Чудо мое за обе щеки уминало шоколадное мороженое большущей ложкой, утопая в кресле-великане, весело болтая ножками. За моей спиной был целый мир: чей-то яркий смех и едва слышный шепот; звяканье посуды и шорох одежды; горьковатый манящий запах кофе смешивался со сладостью сдобного теста. Передо мной — лишь кусочек, отделившийся от этого мира, за круглым столиком с видом из окна во всю стену на ветвистое дерево, поймавшее своими листьями-сетями закатные солнечные лучики.
Чудо вдруг удивленно глядит на меня и, следуя за моим взглядом, выискивает что-то в окне, что поглотило мое внимание. Не находя, оборачивается, враз проглатывает шоколадное лакомство и спрашивает:
— Что там было? Интересное? Веселое? Куда оно спряталось? Почему ты улыбаешься?
И в попытке вызнать правду чуть на стол не залезает.
— Да так… Доело?
В креманке было пусто, а Чудо уже цеплялось за меня и карабкалось, чтобы удобно устроиться на плечах и сложить ручки на макушке.
— Домой? — спросила я, уже оставляя позади кофейню, и набросила на голову огромный капюшон.
— Через парк давай! — пропищало Чудо, кутаясь в теплый мех.
Солнце стремительно сбежало с небосвода, должно быть радуясь коротким рабочим дням, и закат наконец сменился цельными сумерками. Через парк идти совсем недалеко, но при упоминании о нем в голове не возникает картинка ухоженного сквера, усеянного фонарями, с тротуаром и красивыми лавочками, за спинками которых виднеются цветастые клумбы или аккуратные кустики. Мне всегда думалось, будто кто-то однажды отрезал кусочек настоящего леса и заботливого уложил его между городских улиц, как кусок торта кладут на блюдце. Деревья с густыми кронами возвышались подобно многоэтажкам на соседней улице, и снаружи казалось, что там, в глубине, только тишина, потопленная во мраке.
— Не лето уже, мне и рук собственных не видно. Это опасно.
— Эх, ты! Чего боишься? Злодеев, темноты или собственных рук? — захихикало Чудо, ткнув маленьким пальчиком мне в лоб.
— Само ты «Эх»! — вздохнула я, потерев место тычка. — Не боюсь я, а беспокоюсь. Осторожность лишней не бывает.
— Бывает! Еще как бывает! — Чудо подскочило, завозилось у меня на плечах и перевалилось через голову, схватившись за мою щеку, чтобы важно помахать пальцем перед моим лицом и сверкнуть наглым глазищем. Чуть не упало, но я вовремя подхватила нахохлившуюся тушку и усадила обратно.
— Вот так! У писателя осторожности не бывает — писатель любопытен и настырен! — слышу я сверху и уже шагаю к парку. Что толку препираться из-за недолгой прогулки по до того знакомым тропкам, что пройти можно было и вслепую. Пожалуй, опасаться здесь нужно было только разыгравшегося воображения.
Я уже и не помню, ходила ли когда-нибудь этой дорогой в столь позднее время; жмурюсь от липкой темноты; иду, доверяясь лишь моему Чуду, пока глаза не забудут про освещенные живые городские улочки.
— А может, фонарик включишь? Свет пока далеко, — как-то с сомнением тянет Чудо над макушкой, но я уже повинуюсь и тянусь за телефоном, как вдруг ее ручонки насильно поворачивают мою голову в сторону:
— Нет, погоди! Не доставай! Смотри! Туда смотри!
И я смотрю. А вдалеке прыгает, скрывается за стволами и ветками и снова выныривает маленький шарик света. Должно быть, кто-то тоже решил сократить путь через темную чащу.
— Это что же получается? И нас так легко заметят, с фонариком-то? Ну уж нет! Так пойдем! И без фонарика справимся, а то представляешь, а если твои опасения оправдаются, и там злодей какой-то. А? За ветками и кустами прячется, и его-то в темноте не видать, а мы прямо тут, глупые и наивные, как на ладони. Все-все, так идем!
Чудо подобралось, сжало кулаки, цепляя мои волосы, и настороженно засопело. И я стала шагать аккуратнее — тише — и поглядывать по сторонам. Вдруг за кустами кто-то тихо сидит и ждет? А может, кто-то стоит прямо за этим деревом или идет за мной совсем рядом, в метре, так тихо, что я уже почти не дышу и прислушиваюсь.
И почти хватаюсь за сердце, когда Чудо вдруг скидывается:
— Вот оно! Чуешь? — Чудо глубоко вдохнуло и шумно выдохнуло (слишком шумно!). — Темный вечер. Густой лес. Из-за сильного ветра кажется, будто деревья шепчутся над твоей макушкой, и ты еле волочишь ноги, протаптывая дорогу в зыбучем снегу...
— Снегу? А когда это успела наступить зима? — удивилась я.
— Не занудствуй, так красивее.
— И светлее, между прочим. Не такой уж и темный лес получается, — я улыбнулась, мечтая, чтобы под ноги лег белый ковер и закрыл все кочки и ветки.
— Кому светлее, а кому — не очень, — Чудо шикнуло с возмущением, чтобы я больше не перебивала, и продолжило: — В общем, решили — зима. Так-так-так... ну ты представь: молодая девчонка поздно возвращается домой, пропускает все автобусы, а на пять минут в такси деньги тратить не хочется. И что ей остается? Немного пройтись пешком, что можно сделать только через зловещий парк — как этот, в котором полно деревьев, кустов и хоть глаз выколи, — Чудо махнуло рукой в сторону зарослей. — Так вот, на улице снегопад, она мерзнет, но все равно пытается оттянуть время, прежде чем окунуться в лес из ее кошмаров. В смысле, нужна, наверное, какая-то предыстория о том, что она всегда очень любила это место, любила гулять по тропинкам в ясный летний день, но… с наступлением вечера она ощущала, будто лес менялся, жизнь в нем смолкала, а из-за кустов за ней словно кто-то наблюдал, — на этих словах мое Чудо вдруг понизило голос и стало тянуть гласные, нагоняя жуть. — Но, как мы все знаем, это просто паранойя, и поэтому она может хотя бы разочек сглотнуть свой страх и пробежаться по парку прямиком к дому и горячей кружке чая. Однако! — вскинулось Чудо. — Все не так легко: ей приходится волочь себя через сугробы, а ветер, снежинки и стены деревьев поглотили все звуки; ее страх только набирает обороты, она постоянно оглядывается, прислушивается, ей кажется, кто-то скользит в тени или следует по пятам, и она уговаривает себя идти быстрее, быстрее, быстрее…
Мои ботинки вдруг стали тяжелее на несколько килограммов, ветер завыл сильнее, и я просила, чтобы осенние листья не падали скопом с деревьев, — звуков становилось слишком много и мало одновременно. Глаза бегали от одного куста к другому. Я оглянулась назад и попыталась ускориться. И еще, и еще.
А Чудо вдруг утратило пыл и совсем тихо забормотало:
— Так, значит, идет она, идет, боится, хм, а как же преследователя показать?
— А преследователь и правда есть? — я невольно поежилась.
— Конечно есть! Что же эта за история про перепуганную девочку в лесу, да без погони?! Без злоумышленника?! — Чудо от возмущения хлопнуло ладошкой по моей голове, а после ойкнуло и ласково пригладило, извиняясь.
— Ну хорошо, — решила я принять участие в этом мозговом штурме. Может, получится унять напряжение? — Тогда пусть он там под фонарем покажется или в снегу на что-нибудь наступит, она заметит — и как рванет!
— Фу, пакость. Где твоя фантазия? Эх, Ни на кого положиться нельзя…
Чудо продолжило бурчать себе под нос, и этот звук меня успокаивал. Страшная сказка встала на паузу, и я снова чувствовала, что дом совсем близко.
Но Чудо вдруг замолчало и сжало в кулачках мои локоны. Я остановилась.
— Слышишь? — тихо спросило Чудо.
Тишина расступилась. Шорох, шелест и хруст. Темнота не позволяет увидеть, понять, что такое неумолимо и стремительно несется прямо к нам. В момент под ноги посыпались тени, промелькнули, огибая, и растворились позади.
— Ой! — пискнуло Чудо, а я и испугаться не успела. — Да это же просто собаки… Точно! — Чудо опять перевалилось и посмотрело мне в глаза. — Видела, какую идею нам только что подкинули, а?
— Эм... нет?
— Тогда гляделки пошире и слушай внимательно, — Чудо вернулось обратно и принялось вдохновленно вещать: — Наша героиня во власти страха выгрызает себе путь домой, как ее кошмар вдруг становится реальностью! Она в последний момент слышит, как кто-то стремительно приближается, ее сердце делает кульбит, но все обходится, ибо на нее вылетает всего лишь стая собак и молча убегает в темноту, она тяжело выдыхает — как вдруг!.. Сзади стая поднимает оглушительный лай, а следом кто-то чертыхается, и она не помня себя дает деру!
— А как объяснить, что на героиню псы не реагировали, а уже дальше разлаялись? — задумалась я.
— Ой, этих собак и в самом деле не разберешь: одних облают, а других не тронут, — небрежно бросило Чудо.
— И что дальше?
— Ну а ты как думаешь? Погоня! Экшн! Она несется вперед, затягиваемая глубокими сугробами; преследователь, уже не скрываясь, наступает на пятки — за спиной шумное дыхание и снежный хруст, — обычный прохожий бы не побежал, верно? Она почти у цели, всего пара минут, и она будет на улице под светом и на виду у полуночных гуляк, но!.. Снег все-таки губит ее, она падает и тонет в сугробе, это конец — преследователь все ближе, дыхание громче, она гребет руками, но понимает, что не выберется, чужое присутствие уже за спиной, она почти чувствует, как к ней тянутся руки, облако пара ха ухом — а потом!
— Что? — я даже остановилась, чтобы не пропустить конец истории.
— А потом что-то проносится у нее над головой, ее обдает порывом ветра, и за спиной больше никого нет. Она оборачивается и понимает, что одна. Дышит, прикрывает глаза, открывает и, наконец, встает и отряхивается. Смотрит в темноту, но там ничего нет. Ни преследователя, ни собак, ни скольжения в кустах — тишина...
— Она все нафантазировала? — я пошла дальше, раздираемая догадками, и даже увидела вдалеке небольшие огоньки знакомой улицы — мы почти дома.
— А вот и нет! — все продолжало Чудо. — Она собирается с силами и наконец выходит из леса, и перед ней вырастают здания. Она переходит дорогу и, чувствуя, как тревога понемногу уходит, поворачивается к парку, снова заглядывает в темноту, чтобы понять, что произошло, и вдруг замечает, что из темноты будто что-то смотрит на нее, две светящиеся — горящие — точки. Она смотрит и понимает, что все это время ей ничего не казалось — не только за спиной, но и в кустах шорохи были реальны! Картинка складывается в голове, и она делает маленький дрожащий шажок, смотрит прямо в два огня, глубоко вдыхает и, решаясь, говорит: «Спасибо». Огни моргают и пропадают. Никто больше не наблюдает из-за деревьев. И она идет домой.
— Что же это было? — я улыбаюсь такому лихому повороту и сама уже выхожу из-за деревьев-великанов навстречу родному дому.
— А неважно, — слабо взмахнуло ручкой Чудо и зевнуло. — Хочет прятаться — пусть прячется. Ты, главное, все запомнила? Теперь бегом писать, пока такая история не пропала!
— Обожди, вот придем домой, выпьем чаю и напишу, — я стянула свое Чудо с шеи и аккуратно устроила на своих руках. — Только давай в следующий раз в лес без ужасов пойдем.
— Эх, ты! А зачем тебе еще муза нужна? — Чудо снова зевнуло и прикрыло глазки, обнимая меня цепкими ручками.