Каникулы, январь 61-го
В старом Ваганькове дремлет Никола,
Сергий-отец во Крапивниках спит.
Снегом ночная усыпана школа,
бдит у дубовой двери инвалид.
Ты бы пустил меня поночевать бы,
строгий полутораногий боец!
Кружит Московщина вьюжные свадьбы,
зябнет в Крапивниках Сергий-отец.
Жив ли тот город, усыпанный снегом,
береговой острогранный гранит?
Группа подростков – в мышином и пегом –
адрес ночлега найти норовит.
Брызжет январь нереального года
свежею бронзой декретных монет.
Два мертвеца, не уйдя из народа,
пьют сквозь хрусталь электрический свет.
Штык подмерзает, Блаженный Василий, –
краснокирпичная пыль на зубах, –
к небу вознёс, вне законов и стилей,
сорок шеломов, тюрбанов, папах.
Живы ль пловцы допотопного часа? –
Пар на Волхонке, купальни огни
там, где собор первородного Спаса
сломан во дни чечевичной стряпни...
Где-то здесь, рядом, ночлежная школа –
двор, весь в сугробах, на вахте старик.
Снова играет каникул виола
снежное что-то: Сибелиус, Григ?
Или же просто московские ночи
дуют в метельный и бодрый рожок,
гонят по вене гормоны, пророча
завтра – стальное, как дизель-движок?
Был ли тот мальчик? Что с девочкой будет?.. –
По истечении множества лет
те, кого утром будильник разбудит,
очи промыв, не припомнят ответ...
Только лишь те, из чертёжного класса,
кто по дороге в сугробе замёрз,
там, на Волхонке, в музейную кассу
сызнова станут – сержанты запаса,
волчьих пальтишек повытертый ворс...
-----------
Живопись - А. Бутырский