Всем от меча -... ть!

      

         - Ну, с праздником тебя, разбойник!

          Санька привычно с улыбкой принял от деда традиционный обряд приветствия в виде сотрясания его легкого тела за плечи и взлохмачивания пушистых светлых волос грубой, как деревянная доска, стариковской рукой.
         В этом возрасте он совсем не понимал, что все эти постоянные стремления родных хоть как-то коснуться его связаны с их подсознательным желанием чувствовать причастность к юному и живому.

        - Спасииибо, дедууунь! – протянул восхищенно Санек, глядя на новую коробку с напечатанным на ней изображением Т-34, которую дед извлек из старого серванта перед приветствием.
        - А какой праздник-то? – Санька нетерпеливо вытаскивал пахнущую пластмассой машину из неподатливой коробки, явно не сильно заинтересованный ответом.
        - Эва, видали?!  День защитника Отечества!  - поучительно, но с лучезарной улыбкой втолковывал дед, - А раньше назывался Днем Советской армии и военно-морского флота!  О, как!
        - А почему сейчас не называется? – внук вставлял непослушные батарейки в пульт.
        - А черт их там разберет…. – дед осторожно помог внуку вставить батарейки, развернув их согласно полярности, - Вот, видишь, где плюсик нарисован? Вот, туда и ставь!

         Внук щелкнул переключателем и уставился на неподвижный танк с недоумением.

        - Чегой-то никак, дедунь…
        - Как же? Ну, не нажал, наверное… Или не то…Ну-ка!...

         Танк неожиданно дернулся и понесся вперед с диким воем. Неуправляемый, он сразу влетел в ножку стола, которую  начал упрямо и с недовольным рычанием бодать вращающимся из стороны в сторону стволом пушки. На конце пушки при этом постоянно и с треском загорался красный огонек.

         - Ух, ты! Класс!  - Санька бросился на четвереньках к игрушке и помог ей объехать непреодолимую преграду – Дыщь, дыщь, дыщь! Крутяяяк! Вперееед! В атакуууу!...

         Дед, удовлетворенно улыбаясь, наблюдал за внуком.

        - А мы на таком, вот, всю войну прошли – проговорил он со вздохом.
        - На игрушечном, что ли? – внук захохотал, не переставая остервенело жать на кнопки и завывать на все лады вместе с игрушкой, помогая ей соответствовать своему представлению о танковых баталиях, сформированному компьютерными играми.
         – Первый, первый! Как слышишь? Прием!... У меня «Тигр» на хвосте….Ээээээ! Дыщь, дыщь!…Тудудудудуду!
         - Ах, ты, маленький разбойник - «на игрушечном»!.. – дед с веселой укоризной посмотрел на захваченного процессом игры неугомонного внука, - …да, «Тигры»…

         Дед задумался о чем-то, и улыбка сошла с его высохшего морщинистого лица.

         - Дедунь, а что такое отечество? – спросил уже с большим интересом внук, чуть утолив свой конкурентный интерес к новинке.
         - Во как! А ты не знаешь, что-ль? В школе не учат?
         - Нууу…. – внук замялся, - Учат, только непонятно ничего. «Отечество, отечество… Все говорят, а чего это за отечество-то? У всех же разные отцы…
         - Эва!  - дед засмеялся своим медленным кряхтящим смехом – Разные! А как же все появились-то? Сначала?
         - От обезьян! – внук тоже захохотал своим заразительным смехом – Значит, мы обезьян защищаем!

         И он залился смехом так сильно и бесконтрольно, как могут это делать только дети. 

         - Вот то-то и да! – дед тоже смеялся до слез – Поэтому такие, вот, обезьянки, как ты, и появляются! Неугомонные!

         Отсмеявшись, внук спросил уже серьезно, поглаживая пальцем пульт:

         - Ну, правда, дед! Чего это? А то все защищают, защищают…. А чего непонятно.
         - А, вот, потому что каждый свое защищает, потому и так все… Потому и не понятно… как ты, вон, Ваньке своему глаз подбил давеча... Вот тебе и отечество! Чего защищал-то?
         - А чего он мне на тетрадке понаписал!? А мне потом еще Марина за это влепила… а этот ржет, гад! – Санька разом насупился, погрузившись в еще не утихшие до конца недавние переживания.
         - Не «Марина», а Марина Сергеевна! – дед опять не удержался и потрепал копну светлых волос. – Да, ладно тебе… Надулся! Я, вот, ведь, и говорю: забыли все, что одно отечество-то у всех. Вот и «защищают» с тех пор.

         Дед тяжело вздохнул.

         - Так защищают, что скоро и защищать будет некому. Если так пойдет-то…
         - А ты какое отечество защищал на танке?  - внук уставился на замершую в углу пластмассовую модель.

         Дед хотел, было, ответить, но осекся и замолчал…

         - Дееед! – внук потрепал его за рукав.  – Ты чего молчишь?
         - Да, вот… Хотел сказать, как обычно, «наше с тобой»… А подумал – то же самое и выходит. А как еще-то? Они к нам, мы – их. И до самого Берлина потом… тоже все им поломали, как и они нам…
         - А нефиг нападать было! – внук положил пульт на пол и прижался к деду, обняв обеими руками. – Спасибо, дедунь. Тебя тоже с праздником!.
         - На стол лучше. А то наступишь! - дед с трудом нагнулся и, подняв, переложил ощетинившийся антеннами пульт на стол. Затем присел на стул, кряхтя. – На здоровье! Вот, и игрушки такие дарим. С детства приучаем…
         - А мне нравится! На компьютере тоже зачётно, но тут зато потрогать все руками можно… И на улице погонять. У Ваньки такой же. Теперь, уж, я ему покажу!
         - Опять драться будете за отечество? Помирись с ним, Санек. Нужно не врагов, а друзей приобретать! – дед улыбнулся, но несколько печально, все еще думая о чем-то своем. – А, ведь, подумаешь, Сань, мы же все от одного Отца-то. Как забудем, так и давай каждый свои отечества защищать… А еще лучше – сразу самим напасть. Зараньше. Вчера, вон, кино опять про войну было. Все кино, куда ни глянь – про войну. Что стреляют, что не стреляют, что про бизнес, что про любовь… один кляп – война. Вот и подумать так – чего сегодня отмечаем-то? Вроде люди все. Один образ. А отмечаем, как друг от друга «защищаемся». А в кино-то как научились все теперь… Всё покажут –  как пуля летит, как рвет всех. Раньше-то только падали. И один кляп, показывай - не показывай нам – все одно, не понимаем ничего. Словно сами не свои. Зубы стиснул – и вперед своих же убивать. Потому что чужими стали.
 
         Дед сидел, поглаживая примостившегося у него на коленях внука по пушистой голове. Санька уставился в угол и молчал. Ему было привычно хорошо от уюта, который создавала близость родного человека, и немного сумбурно от его размышлений. Но дух монолога он все равно ощущал в себе и чувствовал, что понимает деда где-то внутри себя.
         
         - Ты, Санька, запомни: нет ничего хуже войны. Не мы это, понимаешь? Живет в нас во всех черт, да только и ждет, как бы настроить друг против друга, да истребить всех. Знаешь, сколько я мертвых повидал тогда… и наших, и ихних!…. А нужно, чтобы Бог в нас жил. Чтобы  живы все были.
         - Дед, а мертвые страшные?
         - Страшные, Сань. Страшно, потому что словно видишь, что Бог умер. Мы же образ Его. А как увидим мертвое, то словно внутри что-то включается и черт говорит: «Смотри, видишь? Умер Бог твой! Теперь мы с тобой!». Мы же всё, что видим, соображаем в себе. От того и жутко так… Как без Него то? Куда?
         
         Санька молчал. С минуту они сидели, обнявшись, и каждый думал о своем, которое сейчас было для них и общим. В комнате был слышан лишь стук стрелки настенных часов, да приглушенные стеклопакетом звуки с улицы.

         - Дед, а почему Бог нас всех не помирит?
         - Как же? Только Он и мирит, Сань. Когда мы Его слушаем, да просим.
         - А чего Он не сделает, чтобы всегда Его слушали?
         - Ну, а как, Сань? Вот, мы и начинаем воевать, когда друг за друга решать пытаемся. Ванька тебе говорит, что тебе делать, а ты ему – что он должен. И понеслась! Если и Бог так будет, то чем чёрту заниматься? Нет, так нельзя… Захотеть нужно, а то мира внутри не будет. А не будет внутри – откуда снаружи возьмется?
          - Да, зачем Он черта вообще этого дурацкого сделал?! Жили бы себе… – дед почувствовал, как Санька напрягся, словно натянутая струна.
          - Так, Сань, нужно же всем шанс дать себя показать. Чтобы все увидели, что для них лучше. Это же жизнь, Сань. Движение! А куда двигаться, если не от тьмы к свету? Понимаешь? Нет? Ну, поймешь еще… Ты, главное, помни, Сань… это… ты, вон, на карате ходишь? Как великие мастера восточные говорят? «Лучший бой тот, который не начался», а? Вот с этим и живи.
         
         Дед опять вздохнул и посмотрел на яркую коробку из-под заснувшего в углу танка.

         - А на танках, Санек, мы потом поля пахали, хлеб сеяли. Чтобы растить, а не губить. Вот это дело для них было настоящее. Вот это, Сань, и есть защита отечества для каждого!
         - Так, ты защищал же тоже, дед?
         - Ну. Защищал, да. Только хотелось бы не так защищать. А то… вчера вместе за столом, и Отец один, и отечество одно, выходит. А завтра – уже и не братья. И чего? Спорят, у кого отец правильный, что ли?... Ладно… Ты это, Санек, дай я встану-то, а то ноги затекли.

         Санька, нехотя, слез с колен деда, и тот, кряхтя, медленно выпрямился, встав со стула.

          - Значит, нужно всем просить Отца, чтобы примирил, раз сами не можем… – то ли спросил, то ли вывел Санька, глядя как дед медленно шагает по комнате, разминая ноги.
         - Вот, это дело! …Ну, пойдем, Сань, бабка-то там пирог испекла к празднику. Твой любимый. Чуешь, запах какой идет?
       
          И дед с внуком отправились на кухню, откуда раздавался посудный звон мирного металла.

 

-