Это произошло осенью 1966 г. Я сидел у себя в глазном кабинете поликли-ники и скучал, пациентов не было. И вдруг слышу душераздирающий женский вопль. Я обалдел. Меньше чем через минуту вопль повторился. Я вышел из кабинета. А поликлиника наша помещалась в деревянном барачном здании с длинным коридором и кабинетами по обе его стороны. В коридоре уже толпились больные и сотрудники около кабинета хирурга. Прием вел некто «доктор Меркин», так мы его звали, - молодой врач, который только что приехал к нам по распределению из Карагандинского меда. Он был сухощавый невысокий юноша, сдержанный, что называется «интраверт». Мы, молодые врачи, с ним не общались, да и он с нами тоже, он сразу показал себя слишком самонадеянным, а коллеги чуть постарше, таких орлов не любят. Да и когда нам было общаться? Он жил в поселке, а мы - в городе. После приема надо было успеть на поезд или служебный автобус. А во-время работы - какое общение? Настоящего имени-отчества, боюсь, мы не знали.
И вот мы с ЛОР-врачом Федей Кежаевым заходим в хирургический кабинет. Там всегда есть вторая комната - манипуляционная или перевязочная или процедурная. И видим: в этой процедурной лежит на столе Вера Михайловна Гончарова - медсестра этого самого хирургического кабинета, - солидная женщина 45 лет, и стонет. Вера Михайловна многие годы работала медсестрой у хирургов поликли-ники, а они были молодые выпускники вузов и долго на этой работе в поликлинике не задерживались. Вера Михайловна относилась к ним с материнской заботой. Мы считали ее уже старой, ведь она начала свою деятельность еще в партизанском отряде во время Отечественной Войны. И доктор Меркин, будучи человеколюбиым, обратил внимание, что у его медсестры - вросший ноготь на большом пальце левой ноги, который причиняет ей немалые неприятности. Он сказал: «Вера Ми-хайловна, зачем Вы мучаетесь? Я удалю этот ноготь без проблем, совершенно без-болезненно». Вера Михайловна потеряла бдительность и согласилась. Больных в очереди не было, доктор Меркин уложил Веру Михайловну на перевязочный стол, орошил деформированный вросший ноготь хлорэтилом, взял хирургические щипцы и рванул. Больная завопила. Доктор Меркин удивился: «Вера Михайловна, отчего Вы так кричите, я же Вам сделал полное обезболивание, посмотрите, даже кожа побелела». Бедная Вера Михайловна мотала головой и стонала.
Мы говорим: «Доктор, Вы в своем уме? Ведь хлорэтил вызывает лишь мест-ное поверхностное обезболивание кожи и не более того, анестезия никак не может проникнуть сквозь толстый ноготь до ногтевого ложа. Кожа побелела - да, но не от того, что она потеряла чувствительность, это просто осадок, который остается по-сле испарения хлорэтила, он никоим образом не указывает на степень обезболивания». Все это подробно описано в инструкции на препарат. Но Меркин не понял. Он остался в убеждении, что и Вера Михайловна, и мы все его разыграли. Он считал, что первым среди местных врачей обнаружил в поликлинике хлорэтил и пер-вым его применил в качестве современного и элегантного метода обезболивания. Я тогда сказал: «Вера Михайловна, Вам опять можно в партизаны, Вам уже никакие пытки теперь не страшны».
Самонадеянные, но малограмотные или неопытные, врачи - одна из бед на-шего здравоохранения.