Мельпо... Нема!

         
          Из всех искусств для нас важнейшим является… ну, разумеется, так и тянет закончить по Ильичу: «кино». Но это – предельно тривиально, уныло и обыденно. Да и ошибочно, на мой взгляд.

          Ибо искусство – гораздо многограннее. В кино,  в театре обязательно должна быть своя прелесть, и в цирке, на вернисаже…

          Даже в выступлениях артистов так называемого разговорного жанра, а также – писателей, поэтов et cetera.

          Называется эта самая прелесть, как очень правильно подметил (и воспел) Григорий Остер, БУФЕТ. Без него полного  впечатления от  перечисленных номинаций для меня лично нет и быть не может. Именно буфет – важнейшее во всех искусствах!
 
          В этом мнении я отнюдь не одинок и не оригинален.  Не зря Мельпомена изображалась древними  греками в виде женщины в венке из винограда  (в честь вина, не иначе!), в  мантии, с маской в одной руке и палицей в другой. Дубина – как символ неотвратимости наказания человека,  закрывающего театральный буфет.

          К нам тогда впервые приехал Игорь Губерман. Не домой, к  сожалению. А в Дом Офицеров. Там зал приличных размеров, но в то время был существенный недостаток – буфет оказался на ремонте. Он (Губерман) читал «гарики», рассказывал много разного. К концу мы уже смеяться не могли, животы болели.

          А в перерыве он нам позавидовал. Прямо вот так сам и сказал, глядя на нашу теплую компанию в пятом ряду. У нас там возле крайнего кресла у боковой стены почему-то стоял обыкновенный жесткий табурет. На нем все и разместили – бутики, мандаринку дольками и, конечно, стакан. Из него (не табурета, а стакана) мы периодически,  прикрывая друг друга с боков и сзади, понемножечку выпивали.  Регулярно, на протяжении всего первого отделения.

          Остальные зрители это дело не видели и поэтому завидовать не могли.  А спереди ведь не прикроешься! Игорь Миронович со сцены отлично наблюдал весь процесс.  И, заканчивая первое отделение, посоветовал зрителям в антракте обязательно чуток принять для лучшего восприятия второго.  Они бы и рады, а буфет-то закрыт!

          Видно, у военных так принято – зрители как бы приравниваются к солдатам. На фронте, перед боем, нальют «наркомовскую норму», а в мирное время – ни-ни…
 
          Вот так для большинства ценителей истинное искусство оказалось недоступно. А у нас с собой было! Я как знал, пару флаконов бренди прихватил. Спас друзей, себе помог. И мэтра порадовал.

          В начале второго отделения он обратился к залу с вопросом:

          – Все приняли? Можно начинать?

           У него ведь тексты не простые, а зачастую, мягко говоря, солененькие.  На сухую можно недопонять чего-либо важного.  И хором зал ему в ответ:

          – Не работает буфет! 

          Увы, увы...  Не ко всем снизошла благодать!  Тут он на нас посмотрел и сказал:

          – Вот пример, достойный восхищенья!

          А через неделю в том же зале уже без меня друзья смотрели «Чайку». И история с главным составляющим искусства повторилась. А позаботиться о компенсации оказалось некому…

          Тогда у моего друга Аркадия и родились, по-моему, бессмертные строки:

                «Коль в театре нет буфета,
                А в горчице нет огня,
                И если любят без минета,
                Это  скучно для меня!»