часть3
Наш начальник Управления генерал-майор Хрипков Михаил Петрович в самые трагические периоды обороны здания ФСБ, оставив весь личный состав без командира, предпочел находиться в Ханкале. Он, если мне не изменяет память, 5 августа прилетел из Москвы. При желании, время еще позволяло, мог без риска для жизни, вернуться в Управление. Но он предпочел «войнушку» переждать в тылу федеральных войск, хотя и знал о предстоящем штурме.
К нам он прибыл в составе «федералов» - 201 бригады, могу ошибиться, где-то в числах 13-14 августа. Естественно, у всех сотрудников ФСБ к нему были определенные претензии на его такое поведение. А вдобавок ко всему, сразу же по приезду, Хрипков М.П. начал бурную деятельность по сбору остатков сохранившегося служебного инвентаря, который за ним, как за руководителем Управления числилось (матрасы, одеяло, тумбочки и т.п.). И все это загружать в военные КАМАЗы для дальнейшей эвакуации по мирному коридору, по которому боевики разрешили выводить гражданское население города. В этом отношении у защитников «конторы» были другие планы. В подвале Управления находилась большая группа жителей из соседних домов, среди которых были женщины, старики и дети. А вдобавок у нас уже было большое количество раненых, которых срочно нужно было передать в руки профессиональных врачей, чтобы спасти их жизни. И на этой почве с генералом получились разногласия.
Не хочу описывать «дружескую беседу» с ним, пусть это останется на его совести. Ему в грубой форме объяснили, что буквально на днях все здание Дома правительства со всем служебным барахлом, сгорело. Никто ничего не спасал. В этой ситуации не пишущие машинки и табуретки надо спасать, а человеческие жизни. Все спишется на войну. Видя в глазах подчиненных «огонь, ярость и решительность», он моментально поменял свои планы, принял нашу сторону и перестал думать о своем служебном инвентаре. После чего нам удалось подготовить и благополучно эвакуировать достаточное количество мирных жителей и тем самым спасти их жизни.
Утром, 17 августа 1996г. Хрипков М.П., через одного из сотрудников УСО ФСБ РФ (с некоторых пор несколько человек всегда и везде его сопровождали), передал, чтобы я с Володей М. поднялись к нему на второй этаж для важного разговора. Мы, конечно, были уверены, что ничего хорошего в этой ситуации от встречи с генералом ждать не придется, т.к. последняя с ним «беседа» была не очень дружелюбной и душевной.
Наверное, начальник Управления понял, что среди оставшихся в живых из числа обороняющихся, мы с Володей М. были последними сотрудниками с того печально знаменитого «Черного замеса», приехавшими в г.Грозный 23 февраля 1996г. Ведь на нашу судьбу выпало огромное количество испытаний за все это время командировки. Это и двухдневная оборона здания УФСБ 6 марта 1996г., плен и пытки наших коллег, постоянные боестолкновения при решении оперативных задач, дерзкие и смелые разработки и спецоперации, и конечно, безвозвратные потери близких друзей и боевых товарищей. Через все это мы прошли и нигде не проявили трусость и панику. Мы уже, если честно, устали прощаться с жизнью, готовиться к смерти и погибать. Понятие «жизни и смерти», все это давно в нашем сознании ушло на второй план. И в этой ситуации были готовы ко всему и на все, лишь бы не сидеть без дела в окруженном здании и ждать очередной раз своей участи.
Получив такую весточку, несколько минут пофилософствовав, все-же решили подняться в приемную. Из кабинета к нам навстречу вышел Хрипков. Он был одет в чистую выглаженную полевую военную форму, сбоку в кобуре висел пистолет, вероятнее всего ни разу не примененный в боевых условиях. Весь боевой, прям настоящий «Рэмбо». Но нас на такой дешевый трюк не купишь… Мы, по сравнению с ним, выглядели как оборванцы и бомжи: грязные и немытые более 10 суток, в оборванных и перепачканных кровью камуфляжах, пропитанные гарью и порохом. В такой обстановке, у нас с ним по боевому статусу были разные «весовые» категории. И, что важно заметить, не в его пользу. Понимая и чувствуя свою вину перед подчиненными, что во время обороны Управления, отсиживался в Ханкале, теперь он, пытался наглядно демонстрировать, что вместе со всеми готов и дальше оборонять осажденное здание. Хотя уже к этому времени на нас никто и не нападал и ни от кого не надо было защищаться. Это была просто игра, в которую он сам с собою играл. Сзади него тенью маячил спецназовец. Было непонятно, кого он опасается. Ах, да…, забыл про отчаянных и решительных.
Как и положено, по субординации у военных, доложили о прибытии и готовности получения соответствующих указаний. На первый взгляд показать, что у него был приветливый и дружелюбный настрой, будто бы и ничего не было между нами. К удивлению, генерал, отвел нас от УСОвца в сторонку и, оставшись наедине, почти шепотом начал в адрес меня и Володи сыпать хвалебные речи, что мы достойные и настоящие офицеры, доказавшие за время пребывания в местном Управлении и, особенно в эти трагические дни, свое мужество и честь и т.д. После короткой и пламенной речи он сделался серьезным и важным и в таком амплуа сообщил, что нам поручается очень ответственная задача государственной важности. В конце для усиления значимости сказанного добавил:
- Об этом никто из сотрудников не знает и вы, ребята, соответственно, не должны никому об этом говорить и делиться своими планами.
В завершении своей короткой речи констатировал:
- За успешное ее выполнение, на всех вас напишу представление на звание «Герой России».
В этой ситуации все эти красивые слова и высокие звания мы пропустили мимо ушей: «Да, хоть, «Народного артиста СССР» или «Ветерана Куликовской битвы» нам было все равно, лишь бы что-то делать и наконец, хоть с какой-нибудь, пусть и плачевной, формулировкой поставить «жирную точку» на все то, где мы находились.
Убедившись в нашем молчаливом согласии и готовности выполнения приказа, он раскрыл суть дела.
Получается, все это время никто из руководства нашего Управления не занимался вопросами возможной эвакуации документов особой важности. Ведь вся документация, из так называемой, «приказной избы» (служебное помещение, где хранятся все приказы с различными грифами секретности, Директивы и Указания Центра) должна быть тайно вывезена для дальнейшей доставки в Центральный аппарат ФСБ РФ. Эту тему ни разу никто не поднимал ни перед Москвой, Ханкалой и даже военными. И сейчас все эти документы находились в осажденном полуразрушенном здании и в любой момент могли попасть в руки боевиков.
Учитывая эти обстоятельства и раскрыв суть проблемы, генерал поставил боевую задачу и попросил в кратчайший срок разработать план по спасению документов. При этом, для исключения утечки информации, об этой тайной операции мы ни с кем не могли делиться для получения помощи и консультаций.
Как я уже не единожды убеждался, что в самые трудные и безвыходные ситуации, всегда помогает – Господин Случай!, а может быть и Ангел-хранитель.
С одной стороны получается, что на кону стоит честь мундира всего Управления. В этой ситуации, все должны думать о том, как спасти «приказную избу». Ведь проще простого, договориться с военными и вызвать вертолет в район футбольного поля стадиона «Динамо», на котором все это без проблем и оперативно быстро можно по воздуху вывести на безопасное место. Или, по крайней мере, организовать мобильную группу из военных, усилить их танками и БТРами, чтобы они пробились к нам и таким же путем вернулись обратно, но только со спецгрузом. Но нет, никто об этом не хочет думать и решать проблему. А в итоге получается, что всего три офицера, да еще не из руководящего состава, должны ломать голову и разрабатывать план эвакуации всего этого ценного груза. Ведь двести голов лучше, чем три.
Выходит, если выполним задачу то, все молодцы, а в случае попадания документов в руки боевиков, то главными виновниками будем МЫ. Тут, конечно, у генерала был беспроигрышный вариант. Документы доставили до пункта назначения, все лавры он собирает, как главный руководитель, организатор и ответственное лицо. А если нет, он «сухим выходит из воды» и всю вину сваливает на нас, как на бездарных, трусливых исполнителей его задания. Вдобавок, есть повод и отыграться за нашу «грубую» выходку по отношении к нему. Но в итоге, уже в пути следования с секретным грузом, мы были рады тому, что никто не знал, что мы везем. Ведь был большой соблазн, кому-либо из оставшихся в окружении, сообщить, куда надо про нас. В результате данный информатор мог хорошо заработать на этой информации. А нас ждал печальный конец. К сожалению, тогда и среди нас были и продажные, и предатели.
Оставшись наедине с Володей, поспешили разыскать Рустема Н. и «порадовать» его перспективой выезда на «Большую землю», вкратце пересказав смысл разговора с генералом. «Большая земля» в нашем понятии была России, где все население страны в это время жило обычной мирной жизнью испытывая, ежесекундные радости от того, что никто не стреляет, не сбрасывает бомбы, все живы и здоровы, сыты и накормлены. Никто из них даже в кошмарном сне не мог представить, что кто-то в данный момент находится в настоящем АДУ. Для маленькой горстки офицеров ФСБ, защитников Управления, это была сказка и несбыточная мечта вновь оказаться в том благополучном и безоблачном мире. Там, где мы находились, это был маленький клочок российской земли, примерно 100 метров в длину и 80 метров в ширину, островок «Надежды», где еще теплилась мечта и надежда, что всем нам, когда-нибудь живыми и здоровыми удастся вырваться из этого кошмара на «Большую землю».
Пока шли боевые действия, в голове не было никаких дурных и непонятных мыслей и вопросов о жизни и смерти. В этой обстановке, вообще нет времени и поводов для мечты и фантазий. Только одна единственная мысль и главная задача: «Жить, чтобы стрелять! И стрелять, чтобы выжить!». Коротко и понятно. Ведь пока ты живешь, то имеешь возможность стрелять, защищая себя и других. Стреляя по врагу, надеешься его победить, а если победил, значит выжил. Вот такая философия войны.
За все время непонятного перемирия все защитники Управления расслабились физически и начали, так сказать раскисать и деморализовываться, т.к. целыми днями нечего было делать. Естественно, выходить из здания на улицу и совершать прогулки по городу, никто нам такого права не давал. А проделывать многочасовые пробежки по лестничной площадке с первого этажа на третий и обратно, товарищи не поймут и начнут переживать, что среди нас нет специалистов по психиатрии, чтобы помочь парню, у которого, что-то «не-то с головой». Единственное, что в этой ситуации можно было делать, это целыми днями лежать на письменных столах (кроватей с постельным бельем не предусмотрено) и вести бесконечные «пустые» разговоры ни о ЧЕМ. Иногда даже на рассказанные смешные анекдоты, порой раздавался слабый нехороший нервный смех. В тех условиях даже смеяться не было ни сил и ни желаний. Будто все находились не в реальном мире. Во-первых, каждый из нас был крайне истощен физически. Там, где все находились, это не санаторий и никто три раза в день не планировал кормить. Хоть бы раз в день что-нибудь перекусить и то было бы приятно. Но и этого не было. А во-вторых, у всех нервное состояние было на пределе. Я, исходя из своего физического состояния понял, на третьи сутки вообще начинаешь забывать про пищу и воду, и уже мысли о том, чтоб что-нибудь перекусить, в голову не лезут. Все мысли направлены на то, что с нами будет: начнутся ли вновь боевые действия, что там «наверху», решают и какие у них перспективы про нас и многое другое. И, самое главное, на любой даже простецкий вопрос никто среди нашего окружения ничего вразумительного сказать не мог. Ведь среди нас не было ни руководителей, ни политиков, ни военных, которые что-либо знали бы реально о том, что происходило вокруг нас и могли на это повлиять. В данный момент МЫ все были маленькими шурупчиками и винтиками сложного механизма под названием «большая и грязная политика». И было обидно, что от какого-то нечистоплотного политика, от его настроения и его мыслей зависела наша судьба. 6 августа мы уже на себе почувствовали подлость и предательство наших руководителей. Когда нами были добыты все сведения о предстоящем штурме и, буквально, подетально было известно: кто, какими силами и в каком направлении будет наносить удар и многое другое, власть осталась безмолвной и бросила нас. И надеяться, что сейчас они, осознав свою вину, бессонными ночами будут думать о том, как нас спасти, это, конечно, из области фантастики. Это было понятно всем. Никто из нас с боевиками не встречался и в присутствии третьей, нейтральной стороны никаких условий не выдвигал по заключению перемирия. Было единственно понятно, что кто-то «наверху» дал команду боевикам перестать штурмовать здание ФСБ. Всех этих нюансов мы не знали. И не было ясно, на какой срок объявлено перемирие. Просто боевики не стреляли по нам, и, естественно, и мы прекратили стрельбу по ним.
Хоть и перемирие, но никто не мог расслабиться ни на минуту, и каждый внутренне был готов в любой момент взяться за оружие и продолжить сопротивление. В этой обстановке непонятное и непредсказуемое состояние души двойне бьет на психику и расшатывает нервы. Постоянно в голову лезут разные нехорошие мысли и от них нет никакой возможности избавиться.
Чтобы как-то себя занять полезной физической нагрузкой, ведь только труд дает передышку мозгам, мы с группой ребят решили с подвала поднять наверх, в приемную генерала, оставшиеся ящики с боеприпасами. Хотели хоть как-то отвлечься от дурных мыслей, а получилось совсем, наоборот. Многие из наших товарищей, в том числе и я, 5 августа, вечером готовясь к обороне здания, из подвала на свои огневые позиции перетаскали необходимое на первое время количество ящиков с патронами. Спустившись вниз в складское помещение, увидели, что все оно до самого верха заполнено ящиками. Их там было огромное количество, примерно, несколько сот штук. Данное обстоятельство как-то бодрило и вселяло надежду, что до бесконечности можно обороняться. Главное, быть способным в руках держать автомат, а чем стрелять, то этого «богатства» было предостаточно.
И сейчас, когда подняли последний ящик с патронами и посмотрели на весь этот пейзаж, то все ужаснулись. Перед нашим взором стояла «плачевная картина». В приемной вдоль стены получилась маленькая горка из ящиков, примерно, 20-25 штук и ВСЕ! Больше нигде не у кого ничего не было. Машинально каждый из присутствовавших в голове сделал калькуляцию по запасам патронов и понял, что это КОНЕЦ. Всего боеприпасов для всех защитников Управления осталось на 2-3 часа непрерывного боя. Если учесть, что мы вели бои без перерыва по 10-12 часов то это вообще ничего. А дальше или позорный плен, или бесславная смерть. Да лучше бы мы этим «делом» не занимались. И никто бы и не знал, что за время боевых действий израсходовали почти весь боезапас. А сейчас это постоянно крутилось в голове, выдавая различные ужасные варианты окончания этой истории, если вдруг боевики продолжат штурм здания ФСБ. И эти тревожные мысли преследовали постоянно, и повсюду, и ничем от них нельзя было отвлечься. Когда есть надежда, то еще можно впасть в бесконечное ожидание, и в этой ситуации душу греют мечты и надежды. А когда перспективы нет, и будущее плачевно, то и ожидание неизвестного становится самым тяжелым и страшным бременем. В этой обстановке лучше открытый бой и смерть с оружием в руках.
Поэтому когда у нас троих представился шанс один на тысячу, «сыграть в рулетку», то понятно всем, что мы с радостью его приняли. Хотя радоваться было нечему, ведь мы шли в руки боевикам, да еще с самыми важными и секретными документами, которые имеются в структурах спецслужб. При самом рядовом боестолкновении с боевиками, мы были обречены насмерть, т.к. у нас не было других вариантов. Времени на анализ ситуации у нам не будет. И поэтому мы вынуждены будем вначале полностью уничтожить всю документацию, а затем и себя.