СУРИ. Продолжение

 

  Михаил вдруг понял, что ценит эту неожиданную дружбу с Рыковым. Давно он не испытывал такого чувства подсознательной благодарности за оказываемую заботу о нём. За долгие годы в своре людей, оказавшихся не просто на краю, но и в самой пропасти, на самом её дне, откуда не выбраться по своему одному лишь желанию, он учился защищаться и только. Зона не воспитывала "заблудших овечек" - да и не они там находились - она калечила, уродовала, низводила до скотского состояния. И не было ни малейшей надежды рассчитывать на кого-то даже в неприметной помощи. Сам себе враг и сам себе защитник.
 Лёжа долгими вечерами в постели среди неукротимой тишины, он вспоминал своего закадычного друга Колю Мурашина - это его лётная куртка на память. Колян служил в гражданской авиации, - лётчик - а Михаила "забраковали" по состоянию здоровья. Возмутительно было слышать, что у 18-летнего цветущего парня не всё в порядке с главным мотором. Ничего такого Мишка даже не чувствовал, а комиссия была непреклонна - брадикардия. Пути друзей на этом не разошлись далеко. Они встречались часто и даже ездили в отпуск вместе к морю. В память о несбывшихся надеждах Мурашин однажды набросил на плечи друга новенькую, приятно пахнущую кожей, вожделенную куртку. На Мишу в ней бросали любопытные взоры: лётчик? Такие носили только они. Но Николай не отозвался на Мишкину беду - не навестил, не написал, как в воду канул. Сокол не знал, что и думать, обиды на друга не выработал. Обиднее всего было молчание сестры Данки.  Дана  - родная кровь, сестрёнка "неразлейвода". Младше его на пять лет, она сидела в зале заседания потерянная, убитая приговором - 13 лет! Как можно столько выдержать в нечеловеческих условиях где-то у чёрта на куличках?! Жена Ксения не пришла на оглашение приговора, она вынесла собственный приговор мужу ещё раньше, когда он томился в сизо. А вот Дана, Даночка... У Михаила до сих пор наворачивались слёзы от тогдашней картины в суде, когда сестрёнка метнулась к нему, а его уводили из зала. Как конвоиры грубо отталкивали её и также грубо кричали "нельзя!", по-хамски толкая в спину молоденькую девушку, будто-бы это она была виновата и осуждена. Михаила впихнули в машину и захлопнули, словно крысу в ловушку. Больше сестру он не видел, она ни разу не приехала.
- Но может, люди в 25 думают иначе, чем он? А в 38 всё изменилось до неузнаваемости? - пробовал оправдать сестрино поведение.
И Михаил гнал от себя эти гнетущие мысли, способные убить любую надежду. А она у него только-только зарождалась.