело из могилы. Но в тот самый момент, когда мужчины уже были готовы уложить его на ровную поверхность рядом с ямой, обветшавшая ткань разорвалась посередине, и тело умершей девушки вывалилось на землю, представ на всеобщее обозрение во всём своём ужасном обличии.
За всю мою жизнь, даже если принять в расчёт будущие кошмарные картины, которые мне только предстояло увидеть, эта, наверное, была самая ужасная и отвратительная. Её тело лишь отдалённо напоминало ту Веронику, с которой мы прощались в день похорон. Оно разбухло и увеличилось в размерах, кажется, раза в два. Кожа местами треснула. На лице, руках и ногах неустанно копошились белые черви. А глаза, эти голубые глаза, я их никогда их не забуду. Они приоткрылись и с презрением взирали на нас, затянутые мутной плёнкой. Казалось, сама смерть пришла взглянуть на меня через эти заплывшие зрачки. Последнее, что я увидела, прежде чем зажмуриться и сползти на землю, был длинный червь, который полз по щеке трупа по направлению к глазу, намереваясь попасть внутрь черепа.
– Быстрее уберите её! Накройте её чем-нибудь! Немедленно! – закричал отец Николай, но никто из его помощников не тронулся с места то ли из-за шока, то ли потому что не понимали языка, на котором был отдан приказ. Изи, безжизненно опустив голову на грудь и подогнув колени, повис на руках своих стражников, которые в этот момент уже не так охотно его удерживали. В конце концов, отец Николай сам подхватил остатки савана и прикрыл ним лицо и тело девушки, одновременно отдав распоряжение двоим подручным сходить в посёлок за веревкой и покрывалом. После чего он жестом указал на Изи, велев, чтобы его отпустили. Склонившись над Изи, отец тряс его за плечи и пытался привести в чувство, но тот был глубоко без сознания. Вскоре двое местных принесли крепкое покрывало, завернули в него тело Вероники и унесли в деревню.
– Что с ней сделают? – поспешил отец задать вопрос Бодро, пока тот ещё не ушёл.
– Тело отдадут океану сегодня на закате.
Отец молча кивнул, затем взвалил бесчувственного Изи на плечо и понёс в хижину. За эти месяцы Изи исхудал ещё сильнее, и отец без особого труда дотащил его и уложил на кровать. Ни мне, ни отцу не хотелось оставлять несчастного одного, и мы решили дождаться, пока он придёт в себя. К счастью, это случилось совсем скоро.
– Где она? – было первым, что произнёс Изи, открыв глаза. – Где моя доченька?
– Изи, её похоронят на закате, не переживайте, вы тоже сможете присутствовать, – я пыталась утешить его, как могла.
– Тогда мне нужно подготовиться к похоронам дочери, – решительным и твёрдым тоном произнёс Изи, встал с кровати и попросил нас уйти. Честно говоря, мы с отцом вздохнули с облегчением, так как оба понятия не имели, как себя вести в такой ситуации и как его утешать. Да разве можно было его утешить?
Вечером он вышел на пляж в костюме делового покроя, которого мы раньше никогда на нём не видели. Даже в день первых похорон Вероники он был одет в свои привычные кепку, футболку и шорты. Но не сегодня. Тело Вероники, замотанное в то же покрывало, что и днём, погрузили в лодку и, по заверениям отца Николая, должны были опустить в океан, отплыв далеко за пределы лагуны.
– Это скромная и непродолжительная церемония похорон, но пройдёт она торжественно и со всем уважением к умершей, – эти слова отец Николай повторил несколько раз, пока Веронику укладывали в лодку. Но со стороны церемония выглядела по-другому: её тело просто с размаху швырнули за борт. Мы все, включая Изи, сделали вид, что не заметили этого. На берегу собрались все те же, кто были на первых похоронах, за исключением Лизы, в это раз она отказалась принимать в участие и осталась у себя. С тех пор как у неё начал расти живот, Идрис появлялся всё реже и реже, она всё чаще оставалась ночевать с мамой с папой и оттого стала нервной и слишком капризной. Когда всё было кончено, отец и мама спросили Изи, не хочет ли он провести остаток дня с ними, но тот ничего не ответил и молча пошёл к себе, не дожидаясь возвращения лодки.

Глава седьмая

Ночью я проснулась оттого, что почувствовала запах гари, и тут же, в чём была, выскочила из хижины. С противоположной стороны острова шёл дым, его клубы, не имея возможности выйти наружу, сгущались под навесом. Почувствовав опасность, я инстинктивно бросилась к дому родителей. Каково же было моё удивление, когда я никого там не застала. Дверь была распахнута настежь, а хижина пуста. С каждой минутой дыма всё прибавлялось, его горький лвкус щипал горло и заставлял меня кашлять. Куда ещё мне было бежать, как не к людям? Я галопом понеслась в сторону посёлка, но уже издалека услышала крики людей, мечущихся в панике, и разглядела трепещущие языки пламени. Сомнений не оставалось – деревня была охвачена пожаром!
Я развернулась и снова рванула на пляж, по дороге сделав крюк к хижине Изи. Она тоже оказалась пустой.
– Где же вы все?! – громко закричала я от отчаяния. – Помогите мне! Идрис, мама, папа!
В панике я с разбегу бросилась в воду и поплыла, сама ещё не зная куда. Я плыла в темноте пока, наконец, не услышала знакомый голос. Это была Лиза, я чётко слышала её. Она плакала и просила, чтобы её отпустили.
– Лиза! – громко позвала я. Но в ответ последовало долгое молчание, и лишь спустя целую вечность его нарушило приглушённое перешёптывание нескольких голосов. Остановившись, я нащупала ногами дно и перешла на шаг. Затем прислушиваясь и не покидая воды, медленно побрела вдоль берега по направлению к мостику, на котором мы встречались с Идрисом. Мне показалось, что голоса доносятся именно оттуда, на самом деле они долетали издалека, со стороны рифа, но шум волн и крики на берегу мешали это понять.
– Марьяна, плыви сюда! Артур, прошу, не оставляй её здесь, – это была мама.
– Сюда, милая, – снова позвала она, – плыви на мой голос!
И я поплыла в густую темноту, ничего не различая перед собой.
– Мама! – позвала я в очередной раз!
– Я здесь, уже совсем рядом, – отозвалась она.
А тем временем над водой сгущался дым от пожара, и крики раздавались все ближе к берегу. Островитяне задыхались в дыму и, не в силах потушить огонь, искали спасения у воды.
Когда я уже совсем выбилась из сил, и надежда отыскать затерявшийся в темноте мамин голос почти угасла, чья-то сильная рука схватила меня за плечи и затащила в лодку. Это был отец, а рядом с ним сидели Лиза, мама и Изи. Они расположились в той самой надувной лодке, которая когда-то служила ёмкостью для сбора дождевой воды. Маленькая и на вид не особо прочная, она всё же с лёгкостью вместила нас всех.
– Только держите её подальше от меня, а не то я за себя не ручаюсь! – я была в шоке от того, настолько злобно и угрожающе звучал голос Изи, и от того, что он вообще может так звучать, мне сделалось больно и страшно. В первые минуты я не могла поверить, что речь идёт именно обо мне. Но мама с отцом смолчали и покорно усадили меня в противоположной части лодки.
– Мама, я ничего не понимаю, – жалобно простонала я.
– Марьяна, прошу, не задавай сейчас никаких вопросов, оставь это на потом.
– Мама, нужно найти Идриса, он нам поможет. Почему вы меня не слушаете? – после того, как я оказалась на борту, Лиза смогла возобновить свои жалобные стенания, звуки которых меня, по сути, спасли.
– Его яхты нет, – громко и раздражённо отвечал отец, но затем сбавил тон и продолжил сдержаннее, — мы не знаем, где он! Сейчас важно одно – покинуть лагуну. Огонь скоро доберётся до навеса, и тогда он обрушится на нас!
После этих слов Лиза притихла, а отец с Изи налегли на вёсла, и лодка заскользила к выходу в открытый океан. Мы столько раз покидали остров с Идрисом, а сейчас я впервые делала это без него. По мере того как мы отдалялись от острова, картина пожара представала всё масштабнее. Издалека было видно, как пальмы и кусты полыхали оранжевым пламенем. Потом огонь перебросился на крыши хижин, и искры от сухих веток, из которых они были сложены, снопами взмывали вверх и подбирались к навесу. Наконец, как спичка, вспыхнул сам навес, и в считанные секунды огонь его поглотил. Но сгорела лишь плёнка, сама конструкция не обрушилась на остров, как пугал нас отец. Теперь она напоминала сломанный зонтик, с которого содрали ткань, остались только голые спицы. Сидя в лодке, я слышала, как крики, доносившиеся с острова, переросли в глухой плач. Пламя не пощадило ни единого листочка, беспощадно испепеляя этот маленький мир. К утру яркий огонь угас, но чёрные клубы дыма ещё поднимались над обугленными останками того места, которое совсем недавно было для нас домом.
В это время Лиза и мама уже спали, а Изи всё не спускал с меня глаз. С тех пор как оказалась с ним в одной лодке, я ни разу не подняла на него взгляд, потому что откровенно боялась этого, уже не знакомого мне, человека. Отец молча всматривался в безмятежную чистоту горизонта в противоположной стороне от острова. Картинка не менялась уже несколько часов, как вдруг вдалеке отец разглядел тёмную, еле заметную точку. Услышав эту новость, все оживились в надежде, что спасение близко. К большой нашей радости точка продолжала расти, и постепенно на фоне чистого неба вырисовался силуэт корабля. Появление судна было как нельзя кстати, солнце уже начинало припекать, мы все изнемогали от жажды и усталости, и нам уже было не важно, кто плывёт навстречу, лишь бы хоть какая-то помощь. Лиза радовалась больше остальных, наверное, надеялась, что это Идрис плывёт её спасать. Мама, папа и я молча и терпеливо ждали, наблюдая за тем, как корабль по мере приближения растёт и обретает чёткие очертания.
– Артур, давай что-ли начнём грести навстречу, – щуря глаза от солнца и то и дело поправляя кепку на голове, предложил Изи. Отец тут же взялся за вёсла, а мне пришлось снова пересесть к Лизе.
– Думаешь, это твой милый Идрис? – ехидным шёпотом произнесла я, устраиваясь рядом с ней.
– Марьяна, тебя просили молчать, – одёрнул меня отец. Он мерно и сосредоточенно раскачивался взад и вперёд, работая вёслами, его взгляд, брошенный на меня, был хоть и грозным, но в то же время каким-то равнодушным. Я притихла, а Лиза скривилась в победоносной ухмылке.
Корабль сбавил ход, он оказался огромным, на его палубе мы разглядели большую группу людей, одетых в военную форму. Но выглядели они не так, как наши похитители, их форменная одежда показалась мне знакомой. Когда лодка подошла вплотную, с палубы бросили верёвку, чтобы отец и Изи смогли подтянуть лодку к левому борту, где нас уже ждала лестница с деревянными перекладинами. Первыми поднялись мама и Лиза, затем Изи, а потом уже я. Отец, казалось, конвоировал меня, то и дело ожидая какой-то выходки. Я его в этом не виню, моё поведение неизбежно должно было казаться окружающим опасным и непредсказуемым, начиная от прыжка с корабля больше года назад и заканчивая историей с вилкой, которой я угрожающе размахивала перед носом отца перед тем, как до крови избила Лизу.
– Рад новой нашей встрече, мистер Артур, – высокий человек сделал шаг навстречу отцу, как только тот поднялся на палубу, и протянул крепкую руку. Перед нами стоял капитан, тот самый, что уплыл за нашим выкупом и бесследно исчез больше года назад.
– Не уверен, что испытываю в данный момент те же чувства, что и вы, Александр, – отец сложил руки на груди, отказываясь от рукопожатия.
– Или же вы, наконец, привезли выкуп, и теперь мы свободны? – осторожно добавил он, и вскинув брови, отчего его лоб покрылся морщинами, искоса взглянул на капитана. Его лицо при этом выражало скорее надежду, чем удивление.
– Лучше! – воскликнул капитан и продолжил, уже не сдерживая широкой улыбки и искренней радости в голосе. – У меня для всех вас хорошие новости. Выкуп не понадобился! Пару дней назад острова были захвачены некими силами, которые мы не будем пока называть, – он произнёс это, понизив голос и приняв загадочный вид.
– Представители этих сил перехватили меня на пути к вашим похитителям для передачи денег и предложили другой план освобождения пленников. Конечно же, не обошлось без вашей финансовой поддержки, мистер Артур. Но не волнуйтесь, сумма была пустячная, – капитан наигранно махнул рукой, призывая отца не придавать этому факту большого значения.
– Многие и без вас давно интересовались этими местами и тоже неплохо вложились в эту мини-революцию, – шёпотом добавил он.
– Значит, мы можем вернуться домой? – до мамы, казалось, только сейчас дошёл смысл сказанного, и в её глазах наконец-то вспыхнула долгожданная надежда.
–Да, конечно! – всё с той же радостной улыбкой подтвердил капитан.
– Что случилось с тем островом, – резко сменил он тему, словно опасаясь, что посреди всеобщего ликования забудет задать главный опрос. Он указал на тёмную полосу дыма, которая все ещё омрачала горизонт в том направлении, где остался покинутый нами остров. – Там люди ещё остались?
– Да, наверно, их тоже нужно забрать,– тихо и как-то неуверенно произнёс Изи.
Но капитан уже отдал распоряжение старшему помощнику взять курс на остров. Так как корабль не имел возможности подойти близко к берегу из-за опасности столкновения с рифом, на воду были спущены шлюпки. Всего их было две: в одной сидели капитан, Изи и мой отец, в другой – два члена команды. Впоследствии отец рассказывал маме, о том, как они прибыли на место, и как удивлению капитана не было предела, когда он обнаружил, что туземцы не желали покидать остров и не искали спасения. Они неподвижно стояли, кто по пояс, кто по шею в воде, а остров тем временем продолжал тлеть.
– И что же делать? Так и оставить их здесь? – не ожидавший такого поворота событий капитан в растерянности оглядывался то на отца, то на Изи. Внезапно вдалеке послышался крик, и вскоре на берегу показался человек, который подпрыгивал и энергично махал руками, стараясь привлечь к себе внимание.
– Да это же Бодро! – Изи тут же его узнал и как-то странно покосился на отца, после чего они оба рассмеялись.
– Стойте, подождите меня, – прокричал расстрига, бросился в воду и поплыл короткими сажёнками по направлению к нам. Вскоре возле соседней лодки показалось его искажённое страхом лицо. Завидя отца и Изи, Бодро счёл за благо предпочесть компанию незнакомцев.
– Меня зовут отец Николай, я священнослужитель. Меня похитили и силой притащили на этот остров, – представился он, как только ему помогли забраться в лодку. Матросы слушали и сочувственно кивали.
– А дома целый приход без присмотра, – Бодро никак не мог угомониться и бормотал без остановки почти до прибытия на корабль.
Поскольку больше никто из выживших не выказал желание сесть в шлюпку и покинуть остров, было решено возвращаться на корабль.
– За ними приплывут другие спасатели, – сдался капитан, – те, с кем они согласятся уплыть. Я сообщу о них, как только мы доберется до их столицы.
– Столицы? – удивлённо переспросил отец.
– О, мистер Артур, так вы же совсем ничего не знаете об этом месте!
– Да, было бы любопытно послушать, что здесь на самом деле происходит? – отец взглянул на капитана таким взглядом, который ясно давал понять, что он немедленно, сию же минуту, ждёт объяснений.
– Здесь в радиусе километров двухсот, а может и четырёхсот, точных подсчётов мы ещё не успели произвести, расположено более тысячи островов. Одни маленькие, другие побольше, на одних живут рабы вроде тех, что остались там, – и он махнул рукой в сторону острова, – а другие служат местом отдыха для богачей со всего мира.
– Ну, это много объясняет, – рассмеялся отец. – Теперь понятно, для кого была вся та еда.
И он толкнул локтем Изи в бок, но тот, казалось, вовсе их не слушал, его взгляд был накрепко прикован к кораблю, который должен был, наконец, доставить его домой. Напоследок он всё же обернулся назад, чтобы ещё раз взглянуть на укутанный дымным маревом остров, место, испепелившее наши судьбы, место, куда никому из нас не суждено было вернуться.
Туземцы, оставшиеся в воде, тоже провожали глазами лодки, уносившие от них чужаков.
– Вы знаете, мистер Артур, – со вздохом произнёс капитан, – люди, что вас похитили, часть награбленных или заработанных на туристах денег отдавали на благотворительность в разные страны мира, помогая нуждающимся детям, нищим и инвалидам.
Он сделал пазу, как бы давая всем присутствующим возможность осознать всю подлость такого, на первый взгляд, благородного поступка, и, не сводя взгляда с поникших фигур островитян, продолжил:
– Посмотрите на этих людей, это же их народ, но их они не жалели. Чужих жалели, а своих нет! Чужим детям помогали, а своих эксплуатировали как рабов. Где же справедливость, мистер Артур? Разве какая угодно благотворительность может загладить вину перед Богом за такие поступки? – задал капитан вопрос, прозвучавший по сути риторически, и отец только пожал плечами.
Картина действительно была душераздирающая: безвозвратно ушедший в прошлое, тлеющий мирок, кучка ни в чём не повинных обманутых людей, которым дорог даже пепел, то единственное, что осталось от их дома. Пепел, за который они цеплялись из последних сил, не желая его покидать. Глядя на это, все в лодке умолкли, и оставшуюся часть пути к кораблю больше никто не произнёс ни слова.
Для меня стало большой неожиданность решение отца и капитана, принятое после их возвращения, посадить меня под замок в отдельной каюте. Там я в полном одиночестве провела время до нашего прибытия в крупный город, откуда мы смогли вылететь самолётом в Москву. Снова оказавшись так высоко в небе, я припомнила свой сон, который приснился мне на острове, и к моему разочарованию, как в принципе предполагала и ранее, не обнаружила ничего общего между тем потрясающим чувством бесконечной лёгкости и невесомости в свободном полёте и многочасовым изматывающим перелётом на борту авиалайнера. Природа этого сна навсегда останется для меня настоящей загадкой.
За всё время моего заточения на корабле меня никто не навещал: ни Лиза, ни мама, ни отец. Вообще никто, кроме матроса, который приносил мне еду три раза в день. Только он был моим единственным посетителем, но он практически не разговаривал со мной, и это сводило меня с ума. Если таково было наказание за связь с Идрисом, то Лиза должна была быть наказана не меньше. Но честно признаться, я вообще сомневаюсь в том, что она его когда-либо понесёт. В Москве нас встретила машина скорой помощи, которая немедленно отвезла меня в больницу. Это был последний раз, когда я видела отца: тогда он стоял с мамой и Лизой в стороне и молча наблюдал, как меня увозят. Эта картина теперь в моей памяти висит на противоположной стене от любимых детских воспоминаний о нём.
С тех пор моим лучшим другом стала Роза. Девушка, которая работает в больнице и просматривает за мной. В последнее время я стала замечать, что ей приглянулся один молодой медбрат. Я очень рада за неё. Мне он, кажется, тоже понравился, впрочем, это зависит от того, станет ли он отвечать ей взаимностью. Честно признаться, мне здесь гораздо лучше, чем дома. Хотя… Время от времени я подумываю вернуться, несмотря на то, что у меня очень хорошая комната с видом на сад, в котором я часто гуляю, конечно же, под присмотром Розы. Атмосфера тихая и умиротворяющая, почти идеальное место для меня, не считая высокого забора и решёток на окнах.
Прошло довольно много времени, прежде чем меня, наконец, пришла навестить мама. Она села на стул передо мной и долго плакала, а затем сказала: «Марьяна, прости нас за всё, поверь, так будет лучше».
Я же молча смотрела на неё, тихо наслаждаясь её присутствием. Каждый раз, когда наша встреча заканчивалась, меня это так расстраивало, что после я отказывалась от еды. Один раз она пришла с Лизой, которая к этому времени была уже без живота. Мы молчали, глядя друг на друга, почти полчаса. Закончилось всё как обычно, за исключением одной детали. Прощаясь, Лиза обняла меня и вложила в руку смятый листок бумаги, который я незаметно спрятала под одеждой. После того как Роза отвела меня назад в мою комнату и оставила одну, я, не теряя ни минуты, развернула записку и прочитала:
«Привет, дорогая Доскарес! Хотя мама и запретила мне сообщать тебе новости, но всё же я решила рассказать тебе кое-что, о чём из-за пребывания в больнице ты, скорее всего, не знаешь. Во-первых, ты, наверняка, хотела бы узнать о судьбе Идриса, так вот, он пропал без следа, и мы так и не смогли его найти.
Несколько дней назад в суде состоялось предварительное слушание дела о нашем похищении, но процесс прекратили в связи с отсутствием обвиняемой стороны. Не нашлось ни единого человека, которого можно было бы обвинить в наших мучениях, пережитых на том проклятом острове. Отец Николай оказался замешан в перевозке незаконных грузов, связанных с одной благотворительной организацией, которая их проворачивала. Но его вина так и не была доказана, поскольку он утверждал, что стал жертвой обмана и был против воли втянут в эту аферу. Изи, он же Измаил Яковлевич Мармуза, также оказался бывшим контрабандистом, которого поймали в тех водах и почти три года удерживали в плену вместе с дочерью в ожидании обещанного выкупа. Он признался, что устроил в ту ночь пожар на острове с целью отомстить, он хотел, чтобы вместе с островом погибла и убийца его дочери. Я не держу на тебя зла, и ты, прошу, на меня не держи! С нетерпением буду ждать твоего возвращения домой. Очень тебя люблю, твоя Медина»
Медина и Доскарес – глупые детские клички, которые мы использовали в нашей тайной переписке, когда ещё учились в младших классах.
Я скомкала бумагу и швырнула её в угол. Первое, что всплыло в памяти, когда я дочитала письмо, был разговор Лизы с отцом перед тем, как меня заперли в каюте. Отец в сопровождении капитана вернулся назад на корабль, а Лиза выбежала их встречать, ожидая, что в числе спасённых будет и её Идрис.
– Папа, папа, – кинулась она к нему на шею. – А где Идрис? Вы его не нашли?
– Нет, милая. Я думаю, что его во время пожара на острове не было.
– А где же он тогда? – по-детски наивно, с улыбкой на лице спросила она.
– Капитан сказал, что многие из тех, кто наблюдал за островами, такие как Идрис, сейчас в плену, и вскоре их отдадут под суд. Но возможно ему удалось сбежать. В любом случае, не переживай, мы его найдём, – как-то неуверенно закончил он, надеясь, видимо, что это лживое обещание успокоит её.
– Нет, уже не нужно, – тихо произнесла она.
– Что, Лиза? – переспросил он.
– Не нужно его искать. Я не хочу! И от живота этого тоже хочу избавиться. Это же можно исправить? Так ведь?
Милая Лиза задавала эти вопросы без единой капли сомнения в том, что ей ни в чём не откажут.
Перебирая в памяти всё то, что произошло со мной на острове, и анализируя то, что случилось потом, я искренне сожалею лишь об одном. О том, что не успела добраться до нужной глубины, когда наша мама как всегда вовремя пришла на помощь своей любимой дочери.
Конец.