Холодно. Хочу, чтобы было холодно. Свежо. Даже морозно! Да, мороз, такой, что когда выходишь на улицу уши прихватывает, а скулы и кончик носа начинают покалывать а через некоторое время немеют и надо периодически растирать, чтобы не отморозить. При таком морозе снег сухой, на ветках не держится, и лес стоит белесый и прозрачный, далеко видны скелеты рябин и кустов бузины. И лыжня глубокая, но укатанная - кто-то уже прошел с утра. Да, по такой лыжне не бегают коньковым ходом, здесь не встретишь никого в облегающем костюме, размахивающего длинными палками, как ощипанная птица, по привычке пытающаяся взлететь. Да и палками тут не размахнешься особо - темные, грузные ели стоят рядом с лыжней. Иногда лыжня ныряет под крону особенно большой ели, тогда проходя мимо ствола на мгновение погружаешься в полумрак и чувствуешь смоляной дух, и кажется, что ствол теплый, и хочется провести по шершавой коре рукой.
Да, по такой лыжне надо не бежать, надо идти, полностью отдавшись ритму толчков и скольжений, тщательно перенося вес с одной ноги на другую, чувствуя, как едва скрипнув лыжа отказывается сдвигаться назад и дает опору твоей ноге, а вторая устремляется вперед, захватывая и тебя самого в непрерывное ритмическое движение. И вливаешься в этот ритм, и чувствуешь, как все мысли уходят, и сосредотачиваешься на простом ритмическом повторении: толчок – скольжение, толчок – скольжение, и начинаешь воспринимать краткие доли секунды скольжения как микроскопические кусочки счастья, и испытываешь обиду и разочарование, когда лыжа на мгновение тормозится, попав на выступивший корень, или на упавшую шишку.
Звуков в лесу почти нет, но тишина постоянно разбивается какими-то поскрипываниями, иногда где-то треснет дерево от мороза, иногда охапка снега срывается откуда-то с верхушки и с тихим шелестом осыпается на землю. Так что лучше всего слышно свое собственное дыхание, шуршание лыж, поскрипывание снега и сухие постукивания палок о ветки кустов вдоль лыжни.
Лыжня выходит на просеку, длинную и прямую и острый кусок морозного, светло-голубого неба разрезает лес и раздвигает в стороны стены деревьев, открывая для тебя белую, пушистую дорогу, с темной ровной лыжней по середине. Это ослабляет магическое действие леса, и тут можно пробежаться, и попробовать разогнаться, и неожиданно вылететь из леса на высокий косогор на берегу реки, невидимой сейчас под снегом. Открывающийся вид ошеломляет, заставляет остановиться, и замерев рассматривать открывшуюся картину. Позади ровная стена темного леса, отрезанная как по линейке рекой, впереди – белая равнина, русло реки с ивовыми кустами темным росчерком делит равнину на две части. Темные шапки леса за полем обрамляют картину, а совсем далеко – крошечная деревенька, серые дома, дымки над крышами. Ни движений, ни деталей не видно, как будто все замерло, замерзло, ждет весны.
Но долго стоять нельзя, мышцы застынут. Лыжня поворачивает вправо и бежит вдоль реки в поле. Ветер не сильный, но, по закону подлости, в лицо. Когда стоишь – почти не чувствуется, а когда бежишь – лицо начинает подмерзать. Не понятно: или бежать быстрее, чтобы согреться, или медленнее, чтобы не так дуло. А когда лыжня начинает спускаться с косогора разгоняешься так, что ветер свистит в ушах. Уже не остановиться. Начинают слезиться глаза и пальцы мерзнуть сквозь перчатки. Наконец, лыжня заруливает в небольшую лощину, и ветер утихает. Здесь опять приходится постоять, перевести дух, восстановить дыхание и, сняв перчатки, попытаться согреть руки подмышками.
Дальше стратегия меняется, приходится идти медленно, да и не побежишь, лыжня идет в горку, петляет между какими-то кустами, деревьями, большими предметами, назначение, да и сам вид которых скрыты под толстым слоем снега. Наконец появляется неожиданно низкий забор и когда глаз узнает знакомый пейзаж вдруг понимаешь, какой слой снега насыпало.
Дальше уже на автомате – забор, забор, ворота, поворот, береза, калитка. И до калитки 100 метров, 20 метров, а ты еще бежишь, и лыжи еще едут, и вот 5, 3, 1 и все… Побег закончен! Калитка в глубокой яме, и лыжи приходится снимать и тащить к крыльцу, на крыльце стучишь и лыжами и ботинками чтобы отряхнуть снег, и стягиваешь перчатки, и сдираешь лед с бороды и с усов.
После всего этого грохота открываешь дверь, и ныряешь в тепло, а за дверью пес уже всем своим видом показывает как он счастлив, и на морде у него явственно написано: «Наконец-то ты пришел, а я тут один, и зачем вообще ты туда поперся?»