Метель. Зимними днями

Леонид Куликовский
МОЗАИКА ДЕТСТВА (несвязанные друг с другом воспоминания)

Зимний день… Бушует метель, мороз опустился ниже тридцати градусов - меня не выпускают из дома. Топится печь, потрескивают в ней поленья дров, создаётся определённый уют… Всегда, при горящей  печке, в доме царит комфорт, даже при самой скудной обстановке. Таково свойство огня живого! Даже не знаю, чтобы люди делали, не будь его, я смотрю на языки пламени, слушаю звуки за окном и поглядываю на родителей - они, как всегда, чем-то занятые. Вслушиваюсь в шум бурана за пределами дома, подхожу к окну. Окна в доме одинарные, а значит, мороз снаружи и тепло изнутри рисует на стёклах чудные узоры, а затем нарастает шапка инея так, что захотев увидеть происходящее на улице, надо сначала соскоблить изрядный слой инея, а потом разогреть дыханием маленький кружочек окна. Только тогда можно увидеть, что твориться вне дома… На улице валит снег, свирепствует пурга, она свистит, подвывает голосами загадочных чудовищ и далеко местность не просматривается. Но и этого достаточно, чтобы рассмотреть пляску завирухи, клубы снега, растекающиеся по ветру, поднятые им и закручивающиеся в спирали, где-то ударяет незакреплённая полоса жести о фронтон дома… Складывается впечатление оторванности от мира на маленьком островке очевидности. Нет ни верха, ни низа – всё тонет в беспокойном танце непогоды.

Тревожно на душе… Я смотрю на родителей, на их спокойные лица и сам понемногу прихожу к умиротворению, тревога затихает… Смотрю дальше в своё оконце, постоянно подогревая дыханием и пальцами, чтобы поддержать прозрачность, иначе быстро замерзает. Однако наблюдение за непогодой быстро надоедает, я успеваю нафантазировать где мы, кто мы, что с нами происходит, как мы попали сюда и каким образом будем выбираться в мир! Удивительно детское воображение!

Отхожу от окна и сажусь на перевёрнутый табурет (почему-то его у нас называли тубареткой?) и по постоянному маршруту комната, кухня, на кухне курятник… Серый кот прошмыгивает под койку. Знает, если поймаю, то участи моего подопечного не избежать. Кто я в его глазах? Одно слово – мучитель! Мыслимо ли долго терпеть расчёсывание и одевание в какую-то человеческую одежонку… Усы и хвост выглаживаются десятки раз. Надоело до чёртиков! А недавно нахлобучил на голову какую-то кепку и привязал её. Уж лучше отсидеться где-нибудь в тёмном уголку, пока этот покровитель, то есть я, не займётся другим, более интересным объектом.
— Эх! Успел-таки скрыться от меня, — досадую я и еду по маршруту. Остановившись возле кур, я пою им песни… Да пою! Пою, как могу, своими словами и со стороны не понимают стройный мир моей детской творческой натуры. Наверное, сейчас и я, взрослый, не смог бы понять и охватить всю «широту и наполненность» репертуара ребёнка. Куры вытягивают шеи и прислушиваются… Так мне кажется! Когда ставишь ударение на букву «у», они кивают и трясут своими головками, украшенными чудными красными гребешками… Почему? Не знаю! Но мне это нравиться, что кивают, значит, вслушиваются, и я заливаюсь весёлым смехом. Я доволен! Меня понимают!

Еду на своей технике дальше.  Следующая остановка возле привязанного в углу телёнка. Конечно, он был здесь не всегда, но уже недели две, как отелилась корова, и Папа принёс мокрого детёныша коровы в хату. Я был рад до необычайности! Есть ещё занятие… Телёнок и я, мы друзья! Наблюдаю за поведением его, внешностью, я его люблю! Он красно-пёстрый, как его мама, с белой звёздочкой на лбу. Близко не подхожу, может нечаянно боднуть или ткнуть мордочкой, опасаюсь… Были случаи! Смешной был, поначалу не мог твёрдо стоять на длинных ножках, всё подгибались и есть не мог, мордочкой тыкал в миску с молоком молозиво, но есть - не получалось. Мама окунала свои пальцы в молоко и вместе с миской молока вкладывала пальцы в рот детёныша, чтобы почувствовал его вкус. Телёнок начинал сосать, захватывая молоко, рука убиралась, чтобы не рождалась привычка «пить с пальцев». Веками отрабатывалась сноровка и правильность ведения крестьянского быта, мои родители владели этим искусством в совершенстве. Скоро телёнок научился пить молоко и крепко стоять на ногах. Крепость ножек его проявлялась в его игривости, когда он вдруг подпрыгивал, поднимая хвост, стараясь куда-то стремглав бежать, но верёвка, которой был привязан, сдерживала его порыв. В итоге - разбросанное по прихожей сено, служившее нашему питомцу подстилкой.

Непогода продолжает неистовствовать. Снег с порывами ветра пытается пробиться сквозь окна, буран не собирается стихать. На улице окончательно темнеет. Свет от керосиновой лампы даёт тусклый, бледный свет. Стекло от неё слегка закоптилось и на потолке, над местом, где стоит лампа, тоже образовывается тёмный кружок от копоти. Печь горячая и плита на ней раскалилась до красна… Будет сильный мороз! Примета верная.

Отец возвращается со двора, отворив дверь, входит и с ним врывается шлейф морозного воздуха, быстро растворившегося по дому. В руках походный керосиновый фонарь,  квадратный, с открывающейся дверцей. Он управлялся со скотом, накормил, напоил, сена набил в кормушки на ночь – будет, чем в непогоду подкрепиться лошади и корове. Мама расспрашивает его обо всём, что сделано и всё ли в порядке с живностью. Беспокоится! А как же иначе? Но всё в порядке и мы садимся ужинать. Медленно протекает зимний вечер, не смолкая бушует метель за окнами…

Прислушиваемся… После ужина до сна короткий промежуток времени и мы с отцом уходим с головой в игру в пешки. Научил меня! Сколько баталий было разыграно и какие! Но ни разу я у него не выиграл, а он не поддался… Удивительный человек! Делал так, чтобы в жизни ничего без труда не давалось, не казалась жизнь «малиной». Мама вяжет моим сёстрам носки, из шерсти, собачьей, получатся тёплые- притёплые. Оля с Валей придут на выходные, если погода успокоится. Я с нетерпением жду! Люблю их! Они знают это и, обязательно,  принесут что-то вкусное. Время вечера неумолимо приблизилось ко сну, готовится постель, я с содроганием жду этого. Ложиться в жутко холодную кровать, процедура не из приятных. Мама всегда тщательно укрывает и согревает меня. Сразу не засыпаю, жду её. Она часто рассказывает мне о своём детстве, подробно, красочно… Речь Мамы спокойно и плавно льётся, слушаю её, представляю картины её воспоминаний, и сон постепенно надвигается на мои веки. Поворачиваюсь на бок, к стенке лицом, Мама замолкает, знает уже! Слышу тихое: «Спи с Богом!», — засыпаю…

…Открываю глаза, сквозь толстый слой инея на окне пробивается свет, свет яркий, как будто солнце светит на дворе…  Утро! Конечно уже утро! Топиться печь, Мама на кухне… Пахнет жаренной картошкой и щами… Подбегаю к окну, прогреваю в снеговой шапке оконце и вижу, что погода установилась! Долгожданная погода! Мы ждали окончания бури и установлению погоды, пусть морозной, но ясной и солнечной! А это значит, что во дворе, возле изгородей, густых кустов, стаек будут высокие сугробы. Всегда так после метели образуются снежные надувы с изгородь, местами и выше… Быстро одеваюсь и выскакиваю из дома, сейчас не до еды, это потом, потом! Мама что-то кричит вслед, я уже на улице… Солнце слепит глаза, море снега!, он лежит волнами, спокойный и величественный, искрящийся под лучами солнца.
 
Мне надо всё осмотреть, всё разведать, построить план будущих крепостных сооружений и упросить отца сложить из снега горку. Перед стайками и другими постройками Отец уже успел убрать снег и проделать тропку к далёкому колодцу. Выскочил откуда-то Шарик и звонким лаем приветствовал меня… Шарик! Не так давно, года два, приблудился к нам он, весь в репейнике, голодный и загнанный, словно зверёк. На мой шик, он зарычал, я ретировался… А Отца подпустил на его уговоры, видимо услышал в его тоне доброе участие. Его привели в порядок, накормили, обозвали Шариком, он привык к новой кличке и стал полноправным членом нашего двора, изредка забегал в дом, родители были против - ещё к теплу привыкнет… А со временем мы так с ним сдружились, что если были в разлуке короткое время, то скучали друг по другу, во всяком случаи я надеялся, что и Шарик тоже… Так я думал или хотел думать!

Схватив приготовленные Отцом санки (позаботился уже!), мы со своим «дружком» занурились в снеговую целину. Везти санки трудно, снег высокий, утопаем, порою виден только хвост Шарика. Это не беда! Вперёд! Взбираемся на первый сугроб у забора и с него на санках бодро съезжаем, «дружок» на руках, привык… Вдоволь накатавшись, устав, бегу домой завтракать, чтобы потом вновь и вновь прокладывать свои тропы в снегу и строить в сугробах тоннели…

Давно это было… Вижу чётко и ясно давний мой мир. Мир грёз и покоя в своём беспокойно-активном детстве. Сейчас знаю, чувствую, каких усилий это стоило нашим родителям, охраняя и направляя нас по жизненным тропам…