Глава XXIX

Марк Редкий
ЖАЖДА

Когда Сигамба закончила переговоры с воеводами Дингана, солнце уже садилось. Умпондванцы ожидали, что зулусы нападут сразу, но те прокричали защитникам горы, что они могут немного отдохнуть, поскольку делить добычу сподручнее при дневном свете. И действительно, штурм начался с рассветом. Бросать в атаку первыми людей Бычьей Головы зулусы даже не думали, ибо прекрасно знали, с кем имеют дело. Желая унизить этих трусов, они отряд за  от¬рядом бросались к каменной стене, хотя многие из них были убиты и раз за разом им приходилось отступать. Но атакующие продолжали смеяться и выкрикивать свой боевой клич, в то время как руки умпондванцев уже устали наносить удары, когда украшенные перьями головы врагов появились над краями их стен. Тем не менее защитникам, сражающимся под надзором Сигамбы, чьего горького языка они очень боялись, удавалось пока держать позиции, поскольку они были практически неприступны для людей, вооруженных только копьями, какими бы храбрыми они ни были, и доведись их защищать самим зулусам, никто не смог бы их взять.
Битва длилась уже час или более, когда зулусские воеводы вдруг отвели своих людей и принялись совещаться с ван-Воореном, потому что их потери были значительны, и стало очевидно, что если они хотят захватить верховья реки, то должны найти какой-то другой план атаки. И очень скоро они его нашли. Река вытекала из ущелья на склоне горы не маленьким ручейком, а широким быстрым потоком. Он был так глубок и стремителен, что тройная линия оборонительных сооружений Умпондваны обрывалась прямо на краю его берегов. Выше по течению вода шла через скальное ущелье, но колючие деревья со сплетенными кронами на десять или двенадцать футов нависали над берегами по обе стороны потока. На самой середине реки, достигавшей у укреплений тридцати шагов в ширину, был длинный частично скрытый водой островок, образованный седловидной скалой, по краям которой бурно кипела вода, хотя глубина ее здесь не превышала трех футов. Эта скала начиналась в пределах внутренней линии стен и спускалась шагов на двадцать пять ниже стены внешней. Темный Пит давно приметил этот островок.
– Вот седло, на котором вы сможете въехать в крепость, – сказал он зулусским командирам.
– Каким образом, Бычья Голова? – спросили те.
– Смотрите! Вон деревья с высокими стволами и зелеными верхушками, срубите их и проложите мост от берега к каменному седлу. Пробравшись по седлу, а вода там не глубже, чем по пояс, вы минуете все три стены и как нельзя лучше доберетесь до берегов внутри крепости.
Хотя старший воевода, как и все зулусы в те времена, был человеком храбрым, он долго с сомнением смотрел на белые гребни мощного потока.
– Но в этой воде смерть, – сказал он наконец.
– Смерть для одних – победа для других, – ответил ван-Воорен. – Но если ты боишься, возвращайся к Дингану и скажи ему об этом, потому что никаким другим способом эту гору не взять, она неприступна – одна лишь жажда сможет победить ее.
– Я ничего не боюсь, белый человек! Но если ты такой смелый, почему сам не покажешь нам, чернокожим, путь по этому каменному седлу? – спросил зулус.
Пит пожал плечами:
– У меня есть основания желать выйти из этой битвы живым, а кроме того, я не солдат Дингана.
Воевода обернулся к своим воинам и приказал тем из них, что были вооружены секирами, срубить три самых высоких дерева, что они и сделали, хоть задача была нелегкой, поскольку дерево было твердым, а топоры легкими. Когда, наконец, деревья упали, они покатили их в гору, туда, где не далее чем в тридцати шагах от внешней стены заканчивался островок. Тут Сигамба догадалась, зачем зулусы срубили деревья, – до этого она думала, что они собираются таранить ими стены.
– Они пойдут на нас по руслу реки, – сказала она и призвала мужчин выйти за стены и не дать врагу соорудить мост от берега до острова-седла.
Но никто не откликнулся на ее призыв, никто не осмелился встретиться с зулусами на открытой местности.
– Вода сама сметет их, – сказали они. – А тех, кто попытается выбраться на берег, мы прикончим копьями.
– Трусы! – простонала Сигамба. – Вы погибните от собственной трусости.
Итак, умпондванцы ограничились тем, что, стоя за первой стеной, метали копья в зулусов, которые в тридцати шагах от них перебрасывали через поток стволы поваленных деревьев. Но другие зулусские воины, чтобы защитить своих товарищей, быстро соорудили из своих щитов подобие изгороди, и легкие ассегаи причинили им мало вреда. Правда, Зинти из своего ружья убил несколько человек.
Вскоре вершины деревьев лежали на скальном гребне островка, и воевода приказал одному из индун провести по ним своих людей. Надо сказать, что все туземцы страшно боятся мокрой смерти; вот и этот индуна, хотя он был храбрым человеком и с радостью в одиночку бросился бы на укрепления противника, если бы ему повелели, тут вдруг нерешительно глянул на яростный поток и, заколебавшись, промедлил с исполнением приказа. Но главный воевода, служивший еще Чаке, хорошо знал, как пресечь сомнения и страх. Подняв свой тя¬желый ассегай, он с криком «Принимай царский дар, трус!» одним ударом пронзил усомнившегося, и тот упал замертво
у его ног.
Затем, призвав лучших воинов, воевода сам пробежал по мостику из стволов деревьев и спрыгнул в воду, скрывшую его до пояса. Течение здесь было таким сильным, что в одно мгновение он был бы сметен им, если бы следовавшие за ним не встали рядом и позади него. Еще мгновение им удалось удержаться на ногах, а там и другие воины пришли им на помощь, укрепляя своими телами этот живой мол. Каждый из них обхватывал руками талию стоящего впереди товарища, как это делают в танце кафрские девушки, и вскоре эта живая цепь начала медленно продвигаться вдоль седловидной скалы. Время от времени напор воды сбивал кого-нибудь с ног и, вырвав из цепи, стремился снести на стремнину, но связка человеческих мускул удерживала его и возвращала в строй. Когда они достигли краев первой стены, защитники Умпондваны с обоих берегов метнули в них копья, убив многих. Убитых, как и тяжело раненых, – словом, тех, кто больше не мог служить царю, – их товарищи держать прекращали, отдавая воде, и тогда освободившиеся руки хватались за воина, стоявшего перед погибшим, и брешь затягивалась.
– О! Народ Умпондваны, – воскликнула Сигамба, – если бы вы хоть наполовину были так храбры сердцем, как эти люди, нам не нужно было бы бояться Дингана.
Зулусы в реке, расслышав ее слова сквозь шум воды, прокричали в ответ:
– Твоя правда, маленькая женщина-вождь, мы храбры!
Змея из черных тел ползла вперед сквозь белую пену невзирая на шквал беспрерывно летевших в нее копий, пока голова ее не оказалась в пределах третьей линии оборонительных стен. Тут по команде чудом уцелевшего воеводы воины головной группы спрыгнули с гребня скалы в воду и, двигая только ногами, поскольку руками они по-прежнему держали друг друга, позволили потоку развернуть образованную их телами цепь так, что дальний ее конец, проделав в воде путь в двадцать ярдов, был отнесен к берегу. Здесь из воды торчало несколько крупных камней, и после отчаяной борьбы пловцы смогли ухватиться за них и закрепиться.
О том, что последовало дальше, Сусанна, которая наблюдала за атакой сверху, впоследствии говорила, как о самом удивительном зрелище, которое она когда-либо видела. Цепь из тел живых людей, раскачивающихся в потоке, как бы привязанная одним концом к скальному островку, а другим к берегу, послужила мостом для их собратьев, которые пробегали по ней своими цепкими ногами, перепрыгивая с плеча на плечо и заставляя головы несчастных то и дело погружаться под воду. Полузахлебываясь и почти разрываясь надвое, те все же продержались до тех пор, пока на берегу не оказалось достаточно воинов, чтобы закончить схватку победой. Ибо, едва умпондванцы увидели, что зулусы выбираются на берег, они не стали терять время на то, чтобы попытаться их убить, что в тот момент было не так уж и трудно; нет, подхватив Сигамбу, они ринулись в ущелье, ведущее к вершине горы, и заблокировали его заранее приготовленными огромными камнями. Вот как случилось, что зулусы, хотя и с большими потерями, но выиграли это сражение и отрезали гору Умпондвана и ее обитателей от основного источника воды.
Да, они выиграли этот бой, но гору еще не взяли, поэтому, немного отдохнув, они начали штурмовать узкое ущелье, по которому шел единственный путь на плато. Поначалу им приходилось разбирать или преодолевать каменные завалы, возведенные умподванцами на их пути, но активного сопротивления они почти не встречали. Вскоре, однако, зулусы поняли причину временной пассивности противника: как только первые из них проникли в ущелье, на головы им откуда-то сверху покатились огромные камни, лишив жизни многих, так что уцелевшие были вынуждены вернуться к устью реки.  Другого же пути для атаки они не могли найти, сколько ни искали, ибо его просто не существовало.
– Ну, – сказал предводитель зулусов, – значит, нам придется воевать сидя. Раз эти горные кролики не пускают нас к себе, будем ждать, когда они сами придут к нам, чтобы попросить воды.
Поэтому семь полных дней они просто ждали, не предпринимая никаких действий, выставив лишь охрану вокруг горы – на случай, если все же существуют проходы, о которых им ничего не известно.
***
Когда отступившие умпондванцы достигли плато, Сигамба произнесла много слов столь горьких для ее советников и воевод, что некоторые из них закрыли уши, чтобы их не слышать, а другие отвечали, что ничего не могут сделать против людей, способных ходить по кипящей воде.
– Теперь вы действительно уже ничего не сможете сделать против них, – кричала Сигамба. – Теперь за них будет сражаться жажда, она станет им лучшим союзником. Из-за вашей трусости мы все должны погибнуть, и я была бы только рада этому, если бы вы не обрекли на смерть и леди Ласточку.
Затем она уткнулась лицом в землю и не сказала больше ни слова, даже когда ей доложили, что сброшенные на головы зулусов камни остановили их дальнейшее наступление.
Первые дни осады воды, которую давал маленький источник, хватало для нужд тысяч людей, собравшихся на вершине горы, но скоту воды, конечно, не доставалось. На третью ночь несчастные животные, обезумев от жажды, вырвались из крааля, устремились к источнику и так истоптали его своими копытами, что вода почти иссякла. Даже раскапывая землю, не удавалось увеличить ее количество, потому что под тонким слоем почвы здесь сразу начиналась скала, и казалось, что родник изменил направление своего течения где-то в глубине.
Теперь уже все, кто был на горе, начали страдать от жажды. Вскоре скот совсем взбесился: с яростным ревом он табунами носился по плато, кусая каждого встречного или втаптывая его в землю. Умпондванцы пытались избавиться от него, гоня вниз по ущелью, но зулусы, догадываясь, что присутствие животных в тягость осажденным, не давали им пройти. Тогда была предпринята попытка столкнуть скот с края пропасти, но когда волов подвели к ней, те развернулись и пронеслись сквозь толпу, убив несколько человек. После этого умпондванцы ограничились тем, что забили самых опасных из животных, а остальных оставили бродить туда-сюда по плато, – убить всех они не решались, опасаясь, что трупы, разлагаясь на жаре, породят эпидемию.
На шестой день огромный крааль Умпондваны превратился в настоящий ад, где в муках блуждали заблудшие души. Солнце свирепо палило на плато, повсюду лежали мужчины, женщины и дети, измученные жаждой, некоторые были уже мертвы, в основном – грудные дети, потому что груди их матерей высохли. Тут трое мужчин вытащили из хижины старую женщину и били ее, требуя выдать запас воды, который, как говорили, она припрятала, там двое других резали горло волу, чтобы напиться его кровью, а здесь маленькая девочка переворачивала камни и облизывала своим сухим языком их влажную поверхность.
Среди этих душераздирающих сцен, происходивших вокруг ее хижины, в задумчивости сидела Сигамба. Как вождь она еще имела на дне кувшина около пинты воды[1], которую заставляла пить Сусанну, и к которой сама почти не притрагивалась, потому что не желала страдать меньше, чем ее соплеменники.
Когда взгляд Сигамбы упал на ребенка, облизывавшего камни, ее сердце сжалось от жалости. Зайдя в хижину, она отлила большую часть воды в тыкву и, подозвав малышку, которая пошатываясь едва дошла до нее, отдала ей сосуд, приказав пить медленно. Но уже через мгновение не осталось ни капли! Зато тусклые глазки прояснились, ссохшееся тельце, казалось, снова округлилось, и юный голосок принялся звонко восхвалять и благословлять ее имя. Сигамба отстранила ребенка и ушла в хижину, чтобы выплакаться там, пока ее никто не видит, да только плакать она не могла: глаза были слишком сухими для слез.
«Еще три дня, – думала она, – и, если не пойдет дождь, все будут мертвы. Да, и трусы, и те, кто стал жертвой их трусости, все будут мертвы».
Пока она думала об этом, в хижину вошла Сусанна – в ее глазах была весть.
– Что-то случилось, сестра? – спросила Сигамба. – Откуда ты?
– Я была наверху, на краю обрыва, – ответила девушка, – просидела там весь день, потому что не могу больше выносить эту картину. Да, у меня есть новости: зулусы идут по равнине, но они идут не в свою страну, они направляются к горам Кватламба.

------------------------------
1) примерно пол-литра.