Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
537. Повинную голову меч не сечёт. 7-8 октября 1973 года.
Сводка погоды: Воскресенье 7 октября 1973 года. Атлантический океан. Северо-Восточная Атлантика. Северное море.
Ближайшая по маршруту следования метеостанция «Листа фйр» (около авиабазы «Фарсунн, Луфтхавн Листа» (Фарсунн, Вест-Агдер, Норвегия; географические координаты: 58.117,6.567; первое наблюдение: 01.01.1973 г.; последнее наблюдение: 31.12.2019 г.) на воскресенье 7 октября 1973 года давала такие параметры погоды: максимальная температура воздуха – 12.0°C, минимальная – 8.0°C, средняя температура воздуха – 10.0°C. Без осадков. Скорость тихого ветра 1 м/с (1 балл по шкале Бофорта и 1 балл слабого ветрового волнения). На море лёгкая рябь и короткие волны высотой 0,1 м. и длиной – 0,3 м. Эффективная температура (температура самоощущения человека на верхней палубе корабля) – 9.3°C.
«Повинную голову и меч не сечёт» – так в старину говорили древние люди всех народов, но так было только в старину. Современные люди в 1973 году мечей не имеют, поэтому они головы не секут, а вот по заднице секут очень больно. Поздно вечером в воскресенья 7 октября 1973 года, перед сменой походных вахт в 00:00, я был окружён ором и смехом ДМБовских годков осенне-зимнего призыва 1970 года, которые по обыкновению пришли в ленкаюту «к Суворову на посиделки». В самый разгар годковского веселья я необычайно скромно и сдержанно в ответ на просьбу-требование «показать фотки с рыбалки», сказал им, что «фоток нет, и не будет». Вместо фоток я показал ребятам заготовку рисованной корабельной стенгазеты, посвящённой этому событию.
Те моряки, которые не участвовали в радостных и азартных фотосессиях (фотосъёмке) во время рыбацкой путины за боротом БПК «Свирепый», с интересом и восторгом начали рассматривать рисунки. Они читали смешные подписи к ним, восторгались обликом морского бога «батюшки Атлантического океана» в окружении свиты из морских рыб и дельфинов. Морской бог Атлантики был изображён в виде головы и фигуры из мощных «мускулистых» волн, с пенистыми волосами и бородой, а морские животные и рыбы были очень достоверными, живыми.
Участники необычной рыбалки опять были изображены с узнаваемыми физиономиями, мимикой и движениями, особенно Паша Каретов и Славка Евдокимов (у меня уже руки и пальцы сами рисовали их почти точные портреты и фигуры). Вся история с «океанской рыбалкой кастрюлями и обрезами» была показана в рисунках-картинках в стиле комикса, поэтому всем всё было понятно, ясно, близко и знакомо. Некоторые громко указывали на рисунки и «узнавали» себя в персонажах. Возможно, я интуитивно нарисовал их очень похоже, потому что все события этого дня хорошо запечатлелись в моей памяти.
Мой друг-годок Славка Евдокимов тоже сначала с интересом смотрел на стенгазету, а потом молча и растерянно повернулся ко мне…
- А где фотки, Суворов? – спросил он меня строго и подозрительно. – Зажал?
- Нет, Слава, - вежливо ответил я, стараясь убрать из моего голоса виноватые нотки. – Нет фоток.
- Как нет? – угрожающе ласково спросил Евдокимов и оглянулся на своих друзей-годков. – Что значит «нет»?
- Плёнки в фотоаппарате не оказалось, - набрался смелости и громко сказал я. – Простите меня, ребята. Это я виноват. Второпях забыл проверить, есть ли в аппарате плёнка или нет.
- Так ты что? Бегал, прыгал, строил нас, фотографировал, мы тебе, как дураки, позировали, а ты только делал вид, что снимаешь?! – каждое слово Славка говорил всё повышая и повышая тон.
- Я сам не знал! – крикнул я отчаянно. – Я только вечером узнал, когда всё приготовил, чтобы проявить плёнку и отпечатать снимки. Я сам в ужасе!
- Нет, Саша, ты не в ужасе, ты в … попе, - сказал один из ДМБовских годков из БЧ-3. – И тебя за такие «шутки» надо «взгреть по-чёрному».
Эти слова прозвучали как приказ и как команда-отмашка для наказания. Что тут началось! Все «ДМБовские годки», все и каждый старались «пнуть» меня, сказать мне, высказать мне, оценить меня, ругнуть, обругать, обвалять, потоптать, ударить крепким словцом, выражением, руганью. Правда, не злобной, не оскорбительной, но звонкой, хлёсткой, ощутимой, образцово-показательной. Для них этот момент был отдушиной, возможностью и случаем выместить на мне всё своё раздражение и недовольство мной, не как Александром Суворовым, а как членом экипажа, отделённым от всех некоей неуставной и неформальной должностью комсорга корабля, помощника замполита и ещё какого-то там художника, библиотекаря, фотографа, визуального разведчика, бог весть кого-то.
По их словам, выражениям и поведению получалось, что они все «настоящие моряки», то есть машинисты, электрики, боцмана, торпедисты, артиллеристы, ракетчики, радиометристы, связисты, а ты, Суворов, кто? Да «никто» и звать тебя «никак». Это они «служат», «несут трудные походные и боевые вахты», «терпят лишения», «дышат маслянистой гарью и электрическим воздухом», а «ты, Суворов, болтаешься на корабле, как нечто в проруби», «путаешься под ногами», «лезешь в душу», «выпендриваешься», «строишь из себя идейного», «выделяешься не по делу», «шхеришься от всех в персональной ленкаюте» и «занимаешься, чёрт знает чем».
- Ты, Суворов, зазнался, - сурово изрёк «авторитет» ДМБовских годков, старшина машинной команды из БЧ-5. – Ты думаешь, что ты здесь «самый главный»? Что тебе всё положено? Что ты уже «годок»?
- Нет, Суворов, - продолжал он говорить «ленивым годковским голосом». – Ты ещё «молодой перец» и «перчик» у тебя не по росту…
Ребята вокруг громко заржали, внимая словам авторитетному ДМБовскому годку. Они восприняли его слова как отмашку их словесному потоку «обзывалок» и ругательств. Кстати «перец» на военно-морском жаргоне – это самоуверенный, самодовольный, деловой, высокомерный, самолюбивый, эгоистичный, горделивый, вспыльчивый, грубый, нахальный, горячий, ярый, не в меру страстный человек, а «перчик» - это возбуждённая пиписка (пенис).
Я вспомнил, как эти будущие годки впервые пригласили меня к себе в компанию в «годковскую парную» в ноябре 1972 года после моего первого 10-дневного отпуска с выездом на родину. Тогда мы дружески смеялись, рассказывали смешные истории и анекдоты. Тогда я шутил по поводу «годковских перцев» и «годковских усов» на наших лобках. Запомнили, черти!
- Как ты мог забыть вставить в фотоаппарат плёнку? – возмущённо вопрошал Славка Евдокимов. – Видно давно тебе не вставляли фитиль в твой «аппарат», иначе ты бы помнил свою службу и свои обязанности.
Я с понурой головой слушал гневные, осуждающие и «по-годковски» высокомерные тирады моего друга-годка Славки Евдокимова и обидный смех ребят и мои друзья, видимо, решили, что я, молча и смиренно, снесу все их обидные и смешные слова, обзывалки и ругательства.
- Ты как «дух» заперся в своей «духовке» и совсем оторвался от коллектива, - говорил Славка Евдокимов, воодушевляясь всеобщим вниманием и смешливой поддержкой.
Он был прав, в ленкаюте и в корабельной библиотеке было душновато, потому что я обычно выключал вентиляцию из-за её нудного шума, но уходя, я включал вентиляцию, а ещё я иногда проветривал ленкаюту свежим морским воздухом, открывая её единственный иллюминатор…
- Ты, Суворов, - вмешался один из годков «маслопупов», - годков не уважаешь, с молодыми заигрываешь, салаг жалеешь, законы моря нарушаешь…
Вот оно! Проявилось! Я насторожился. Сейчас начнут все «обидки» высказывать…
- Ты, как барыга, сел на все фотопричиндалы и кайфуешь, а нам что? Лапу сосать? – один из ДМБовских годков тяжело, почти с ненавистью посмотрел в мою сторону, и я физически ощутил тяжесть его взгляда. – Думаешь, тебе только одному хочется иметь фотки со службы?
- Действительно, Суворов, - чуть более примирительным тоном поспешил снять напряжённость ещё один ДМБовский годок. – Чего тебе стоит сделать пару-тройку фотографий для годков? Ты же своим друзьям раздаёшь фотографии, а нам не хочешь. Это неуважуха, Суворов, это западло…
Эти слова «неуважуха» и «западло» были сказаны не просто так, а были презрительно процежены сквозь зубы с блатным оттенком. Эти слова и тон, с которыми они были сказаны, а также намёк на мою обязанность «ублажать годков» напомнили мне, что кроме официальных, уставных, нормальных, человеческих отношений на корабле существуют скрытые, неофициальные, неформальные отношения. Я почувствовал внутреннюю угрозу, напряг, неприязнь и внутреннее сопротивление тому, что не любил, не признавал и не принимал в детстве «на улице», в школе, на работе и на военной службе – блатных и приблатнённых отношений мира преступности. С этой «неуважухой» и этим «западло» нужно было что-то делать…
Заставить себя уважать силой? Как? Чем? Заставить считаться значением своей неофициальной должности комсорга корабля? Но комсоргом корабля, вернее, секретарём комитета комсомола БПК «Свирепый» по штату должен быть офицер по званию не ниже лейтенанта, помощник замполита, но я же не офицер, а моряк срочной службы, старшина 2 статьи, но фактически без своего отделения, команды, группы подчинённых…
Что же делать? Войти с годками в «клинч» и побороться с ними, в том числе показательно подраться? Не уступить, биться и победить одного или двух, а если повезёт, то троих? Быть побитым «в тёмную», но терпеливо выстоять, выдержать избиение и показать характер? Такое уже было в ноябре 1971 года в поезде-эшелоне крымских призывников на пути из Симферополя в Калининград, было в 9-м флотском экипаже в посёлке Пионерское, было в декабре и январе на БПК «Бодром», да и ранней весной 1972 года, когда мы, первый изначальный экипаж БПК «Свирепый», осваивали в заводе новостроящийся корабль.
Эти стычки и их результаты привели к тому, что на комсомольском собрании ДМБовские годки весеннего призыва 1969 года во главе с командиром отделения рулевых Александром Кузнецовым, старшинами и классными специалистами Сергеем Берёзой, Валерием Клепиковым и другими годками избрали меня, тогда самого молодого матроса в экипаже, комсоргом БПК «Свирепый». Уходящий на другую должность лейтенант Николай Судаков, первый в истории корабля секретарь комитета комсомола БПК «Свирепый», настоящий друг и товарищ, «принародно» тогда передал мне все документы, печати и дела комсорга, поздравил с избранием и «благословил на подвиги». Против моего избрания был только первый замполит корабля капитан-лейтенант В.А. Тихонов, который был в 67-м Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей с февраля по июнь 1972 года.
Путь физической борьбы был тяжёлым, непредсказуемым и длинным. Драться и доказывать свой авторитет мне пришлось бы в одиночку со многими, тем более сплочёнными в группы, в касту годками. На корабле и так уже чётко распределились друзья и группы друзей по срокам службы:
группы ДМБовских годков, то есть «неприкасаемых», ждущих приказа о ДМБ;
группы «активных» годков, то есть классных и опытных военно-морских специалистов, старшин, командиров отделений, групп и команд;
группы «пассивных подгодков», ожидающих своей очереди быть классными специалистами, старшинами и командирами отделений;
группы «молодых» матросов – самых настырных, амбициозных, нахальных, наглых и задиристых;
группа «салаг», «карасей» или «духов», которые волей судьбы слишком рано попали на действующие корабли или на БС (боевую службу) в море, в тяжёлые и непривычные условия быта и вахт, а посему тяжело всё переживающие, страдающие, мучающиеся.
Вот к таким салагам в марте 1972 года относился и я, потому что не учился в военно-морских «учебках» по военной специальности, как другие и эти ДМБовские годки, а закончил с отличием севастопольскую Морскую школу ДОСААФ и ещё до призыва на флот был аттестованным специалистом – рулевым-сигнальщиком. Другие немногочисленные салаги моего срока призыва (осень-зима 1971 года), попавшие на БПК «Свирепый», были уже давно приручены, выдрессированы годками, возможно, даже превращены в «подневольных» годкам…
Молодые матросы и «активные» подгодки, пользуясь своим количеством, массой и сплочённостью, активно проявляли бойцовский характер, сопротивлялись некоторым годкам и в то же время свято берегли традиционный «годковский стиль и шарм» (стиль разговора и поведения), мечтая со временем занять место и обрести возможности «настоящих годков». «Пассивные» молодые матросы и подгодки предпочитали ни во что не вмешиваться, не конфликтовать, не ссориться, то есть «добыть» срок своей службы, спокойно и автоматически стать годками, затем ДМБовскими годками, чтобы тихо и незаметно уйти в запас, домой.
«Активные» ДМБовские годки, годки и подгодки сплотились бы против меня единым коллективом, потому что им деваться некуда, как только отчаянно бороться за свою «годковскую власть и привилегии», а «неприкасаемым» ДМБовским годкам важна, прежде всего, та самая «уважуха», за которую они будут «стоять насмерть», иначе, какие же они ДМБовские годки?
Все эти рассуждения вихрем пронеслись у меня в голове, но не ответили на главный вопрос: «Что делать?». Мои «внутренние голоса» авторитетов из моей памяти тоже молчали. Только одни «голос» во мне был спокойным, хладнокровным и рассудительным. Это был я сам, вернее та часть меня самого, которого я уже давно называл «Александр Сергеевич». Поэтому я не удивился, когда почувствовал, что «Александр Сергеевич» во мне поднял мою виновато склонённую голову и внимательно взглянул в глаза говорившему «блатные» слова. Потом «Александр Сергеевич» на моём лице саркастически усмехнулся и стал говорить спокойно, негромко, непрерывно, не обращая внимания на «выкрики из зала».
- Вас, ДМБовских годков, пятеро, - сказал я голосом «Александра Сергеевича», – значит, нужно пять комплектов фотографий. Любое событие я фотографирую с разных точек три раза, это три фотоснимка. Следовательно, нужно пять комплектов по три снимка каждому, это уже пятнадцать фотографий.
- В фотолетопись корабля нужен один комплект снимков, это минимум 3 фотографии, ещё один комплект себе, тоже 3 фотографии. По одному комплекту фоток командиру корабля и замполиту – ещё 6 фотографий. Кроме этого, нужно отдать фотки тем лицам, которые являются героями этих событий, это ещё несколько фотографий, примерно, 3-6.
- Кроме этого, часть фотоснимков, - сказал я, - неизбежно отбраковывается из-за неправильной печати, а в особых случаях часть снимков уходит в мой отчёт в разведотдел штаба нашей 128-й бригады ракетных кораблей.
Я специально впервые открыто перед всеми ДМБовскими годками сказал и признался в том, что я выполняю обязанности визуального разведчика, хотя об этом стараниями Славки Евдокимова знали все…
- При этом вы как-то забыли, что я после каждого важного и интересного события выпускаю фото-стенгазеты с большим количеством фотоснимков, - сказал я ребятам, - не менее 3-6 штук.
- В пачке фотобумаги 9х12 «Унибром» 20 листов, - сказал я простым деловым тоном и увидел, как согласно кивают головами некоторые мои «гости». - Следовательно, на всё про всё для каждого события и дня нужно – 15 плюс 3, плюс 3, плюс 6, плюс ещё 3-6 фоток участникам съёмки, плюс минимум 3 фотки на брак, а также фотки в разведотдел, 3-6 фоток на фото-стенгазету. Итого получается, что за одно событие или день фотосъёмки нужно сделать 36-39 кадров на фотоплёнке и столько же фотоснимков, то есть использовать две пачки фотобумаги.
- Мы в боевом походе с 20 июля и находимся в море уже 79 дней, - сообщил я ДМБовским годкам и они буквально на глазах стали менять выражения своих лиц с весело-озорных и зло-сердитых на ошарашенные, недоумённые и обалдевшие. – За эти дни мне никто фотобумаги, фотореактивов и фотоплёнок не привозил, не дарил и не давал.
- Вся фотобумага и все фотопринадлежности у меня разделены на три неравные части, - продолжал я уже устало говорить молчащим ребятам, - мои личные, корабельные и для разведки.
- Корабельную фотобумагу я использую для фото-стенгазет, для фотолетописи корабля, для оформления стендов наглядной агитации и для фотографий командиру корабля и замполиту.
- Фотобумага и фотореактивы разведотдела штаба бригады я, по их приказу, могу использовать только для нужд визуальной разведки, сами понимаете… Кроме этого, эта фотобумага и эти фотореактивы – это НЗ (неприкосновенный запас) на крайний случай.
- Остаётся только моя личная фотобумага и фотореактивы, которые я использую для своего фотоальбома, для фоток родителям и ближайшим друзьям, - сказал я доверительно всем присутствующим.
- Вопрос: Из чего делать фотки вам, годкам, молодым, салагам и всем желающим? Кто-нибудь из вас, моих друзей и боевых товарищей, принёс мне свою фотобумагу, свою фотоплёнку, свои фотореактивы и сказал мне: «На, Суворов, пользуйся, владей и сделай мне несколько фотографий на память!».
Я замолчал. Молчали и все присутствующие. Я сурово отстранил стоящего у меня на пути «ДМБовского годка из БЧ-5 и ушёл в помещение корабельной библиотеки (за собой я, якобы, машинально опустил барьер прилавка для записи и выдачи библиотечных книг). В зале ленкаюты все присутствующие сурово и угрюмо молчали. Тогда я высунулся из библиотеки и также сурово сказал всем:
- Никто! Никто из вас не принёс мне ни фотобумаги, ни фотоплёнки, ни проявителя, ни закрепителя! Никто из вас даже не подумал, как и когда я делаю фотки, сколько времени на это трачу, в какие перерывы между вахтами, как это происходит в качку в ленкаюте, в которой почти никто из вас не может выдержать и получаса!
- При этом, - раздражённо говорил я притихшим ДМБовским годкам, - многие из вас получили мои фотки и рисунки, раздирая в клочья фото-стенгазеты. Вы даже не подумали, что это может быть историей корабля, что из этих листов ватмана, может быть, создан целый альбом-книга о первом боевом походе БПК «Свирепый». Нет! Только себе, только для себя, только в свои альбомы!
- Значит, вам можно и нужно наполнять ваши ДМБовские альбомы даже за счёт истории корабля, а я - «лысый салага» - должен вас ублажать, как тот сказочный герой, который должен был пойти туда, не знаю, куда и из «ничего» сделать вам конфетку?!
- Вот это уж действительно «неуважуха» и «западло»! – сказал я персонально ДМБовским годкам, каждому глядя в лицо. – Просто так из ничего ничто не делается. Всему есть своя причина и свои последствия. Тут соображать и думать надо головой, а не «перечной головкой», даже если она по сроку службы и «годковская».
Последние слова, сказанные мной сдержанным, доброжелательным тоном и с оттенком насмешки и юмора были восприняты присутствующими с облегчением, породившим сначала смешок, а потом гомерический хохот всех ДМБовских годков. Только двое-трое выглядели понуро.
Вскоре все разошлись, потому что говорить было не о чем. Ещё примерно через час, уже под утро 8 октября 1973 года, Славка Евдокимов и его ближайшие друзья-годки принесли мне в ленкаюту несколько пачек фотобумаги и по два пакета проявителя и фиксажа для фотопечати. Только тут мы все вспомнили, что сравнение «головы» с «головкой» было любимой темой нравоучений первого старпома БПК «Свирепый» капитан-лейтенанта Александра Андреевича Сальникова, прослужившего на корабле с февраля 1972 года по июнь 1973 года. Да, повинную голову меч не сечёт, но он «сечёт» пониже…
Фотоиллюстрация из фотоальбома автора: 8 октября 1973 года. Северо-Восточная Атлантика. Северное море. БПК «Свирепый». Минуты сомнений и раздумий после стычки и тяжкого общения с ДМБовскими годками осенне-зимнего призыва 1970 года. Вчера 7 октября 1973 года по моей халатности я забыл вставить в фотоаппарат «ФЭД-3» кассету с фотоплёнкой и все события, приключения и герои знаменитой рыбалки методом черпания обрезами атлантической сельди из колоссального рыбного косяка-стада остались без документального фотографического подтверждения. Обидно, досадно и совсем неладно… Виноват. Молодой. Исправлюсь.