А вы / ноктюрн сыграть / могли бы / на флейте водосточных труб?
Владимир Маяковский. «А вы могли бы?»
А. К.
Отставив свой тощий зад под острым углом, и цепляясь руками, как орангутанг, Гриша Клэш* отталкивался ногами от хомутов, удерживающих водосточную трубу, и осторожно перемещал своё тело вверх по стене, имея конечной целью балкон пятого этажа. Первоначального заряда адреналина хватило только до третьего. Там Клэшу пришлось, уцепившись за перила очередного балкона, сделать вынужденную передышку. Когда он осторожно покосился вниз, в ночную темень, под ложечкой у него, жутковато ёкнуло, ноги предательски задрожали, а руки странно ослабли и покрылись холодным пОтом…
Проспект был пуст. Из водосточных труб
лилась вода, сметавшая окурки.
Он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки,
и почему-то вдруг с набрякших губ
сорвалось слово (Боже упаси
от всякого его запечатленья),
и если б тут не подошло такси,
остолбенел бы он от изумленья*.
Хоть в этот момент Гриша и был подшофЕ, он понимал: если закружится голова – костей не соберёшь, а хотелось бы дожить до диплома. Но отступать было некуда: на пятом этаже блочного дома жила зазноба Клэша, Люба – однокурсница с биофака Карского универа. До сих пор, Люба держала Гришу на расстоянии: ни потискать, ни тем более сорвать поцелуй, к моменту восхождения по трубе, Клэшу не удалось. Но парень он был настырный и к тому же, понимал: если до получения диплома (а до этого вожделенного события оставалось всего три месяца) Люба не станет его женщиной, их пути-дорожки разойдутся навсегда. Люба останется в Карске, как столичная жительница, а его отправят куда-нибудь, к чёрту на кулички, поскольку Клэш был студентом иногородним.
***
*«Чёрный ворон, я не твой» – слова из народной переработки стихотворения-песни унтер-офицера Невского пехотного полка Николая Верёвкина «Под ракитою зелёной», 1837 г.
*Клэш – (анг.) столкновение, конфликт, коллизия, противостояние.
*Проспект был пуст. Из водосточных труб… – И. Бродский. «Дебют».
*подшофЕ – (фр. Chauffe) нагретый, подогретый алкоголем.
Услышав о том, что однажды ночью, отец на пинках спустил с лестницы хмыря*-студента, забравшегося к ним на балкон (папочка был скор на расправу), Олег решил навестить свою младшую сестру Любу, которая жила вместе с родителями. К этому времени, Олег и сам, находился в непростых жизненных обстоятельствах. Познакомившись после развода, с очаровательной художницей Таней, он, к великому своему огорчению, вынужден был констатировать, что её мать, широкозадая, кривоногая татарка («дочь кавалериста», как он её окрестил), настроена по отношению к нему, крайне негативно. Причина была совершенно невинной. На свою беду, Олег, как и первый муж Тани, оказался художником.
– Художник – от слова худо! – Заверила будущая тёща, как только услышала о профессии Олега. На хорошенькую, сероглазую дочь, веселушку Танюшку, с золотистыми волосами, она ни капли не была похожа.
– О Таньке, забудь! Хватит нам и одного художника. – Заявила она, когда дочь привела Олега, чтобы познакомить с матерью. Кажется, история повторялась. Ведь первый брак Олега был разрушен именно старательными усилиями родителей с двух сторон. Поэтому, после этого визита, Олег ломал себе голову, как уберечь свою новую подругу от дурного глаза её мамаши.
Приехав к сестре, Олег застал своих родителей в паническом состоянии: любимой папенькиной дочке предстояло отрабатывать последипломную практику где-то в сибирской глухомани. Странный ухажёр Любы, оказывается, добился-таки, её благосклонности, именно потому, что потерпел фиаско, той злополучной ночью. Восхитившись героической, ночной игрой Клэша на «флейте водосточных труб», Люба позволила ему уговорить себя на совместное распределение в безвестную таёжную деревеньку, под названием Талажанка. Ситуация осложнялась ещё и тем, что Люба была по натуре, классической бессребреницей. До слёз умилялась любой живой тваре; в людях совершенно не разбиралась; была доверчива как котёнок; а в школьном возрасте даже, однажды заявила, что хотела бы выйти замуж за какого-нибудь калеку, для того, чтобы всю свою жизнь посвятить заботе о несчастном. И как нарочно именно к такой «святой душе», привязался этот хмырь*, который, совершенно определённо был с «большим приветом», так как приличные молодые люди не штурмуют балконы девственниц на пятом этаже. Да ещё, ночью! Да ещё, рискуя сломать себе шею, карабкаясь по водосточным «флейтам» труб. И тут, Олега осенило:
– А ведь можно «убить сразу двух зайцев»: и сестре помочь и собственную ситуацию разрулить.
– Я поеду в Талажанку вместе с Любой и Таней. И буду держать этого «флейтиста» под контролем, так долго, сколько будет нужно. – Заявил Олег. И сестра, и родители были приятно удивлены благородным жестом старшего брата и сына, и, зная рыцарский характер Олега и его любовь к сестре, не заставили себя долго уговаривать. Обсудив всё до мелочей, родители дали своё благословение, а Люба, только влюблённо «ела» глазами, старшего брата. Таким образом, отъезд в сибирскую глушь устаканился и в назначенный срок, две пары молодожёнов отбыли по месту дипломной, трёхлетней практики. Там, Грише предстояло трудиться в качестве директора скромной деревенской школы, в которую Люба была определена учительницей. Начиналась новая глава их жизней.
***
*хмырь – (прост., груб., пренебр.) невзрачный, жалкий, или подозрительный, странный, неприятный человек.
«Флейтист» Гриша был едва по плечо, высокому Олегу. Хрупкого телосложения, узкоплечий, но с крупной головой и внушительным, как у тукана носом, в профиль он был похож на Авраама Линкольна или Сирано де Бержерака. Как шутил Олег:
– Если бы, в ветреную погоду, Клэш оказался в лодке, его нос, спокойно заменил бы ему парус. – Но в фас, у него было красиво-продолговатое, интеллигентное лицо. На носу «де Бержерака» безотлучно располагались очки с такими сильными диоптриями, что казалось, в оправу вставлены не стёкла, а огромные глаза, живущие самостоятельной, не зависимой от лица жизнью. Из-за страшной близорукости (-9), без очков он выглядел совершенно беспомощным. А, за толстенными, как лупы линзами, прятались большие, по-телячьи добрые и невинные, голубые глаза младенца с длинными ресницами. В общем, глядя на Клэша без очков, хотелось его как-то приласкать или утешить. А женщин, тянуло тут же, подставить ему сосок своей груди. При всём при том, он был необыкновенно умён и талантлив, и постоянно становился призёром многочисленных шахматных и шашечных баталий.
В общем, «флейтист» оказался нормальным, симпатичным парнем. И чем дольше Олег с ним общался, тем больше понимал, что впервые в жизни, у него появился настоящий друг. В свою очередь, Гриша всей душой «прикипел» к старшему брату своей невесты. Поэтому через год, сыграли сразу две свадьбы, которые отгуляли в Талажанке, в настоящем деревенском срубе с огромной, на пол избы каменной русской печью. Два торца и фасад этой белёной печи Таня с Олегом расписали перед свадьбой в качестве подарка. А через два года, Олег работавший главным художником в райцентре, затосковал: с одной стороны, теперь всем было ясно, что Любаша в опеке не нуждалась; с другой стороны, рождённый под созвездием Близнецов, Олег чувствовал потребность постоянно развиваться. Знаний полученных прежде, в художественной школе, ему больше, не хватало. Олег начал задыхаться от провинциализма сибирской глубинки. После мучительных споров с родственниками, он вместе с женой вернулся в Карск и, оставив свою Танюшу у тёщи, помчался в Питер, на разведку. Как только Олег ступил под голубые небесные своды Санкт-Петербурга, в голове его зазвучали торжественные звуки хорала, и душа мгновенно воспарила в неведомые прежде выси. Проживший треть своей жизни в Сибири, Олег был ошеломлён и очарован гармонией золотого сечения ренессанса итальянской архитекторы. Необычной жёлто-бело-голубой палитрой фасадов, плывущих отражениями в каналах вместе с арочными пролётами мостиков, реющих под вечно влажным небом русской Венеции. И это холодное северное «вино из запотевшей бутылки», ударило Олегу не столько в голову, сколько в душу. И душа его потекла с нежными волнами Невы, влюбленно лаская гранит набережных, любуясь египетским сфинксом, золотыми шпагами Адмиралтейства и Петропавловского собора, дерзко пронзающими небеса, и мифическими ростральными колоннами.
Соната тайны и печали
Венчанье тёплой красоты
С холодной строгостью причала
Очеловеченной мечты...
Санкт-Петербург, как и Олег, был сотворён под созвездием Близнецов, родственные души узнали друг друга, и Олегу удалось поступить в художественную академию. Донельзя возбуждённый новыми обстоятельствами, он целиком погрузился в студенческую жизнь и в знакомство с городом, опьянившим не одно поколение поэтов и художников.
Из писем Клэша и сестры Олег теперь знал, что они оба, после окончания практики вернулись в Карск. Но Гриша, чем дальше, тем больше, жаловался на то, что семейная жизнь не задалась, а главное, что он умирает от тоски, так как ему страшно не хватает общества Олега, и что эта ТОСКА выламывает его из мира людей. Олег как мог, утешал далёкого друга, но кардинально помочь, он был не в состоянии. В свою очередь сестра, жаловалась на то, что без Олега, «флейтист» совсем отбился от рук и всё чаше стал искать утешения в «бутылке». И снова Олег пытался утешить и примирить двух близких ему людей, но ситуация в Карске не улучшалась. Наконец, в очередном письме, – Клэш напрямую обвинил своего питерского друга в собственных несчастьях и одиночестве:
– Ты просто бросил меня одного! – Писал Гриша. – Приручил и бросил! – Почти цитировал он Лиса* из «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери. Это звучало так по-детски беспомощно и нелепо, что Олегу стало понятно: его друг окончательно впал в депрессию. У самого Олега, напряжение тоже достигло апогея, так как учёба подходила к концу и на носу была защита дипломного проекта. Поэтому в ответном письме, Олегу только и оставалось, что скрежеща зубами от бессилия, просить Гришу потерпеть ещё чуть-чуть, до получения им диплома, после чего, он обещал, сразу прилететь в гости к своему тоскующему другу.
***
*цитировал Лиса – «Мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили».
*Соната тайны и печали… – из стихотворения «Питер».
Олег стоял, опираясь спиной на ажурную, решётку набережной Фонтанки, недалеко от Храма св. Пантелеймона на углу улицы Пестеля и Соляного переулка, который он истоптал за пять лет учёбы в академии, вдоль и поперёк. Была пятница. Оставалось тринадцать дней до сдачи дипломных работ, и Олег, уставившись в пространство невидящим взглядом, устало составлял в уме, список того, что оставалось ещё сделать. Вдруг, с верхушки дерева в Летнем саду, на другом берегу реки, сорвался огромный, матово-чёрный ворон, с полутораметровым размахом крыльев. И в первое мгновение, Олег ожидал, что ворон полетит в сторону, но, гигантская птица, взмахнув пару раз крыльями и, уцепившись за его взгляд, как за струну, уверенно стала планировать прямо на него.
– Откуда здесь вОрон? Это же, не городская птица! – Ничто в это мгновение, в сознании Олега, не щёлкнуло и не вспыхнуло, – просто, вдруг, он как будто, провалился в пятую парадоксальную стадию сна – минуя предыдущие четыре. В стадию, в которой можно не только видеть фантастические вещи, но и активно вмешиваться во всё происходящее, на равных со всеми другими сюрреалистическими персонажами. И, в этой стадии ОСОЗНАННОГО СНА, Олег знал совершенно точно, как если бы это было написано на вечернем небосводе, огромными буквами, кто на самом деле, приближался к нему в виде чёрной, мрачной птицы:
ГРИША КЛЭШ.
А душа Гриши, в этот момент, на бреющем полёте, плавно и стремительно пикировала прямо… в душу самого Олега. Так же естественно, как если бы перед ним был обыкновенный человек, Олег, сорванным голосом, ошарашенно спросил подлетающее видение:
– Гриша, ты чего? Ты как здесь? Откуда? ...
– Григория Клэша больше не существует. Его тело погребено в земле Карска, на БадалыкЕ, а у меня теперь, тело этой никчёмной птицы. – Безжизненным, металлическим тембром ответил Ворон. От его голоса веяло бездной. Олега охватил ледяной озноб.
– А зачем ты прилетел ко мне?
– Я не хочу расставаться с человеческой жизнью. Птичья жизнь скучна и примитивна. – Голос Ворона тисками сжимал сознание и высасывал душу. Сделав круг над головой Олега, Ворон вытянул вперёд ноги с длинными, хищными, пальцами и огромными, серповидно изогнутыми, страшными, чёрными когтями. Затем спикировал за спиной Олега на его левое плечо. Хотя вес настоящих воронов не превышает двух килограмм, Олегу показалось, что на него рухнула надгробная, гранитная плита. Он даже охнул от неожиданности. А когти, с такой адской силой впились в мышцы Олега, что казалось ещё мгновение, и его ключица хрупнет, как соломинка. Скосив глаза на птицу, Олег увидел на её зобе, ниже массивного клюва, длинные, иссиня-чёрные, топорщащиеся перья вороновой «бороды».
– Чего ты, от меня хочешь? – побелевшими губами, спросил Олег.
– Пусти меня в своё тело. – Поскольку, Олег был немного знаком с философией дзэн-буддизма*, он моментально понял, какую опасность несёт в себе просьба Ворона.
– Э…, видишь ли, Гриша, – ответил, запинаясь, Олег. Если в одном моём теле, одновременно будут обитать две души, то у меня начнётся, в лучше случае, раздвоение личности. В худшем, – наши души вступят в конфликт и неизвестно кто победит. Но, твоя душа в человеческом теле Клэша, свою карму уже отработала и в этой нашей жизни ты можешь обитать, только пребывая в теле ворона. А вот я, свою карму ещё не отработал и обязан пройти путь СВОЕЙ жизни до конца, именно в теле Олега. А ТЕЛО ОЛЕГА, на плече которого сейчас сидишь ТЫ, ТЕЛОМ ВОРОНА, имеет право только на одну душу, именно, на ДУШУ ОЛЕГА. Так, что, как мне не жаль, дорогой мой, сибирский друг, но впустить твою душу в тело Олега, я просто не имею права. В противном случае, существо в моём теле превратилось бы в монстра, а это совсем другая карма, не предусмотренная ни для тебя, ни для меня. Так что извини, дорогой Гриша, но, как я тебя ни люблю, ни в своё в тело, ни тем более, в свою душу я, тебя впустить не могу. – Угрюмо сверкнув на Олега чёрным агатом круглого глаза, Ворон, не сказав больше ни слова, тяжело по-человечески вздохнул и, взмахнув огромными крыльями, закрывшими полгоризонта, поднялся в воздух. Улетал он в ту же сторону, откуда и появился. Через несколько секунд силуэт мрачной птицы растворился в вечернем сумраке, как чайная ложка соли в стакане с кипятком. Олег встряхнул головой желая убедиться, что от дельта-ритма глубокого сна его мозг действительно, перешёл к бета-ритму, свойственному активному бодрствованию. Мимо него в обе стороны равнодушно сновали прохожие; по асфальту набережной двигались легковушки; никто не обращал на него ни малейшего внимания.
– Стало быть, никто, кроме меня, Ворона не видел. – Ошеломлённо констатировал Олег, и медленно оторвался от решётки набережной. В этот момент, под подошвой, что-то хрустнуло. Наклонившись, Олег, не веря глазам своим, поднял и поднёс к лицу большое чёрное перо из воронова крыла.
– Но если, мне, всё это не примерещилось и Гриша, в самом деле, умер, почему молчат родственники? – ломал себе голову Олег по дороге к дому. А дома его, как раз ждал ответ на этот вопрос: письмо от сибирского дяди, в котором тот извинялся за то, что о странной гибели Гриши, он сообщает ему с опозданием на две недели.
А две недели назад, дядя Олега, встревоженный телефонным молчанием Клэша, решил заглянуть к нему на квартиру, так как все родственники давно уже были обеспокоены его периодическими запоями. Открыв дверь запасным ключом, дядя обнаружил Гришу лежащим ничком с краю кровати. Одна рука свешивалась к полу. На запястье был глубокий разрез. Рядом, на полу валялась разбитая винная бутылка. Весь пол был залит кровью. Очков на Грише не было.
Позже, следствие пришло к выводу, что, будучи в сильном подпитии, Клэш потерял очки; выронил из рук очередную бутылку, которая в падении разбилась. Шаря вслепую по полу, он глубоко порезал себе руку об осколки и, истёк кровью. Ну, да то – следствие.… А на самом деле? Оставались вопросы…
Родственники в шоке от случившегося и занятые организацией похорон, вспомнили об Олеге только через неделю после трагедии. Ещё неделю шло письмо. Поэтому ВОРОН, письмо опередил.
***
*мЕдиум – у спиритов: так называемый посредник между «духами» и людьми.
*БадалЫк – название городского кладбища.
*дзэн-буддИзм – созерцание собственной изначальной природы; освобождение от неправильных взглядов и взращивание правильных взглядов.
ЭПИЛОГ
Через много лет, прилетев в гости, к сибирским родственникам, Олег познакомился с сыном Гриши Клэша, который родился уже, после смерти отца. Юноша жадно забросал вопросами своего дядю. Удовлетворив любопытство племянника, Олег, в последний момент, решил не скрывать и свою последнюю мистическую встречу с Клэшем в виде ворона. После того как он освободил свою душу от необычной тайны, которая камнем давила его все эти годы, он сказал:
– Представляешь, Митя, если бы в ТОТ раз, я уступил твоему отцу, то сейчас мне пришлось бы тебе доказывать, что я, которого ты принимаешь за дядю, на самом деле твой отец, только в чужой оболочке. Смог бы ты мне поверить? Смог бы уважать отца, поселившегося в чужом теле? Был бы ты, ему рад, если до сих пор, никогда не видел его живым? – Митя озадаченно хлопал глазами. Ему было приятно, что дядя называл никогда не виденного им, отца, своим лучшим другом и отзывался о нём, только в превосходной степени, но такого сумасшедшего поворота он совсем не ожидал.
– История с Вороном по сути ничего не меняет. – Ответил Митя.
– Я отца никогда не видел и знаю о нём только с Ваших слов и слов моей мамы. А ели посмотреть на это объективно, – такая история только с друзьями и могла случиться. Ведь в какую попало, душу не попросишься, а только в ту, которая тебе лЮба...
– Бедный, мой мальчик! Не такого ответа я от тебя ожидал. – Огорчённо вздохнул Олег.
– Ты так и не понял, что всё это время разговаривал со своим отцом… – Олег отвернулся от сына, и разочарованно забормотал себе под нос слова из последнего куплета народной песни «ЧЕРНЫЙ ВОРОН»:
– Чёрный ворон, чёрный ворон, / Что ж ты вьёшься надо мной,… / чёрный ворон, ВЕСЬ Я ТВОЙ.
******
Иллюстрация: Никита Веприков