Сибирь, 2. Смерть Павла

Эмма Могилко
Павел умирал тяжело и мучительно. Сидя в зале у стола, опустив голову на руки, Анна Ильинична  слышала тяжелое со свистом дыхание зятя, кашель и хрипы разрывающие ему грудь. У двери в спальню лежали, положив морды на лапы, две его любимые борзые, они время от времени поднимали головы и, тихо поскуливая, прислушивались. Пять дней назад его принесли рано утром в дом два соседних парня. Его нашли почти в канаве, ночь была холодная, срывался снег и по промерзшей земле неслась поземка. Сколько времени он пролежал, неизвестно. Он был пьян. Врач прописал растирание водкой, теплое питье, тепло и покой. Все несчастья начались со смерти Танюши. «Милая моя, любимая девочка, - слезы наполнили глаза и Анна Ильинишна стала раскачиваться, стараясь унять боль. Она вспомнила, как лет двадцать назад, молодой, энергичный, блестящий студент юридического факультета Казанского университета приезжал домой и всегда приходил к ним. Обе ее дочки, одна, Мария, уже курсистка, а вторая, Татьяна, еще гимназистка, весело с ним болтали. Но она замечала, как он смотрел на Таню и как она опускала глаза и как дрожали ее ресницы. Иногда она слышала его пылкие речи и они не очень ей нравились. О свободе, о народе, о благе для всех, о всеобщем образовании, о справедливости... «Забивает девочкам голову, а им нужно думать об образовании, о семье...-  Анна Ильинична садилась за рояль и тихо играла любимый ноктюрн Шопена, чтобы не слышать этих разговоров. В 17-ом весной он приехал воодушевленный: «Нас, эсеров, большинство в Учредительном собрании, будем строить социализм в России!» Но через три года, когда он вернулся в город молодым, начинающим адвокатом, он уже был членом РКП(б): «Так я смогу принести бОльшую пользу народу» Как адвоката его любили. Он старался быть честным и помогал всем, и крестьянам, и простому люду, и власть предержащим. И хотя ему иногда платили продуктами, а иногда и сеном для лошадей, он все равно брался за дела, если считал их правыми. Слава и авторитет его росли и материальное положение упрочивалось. Новая экономическая политика тому способствовала. Они с Таней поженились и поселились в его родительском двухэтажном деревянном доме. Оба любили лошадей и собак, которых стало вскоре в доме несколько. Таня работала учительницей в школе. Две девушки из деревни помогали ей дома по хозяйству и с детьми, а парень-конюх - с лошадьми и что сделать- починить в доме. Стали рождаться дети, девочки Лёля, Аля и Миля. Павел их обожал, особенно среднюю, но очень надеялся на рождение сына. В 34-ом случилось несчастье. Неудачно удаленный зуб цветущую молодую женщину, полную сил и надежд, лишил жизни. Заражение крови убило ее за три дня. Это был страшный удар семье.

За полгода до болезни Петра вызвали к первому секретарю РКП(б) области. «Мы рекомендуем вас на должность прокурора области и надеемся, что вы оправдаете доверие партии» Это было неожиданно и неприятно. «Я благодарен за доверие, но мне бы хотелось продолжить деятельность в качестве адвоката» «Мы не спрашиваем вас, что бы вам хотелось. Если партия считает нужным привлечь вас к определенной работе, то это не обсуждается, это приказ» «Но...» «Никаких «но». Нам кажется, что вам бы не хотелось, чтобы мы вспомнили вашу деятельность в партии эсэров. К тому же, вы скрыли от партии, что ваш отчим был полицмейстером города до революции. Ну, и, разумеется, ваши ближайшие родственники – сестра вашей жены и ее муж – враги народа. Вам следует доказать, свою преданность партии. Вы достаточно долго прослужили защитником, теперь пришло время послужить обвинителем».
Анна Ильинична была в отчаянии. Павел таял на глазах. Он хрипел и кашель разрывал ему грудь, он краснел, а глаза, казалось, вылезали из орбит, но через пять минут после приступа покрывался чуть не синюшной бледностью. Он почти не разговаривал и когда она привела к нему детей, он стал неуверенно трогать их головы непослушной рукой и те жались испуганно от такой ласки. Старшая, тринадцатилетняя Лёля, взяла его руку, поцеловала и прижала к лицу, Аля, уткнувшись ему в плечо, заплакала навзрыд, а четырехлетняя Миля испуганно прижалась к старшей. «Не плачьте, - проговорил он с трудом.
Когда три года назад умерла его жена он взял на себя и ее обязанности тоже. Когда не было вечерних заседаний суда, он спешил домой, проверял уроки старших, играл и разговаривал с детьми, читал сказки младшей. Анна Ильинична, которая перебралась к ним после смерти дочери, аккуратно вела хозяйство, дети были вовремя накормлены, хорошо и чисто одеты. Она была и бабушкой, и домоправительницей. Несмотря на прислугу в доме, девочек приучили себя обслуживать и даже самая маленькая аккуратно складывала свои вещи и игрушки в шкафчики. Бабушка, наряду с нежностью и лаской, которые она расточала детям, была строгой и требовательной воспитательницей. Она приучила их к порядку, точности и аккуратности.

Когда Павел полгода назад пришел расстроенный и какой-то растерянный, она не стала ничего спрашивать, но через три дня не выдержала: «Павел, что происходит, что случилось? Ты сам не свой» Он поднял на нее глаза и ответил: «Плохо, Анна Ильинична, очень плохо. Я должен стать прокурором» «И ты не смог отказаться, - выдохнула она. «Нет, мне вспомнили и отчима, и эсеров, и Маню с Петей» «Боже мой, - новое несчастье потрясло ее. Она понимала, что это и чем грозит. Она только пришла в себя после ареста Петра, а вслед за ним Марии. Она никак не могла получить информацию о ее пяти исчезнувших внуках. Был конец 1936 года, появились эшелоны с арестованными, идущие с запада на восток, стали шептать о лагерях где-то в тайге, стали исчезать люди и идти закрытые суды. Все как-то притихли. Стали редки веселые праздники, смех, компании, как-то незаметно всё это куда-то ушло. Люди проводили время больше дома, в семье. Она делала постоянные попытки найти внуков. Ей неизменно отвечали: «Даем сведения только прямым родственникам». «Я – бабушка, куда уж прямее» «Прямые – это родители» Последний раз, девушка, оглянувшись по сторонам, быстро прошептала: «Не велено говорить, приходите через три-четыре месяца» и тут же уткнулась в бумаги на столе. Пока Анна Ильинишна брела к выходу из ГПУ, ее вдруг осенило: «Это же значит, что Маня и Петя вернутся» Она приободрилась. И когда месяца через три после этого она получила письмо и узнала каллиграфический почерк дочери, она прижала его к губам: «Спасибо тебе Г-ди, спасибо, Манечка вернулась» В соседней комнате все также хрипел Павел, но появилась какая-то надежда. Павел никогда не рассказывал Анне Ильинишне, как он после ареста Мани пошел к начальнику ГПУ и стал доказывать, что оба они не имеют отношения ни к какой подрывной деятельности. «Павел Петрович, вы хороший адвокат, это всем известно, - сказал начальник с какой-то тенью улыбки на лице, - но я вам советую никогда, слышите, никогда не защищать врагов народа, - добавил он серьезно и с нажимом. А вскоре последовало «предложение» работать прокурором.

 Заседания суда, как правило, были закрытые. Обвиняемые, одни – совершенно раздавленные, другие с мрачным взглядом, но все побитые, с наскоро приведенными в порядок синяками и ранами, проходили перед ним, как ночной кошмар.  Он читал обвинительные заключения, с трудом ворочая языком, старался смягчить какие-то места. Пару раз секретарь суда, с плохо скрываемой насмешкой, говорил: «Здесь вы, по-видимому, имели в виду «Обвинен по статье 58? Мне послышалась 56-я».

Первый раз он напился, когда перед судом предстал его сокурсник по университету, хороший, толковый адвокат. Тот смотрел ему прямо в глаза спокойно и презрительно. Повязка на его голове слегка пропиталась кровью, видно, рана была свежая. Пальцы были забинтованы. Павел зачитал обвинение, не глядя на него и не поднимая глаз. Когда он вошел шатаясь в гостиную, Анна Ильинична от неожиданности рухнула на стул и незаметно перекрестилась. Дети бросились к нему, но она подскочила и ринулась к ним: «Нельзя, нельзя, оставьте папу, он плохо себя чувствует». Павел, шатаясь и  непонятно жестикулируя, двинулся в кабинет. Когда она зашла спросить, не надо ли чего, он сидел за столом и плакал, положив голову на руки. Она тихо вышла.

Такое стало повторяться. Редки стали веселые игры с девочками, а если и были какие-то, в его глазах веселья не было, была тоска и тревога. Когда девочки были у Гали в Тобольске, та их очень любила, произошел последний случай. Девочкам рассказали, когда они вернулись, что папа был на охоте, а он был заядлый охотник, с собаками и там провалился под еще слабый лёд, не мог выбраться, долго был в холодной воде, пока всеми любимый сеттер Тарзик не привел к нему людей и папа сильно простудился. Так эта легенда и вошла в семью. Дети, а затем и внуки, знали именно такую версию смерти дедушки, жалели его и восхищались Тарзиком.

Письмо шло три дня и, по виду, было вскрыто. Маня писала, что Петя уже дома, вырос и очень ей помогает, и что дети в разных детских домах, а Эдик неизвестно где, что она стала на учет и на следующей неделе собирается в Тюмень, чтобы забрать Йосю. Она спрашивала, сможет ли она остановиться у них, не повредит ли это Паше. Анна Ильинична ответила, что Павел очень серьёзно болен, тяжелое крупозное воспаление легких и неизвестно, застанет ли она его в живых и, что она ждет свою любимую дочку, а девочки ждут любимую тётю.

Паша умер накануне ее с Петей приезда и радость встречи была омрачена болью и страхом. «Как будем жить без материальной поддержки и мужской помощи, - сокрушалась Анна Ильинична. На похороны приехали родственники с Пашиной стороны и Галя. В официальной части похорон речь произнес председатель судейской коллегии Сибири, он говорил об адвокатских талантах почившего, о ярких защитах, которые, несомненно, войдут в учебники юриспруденции. Так же он назвал покойного «первым красным прокурором» в Сибири.  На поминки официальные лица под разными предлогами не пришли и остались одни члены семьи, родственники и соседи.
 
Когда последние ушли, все знали, какой вопрос предстоит решить. Что делать с детьми? Те жались друг к дружке на диване в гостиной, не поднимая почти глаз, а если и поднимали, вслушиваясь в то, что говорят взрослые, в них было одно страдание. Галя, начала первая: «Маня отпадает, она еще и всех своих детей не нашла. Нас четыре человека. Я бы сама их всех взяла, но я не потяну. Я возьму малышку Милечку. Это всё-таки самое хлопотное. Надя, ты сможешь?- она повернулась к Пашиной сестре. «Возьму, что делать. Жалко их очень. Возьму Аленьку. Лёлечка постарше, помощница. Сможешь, Вера? - обратилась она к вдове Пашиного старшего брата. «Возьму, возьму, вот несчастье». Анна Ильинична, постаревшая за эти дни и из энергичной пожилой женщины превратившаяся в старушку с дрожащими руками, плакала у стола. Девочки тоже стали реветь, прижимаясь друг к другу. «Я хочу с Лёлей, - плакала маленькая «Я не хочу быть одна, - плакала Аля. Взрослые растерянно на них смотрели и утирали глаза. Мария встала, подошла к девочкам, обняла их всех троих и шепнула: «А давайте все вместе ко мне и с бабушкой, конечно». Девчонки от радости запрыгали, на секунду забыв о своем несчастье. «Мы будем все жить у меня. Хорошо, мама? - она подошла и поцеловала Анну Ильиничну, как девочку, в голову, - я не хочу с тобой больше расставаться». Анна Ильинична заплакала навзрыд: «Моя деточка, - она поцеловала Маню и стала вытирать слёзы. «Только, мамочка, ты подожди немножко. Завтра я пойду за Йосей, Стасик рядом с Тобольском, в Абалаке. Мне нужно съездить в Самарово за Юликом, а ты пока с девочками готовьтесь к переезду. Нужно все упаковать , оставлять такое, что не могут унести, иначе, разграбят.» «Уже, - махнула рукой Анна Ильинична, - исчезли работницы, а с ними и всё столовое серебро, осталось несколько чайных ложек, девочкам на память о бабушке. Все Танечкины украшения унесли. Слава богу, деньги остались, которые я подкапливала». «Не переживай, мама, есть то, что есть. Не пропадем». «Маня, ты всё обдумала? Ты не потянешь одна восьмерых, - Галя покачала головой. «Ничего, бывало хуже, - тихо сказала Мария. «Я вам помогу, чем смогу, -Галя обняла Анну Ильиничну за плечи, - расчитывайте на меня». «И еще, Манечка, у нас Тихон конюхом работал, хороший человек. Паша его очень ценил, а он Пашу не только уважал, а просто любил. Может...". "Мама, мы не можем ему платить, не из чего" "Он бы, может быть, довез вещи" "На чем, на лошадях? Больше двухсот пятидесяти километров, и лошади падут. Нужно продать и лошадей, и повозки. Попроси его и заплати ему. Может быть, кому-нибудь его порекомендуй" "Попробую. А с собаками как?" Девочки подскочили: "Тарзика давайте заберем, мы без него не поедем. Он папу спасал" "Хорошо, Тарзика берем, согласилась Мария. «Ура, -закричали дети. «А что же с Лохом?, -она посмотрела на Галю. Та покачала головой. «Вы о Ваське забыли, - сказала Вера, погладив большого сибирского кота, сидевшего у ее ног, - мы, кажется, друг другу понравились, могу его взять, она опять погладила кота и тот встал, выгнул спину и поднял хвост. «Бери, у нас Муня нашлась. Где она скиталась полгода? Хорошо, что были весна и лето, она почти не похудела, наверное, переловила всех мышей в округе. Так, как быть с Лохом?» Все посмотрели на Надю. «Не могу. Алексей собак не любит. Да, и держать негде. Уж, извините» «Мама, с Тихоном поговори, чтобы в хорошие руки». Анна Ильинична кивнула.
Петя сидел тихо. Младшие отвыкли от него, дичились. Лёля спросила: «Ну как там было тебе?» «Ничего, терпимо. Домой, конечно, хотелось и неизвестность... Но хотя бы научился столярничать, - он усмехнулся. «Ты там учился?» «Да, в восьмой пошел. Сейчас в Тобольске вернулся в мамину школу. Они меня приняли». «Ты молодец, -сказала Лёля с уважением. "Да, чего там"

На следующий день Мария с Галей отправились за Йосей. Анна Ильинична, да и девочки с Петей волновались, чтобы все прошло успешно. Когда обе тети появились на пороге вместе с Йосей, девочки, даже маленькая Миля, бросились его обнимать.
Маня с мальчиками уехала на следующий день обустраиваться, готовить дом для большой команды. Галя осталась на несколько дней помогать Анне Ильиничне.