Здесь командует рядовой

Николай Шоластер
     Вот, наконец, зима сменилась летом, а это в любых условиях – огромный плюс! Так, вероятно, человек устроен, что организм его больше радуется теплу, нежели холоду. Летом и событий больше позитивных, хотя это лишь ощущения и доказательной базы этому нет. Однако, считается, что начинать службу летом лучше, ведь пока придет зима со своими сложностями, человек немного обвыкнет – с чем-то смирится, чему-то научится.
        И вот, в один из таких позитивных дней, в самый разгар обеда в столовую вбежала рота новобранцев – такая уж в армии традиция - молодым многое приходится «делать бегом». Новоиспеченные «караси» (так называли в то время молодых солдат в нашей части),  пугливо  озирались по сторонам, в поисках обещанной дедовщины и других кошмарных проявлений армейской службы.
       Под руководством двух бравых сержантов, отслуживших уже по полгода, молодые начали обучаться науке рассаживания за столы и правилам поглощения пищи. Нет, они кушать-то умели, но в армии есть такая унизительная традиция, все делать строго по команде - одеваться, раздеваться, пить и есть, ходить в туалет.
       Наша штабная рота, так теперь именовался хозяйственный взвод после присоединения к нему  связистов и подрывников, находилась ближе всех и наблюдала весь этот спектакль, можно сказать, из партера.
       - Рота, сесть! Отставить! Рота, сесть! Отставить!- началась самая обычная прививка любви к Родине,
       - Сесть, встать, сесть, встать!
       Возможно сержант, хотел показать новобранцам свою крутость, а для остальных подчеркнуть, что уже  имеет немалый опыт в своем деле. Он так увлекся процессом, что голос его твердел с каждым словом, набирая командную громкость.  Он гордо смотрел на всех присутствующих и второго, менее активного сержанта, мол, смотри, как надо. Но вот, незадача, сей спектакль, в числе прочих, наблюдал и, внушительных параметров, рядовой связист по кличке Ангел. Не каждый с ним бы стал спорить. Молча уставившись в одну точку, он угрюмо  сопел, лицо его постепенно краснело, а короткие рыжие волосы стали похожи на  танцующие вихры пламени, глаза и вовсе налились кровью, как у взбесившегося быка. Происходящее, скорее всего, всколыхнуло в нем далеко не очень приятные воспоминания полуторагодичной давности.
       Конечно, этот сержант не имел никакого отношения к судьбе Ангела, просто было противно смотреть, как едва оперившийся молодой солдат, только что заполучивший пару лычек на погоны, потеряв берега, раскомандовался, будто он уже старослужащий.
       - Сержант, ко мне! Оглох, что ли? Я тебе говорю, урод! -
       Прогремел голос Ангела.
       И сержант... подошел..., подошел к рядовому. Ангел не спеша поднялся, его рука, описав петлю в пространстве, со смачным звуком врезалась в гладко выбритый подбородок. Сержантская  голова, при этом, лихо метнулась по ходу движения кулака, а пилотка, повинуясь законам физики, полетела в противоположном направлении.  Рота новобранцев застыла в изумление.
       - Чего уставились, сесть, приступить к приему пищи! -
       Скомандовал второй, не побитый еще, сержант и отвернулся к окну от греха.
       - Воин, иди сюда, да, вот, ты! Иди не бойся, ну! – сказал Ангел молодому солдатику, сидевшему с краю стола. Тот неуверенно и осторожно подошел, оглядываясь на сержанта.
       - Бери наш бачок с кашей и неси на свой стол, у вас там, поди, «кирза» какая-нибудь.
       - И расходы наши забирай к себе! И не дрейфь!  Сегодня ваш день, пацаны! – добавил кто-то из наших.
       Расходами назывались порции сахара, хлеба и масла, в общем, все то, что не раздается «разводягой» (половником). Солдатик все это отнес за свой стол и раздал остальным своим братьям. А побитый сержант тихонько поднялся, найдя пилотку и отряхнувшись, молча, подошел к своей роте…
       Вот такой неожиданной гранью, вдруг, обозначились неуставные отношения в армии для молодого пополнения. Это был точно их день.