Надымский граф на стройке социализма

Сергей Дерновой
                Документальная повесть.
                (издание третье, дополненное)

                Любимой, единственной и незаменимой жене Любушке,
                с которой счастливо прожил в любви и согласии
                с пятницы 19 июня 1970 года по воскресенье
                5 января 2015 года (44 года и 220 дней),
                которая была моей Музой, пристрастным критиком,
                цензором и соавтором этой книги…   посвящаю.   
 

                К читателю

Книга, которую ты, уважаемый читатель, держишь в руках – самиздат содержит документальную историю  и работал я над ней  пять лет.
Разумеется, никакой личной выгоды от её издания, как вы понимаете, я не получу. Мной руководил благородный порыв рассказать о трагической судьбе старого интеллигента, петербуржца, человека дворянского происхождения,   инженера-мостостроителя не по своей воле, а по своей  вине оказавшегося на северных стройках ГУЛАГА –  Кондратьева Аполлона Николаевича. 
Он был аристократом по  происхождению и образованным человеком, унаследовал от своих высокопоставленных предков не только прекрасные манеры и благородную внешность, но и умение много и хорошо работать. «За  глаза» северяне высокопарно называли  его графом. И он, по-моему, соответствовал этому званию.
Многолетнее тесное общение  произвело на меня,  да и на мою семью, незабываемое впечатление  в корне изменившее (в лучшую сторону, конечно же)  отношение к жизни, к людям, к философии, к истории страны. Книга, не книга, а история или биография надеюсь, заставит задуматься  и тебя,   уважаемый  читатель.   

У нетерпеливых людей заранее прошу прощения за  отступления от главной темы повествования, длинноты, многословия, ссылки на исторические справки и публикации в разных изданиях, и, кому-то может показаться – излишние подробности. Но без всего этого, по моему мнению,  рассказ об этом незаурядном человеке  будет похож на автобиографию.
Хотя, с другой стороны, душой и сердцем понимаю, что композиция прозаической вещи должна быть доведена до такого состояния, чтобы ничего нельзя было сократить, и ничего прибавить, иначе нарушится смысл повествования. Образно говоря, надо «строить» повествование так, чтобы нельзя было убрать даже один кирпичик  из «фундамента» произведения из – за опасности его разрушения.
 Понимаю эту аксиому, но ничего с собой сделать не могу.  Даже на второй половине седьмого десятка  лет жизни не научился, к сожалению,  следовать  совету А. П. Чехова, который в апреле 1889 года   в письме дал своему брату Александру: «Краткость – сестра таланта».
Это не повесть, в сюжет которой, для привлекательности, можно вводить вымышленные имена и эпизоды, несуществующие конфликты и отношения. Это документальный рассказ – повествование. Имена и факты в нём подлинные, географическое место события – тоже.
Дата,   вынесенная в нижнюю часть  обложки и титульного листа –  годы  рождения и смерти моего героя.               
               
                Пояснительная записка.
Отправляясь в сентябре 1980 года в Ямало–Ненецкий  автономный округ по вызову крёстного дяди Алексея Анисимовича Титух на годик-два  подзаработать  на мотоцикл (а остался на тридцать лет), я  не  подозревал, что еду в глушь Сибири, в места в недалёком прошлом  не «столь отдалённые».  Не знал, что восьмилетний город Надым, куда я ехал,  возводился  на месте одного из  лагерных  пунктов строящейся с 1947-го по 1953-й год   сталинской  железной   дороги  Чум –  Салехард –  Игарка.  Не предполагал что познакомлюсь,  подружусь и  буду жить  по соседству с 82-летним, знаменитым на всю округу бывшим заключённым, художником-пейзажистом, «графом»  Аполлоном Николаевичем Кондратьевым. Отбывая срок, он строил одноколейную железнодорожную  магистраль, которая пролегала и по  территории  Надымского района. После освобождения остался в тех местах навсегда.
Мне посчастливилось общаться с ним  17 лет. 13 из них   жил по соседству в посёлке на берегу реки Надым. Потому как никто другой видел его в разных жизненных ситуациях, общался не наскоками, как делают журналисты свои материалы в быстром  ритме современной жизни  (пришёл–увидел–написал–опубликовал), а во время длительных неторопливых  доверительных бесед, когда он  искренне  рассказывал о своей нелёгкой судьбе. Всё что  он говорил  в  впервые годы нашего общения, я принимал за аксиому, слушал, раскрыв рот, и искренне восхищался его легендарным прошлым. Сейчас понимаю, что иногда он намеренно приукрашивал перипетии своей суровой биографической  действительности, кое-что недоговаривал, и я ему верил.   
Выкрутасы  судьбы, выпавшие на его долю трагичны и поучительны:  из  князи, как говорится,  да в грязи. Прочитав это повествование, читатель поймёт, что у графа была не жизнь, а одно горе горькое.
Он  прожил долгую жизнь  –  пережил семь правителей страны, участвовал в Первой мировой войне, воевал на стороне белых и красных в Гражданскую,  на стороне Красной Армии и на стороне фашистской Германии в Отечественную. Потому подвергался гонениям, унижениям, лишению свободы, но не «сломался» ни морально, ни физически. Если считать и Временное правительство, пришедшее к власти после Февральской революции 1917 года, то правителей, которых пережил мой герой, будет восемь. О непростой судьбе этого человека  пойдёт речь  в этой книге.


Родившийся в первый год 20-го века при царствовании 14-го императора Всероссийского Николая Второго, Аполлон Николаевич Кондратьев   прошёл долгий земной путь длиною в 97 лет. По другим  сведениям прожил 99 лет.  К этой интриге я ещё вернусь.
От окружающих его отличали изысканные манеры поведения:   интеллигентность, эрудированность, уравновешенность, порядочность. Во всём его облике ощущалось какое-то природное благородство. Трудолюбие, повышенная выживаемость, умение выстоять в любой ситуации, приспосабливаться к ней, в силу непреодолимых обстоятельств падать вниз и, вопреки всему, снова карабкаться наверх – это всё о нём.
Несмотря на разницу в возрасте (он был старше меня на 47 лет), он дружил со мной и я дорожил этой дружбой. Он интересовал меня как человек легендарной судьбы: бывший офицер царской армии, участник Первой мировой и Гражданской войн, бывший заключённый, рассудительный, мудрый и добродушный человек. Притом, всегда  вежливо обращался на «вы», что, конечно же, льстило мне. Такое уважительное отношение у него было,  по-моему,  ко всем окружавшим его людям.
Старым себя никогда не считал: когда не придёшь –  постоянно в работе. Я не знаю случая, когда бы в дневное время он ложился отдыхать.  «Неутомим как робот», говорили о нём односельчане. Я бы добавил: «Трудолюбив как муравей».
Ростом он был под два метра, и  на обычном стуле сидеть было неудобно. Потому сам на 20 сантиметров нарастил ножки старого стула, приделал подлокотники и сидел на нём  словно царь на троне. А один  «царский» стул с высокой спинкой  и широкими подлокотниками сделал и  подарил  ему на 85-летие  столяр лесоцеха  - Зёма Виктор Иванович. 
При написании этой книги я, работая с документами, увидел фотографию барона Врангеля. И обнаружил поразительное сходство  Аполлона Николаевича с генералом: такой же высокий статный рост, такое же строение тела, такое же умное волевое лицо, такие же проницательные  глаза,  такие же по форме усы…
В 1989 году в возрасте 88 лет  он впервые встретился   со своим 67-летним сыном –  бывшим фронтовиком, подполковником в отставке Аполлоном Аполлоновичем, о существовании которого предполагал, но (по его словам) ни разу не видел и о судьбе ничего не знал. Позже стало известно, что лукавил тогда Аполлон Николаевич (а может и забыл).
Я был свидетелем  встречи отца и сына на надымской земле. Это была трагедия отдельно взятой семьи, в которой как в зеркале  отразилась многолетняя трагическая история всей нашей многонациональной страны.
Последняя часть этого произведения (глава двадцать первая) написана в эпистолярном жанре, что, конечно же, позволит читателям наиболее полно понять характер сына графа, его  мировоззрение, отношение к отцу, к людям и окружающей действительности.
В данной книге я не ставил цели вникать в военное прошлое моего героя. На этот счёт написано много противоречивого и порой отличить   настоящую правду от  вымысла,  невозможно: у каждого, как говорится,  «своя» правда. Многие «писатели», пользуясь этим, причисляли себя к друзьям покойного графа и знатоками его биографии,  фантазировали всё что угодно вдогонку «пароходу, который не только ушёл, но уже и утонул». Об одном из таких «писателей» я расскажу в главе «Письма ко мне».
Повествование будет вестись с точки зрения соседа – стороннего наблюдателя. Потому  не буду идеализировать своего героя  и делать выводы  относительно  искренности его  рассказов о своей многострадальной жизни:  «За что, как говорится,  купил -  за то и продаю». Главное, к чему стремился – это к правдивому и последовательному описанию событий. 

                Предисловие

«А вся эта дорога Салехард – Игарка? Насыпали сотни километров дамб через болота, к смерти Сталина оставалось 300 километров до соединения двух концов. И – тоже бросили.
Так ведь эта ошибка – страшно сказать, Чья.
Ведь – С А М О Г О…». А. И. Солженицын, «Архипелаг ГУЛАГ» (т. 2, М. ИНКОМ  НВ, 1991,  с.363)

Ямало – Ненецкий автономный округ (столица город Салехард – бывшее село Обдорск  основано казаками в 1595 году), на территории которого в 1947–1953 годах строилась «сталинская» железная дорога, образован в 1930 году. Входит в состав Тюменской области, но является равноправным субъектом Российской Федерации. Входит в состав Уральского федерального округа.  Расположен на севере Западной Сибири,  на полуострове Ямал, в зоне распространения трёх климатических зон: арктической, субарктической (зона тундры), и в зоне северной (таёжной).
На Западе округ граничит с Республикой Коми, на Юге  с Ханты -  Мансийским автономным округом - Югрой, на Востоке с Таймырским автономным округом и Красноярским краем. Северная граница округа омывается Карским морем.  Половина территории округа находится за Полярным кругом. Продолжительность зимы – 8 месяцев, среднемесячная температура – 32*С. Плотность населения – 0,7 человека на 1 кв. км. Численность населения – 546 тыс. человек, численность коренных малочисленных народов Крайнего Севера – около 7%. На полуострове около 300 тысяч озёр и 48 тысяч рек (главные – Обь, Таз, Пур, Надым).  Длина полуострова 700 километров, ширина – 240, площадь  – 769 250 квадратных километров, что в полтора раза превышает территорию Франции.  Сегодня Ямал – самый крупный в мире газодобывающий район.
Историческая справка. Освоение северных земель русскими переселенцами началось  в 16 веке. На русских картах слово «Надым» появилось в конце 17 века. Река Надым отмечена в «Чертёжной книге Сибири» С. У. Ремезова, изданной на рубеже 17-18 веков. На карте Тобольской губернии за 1802 год Надым фиксируется как значительный населённый пункт на левом берегу низовья реки Надым…
 
Трансполярная одноколейная железнодорожная магистраль Чум–Салехард–Игарка, именуемая (в целях конспирации)  «Строительство 501 / 503»,  появилась в результате попыток руководства СССР найти место для нового Северного морского порта.  Руководство СССР было озабочено тем, что в 1945 году  у США появилась атомная бомба, а год спустя и бомбардировщики с межконтинентальной дальностью полёта. И прорыв даже одного стратегического бомбардировщика  с той стороны  мог решить исход войны. Для обнаружения и отражения атак бомбардировщиков со стороны Северного полюса необходимо было постоянное дежурство не только авиации, но и Военно–Морского Флота.  Это  и потребовало создания морских портов и авиабаз там, где раньше они не были нужны. Успешному созданию и функционированию военных баз должен был  способствовать такой надёжный способ транспорта, как железнодорожный.
Перед Сталиным стояла задача: в кратчайшие сроки сделать что-нибудь, чтобы остановить американцев.
В апреле  1947 года  состоялось заседание Совета Министров СССР. Сталин выступил и твёрдо сказал: «Надо браться за Север. Северный морской путь ничем не обеспечен. С Севера Сибирь ничем не прикрыта, а политическая обстановка очень напряжённая».
Секретным Постановлением предписывалось построить Трансполярную железнодорожную магистраль Чум – Салехард – Мыс Каменный, расположенный на восточном побережье Ямала в Обской губе. Строительство  должно было решить две проблемы: освоение северных территорий богатых полезными ископаемыми и защита Арктического побережья.
И работы начались. Строили северную «железку»  под завесой полной секретности. Для выполнения этой задачи НКВД СССР сформировал два строительных управления: Обское  №501 с центром в Салехарде   и  №502  – на Мысе Каменном.   
В те годы все лагеря входили в состав ГУЛАГа. Главное Управление Лагерей функционировало с 1930 по 1960 год. Оно  осуществляло руководство системой исправительно – трудовых лагерей.  Зэки строили Байкало – Амурскую магистраль, Беломоро-Балтийский канал имени Сталина, канал «Москва – Волга»,  Волго - Донской канал имени Ленина, Норильский и Нижнетагильский металлургические  комбинаты и многие другие объекты.

Система управления лагерей, по сути, являла собой символ бесправия, бессмысленного рабского труда, выброшенных на ветер денег и произвола в советском обществе эпохи сталинизма. По грандиозности,  строительство той одноколейки сравнимо с объёмами строительства Байкало - Амурской магистрали, которую строили в два этапа:  с 1932 по 1953-й  и с 1974 по 1985 годы.
  В числе строителей были безвинно пострадавшие, осуждённые в  основном по 58-й статье  «Враги народа» или, как говорили – «За разговоры», которых не нужно было караулить, а также участники войны прошедшие фашистские лагеря.  Отбывали  срок и  те, кто «Ослабляет обороноспособность Советской Родины»  –  так называемые «указники»: по Указу от 1947 года  сидели «за колоски», «за свеклу», «за 15 минут опоздания на работу». За украденную бутылку водки,  «расхитителям Социалистической и колхозной собственности» давали  семь лет. Лишь около 20 процентов составляли уголовники и насильники, нуждающиеся в особом надзоре.
Добровольно ехали в Салехард, чтобы попасть на  «стройку века» коммунисты, а так же молодёжь по комсомольским билетам. Трудились  и направленные специалисты, например, взрывники. Все они   жили в отдельных бараках и работали,  получая зарплату,  вольнонаёмными.
 По проекту,  на Мысе Каменном предполагалось построить новый порт,  судоремонтный завод, пирс, складские помещения и жилой посёлок. Эти работы должны были выполнять заключённые 502-й стройки. К концу 1948 года был построен пятикилометровый  пирс, пошли поезда на 200-километровом участке от станции Чум до посёлка Лабытнанги на берегу Оби.  Но в  разгар строительства выяснилось, что в новый порт на мысе Каменном  не смогут заходить океанские корабли – Обская губа для них мелководна. К тому же, невозможно обеспечить  стабильный фарватер, так как песок и ил быстро меняли рельеф дна.  И тогда  Совет Министров Союза ССР своим Постановлением изменил направление железной дороги. По новому проекту дорога пролегала южнее - через Салехард  и  Надым. 

                Постановление
                От 29 января 1949г. № 384 – 135СС
                Москва, Кремль.
                Совет Министров Союза СССР постановляет:
1.Построить морской порт, судоремонтный завод и жилой посёлок
Главсевморпути при Совете Министров СССР в районе Игарки на реке Енисей, вместо Мыса Каменного в Обской губе. В связи с этим изменить направление железной дороги станция Чум – Мыс Каменный, направив её от Салехарда к месту расположения нового порта в районе Игарки на реке Енисей. Председатель Совета Министров СССР И. Сталин.    Управляющий Делами Совета Министров СССР Я. Чадаев.

Изменённый маршрут одноколейной  железнодорожной магистрали начинался за Северным Полярным кругом, пересекал полярный Урал, Надым, далее проходил по болотистому северу Западно – Сибирской равнины и должен был «финишировать» (по изменённой схеме), тоже за Полярным кругом в зоне распространения вечной мерзлоты в 1330 километрах к северу от Красноярска.  Протяжённость трассы 1459 километров. Предполагалось соединение района Игарки с городом Норильском. Трасса должна была пересечь  множество ручьёв, речек и крупных рек. Через небольшие речки предполагалось строительство деревянных или бетонных мостов. Через Обь составы должны были идти  по  переправе: летом тяжёлым паромом, зимой по рельсам, прикреплённым к  удлинённым шпалам, проложенным прямо на лёд.
Восьмилетний срок, отведённый на строительство, заканчивался в 1955 году. В  1952 году  на участке Салехард – Надым началось рабочее движение поездов со  скоростью 20, но не более 40 километров в час.
По архивным источникам количество зэков по всей трассе Салехард – Игарка составляло от 80 до 100 тысяч человек.
В 1953 году, (к моменту прекращения строительства),  на 501-й стройке было  построено около 850 километров железнодорожного полотна, чуть меньше – на 503-й стройке. Протяжённость всей магистрали составляла 1450 километров.
После смерти Сталина грандиозная стройка была первоначально законсервирована, а затем прекращена. Часть ценностей вывезли, но основное оборудование и техника остались на месте, так как вывозить их было нерентабельно.

В 1960 году председатель ликвидационного комитета «Строительство 501/503» А. Д. Жигин сообщил редакции газеты «Известия»: «Когда многотысячный коллектив строил эту дорогу на трассе от  станции Чум до посёлка Лабытнанги и далее на участках Лабытнанги – Салехард – Ярудей – Надым – Пур – Таз – Турухан – Ермаково – Игарка, жизнь била ключом. Были построены в тундре и по берегам рек 167 рабочих посёлков, налажено снабжение и торговля продовольствием, промтоварами, было организовано медицинское, культурное и бытовое обслуживание. В посёлках работали Советы депутатов трудящихся, детские учреждения, школы, больницы, поликлиники и другие учреждения»...
За шесть лет строительства  магистрали было освоено  42 миллиарда послевоенных рублей.   Жизнь показала, что строительство было одним из самых грандиозных и утопических проектов ГУЛАГа. Потому первые рассекреченные сведения о «железке» появились  лишь во время хрущёвской «оттепели». 
В народе дорога называлась по-разному. Во время строительства: «Дорога смерти», «Сталинка», «Пятьсот первая», «Пятьсот весёлая». С 80-х годов и до сих пор -  «Мёртвая дорога».
Сегодня часть недостроенной тогда  магистрали в Ямало–Ненецком автономном округе (посёлок Старый Надым – Новый  Уренгой) после восстановления используется только для грузовых перевозок.

Историческая справка. К 1949 году международная атмосфера в Мире была накалена до предела. США, согласно секретному плану «Дропшот», планировали нанести массовый ядерный удар по СССР. Планировалось сбросить 300 ядерных бомб на 70 советских городов и 250 тысяч тонн обычных бомб. Планировались удары по Омску, Красноярску, Ташкенту, Алма-Ате, Тбилиси, Новосибирску. На Москву планировалось сбросить 8 ядерных бомб.
Но 1-го сентября 1949 года Советский Союз секретно испытал первую советскую атомную бомбу. Об этом тут же  стало известно американцам. С того момента война с СССР для них уже не являлась безопасным занятием. Президент Эйзенхауэр отменил приказ Трумэна о начале войны с СССР и сдал план «Дропшот» в архив.
Американцы поняли, что в ядерной войне победителей не будет…

                Знакомство
                (глава первая)
 
Знаменитым на весь Советский Союз бывший заключённый 501-й стройки   Аполлон Николаевич Кондратьев стал в одночасье. Поздним вечером 2 декабря 1988 года по первому каналу ЦТ показывали программу «Взгляд». Вёл её Сергей Ломакин. Многие надымчане (в том числе и моя семья)  прильнули к экранам телевизоров, когда услышали его слова: «В далёком заснеженном северном посёлке, на берегу реки Надым, живёт удивительной судьбы человек, бывший заключённый 501-й стройки, надымский граф Аполлон Николаевич Кондратьев».
В пятиминутном видеосюжете рассказывалось о «сильном духом человеке, который несмотря ни на какие потрясения и тяжёлую долю, не сломился, не потерял  веру в людей, не озлобился на общество». Было показано и коротенькое интервью графа, записанное на берегу реки.

Справка. Программа «Взгляд» начала выходить на ОРТ (ныне –  Первый канал) в октябре 1987 года. Этому предшествовало (в апреле того же года) закрытое решение ЦК КПСС   о создании молодёжной вечерней пятничной передачи. У народа  тогда в ходу было выражение: «Есть обычай на Руси, ночью слушать Би–Би–Си». А партия предостерегала: «Сегодня слушаешь ты джаз, а завтра Родину продашь». Передача стала выходить с одной целью – отвлечь молодёжь от прослушивания зарубежных радиостанций.  Формат передачи включал в себя прямой эфир из студии и музыкальные клипы многих исполнителей, популярных в то время на Западе. Ведущими программы были Влад Листьев, Александр Политковский, Владимир Мукусев, Артём Боровик, Сергей Бодров, Чулпан Хаматова, Дмитрий Захаров и многие другие молодые инициативные ребята. В сознании людей они представали «рыцарями правды» и борцами за «новое телевидение». Даже 10 лет спустя журнал «Огонёк» позицировал ведущих как «народных героев». Когда они выходили в эфир, в стране снижалась преступность (такой же эффект был во время демонстрации многосерийного фильма «Место встречи изменить нельзя» с Владимиром Высоцким в главной роли). Всё население СССР спешило тогда к телевизорам, чтобы увидеть людей, которые называли всё  своими именами. Была любовь зрителей и гнев партийного начальства.  Передачу не раз закрывали, но  настырные ребята  снова выходили из подполья в эфир.
«Взгляд» всегда удивлял: никто не мог предположить, что ведущим программы одно время будет «кремлёвский диктор» Игорь Владимирович Кирилов!
Выпуски были  посвящены злободневным социальным темам, которые, бывало, влияли на принятие властью серьёзных политических решений. В эфир в качестве гостей приглашались политические деятели и популярные в СССР  люди.  Например, был предъявлен народу первый легальный советский миллионер – Артём Тарасов и партбилет его заместителя по кооперативу,  в котором указано, что партийные взносы владелец партбилета за месяц уплатил в сумме 90 тысяч рублей. Это при средней-то  зарплате по стране 120 рублей! Грандиозный скандал привёл к принятию нового закона о кооперации, создавшего правовую базу для перехода страны к многоукладной экономике и к реальному рынку. Из этого видно, что телевизионная программа отличалась резко критическим настроем в отношении советской системы, потому и  пользовалась большой популярностью и поддержкой аудитории: выпуски широко обсуждались общественностью и в СМИ.
 В апреле 2001 года, после назначения одного из ведущих «Взгляда» Александра Любимова заместителем Гендиректора  ОРТ, рейтинговую программу, которая была одним из символов горбачёвской перестройки,  окончательно  закрыли…

После передачи меня буквально раздирало любопытство – кто же такой граф Кондратьев? Я бросился наводить справки. И вот что я выяснил.
Графом он никогда не был. Граф – это частный родовой титул: королевский чиновник, судья. Таким  шуточным титулом Аполлона Николаевича наградили первопроходцы из уважения за его образованность, интеллигентность, изысканные манеры, мягкий уравновешенный характер. К тому же, многие считали, что, поскольку  был  он  женат на графине Варваре Андреевне Квашниной – Самариной имеющей родовое имение в Крыму, значит и он – граф.
На самом деле Кондратьевы происходят из петербуржского дворянского рода.  Дед его, дворянин, тайный советник, был главным инспектором железных дорог России, миллионером. Владел имениями и домами в Петербурге, Москве и Киеве. Отец, Николай Семёнович, работал в железнодорожном ведомстве. По стопам предков пошёл и «мой» граф.
С ним  я познакомился поздней осенью 1980 года, когда  с женой и сыном-второклассником  по вызову речного порта  приехал жить и работать в  Надым. Мы поселились в жилой «бочке», которую я получил на предприятии, перебазировал и  установил в посёлке под названием «107-й километр».
Первая встреча произошла неожиданно. Через недельку после приезда я взял рыболовные снасти и пошёл на берег реки. Издали  увидел, как пожилой человек на плече несёт  от дома к реке  лодочный мотор. Я догадался,  кто это мог быть. Подбежал и предложил помощь. Он остановился, осторожно поставил мотор на «сапог», сказал: «спасибо»,  и передал двигатель из рук в руки. Мотор для меня, 100 - килограммового  40-летнего мужика, оказался непосильной ношей. С трудом донёс ту тяжесть до лодки, помог прикрепить. Ещё раз сказав «спасибо», незнакомец неожиданно спросил:
– Вы стоседьмовский или приезжий? Что-то я вас раньше здесь не видел.
– Неделю назад привёз семью из Башкирии, – с пафосом ответил я. 
– Что ж, давайте знакомиться, –  сказал дружелюбно владелец мотора и, не протягивая руки, отчеканил:
– Наблюдатель водпоста Кондратьев Аполлон Николаевич, по совместительству самодеятельный художник.
От друзей я слышал о существовании художника Кондратьева, даже намеревался сходить к нему и познакомиться. Но всё было некогда: после переезда  обустраивал быт. И вот такая встреча!
Попрощавшись, пошёл вдоль берега за околицу посёлка. Вскоре услышал шум работающего двигателя. Оглянулся и увидел: мой новый знакомый  направил лодку к острову Буяну…
Спустя время,  вспомнил тот случай и вздрогнул: ведь после работы на реке, Аполлон Николаевич наверняка на себе  тащил,  поднимаясь на крутой берег,  ту «железяку» к дому. Я без посторонней помощи  с этим бы не справился.   
 Через  несколько дней увидел у друзей написанную им картину, восхитился, пошёл и заказал для себя. Потом ещё одну  и ещё. И стал приходить к нему в дом как к хорошему знакомому.
С первого дня он относился ко мне,  малознакомому человеку,  уважительно и дружелюбно. Потом  пойму –  Аполлон Николаевич ко всем относился по-доброму. 

В первый визит я поразился строением: дом больших размеров, примерно 5 на 8 метров, оконные рамы непомерно  высокие и  очень высокие потолки. Аполлон Николаевич пояснил, что после  закрытия стройки электричества в пустующем посёлке не было, потому при строительстве дома в 1956 году это учёл – поставил  большие рамы, которые  пропускают много естественного дневного света. В помещении много воздуха,  комфорт и уют. Очень  высокие потолки с лепниной, по его рассказам,  были в  доме  на улице Песочной в Петербурге, где прошли его детство и юность.
Шесть окон  дома  «смотрели»  на реку,  четыре – на посёлок, а из остеклённой  веранды  расположенной с торца дома, открывался вид на граничащую с его участком Речную Эксплуатационную Базу.
В  доме было две входных двери. Первая, со стороны посёлка, располагалась между двумя окнами и служила парадным входом. Изготовлена была из узких строганных досок с поперечной прорезью посредине, в которую почтальон опускал  корреспонденцию. Вторая дверь располагалась со стороны реки и являлась чёрным, или запасным выходом. Когда Аполлон Николаевич устроился работать наблюдателем водпоста, функция дверей поменялась – со стороны реки использовалась в повседневной жизни. 
До строительства дома жил в одном из пустующих бараков.
Первое, на что  обратил внимание, когда  из сеней   вошёл  в переднюю комнату-кухню – слева большая побелённая  кирпичная печь, в которой, потрескивая, горели дрова.
 Поздоровавшись,  спросил:
– … а почему печка…
– Центральное отопление в доме есть, –  пояснил Аполлон Николаевич тогда, –  но оно не прогревает все комнаты. Почему?  Потому что мой дом  расположен далеко от котельной и находится в конечной  (тупиковой)  части теплотрассы – горячая вода остывает пока дойдёт  до моего дома.  Вынужден топить печь, которую сам  сложил при строительстве дома. 
 При ближайшем рассмотрении он произвёл на меня необычайное  впечатление: высокий, стройный, общительный, улыбчивый, с седыми редкими и мягкими,  как у ребёнка, волосами, человек, от которого исходила какая-то аристократическая энергетика. Ему было 82 года, держался с достоинством, но чуть-чуть  сутулился. Его глаза потеряли былую, видимо, синеву, но взгляд оставался  ясным, добрым,  проницательным.  Спросит о чём-нибудь и  смотрит внимательно в глаза,   прислушивается к ответу  –  он страдал тугоухостью.
Как-то  рассказал, что 1960-е годы какой-то человек привёз ему из Москвы широкоплёночный фотоаппарат  «Любитель», химикаты, фотобумагу и фотоувеличитель. Не раз путешествовал он на вертолёте с геологами по району и на свой профессиональный вкус фотографировал природу. Потом печатал фотографии и с них на холстах или листах крагиса  писал картины (крагис – фанера из мелких опилок – авт.). 
Находясь в осеннем тундровом лесу,  я, бывало,  задавался вопросом:  а не здесь ли стоял граф, когда фотографировал излучину реки «Тэдэотта»,  не с этого ли места «срисовал» свою «Золотую осень»? В другой раз осенит: а не здесь ли граф сфотографировал пролетавших над протокой двух лебедей?

Узнав, что я почти профессионально занимаюсь фотографией, Аполлон Николаевич попросил переснять и увеличить несколько семейных  фотографий, которые от времени пожелтели и  поломались. Хранились они у него в каком-то старинном потрёпанном, мне показалось, дорогом кожаном альбоме. Это были снимки  молодой жены, тёщи, царя Николая Второго и другие.  Как они  у него сохранились, тогда не спросил и не ведаю до сих пор.
Его дом располагался в сотне шагов от моей жилой «бочки»,  потому  за готовыми снимками он изъявил желание зайти  лично. С того времени в течение 13 лет (до переезда в город) каждые субботу или воскресенье при любой погоде в 7 часов вечера  приходил он к нам домой. Это был еженедельный церемониал. Мы вместе ужинали, пили чай, говорили о политике, о делах. Иногда я скрытно на полке за занавеской устанавливал старенький бобинный двухскоростной магнитофон «Легенда»  и «мучил» его   вопросами. В 1995 году купил небольшой  импортный карманный диктофон, и  качество записей наших бесед намного улучшилось.
Он рассказывал о семье, о жизни народа в царское время, философствовал о советской власти, о перестройке. А мы с женой посвящали его  в дела  предприятий,  где работали, сообщали городские новости, интересовались его жизнью при разных правителях, обсуждали газетные статьи. С ним было легко и интересно общаться – такие встречи взаимно обогащали нас.
Зимой, бывало, засидится часов до десяти-одиннадцати,  потом спешно засобирается домой.
– Что торопитесь-то, Аполлон Николаевич? – больше из вежливости, чем из любопытства,  спросит жена.
 – Отопление в доме слабенькое, – объяснит он свои проблемы, – регистры еле тёплые, поэтому постоянно топлю печку. Пойду, наверное, дрова прогорели.
Я помогал ему надеть тёплый сюртук, ушанку, он брал в руку стоящего в углу «коня» – лыжную палку и скопившиеся у меня  за неделю газеты, галантно прощался и уходил, освещая себе дорогу фонариком.
Пояснение.  Регистр – отопительный прибор, широко используемый на северах.  Изготавливается кустарным способом из четырёх  труб большого диаметра и подключается  к системе центрального отопления. Длина регистра обычно на всю длину комнаты. У Аполлона  Николаевича   во второй комнате (где находились туалет и подсобные помещения)  стоял ещё и регистр, сваренный мной   из трубы диаметром 114 миллиметров. Тот регистр работал от электросети (нагревательным элементом был ТЭН) и заливался водой.

                Портрет графа
                (глава вторая)
Сегодня, спустя много лет, с уверенностью могу «нарисовать» точный портрет графа.
Во время неспешных  бесед  Аполлон Николаевич говорил чётким, понятным языком. Я всегда сравнивал его с редактором журнала «В мире науки», учёным-физиком, телеведущим научно-популярной программы «Очевидное – невероятное», профессором Сергеем Петровичем Капицей (умер в 2012 году в возрасте  84 лет). Такой же тембр голоса, интеллект, такое же  мышление, манера общения, такой же спокойный добрый взгляд, уравновешенный характер. Одним словом – интеллигент.
 За собой следил всегда: был одет  по-стариковски бедно, но чисто. С хозяйством справлялся сам: колол дрова, носил воду, топил печь. На нём всегда был один и тот же свитер –  в рубашке  и галстуке  его ни разу не видел.  В тёплое время, даже летом, ходил в высоких резиновых сапогах –   возможно от этого в последние годы жизни жаловался на слабость в коленях. Летом   носил старенькую  байковую беретку мышиного цвета.  Как-то  находясь в отпуске в Харькове, я купил и подарил  белую летнюю фуражку, которую он с удовольствием носил много лет.
Обладая энциклопедическими знаниями, активно поддерживал разговор на любую тему, со знанием дела давал развёрнутые аргументированные  ответы и советы. Помнил события, имена, даты, названия.   Его ум и  широта познаний   не оставляли равнодушным никого. Во время бесед быстро овладевал вниманием присутствующих, немного бравировал и ничуть не драматизировал свою судьбу. В том возрасте он запросто мог работать каким-нибудь начальником.
И употреблял в разговоре старомодные,  «законсервированные» и  давно  забытые слова. Например, слово «библиотека»   произносил с ударением на «О» –  «библиОтека». Группу людей называл «публикой».  «Не нравится мне эта публика»  –  говорил, например,  о членах ГКЧП. Частенько, применительно к обстоятельствам,  употреблял слова школяры, брехня, оболтус. Иногда маленьких девочек–школьниц называл барышнями, женщин – сударынями, мальчиков шкетами, мужчин  господами или супостатами (в зависимости от ситуации). Определения для мужчин  произносил без злобы – по-доброму, с изрядной долей юмора. Ни разу не слышал  от него нецензурного слова.
Курил только папиросы. Но курил, мне кажется, для вида: не по острой необходимости, а для удовольствия,  интеллигентно, превращая это занятие в некий церемониал. В последние годы забавлялся этим,  не втягивая дым в лёгкие – абы пахло дымком. На мой намёк на эту вредную привычку, сказал: «Я не злоупотребляю куревом,  достаточно двух-трёх папирос в день, потому и живу долго. Знаете ли вы, что многие курильщики были долгожителями? Какой-то там деятель Росс, получивший в 1896 году (в возрасте 102 года)  премию долголетия –   был  заядлым курильщиком. А в Советском Союзе в честь курящего долгожителя некоего Эйвазова даже была выпущена почтовая марка - ему тогда исполнилось 148 лет!..

Кто-то  подметил, что люди, страдавшие в сталинских лагерях, после реабилитации жили долгой творческой  жизнью. Называют  писателей Солженицына, Волкова, академика Лихачёва, актёра Жжёнова, поэта-песенника  Танича, певицу Лидию Андреевну Русланову (при рождении – Агафья Андреевна Лейкина). С этим утверждением я полностью согласен. Более того,  продолжу этот список:  «мой граф» Кондратьев; заместитель  начальника ПТО ОАО «Надымдорстрой»  80-летний Иван Дмитриевич Марманов с которым я работал шесть лет;  мой ныне покойный дядя Александр Анисимович Титух (проживший 89 лет) при Сталине по оговору получивший в 1949 году срок 20 лет лагерей и освобождён через четыре  года.  Дядя говорил, что если  его принудительно лишить  курения он не проживёт и дня: курил «как паровоз»   по три пачки в сутки.  Пассивно  «курила» с дядей и страдала от этого и его 65-летняя дочь, с которой он доживал свой век.  Каждый из нас наверняка  вспомнит пару – тройку таких людей.
 Что явно мешало графу в жизни, так это беззубый рот. Почему   не решил эту проблему вовремя –  никогда  об этом его  не спрашивал. Из-за отсутствия зубов дикция, когда волновался, была не всегда разборчивой - говорил, как Тина Канделаки в телепередаче «Самый умный» на канале СТС  –  скороговоркой,  «глотая» слова.
До последних дней зрение у него было отменным  –  читал газеты и писал  картины без очков.
– Раньше, когда не было современных средств диагностики, –  рассказывал он, – зрение определяли по контуру ковша Большой Медведицы состоящего из семи, хорошо видимых в ясную погоду, звёздочек. Тот, кто видел восьмую,  еле заметную,  находящуюся рядом с основной звёздочкой на изгибе ручки ковша, тот, считалось, обладал 100- процентным зрением.

В книге под названием «Севергазстрой», бывший плотник-бетонщик Надымского СМУ, член Союза писателей России В. А. Мартынов так вспоминал первую встречу с бывшим зэком Кондратьевым: «В 1966 году самолёты в Надым не летали. Первых строителей, в числе которых был и я, «АН-2» высадил в посёлке Старый Надым (расположенном на правом берегу реки). Ночь переспали в недостроенном бараке сейсмопартии. А утром с оказией - на почтовом катере, который шёл из посёлка Нори, переплыли на 107-й километр. На берегу нас радостным лаем встретили, как потом выяснилось, собачки графа Аполлона Николаевича Кондратьева. Он тут, на берегу фактически единолично проживал, после того, как лагеря расформировали. Под ногами, насколько видел глаз –  песок и ни одной живой души. В отдалении – мёртвый лагерь за колючей проволокой. Бараки беленькие, отремонтированные, окна забиты досками.  Аполлон Николаевич и показал дорогу до строящегося Надыма»…

Жизнь приучила Аполлона Николаевича к тому, что он не чурался никакой работы и никого не «грузил» своими проблемами. Однажды летом проходя мимо,  увидел  его у дома: он занимался процессом распиливания нетолстых брёвен на чурбаки для топки печи.  Этот процесс  он механизировал  по-своему. Укладывал бревно на козлы, к себе ручку двуручной пилы тянул рукой, вторую ручку пилы в противоположном направлении тянул тяжёлый груз, привязанный  к верёвке, протянутой через   колесо–блочок.   Я подошёл, предложил свою помощь, даже взялся за вторую ручку пилы,  но он прекратил работу и категорически отказался от помощи. Когда  у его соседа Сергея Руденко  появилась   бензопила, стал он помогать престарелому графу   в этом нелёгком труде.
 Первые строители  города, особенно водители, помогали одиноко живущему  графу в приобретении продуктов питания. Для  оперативной связи Аполлон Николаевич установил на обочине трассы (на другом конце посёлка) невысокий столб с ящиком наверху. Там оставлял деньги, бидон для молока, авоську и записку с перечнем необходимых продуктов. Каждый  водитель, ехавший в строящийся город,  не вылезая из кабины,  заглядывал в ящик: нет ли заказа от графа. На обратном пути  купленные продукты и сдачу помещались в тот же ящик. По словам Аполлона Николаевича, не было  ни одного случая пропажи денег.

К девяноста годам  суставы  длинных музыкальных пальцев  на его руках подверглись воздействию полиартрита. А мизинец и  безымянный пальцы правой руки укоротившимися сухожилиями были притянуты к ладони.  Несмотря на  это, неплохо играл на пианино. В этом я убедился,  придя однажды к нему  зимой. Ещё на улице у  входной двери услышал громкие звуки классической музыки. Наверняка не смог бы достучаться, но кто – то из  заказчиков картин ещё летом вместо обычного звонка установил в доме мощный корабельный ревун, который, как говорится, мёртвого  поднимет.  Впустив  в дом, Аполлон Николаевич не принял, как это было обычно, в прихожей – кухне, а пригласил  в зал. Посреди помещения стояло чёрное пианино, на котором  работал включённый  на полную громкость  электрический проигрыватель. С разрешения,  просмотрел пластинки – одна классика: Бах, Моцарт, Глинка, Рахманинов, Чайковский.
Спросил, указывая на пианино: «Кто играет?».  «Я играю», ответил,  улыбаясь,  и открыл крышку клавиатуры. Потом выключил проигрыватель, убрал пластинку в конверт,  сел на стул и… заиграл. Играл не спеша, размашисто, с чувством, с толком, с расстановкой. Беглости пальцев не было, но музыка лилась ровно и брала за душу. 
Громоздкий инструмент, пояснил он, за его же деньги привезли водители по зимнику из Салехарда...

Любовь  к рисованию проявилась у него с детства, но основательно занялся этим делом после войны, когда избегая репрессий, спокойно  жил с женщиной в Пруссии. Там живопись стала его основным источником дохода. Первые картины писал с натуры –  благо  в Пруссии (как и в Надыме)  натуральные природные пейзажи были словно по заказу. 
Был наш граф, как сейчас бы сказали, подпольным оппозиционером: противником сталинской, да и всей тогдашней  брежневской, а впоследствии и горбачёвской,  системы. Но ненависти к советской власти  не проявлял. Была критика: искренне, с болью в душе в приватных беседах говорил о застойном времени, о «неправильной» политике Горбачёва затем Ельцина, Кравчука и Шушкевича,  разваливших Советский Союз. 
К сожалению, три года не дожил он до прихода к власти второго президента России Путина. Меня гложет вопрос: какую оценку по выводу страны из глубочайшего кризиса после добровольной отставки  Ельцина он дал бы сегодня Владимиру Владимировичу? Какую оценку дал бы массовым протестным предвыборным  митингам в Москве весной 2012 года? Что сказал бы  по поводу  хулиганской  выходки пяти молодых богохульниц –  участниц скандальной панк–группы  с двусмысленным названием «Pussy Riot», которые, надев маски 21 февраля 2012 года (накануне президентских выборов), провели панк-молебен в храме Христа Спасителя в Москве и выложили видеоролик  в Интернете? Что бы сказал по поводу присоединения к России Крыма и о гражданской войне в Украине?

Часто негодовал по поводу проводимой  Горбачёвым  перестройки. Особенно его раздражала инфляция. Говоря на эту тему, утверждал, что даже на царских деньгах указывалось: «Данную купюру можно обменять на золото в любом банке». 
«Вы попробуйте сейчас обменять сто рублей на золото!» – горячился он.
Справка. В «застойные» времена, когда страной правила КПСС возглавляемая Брежневым,  на один рубль можно было купить:
–   Полноценный обед в столовой;
–  5 литров разливного молока;
–  5 походов в мужскую парикмахерскую или баню;
–  20 походов в кино на дневное время;
–  100 коробок спичек;
В 1980 году один киловатт электроэнергии стоил – 4 копейки, место в детском саду – 6 рублей в месяц.
Стипендия студента - хорошиста составляла 50 рублей, оклад инженера 120 рублей, персональная пенсия не менее 130 рублей…
Сетовал, что Временное правительство в 1917 году отменило царские деньги и ввело керенки (народное название денежных купюр, получивших название по имени последнего председателя Временного правительства А. Ф. Керенского), а большевистская Октябрьская революция сразу отменила керенки, ввела трудодни. При ленинском НЭПе (НЭП – Новая Экономическая Политика – авт.) печатали червонцы, которые тоже недолго продержались. С удовольствием вспоминал то время, когда курс доллара по отношению к рублю составлял 63 копейки.
Искренне  сокрушался непомерно раздутым чиновничьим аппаратом. Он считал, что аппаратчики -  недальновидные, ни за что не отвечающие и практически ничего вещественного не производящие,   содержащиеся  за счёт государства люди. «На одного рабочего два управленца! Столько создано министерств! У Столыпина было всего три министерства!» – с пафосом негодовал он.      
– На Ямале много поселений, куда сложно и дорого завозить топливо. Я не понимаю, почему руководители, получающие баснословные зарплаты,  не додумаются использовать  в нашем регионе  энергию ветров, –  сокрушался как-то  Аполлон Николаевич у нас за обеденным столом. – Из-за близости Обской губы климат здесь  резко континентальный, потому-то две трети года дуют затяжные шквалистые ветра. Стоит только установить на сопках генераторы и вот тебе  дармовая  электроэнергия! А сколько таких ветроэлектростанций  можно построить по всему Северу! Дизельные станции можно использовать как резервные, во время штилей.
Я в полемику не вступал, разговор поддерживал поддакиванием и кивками головы. Спустя годы понял, насколько широко был образован и рационален наш граф…
Справка. В 2014 году в городе Лабытнанги (ЯНАО) была пущена в эксплуатацию одна из первых экспериментальных ветроэнергетических установок за Полярным кругом. Мощность установки 250 киловатт. Её значение для региона больше научное, чем экономическое…

Как-то вернувшись из отпуска, при встрече  я сказал, что купил  к   зеркальному фотоаппарату «Зенит-Е»,    переходные кольца.  И теперь при помощи них могу заниматься микро – и макросъёмкой. Могу, к примеру, сфотографировать комара или цветок, переснять маленькие фотографии, книжные тексты, документы и напечатать в увеличенном масштабе.   
Граф  информацию принял и «намотал на ус». Во время очередной встречи положил передо мной на стол  небольшую фотографию, которая была разграфлена ниткой на 8 равных квадратиков. На ней был  изображён  красивый фрагмент местного уголка природы. 
– Переснимите, пожалуйста, каждую  часть этой фотографии на отдельный кадр и напечатайте на бумаге размером 18 на 24 сантиметра,  – сказал, внимательно посматривая на  меня.
– При большом увеличении ухудшится  резкость снимков, – пояснил я.
–Качество в данном случае принципиального значения не имеет,  –  ответил он, –  достаточно того, что пропорционально увеличатся детали снимка и его контур.   
Я выполнил просьбу. В воскресенье он пришёл, разложил на столе  увеличенные  снимки в необходимом порядке, и мы увидели одну общую фотографию – картину размером 48 на 72 сантиметра. Я был в восхищении. Обрадовался этому результату и Аполлон Николаевич. Ему оставалось  только перенести контуры этого  изображения на кальку, а с неё на полотно.  Это, по его словам,   во  многом облегчало  написание картин в дальнейшем,  а качество и узнаваемость возрастало.

Посёлок, в котором мы проживали, назывался «107-й километр» и располагался в 13 километрах от строящегося города.
– Апполон Николаевич, а почему посёлок носит такое странное название?   –   спросил однажды за обеденным столом.
– Никакой это не 107-й километр, – с пафосом ответил он. – Многие несведущие думают, что посёлок расположен на 107-м  километре от истока реки Надым. Нет! На этом месте в середине прошлого века располагалась 107-я механизированная лагерная  колонна строившая участок  магистрали Чум – Салехард – Игарка.  Первоначально посёлок именовался «Заречный», поскольку располагается на берегу реки. Но с чьей-то лёгкой руки «приклеилось» нынешнее название.

Все строители города (в том числе Аполлон Николаевич и моя семья) в те годы  жили во временном жилье как при коммунизме: не платили ни за потреблённую электроэнергию, ни за ежедневную доставку цистернами питьевой воды,  ни за отопление, ни за вывоз бытовых отходов, которые убирались по мере наполнения уличных выгребных  ям. А о квартплате никто и не заикался. Проживающие в городских благоустроенных квартирах,  за  удобства платили по полной программе.  При этом подписка на периодические издания и все почтовые отправления повсеместно были платной услугой.
Рейсовых автобусов в то время не было и в строящийся город  из нашего  посёлка  можно было добраться на попутках или, если повезёт – школьным автобусом.  Ещё в 1983 году  на переговорный пункт из посёлка в город люди по ночам добирались либо с оказией, либо  пешком. Почему по ночам? Потому что на переговорном пункте была одна - единственная линия связи, которую днём занимали организации. Правда, были ведомственные линии связи крупных предприятий: Газсвязь, Стройсвязь, Минсвязь. Но это городскую проблему   не решало.
Я же в том году купил в городе Лабытнанги  и привёз вертолётом в Надым  мотоцикл «Восход–3»,  и частенько выручал односельчан – прохладной ночной  порой с ветерком доставлял их по бетонной дороге на переговорный пункт.

                Бремя славы
                (глава третья)
Сразу после показа сюжета во «Взгляде» почта завалила Аполлона Николаевича письмами со всех концов страны. Одним из первых прислал письмо бывший директор Салехардской  метеостанции, в штате которой когда-то состоял Аполлон Николаевич – Александр Сидорович Корековцев. Он писал: «Сижу я в субботу вечером, 2-го декабря 1988 года, у телевизора и вдруг во «Взгляде» вижу Вас живым и здоровым. Обрадовался так, как будто нашёл близкого человека, которого давно потерял. Живу я сейчас в Магадане, работаю  –  исполняю обязанности директора проектно-изыскательской станции химизации сельского хозяйства. Если б было поближе, прилетел бы к Вам, и продолжилась бы наша дискуссия, которую мы вели, когда я приезжал к Вам из Салехарда по железной дороге. Люблю поспорить, подискутировать, а с Вами очень интересно было вести разговор.  Крепко жму Вашу руку, желаю здоровья и долго-долго  ещё ворчать на нас, непутёвых».
А вот выдержка из письма Минея Семёновича и Антонины Яковлевны Зверевых: «С радостью мы узнали, что Вы живы и здоровы и трудитесь на прежнем месте. Вспомните, Аполлон Николаевич,  белый дом метеостанции  1955, 56, 57-х  годов в Старом Надыме».  (Старый Надым – посёлок, расположенный на  противоположном,  правом берегу реки,  в 22-х километрах от города Надыма. – авт.). « До сих пор у нас висит на самом видном месте написанная Вами картина  «Пастушок в горах». Со временем краски кое-где потрескались, но не потускнели. Зимой у нас в гостях была искусствовед Рычкалова  и рассказывала о Вас. По приезде в Надым, она зайдёт к Вам и передаст наш привет».
 Рабочий  Владислав, в частности,  написал:   «Рад был увидеть Вас через 17 лет в полном здравии. Я до сих пор помню курс политэкономии, который Вы преподавали нам  на берегу реки. Ваши расчёты подтвердило время. А 10 лет назад  в Тарко–Сале, где я жил с семьёй, прилетел геодезист  Александр Маслов, и он рассказывал о Вас, человеке из легенды».
Некоторые письма Аполлон Николаевич приносил и давал нам читать. Насколько я знаю, отвечал он не на все и  не очень охотно.
О встречах с иностранными гостями Аполлон Николаевич рассказывал нам довольно часто.   Бизнесмены, приезжавшие в Ямало–Ненецкий автономный округ по своим коммерческим делам и пребывающие в Надыме по делам сотрудничества, узнав о замечательном пейзажисте, стремились непременно пообщаться с местной достопримечательностью. Обычно делегацию сопровождал какой-нибудь ответственный работник городского комитета партии.
Зачастили  в Надым и киносъёмочные группы не только из Москвы, но и из Польши, Японии, Германии, от  визитов которых граф уклониться не мог.

Однажды пришёл он к нам вечером посреди недели в приподнятом настроении. И рассказал, что  днём его дом посетила делегация из Германии – снимали на камеру и через переводчика  наперебой задавали вопросы. Немцы люди культурные, разговаривали негромко, и Аполлон Николаевич хоть и плохо, но слышал каждый вопрос. В середине интервью неожиданно для присутствующих, не дожидаясь перевода вопроса на русский язык, стал   отвечать по-немецки, чем поверг в изумление всех гостей, которые отметили его «чистый гамбургский выговор».  Они уехали и вскоре прислали маленькую посылку. В благодарность за подаренные им картины, прислали  хорошие цинковые   краски и кисти.

                Детские годы,  жизнь при царе.
                (глава шестая)
Его детство и юность прошли в Петербурге. Там на улице Песочной был  участок с двумя особняками, которые достались им по наследству от деда –  четырёхэтажный, и двухэтажный с флигелем. На первом этаже  двухэтажки располагались конюшня и  хозяйственные помещения,  на втором    жила прислуга.
В самой большой зале другого особняка принимали гостей. Она была настолько просторной, что там свободно  танцевали вальс 30  пар, не задевая друг друга локтями.    
– С тоской в душе вспоминаю беззаботные детские и юношеские годы, прожитые в городе на Неве,  –  рассказывал Аполлон Николаевич.  – Нашу семью обслуживали многие люди. Был садовник,  круглогодично выращивавший в оранжерее овощи и цветы. Пышные, благоухающие летом цветники занимали большую часть открытого земельного участка. Был дворник, а  жена его работала по хозяйству и  присматривала за живностью. Был и кучер, ухаживающий за лошадьми. Осенью на лошадях заготавливали дрова на зиму. А в повседневной жизни ездили  всюду, как сейчас разъезжают на личных автомобилях. Особенно эффектны были выезды на лёгких дрожках, когда дед или  отец отправлялись  к поезду.
Кухарка наша по магазинам и рынкам не бегала. В определённые дни и часы приходили на кухню булочник, рыбник, мясник, молочница. Каждый со своей продукцией, которую кухарка отбирала и покупала. Все работы по дому выполняла горничная.
Маму мою звали Наталья Ивановна. Она была на 8 лет старше отца – Николая Семёновича и, как все светские дамы того времени, вела домашнее хозяйство –  руководила работой прислуги, занималась нашим с братом воспитанием. В молодости она увлекалась фотографией. На этом поприще была знакома со средней дочерью царя,  Татьяной.  А вот младший сын царя Алексей был на несколько лет моложе меня. Я же в молодости увлекался спортом, был хорошим лыжником, любил путешествовать, играл в теннис. Играть в теннис, кстати говоря,  меня учил будущий организатор убийства Григория Распутина – князь Феликс Юсупов. Несколько лет он получал образование в Оксфорде и там овладел высокой техникой игры в теннис. Он  был старше меня на одиннадцать лет.
В нашей семье было двое детей: я и младший на два года  брат Борис, родившийся в 1903 году. Он  погиб во время блокады Ленинграда.

От автора. Обращаю внимание читателя на последние   фразы моего героя: «…младший на два года брат Борис, родившийся в 1903 году». Вникнув в смысл сказанного  можно понять, что граф родился не в 1898 году, как он всем говорил и записано в его паспорте и всех документах, а в 1901-м, на два года раньше брата.  Сын графа, Аполлон Аполлонович, незадолго до своей смерти в одном из последних писем прислал  родословную Кондратьевых, в которой  год рождения отца тоже указан  – 1901-й.  И тогда получается, что  умер Аполлон Николаевич  не на сотом году жизни, как все считали,  и было написано в некрологе, а на 97-м. Но и в этом  случае это почтенный возраст. Почему такое разночтение, вы узнаете в следующей главе.
И если   родился он в 1901-м, (а Феликс Юсупов в 1887-м), то разница в возрасте была не 11, как говорил Аполлон Николаевич, а 14 лет…
–  Воспитывали нас в строгости. Хорошим  манерам и иностранным языкам  учили дома нанятые родителями учителя. Учёба строилась так. Для  усвоения иностранных языков во время обеда за столом два дня  говорили только по-французски, два следующих  по-немецки, и два дня  по-английски. В выходные дни, когда приходил священник, разговаривали по-русски, как того требовали правила этикета. 
Питались мы хорошо. Было заведено так: раз в неделю вместо мяса подавались рыбные блюда из стерляди, форели, осетра.  Во время трапезы нам, детям, под локти подкладывали толстые книги, которые мы должны были удерживать. Таким образом, нас приучали к хорошим манерам – не класть руки и локти на стол. Учили нас и музыкальной грамоте. Мы изучали нотную грамоту, сольфеджио –  специальные вокальные упражнения для развития слуха и голоса,  гармонию - приятное для слуха смешивание звуков  и другие дисциплины.  Музицировать на пианино приходилось ежедневно, этим достигалась беглость пальцев. Страсть к рисованию у меня с детства – это природный дар,  обнаруженный во время учёбы в гимназии.
Мои оппоненты во время откровенных бесед говорят, что вы-то, мол, при царе жили хорошо, а остальной народ бедствовал. На это я отвечаю так. При царе кадровый рабочий  получал гораздо больше кабинетного работника. Например, токарь на заводе получал сто – сто двадцать рублей в месяц. Столько же получал и подполковник в армии.

 Историческая справка. Н.С.Хрущёв, которому в 1917 году  было 23 года,  в мемуарах писал: «Когда до революции  я работал слесарем, зарабатывал 40 – 50 рублей в месяц, то был материально лучше обеспечен, чем когда впоследствии работал секретарём Московского областного и городского комитетов партии»...   

– Деньги в то время были золотые, серебряные и медные. Золотые достоинством 5, 10, 15 рублей. Серебряные  – рубль и полтинник. Медные – от одной до пяти копеек. Корова тогда стоила от 3-х до 8 рублей, килограмм мяса 30 копеек, ведро помидоров 8 копеек,  хлеба  5 копеек. Покупательная способность копейки была высокой, поэтому в обращении находились полкопейки и четверть копейки. На одну копейку можно было купить полный карман семечек, на четверть копейки  одну горошину драже. Русский рубль был надёжной, свободно конвертируемой валютой.
Многих интересует вопрос: были ли бедные при царе? Да, были. Это те, кто не хотел работать! Человек, зарабатывающий 25  – 30 рублей в месяц, вполне мог прокормить семью из трёх человек.  До революции уборочных комбайнов  не было, и хлеб косили серпами вручную.  При этом  Россия снабжала пшеницей всю Европу! Сейчас же мы хлеб закупаем  за границей. Вот до чего  довели нас Советы!

Справка. До революции 90% населения России составляли крестьяне. Уже после Столыпинской реформы в 1913 году по темпам  прироста ВВП Россия обгоняла весь мир. Основным направлением реформы, проводившейся с 1906 года правительством России под руководством П. А. Столыпина, были передача надельных земель в собственность крестьян, упразднение сельской общины как коллективного собственника земель, скупка помещичьих земель для перепродажи крестьянам на льготных условиях. Проводились реформы в промышленности:  вводились правила приёма на работу, страхование от несчастных случаев и болезней, вводился норматив рабочего времени и т. д…

– А сколько было уничтожено церквей?! Коммунисты-атеисты сбрасывали с храмов и разбивали  колокола,  взрывали церкви. Варвары, да и только! Большой  террор в отношении церкви учинили большевики во главе с Лениным в 1921 –  1922 годах! Под видом борьбы с голодомором в Поволжье они  грабили несметные церковные богатства. Трудно подсчитать,  сколько священнослужителей, при изъятии церковных ценностей, было  расстреляно!?! Нет оправдания бандитам, захватившим власть в 17-м  году!
После революции все русские корабли были переименованы. А вот «Аврору», выстрел которой послужил большевикам сигналом к началу штурма Зимнего Дворца, негодяи не тронули.  Я считаю, всех революционеров надо было расстрелять, а не ссылать  в Сибирь!  Ведь они, потом, захватив  власть, привели страну к сегодняшнему нищенскому положению. День Октябрьской революции должен был быть Днём национального траура!
Замечу, подобные  высказывания Аполлон Николаевич  позволял себе не с каждым встречным: мне с женой  он доверял полностью, и мы отвечали   взаимностью.  При этом  взгляды на многие высказывания, мы  полностью разделяли, и он это знал.
– При правлении Николая Второго,  к 1913-му  году,   Россия подошла к пику своего экономического развития! При нём создавались рабочие профсоюзы,  на фабриках вводилась бесплатная медпомощь, трудящимся стали оплачивать  больничные листы и выплачивать  по несчастным случаям на производстве. Реформатором этих, аграрных и промышленных изменений в жизни россиян был премьер Столыпин. При царе бурно развивалось строительство железных дорог, потому – то я и пошёл после революции  учиться в институт инженеров путей сообщения.

Историческая справка. Развитие  железнодорожного транспорта в России началось в 1837-м году. В том году была построена первая общественная железная дорога связывающая Петербург с  пригородами.   У идеи прокладки железных дорог в середине 19-го века было много противников. У баварских учёных медиков было убеждение, что быстрое движение поезда (со скоростью 41 километр в час) вызовет у пассажиров заболевания мозга, своего рода буйное помешательство. Даже вид мчащейся по рельсам паровой машины, предполагали они, может вызвать подобные заболевания у наблюдателей.
 По суммарной протяжённости железных дорог  (в 1913 году  –  70 тыс. км.)  Россия уступала только США...

– Были ли при царе недовольные жизнью? – спрашивал сам себя Аполлон Николаевич и сам себе отвечал:  –  Да, были. В основном это террористы–революционеры, да подпольные большевики со своими коммунистическими идеями. Были, конечно, и крестьянские бунты, спровоцированные аграрной реформой, ставшие потом  главной причиной первой русской революции 1905 года. Но большинство законопослушных людей жили хорошо и население России увеличивалось!
Справка. Самым эффективным показателем нравственности власти и благополучия народа является рост населения. С 1897 по 1914 год (всего за 17 лет) прирост населения в России  составил   50, 5  миллионов  человек.

– При царском правлении действовало благотворительное общество «Синий крест», руководила которым некая  Лидия Одекаевская.   Это общество кормило и воспитывало детей – сирот. Девочек  учили швейному делу, работам по дому, а мальчиков фабричным и строительным специальностям.
Недавно в  одной из газет  я прочитал, что мировая цена нефти  120 долларов баррель, а мы продаём за 60 долларов! Так почему мы действуем себе в убыток? В той же газете была опубликована таблица жизненного уровня многих, в том числе и африканских стран. И больше всего меня поразило то, что наша страна в этом списке на предпоследнем месте!!!
Революция отняла у нашей семьи  всё. Но  отца моего, к счастью, не преследовали: он был отличным  специалистом потому и продолжал работать в прежней должности. Умер он во время поездки по объектам в 1919 году. А узнал я об этом в 1921 году, когда сдали Крым…

 Однажды я напрямик попросил:  «Поскольку ваша мама в молодости общалась со средней дочерью императора Татьяной, наверняка бывала в царских апартаментах, видела то, что скрыто от посторонних глаз. Она что-нибудь рассказывала об увиденном? Что вы можете рассказать про царя?»
– Впечатлениями от общения с дочерью царя мама с нами, детьми,  никогда не делилась, –  ответил после некоторого раздумья. –  О царе-батюшке я могу рассказывать только лишь с  позиции стороннего наблюдателя – лично встретиться не пришлось.  Когда я родился, царю   было 33 года. Образование он получил домашнее:  лекции читали учёные с мировыми  именами. В течение многих лет будущий Государь изучал политическую историю, русскую литературу, военное дело, юридические и экономические науки необходимые для государственного деятеля. Изучал английский, французский и немецкие языки. Английским языком  владел как родным. Он был верующим человеком, потому изучал историю церкви. В программу обучения входили путешествия по губерниям России, которые  в юном возрасте  совершал вместе с отцом. Император не был богатым человеком, курил папиросы, увлекался фотографией, автомобилями, любил  охотиться, путешествовал на яхте «Штандарт». Государь большое внимание уделял армии. Однажды он, полковник, переодевшись в форму солдата, совершил 25-километровый пеший марш-бросок, чтобы лично проверить военную амуницию, поставляемую в армию. С детского возраста до конца дней своих вёл дневник,  не  любил светских удовольствий.


                Первая мировая война
                (глава четвёртая)

Историческая справка. Первая мировая война, её ещё называют Империалистической (с 28 июля 1914 по 11 ноября 1918 года) – первый военный конфликт мирового масштаба, в который было вовлечено 38 из существовавших в то время  59-ти  независимых государств. Первого августа Германия объявила войну России. Страны – участницы потеряли убитыми более 10 млн. солдат и более 12 млн.  мирных жителей и около 55 млн. человек были ранены…

В Первой мировой войне молодой  Аполлон участвовал «охотником». Он  был высокорослым, крепким,  физически развитым и выглядел намного старше своих лет. Потому добавил себе три года (сказал, что родился в 1898 году) и в конце 1915 года пошёл добровольцем воевать за Отечество и царя-батюшку. Дослужился до поручика (младший офицерский чин в царской армии), был ранен. Об этом периоде своей жизни особо не распространялся.
Кто же такие царские «охотники»?
Писатель Борис Арефьев в статье «Добровольцы Первой мировой» писал: «В одном из документов я нашёл «Правила о приёме в военное время охотников (добровольцев) на службу в сухопутные войска». В пункте 4 сказано: Не принимаются охотниками: а) имеющие менее 18  и более сорока трёх лет от роду; б) лишённые всех прав состояния; в) состоящие под уголовным судом или следствием;  д) признанные по суду виновными в краже или мошенничестве. Мы не найдём, вероятно, уезда Российской Империи, где не имелось бы желающих, различных сословий и происхождения, пойти добровольцами для участия в Великой войне, причём именно  в действующую армию, так как любые тыловые структуры армии и даже должности писарей в действующих войсках для приёма охотников были закрыты…
А теперь остановимся на ряде примеров, характерных для тех случаев,  когда в охотники стремились те, кто не подпадал под установленные Правила. Просит зачислить охотником Дамиан Массалитин, крестьянин Харьковской губернии, Ахтырского уезда Дерновской волости, села Пожни: «…Мне наступил 14-й год…», - в частности пишет он. Вот другой пример: ходатайствует жена генерал- майора Азикова «о приёме её 16-летнего сына Бориса охотником в действующую армию. Сын вернулся после трёх лет жизни в Германии, владеет  немецким языком, может принести большую пользу».
 Случаи побегов из семьи двенадцати –  тринадцатилетних мальчишек далеко не единичны, они пристают к проходящим воинским эшелонам, пытаются найти поддержку в этом солдат и офицеров»…
Мой дед (отец мамы), Анисим Прокопович 1895 года рождения, с первого дня воевал пехотинцем на фронтах той войны. Не знаю и не ведаю до сих пор, призвали деда или пошёл он охотником на войну, как он говорил – «с германцем». В семейном архиве родителей сохранилась заверенная печатью на государственном бланке увольнительная деду  выданная после ранения, заполненная от руки перьевой ручкой чёрными чернилами. Привожу дословно, орфографию сохраняю.

                Удостовъренiе №…………….
  Предъявитель сего есть дЬйствительно солдатъ 155 зап. полка
  Анисимъ  Титухъ уволенъ вовсе отъ службы въ деревню………………………………………
 (сокращённо и неразборчиво  )  волость,  Уфимскiй уЬзд,  Уфимскую губернiю согласно  постановленiя Военной Секцiи Уфимского СовЬта Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатовъ отъ 7-го марта 1918 года за №78, что подписью и приложенiемъ Казенной печати удостовЬряется.
                Г. УФА 20
                марта  дня 1918 год

        за/ Уфимскiй УЬъздный Воинскiй
Начальник....................подпись чёрными чернилами.
Столоначальникъ…………………размашистая  подпись карандашом.

Подробностями о своём участии в той войне, дед не делился. А может и рассказывал, но в моей  детской памяти ничего не закрепилось.
В 1963 году мне исполнилось 15 лет,  наша семья  переехала жить в Салават и связь с дедом, оставшимся в деревне, на много лет прервалась.
Последняя  встреча с ним состоялась весной  1969 года,  когда я,  воин – североморец  приехал домой в краткосрочный 10-дневный отпуск. В то время дедушка с бабушкой жили уже в Салавате у младшего сына (дяди Коли) и через родственников попросили меня прийти к ним обязательно в военной форме. Я пришёл. Дед восхитился мной (особенно  формой, которая при моём росте 182 сантиметра сидела  «как влитая»), на радостях приказал бабушке налить нам по чарке. Расспрашивал о службе на Северном флоте: о распорядке дня, о питании, о взаимоотношениях между служивыми и военачальниками, о политической и военной учёбе, о наказаниях за нарушения уставов и воинской дисциплины. И кратко  рассказал о своём участии в  Первой мировой.  «В то время были и танки, и  пулемёты, и кавалерия, и  артиллерия, и, даже  аэропланы», – рассказывал он.  –  «Иностранцы ходили в  химические атаки. Я воевал пехотинцем на передовой: со своей фронтовой «подругой» трёхлинейной винтовкой Мосина  ходил в контратаки. Окопов мы не рыли –  в  скоротечном наступательном  бою достаточно было сапёрной лопаткой  быстренько вырыть ямку и спрятать туда голову. А по жопе пусть германец бьёт   –  это не смертельно»…
В Отечественной войне дед не участвовал.  Он был профессиональным портным, потому его призвали в Трудовую Армию  – служил в пошивочной Артели:  шил военное обмундирование для бойцов Красной Армии. Уволившись в запас после войны, привёз дед в деревню  швейную машинку «Зингер» и стал надомником – обшивал  весь район.  Мог сшить любую одежду: и платье, и рукавицу, и рубашку, и лифчик, и костюм, и военный с опушкой  полушубок, и юбку, и сарафан, и фуражку - сталинку, и шапку. Мог он, к примеру, поношенное старое пальто «перелицевать» и оно смотрелось как  новое.
Родной младший брат деда Анисима   –  Николай Прокопович (ровесник моего отца), воевал в партизанском отряде легендарного Сидора Артемьевича Ковпака, был в плену, но сумел сбежать.  Получил контузию  и вернулся домой лишь в 1946 году.
Прожил дед (как и мой отец) 75 лет   –   два месяца не дожил  до моего возвращения из армии…

                Гражданская война.
                (глава пятая)

Историческая справка. Из отечественной истории практически вычеркнуты действия войск иностранных государств в России в 1918 – 1922 годах. Под видом защиты молодого советского государства от Германии (в Первой мировой войне), империалистические державы  начали масштабное вооружённое вторжение в Россию. С разных сторон на нашу территорию вступили 280 тысяч австро-германских захватчиков и около 850 тысяч английских, американских, французских, турецких и японских оккупантов. Началась самая настоящая захватническая война. Спонсируя Белое движение оружием и техникой, англичане, французы, японцы вывозили всё: скот и металл, уголь и зерно, станки и оборудование, двигатели и меха, угоняли паровозы и пароходы. Только по официальным данным, Великобритания вывезла 46 тонн русского золота, США – 33 тонны. Шло массовое разграбление России. Иностранные государства прямым военным вмешательством уничтожили на большей территории России признанную народом де-факто советскую власть, надломив тем самым естественный ход российской истории. Таким образом, Гражданская война, во время которой погибло более 8 миллионов человек,  была не с гражданами своей страны, а с интервентами…   

После Февральской революции, бывший «охотник» царской армии поручик  Кондратьев  участвовал в Гражданской войне на стороне белых войск – в Добровольческой армии  на  Юге России. Воевал под командованием одного из основных руководителей Белого движения  генерала Деникина, а затем  генерала Врангеля. Для многих участников Белого движения – офицерства, казачества, интеллигенции, помещиков, буржуазии и духовенства, вооружённое сопротивление большевикам имело целью возвращение утраченной власти и восстановление своих социально – экономических прав и привилегий.
Судьба занесла графа на Крымский полуостров, в Ливадию. 

Справка. Ливадия – курортный посёлок на берегу Черноморского побережья, расположен в 3-х километрах от Ялты. До 1917 года  летняя резиденция царя. По соседству располагалось родовое имение  Квашниных–Самариных, в котором  жила  с родителями будущая жена моего героя,  Варвара.  После Октябрьской  революции  в бывшее имение царя переместились учреждения министерства земледелия свергнутого Временного  правительства. 16 января 1918 года в Ливадии была установлена Советская власть…

В Ливадии молодой обаятельный Аполлон познакомился и женился на красавице графине Варваре Андреевне Квашниной   –  Самариной.  Но   не долгим  было их счастье – через год  красные погнали войска генерала Врангеля из Крыма.  Много дворянской интеллигенции и военных эмигрировало за границу (Белая эмиграция).  Поместье Квашниных–Самариных   большевики национализировали (отобрали). Оставаться там, где его  знали, было очень  опасно. Понимая это, в начале 1921 года графиня в слезах умоляла  Аполлона бежать вместе за границу   –   кораблём уехать в Париж. Но он на отъезд не решился.  Почему? Потому что, во-первых, жена была беременна, и он боялся  переездом навредить обоим;  во - вторых, и это главное,  верил, что эта власть временная, что рано или поздно  вернётся царское правление.
Революционные комитеты обращались к бывшим офицерам царской армии с призывом не покидать Россию, а вступать в ряды Рабоче–Крестьянской Красной Армии и участвовать в   социалистическом строительстве. Те, кто верил новым властям,  зачастую платил за это собственной жизнью: в период становления и господства  советской власти на полуострове начался красный террор. Самосуды и разгулявшиеся анархисты уничтожали всех «классовых врагов» советского государства оставшихся на полуострове после эвакуации армии Врангеля. Многие белогвардейцы не верили в искренность революционных властей и скрывались.
Из-за угрозы  ареста,  ушёл и молодой поручик в неизвестность,  как говорится,  огородами, лесами и полями  пытался добраться до Петербурга, где о его прошлом никто ничего не знал…
 Осенью 1921  года  Варвара Андреевна родила мальчика, которого в честь мужа назвала  Аполлоном. Когда сыну исполнилось полгода, не без труда  добралась  теплушками до Петербурга. Но об этом молодой Аполлон ничего не знал. Убеждённый в том, что рано или поздно Советская власть рухнет и возвратится  прежняя спокойная жизнь, молодой поручик до конца 1922 года мытарился на фронтах  Гражданской войны. Потом, поняв, что  историю не повернуть вспять,   отправился  на Урал, где и осел. Кочевая жизнь в дальних экспедициях спасла его в тяжёлые 30-е годы от репрессий …

Однажды пришёл я к графу днём с 8-ми миллиметровой механической кинокамерой «Аврора» записывающей чёрно-белое изображение без звука. И попросил разрешения снять на плёнку внутреннее убранство его  дома. Он разрешил. Походив по  помещениям, я присел на стул,  камеру не выключил, а,  поставив на стол, как бы невзначай  направил на него. Этой «афёры»  Аполлон Николаевич  не заметил: он не слышал шума работающего механизма. Рассказывая о своём участии в Гражданской войне, он вдруг наклонился и показал на голове шрам, полученный от удара красноармейской сабли. Эта запись до сих пор хранится в моём домашнем видеоархиве.
– Многие в Гражданскую войну погибали по глупости, – рассказывал Аполлон Николаевич.  – Подозрительных без документов хватали то красные чекисты, то белые офицеры, «шмонали»  и  как шпионов, без суда и следствия приговаривали к расстрелу. Когда я  без документов  пробирался осенью в родной Петербург, красные  схватили и меня. Несколько дней допрашивали и держали с тремя такими же подозрительными  в каком-то сарае. Несколько раз выводили в «балку» чтобы привести приговор (расстрел) в исполнение. Но  каждый раз жизнь  спасал «товарищ» случай: то внезапно нагрянувшая комиссия, то  начавшийся ливень (офицер, командовавший расстрелом, приказал увести меня обратно – ему, видите ли, не хотелось марать в грязи начищенные до зеркального блеска сапоги), то верховой, прискакавший с приказом офицеру командовавшему расстрелом  срочно прибыть в штаб,  то что-то ещё. И свершилось чудо: удалось-таки мне под покровом тёмной ночи убежать тогда из-под стражи.
В другом  районе  меня вновь арестовали красные и до выяснения личности поместили под охрану в бывшую конюшню,  где уже содержались  такие  как я. На допросах я скрывал своё белогвардейское прошлое (потому- то  документов с собой не носил).   
Скитаясь,  я сильно простудился,  заболел тифом и сильно похудел. О каком-либо лечении речи не шло, потому  умирал, лёжа на топчане. Однажды утром пришли санитары с носилками и стали  выносить умерших за ночь арестантов. Подошли ко мне, взяли за руки и ноги, переложили на носилки. Я застонал. «Этот живой, –  сказал один, –  давай положим назад». Я пришёл в себя и открыл глаза. И тут один из санитаров наклонился к моему уху и шёпотом спросил:  «Аполлон Николаевич, это вы?»
Оказалось, это был бывший садовник нашей семьи. После того, как Советы отняли наш дом в Петербурге он, лишившись работы, пошёл добровольцем в Красную Армию.
Санитары положили меня обратно на топчан. Впоследствии садовник  взял надо мной негласное шефство – несколько дней подкармливал, приносил лекарства. Мой молодой организм быстро оклемался, и «опекун» помог уйти из-под стражи.
С такими приключениями я  всё-таки добрался до Петербурга. Но ни родителей, ни брата, ни жены  там  не нашёл.  Связь с родственниками  была потеряна навсегда. 
В книге  «Белый поход» описывается восстание против большевиков, возглавляемое Главнокомандующим Добровольческой армией, вождём Белого движения на Юге России генералом Корниловым.  Я был участником того похода. Генерал погиб при штурме Екатеринодара от брошенной кем - то в окно гранаты. А начальник его штаба генерал Алексеев умер в 1918 году от эпидемии «испанки» и я был на его похоронах.

Историческая справка. «Испанка» – испанский грипп. Самая массовая пандемия гриппа за всю историю человечества. Эпидемия началась в последние месяцы Первой мировой войны и быстро затмила это крупнейшее кровопролитие по масштабу жертв. В 1918 – 1919 годах (18 месяцев) во всём мире от испанки умерло приблизительно 50 – 100 миллионов человек (2,7 – 5,3% населения Земли).  Было заражено около 550 миллионов человек (29,5%  населения планеты). 16 марта 1919 года от испанки умер революционер, большевик, формальный глава РСФСР, 34-летний Яков Михайлович Свердлов…

– Если вы думаете, что Гражданская война это только штыковые атаки стенка на стенку,  кавалерийские рейды  да внезапные наскоки друг на друга разрозненных  групп противников,  вы глубоко ошибаетесь, – продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. –  В той войне и красные, и белые  широко использовали наследие царской России – артиллерию и авиацию. Например, четырёхмоторный аэроплан «Илья Муромец» имел несколько пулемётов, брал на борт пару - тройку сотен килограммов бомб и  около  десятка человек.
 Во время Гражданской войны я начал учиться, с вынужденными перерывами, в Петроградском институте инженеров путей сообщения на факультете «мосты и тоннели». После войны закончил учёбу,  потом  работал инженером  в железнодорожном ведомстве, занимался проектированием мостов на Урале. В очередной экспедиции на Кавказе и застала меня весть о начале Великой Отечественной войны. Вскоре  призвали в кадровую Армию. Во время боёв в 1942 году попал в плен…
Многие не верили в искренность этой версии. Ветераны войны, проживавшие в городе Надыме, категорически не принимали графа в свои ряды, поскольку знали больше его окружения: кто он такой, как тут оказался и за что конкретно сидел.
 
Мы с женой скептически относились к подобной молве и верили каждому слову нашего знаменитого соседа, как потом оказалось, вынужденно приукрашавшего факты своей биографии красивыми выдумками и лукавством умолчания. В  девятнадцатой главе  привожу полный текст статьи о военном прошлом моего героя, опубликованной в 1989 году  в газете  «Тюменская Правда» под заголовком: «Реабилитации подлежит?» Читателям предлагаю   самим  определить  своё отношение к  обнародованным тогда  фактам. 
Однажды Аполлон Николаевич рассказал такую историю. Работал он перед войной начальником изыскательской партии под Свердловском. Поехал в управление по делам фирмы и получил зарплату на всех работников за несколько месяцев. Получился полный рюкзак денег. Нужно было добираться поездом, затем на перекладных. И чтобы не привлекать внимание к этому богатству «подозрительных элементов», поверх пачек с  деньгами  положил давно не стираную  рубаху,    ворот и рукав которой вытащил из завязанного рюкзака наружу. Благодаря этой «конспирации»  деньги благополучно довёз и раздал работникам партии.


                За колючей проволокой
                (глава шестая)

Через четыре  месяца после выхода программы «Взгляд»,  газета «Тюменская Правда» «бабахнула» статьёй под заголовком: «Реабилитации подлежит?»  В посёлке и  городе,  словно торнадо,  пронёсся слух:  «Наш граф Кондратьев – бывший предатель и белогвардеец,  во время войны добровольно перешёл на сторону немцев и  дослужился  до   обер-лейтенанта».
Для многих сельчан это известие произвело эффект разорвавшейся бомбы.  До той публикации во время бесед Аполлон Николаевич  никогда не делился подробностями о заседаниях трибунала. Утверждал, что попал в плен  и согласился служить в конторе  у немцев только лишь из желания выжить:  не был  ни карателем, ни полицаем – был писарем.  Рассказывал, что после пленения на одном из допросов немец, прекрасно говоривший по-русски, по фамилии узнал его. Этим немцем оказался  бывший управляющий имением его деда – Семёна Фёдоровича. После революции управляющий сумел уехать в Германию, прихватив с собой немало добра. Длительное время под его покровительством служил граф писарем в канцелярии немцев. Управляющий и пристроил молодого Аполлона в конце войны  садовником к своему приятелю в Восточной Пруссии. Там он   устроился хорошо: жил с женщиной в её доме, писал по заказам картины с натуры, строил планы на будущее… 

Историческая справка. Пруссия (Восточная и Западная) являлась  частью Германии. После капитуляции  в 1945 году верховная власть в Пруссии перешла к союзническим оккупационным властям. Эти власти предприняли меры по расформированию (ликвидации) огромной Пруссии, считая её оплотом  милитаризма и реакции в Германии. В течение 1945 – 1946-х  годов распоряжением союзнических властей из состава Пруссии изымаются различные территории. Восточная Пруссия была разделена между Советским Союзом и Польшей. Небольшая часть, включавшая часть Куршской косы и город Клайпеда (Клайпедский край), была передана Литовской ССР. В состав Советского Союза вместе с Кёнигсбергом (который был переименован в Калининград), вошла одна треть  Пруссии, на которой была создана Калининградская область. Остальные территории упразднённого Прусского государства вошли в состав федеральных земель Германии. В 1947 году процесс раздела Пруссии был завершён.
 
В ноябре 1945 года в Советском Союзе вышло Постановление Политбюро ЦК ВКП (б)  «О проведении судебных процессов над бывшими советскими военнослужащими  германской армии и немецких карательных отрядов». И Аполлон Николаевич, как он говорил, «попал под раздачу» –  в декабре 1945 года в Тироли был арестован  контрразведкой «Смерш» (Смерть шпионам).  Военный трибунал гарнизона Советских войск в городе Вена осудил его по статьям 58-1 и 58-2 УК РСФСР и приговорил  к 10 годам лагерей с последующим  пятилетним поражением в правах.  Поначалу срок свой отбывал в лагере под Воркутой. Оттуда его как специалиста – мостостроителя направили  в надымский регион на 501-ю стройку. Есть версия, что Аполлон Николаевич сам напросился строить железную дорогу.
– Пятьсот первая стройка – это  государство за колючей проволокой  в государстве,  со своими школами, больницами и театрами, – рассказывал  Аполлон Николаевич.  –  Строительство велось с двух концов: из Салехарда в сторону Игарки, и из Игарки – в сторону Салехарда. В 1955 году рельсы должны были состыковаться в одну магистраль. От Салехарда до Надыма вдоль строящейся 400-километровой  одноколейки  на расстоянии 50 километров друг от друга строились станции, а через 10 – 15  располагались  механизированные колонны и Депо. Планировка лагеря была стандартной: участок земли неподалёку  от  строительной площадки  размером метров 500 на 600  обнесённый частоколом и двумя рядами колючей проволоки. На лагерных территориях  строились по четыре сторожевые  вышки, землянки,  бараки для зэков и вольнонаёмных,  административные здания, уличные туалеты, склады, пекарни, столовые,  мастерские по ремонту  одежды и обуви, ларьки для заключённых, медпункты,  штрафные изоляторы, пожарные водоёмы и многие другие объекты. В клубе была библиотека, в бане – дезинфекционная камера,  в прачечной  –  сушилка.  В каждом лагере была электростанция, в некоторых  –   кузницы.  Бараки были размерами 10 на 20 метров разделённые на две части. В каждой из них были кирпичная печь и отдельный  вход. Деревянные нары строились  в два яруса, на них размещались до 120 зэков. В каждом лагерном пункте находилось до 600 заключённых.
Работы велись круглосуточно: рельсы укладывались от  колонны к колонне – навстречу друг к другу. Этот метод считался экономически выгодным – по проложенному пути можно было на дрезинах подвозить к месту производства стройматериалы и рабочих. В тёмное время суток  рабочие места освещались передвижными  электростанциями. Чтобы не тратить время на дальние переходы в столовую, обеды бригадам подвозили на рабочие места. 
Трудиться заключённым приходилось  в тяжёлых климатических условиях. Бедой было то, что весной и летом подтаивала вечная мерзлота, бетонные основания исчезали в топях, опоры мостов и построенная линия железной дороги проседали, шпалы, рельсы и насыпи исчезали в болотах. Целые составы песка, уложенные в основание дороги, размывались весенними паводками. Весь материал для отсыпки путей, строительства мостов и зданий был привозной.  И мы строили,  строили, и строили.
В начале строительства работы иногда стопорились из-за недопоставок  рельс – после войны  их еще не  начали производить в достаточном количестве. Но приказ Сталина надо было выполнять любой ценой. И выход нашёлся. В Тюмень  привозили искорёженные остатки рельс  с прифронтовых железных дорог, в  специальных цехах их выравнивали станками, отрезали ровные  куски   и сваривали в 10- метровые плети. Использование таких рельсов было допустимым, поскольку скорость движения поездов по однопутке не должна была превышать  40 километров в час…

Справка. Были  и  женские лагеря.  В них отбывали сроки молодые женщины в возрасте 18 – 35 лет, иногда и постарше. Сроки были разные: «за колоски»  –    8 лет; за мешок зерна, украденный в колхозе – 12 лет; за растрату – 10 лет; за опоздание на работу – 5 лет. Много сидельцев было осуждено по контрреволюционной 58-й статье Уголовного кодекса, то есть «за разговоры» или, как некоторые полагали, «по ошибке».  Сидели и по уголовным статьям – за  убийства и грабежи. Лагеря были специализированными: в одних  шили спецодежду, в других боролись со снегом (чистили магистраль  от заносов, а летом работали на отсыпке земляного полотна), в третьих лагерях  валили лес и лошадями вывозили в нужное место. В 35 километрах севернее Надымского причала находилась женская лесоповальная колония. В Салехарде, в районе Ангальского мыса была колония  «Дом  матери и ребёнка». Там же был и роддом…

– Руководил 501-й стройкой начальник Северного управления  МВД полковник Барабанов,  –  продолжал рассказывать граф. –  Я с ним был лично знаком по работе. Это был замечательный человек: душевно,  по-отцовски  относился к заключённым, жалел их, и они отвечали ему тем же. По его инициативе на стройке был создан театр из заключённых актёров.  Барабанов стремился добиваться выполнения планов не ценой   содержания. Все его помыслы и дела  были направлены на выполнение и перевыполнение планов партии. Те заключённые, которые  работали  на трудных участках,  получали «барабановский» паёк: хлеб, колбасу, сыр.  Чтобы стимулировать работу заключённых, Барабанов,  ввёл  систему  «зачётов». Зэкам, выполняющим дневную норму на 125%, день засчитывался за два, за перевыполнение дневной нормы в полтора раза, день засчитывался за три дня заключения.  В зачёт шли только рабочие дни. Если человек  болел, или по какой – либо причине не работал, день засчитывался за день. Я постоянно перевыполнял нормы выработки. К сожалению, Барабанов руководил строительством недолго – перевели на другую работу.

 Здесь на время  прерву монолог Аполлона Николаевича и расскажу одну историю.
Однажды мне   позвонил  оператор  телестудии «Надымгазпром» Анатолий  Фёдорович  Афанасьев и попросил дать ему интервью о наших многолетних с графом, взаимоотношениях. Мы не были знакомы, но он меня знал заочно: по публикациям в городской газете.
Афанасьев сказал, что в прежние годы  много раз, выполняя редакционные задания,  приезжал в посёлок, снимал Кондратьева на плёнку  в доме и за  работой на реке, беседовал с ним. Теперь  решил смонтировать  документальный фильм.
В назначенный день и час  пришёл я  в гостиницу «Айсберг». Афанасьев с помощником  ждали меня. Две камеры были настроены в кафе, и мы присели за круглый стол. 
Беседовали  около часа. Расставаясь, я попросил продать  после  монтажа  диск с готовым фильмом. Он пообещал, но через месяц   позвонил  и сказал, что  жизненные обстоятельства изменились, и он с семьёй  переезжает жить в Южное Бутово  в Москву, что работа над фильмом не закончена, и  он готов подарить мне рабочую копию.  Я сразу пошёл  и с благодарностью забрал диск.
Когда мой сын «прокрутил»  фильм  на компьютере, я узнал для себя  много нового. В одном из эпизодов, Аполлон Николаевич рассказывал Афанасьеву:
 –  Отбывая срок, работал я  начальником группы земляного  полотна третьего отделения 501-й стройки, курировал строительство мостов. Деревянные мосты строились из кедрача. После намокания кедрач под лучами северного солнца высыхал и становился прочным как железобетон.  Я был в числе  нужных стройке специалистов, потому имел и послабление в режиме:  передвигался без охраны,   над документацией работал до десяти – одиннадцати часов вечера. Для контроля правильности производимых работ, между лагерями свободно передвигался на собачьих или оленьих упряжках, на дрезинах или пешком. Ночевать и питаться мог в любой из колоний,  расположенных вдоль пути.  Был, как сейчас бы сказали, на «короткой ноге» с начальником строительства. От него узнавал о новостях, происходящих в нашем, Обском управлении, да и на всей стройке.   
Событие, о котором я узнал от него, произошло накануне  7-го ноября пятьдесят то ли первого, то ли второго   года в Салехарде. В те времена к праздникам  было принято рапортовать в Кремль о трудовых победах. В октябре встала Обь и сразу на  тонкий лёд брандспойтами стали наливать воду, которая, замерзая, увеличивала толщину ледяного покрова реки на месте предполагаемого прохождения железной дороги. В  начале ноября на лёд уложили удлинённые шпалы, на них - рельсы. Нужен был машинист, который первым испытает ледяную переправу. Смельчак нашёлся. Поначалу всё шло хорошо. Но на середине реки 70-ти сантиметровой толщины лёд стал трещать, ломаться. Машинист выглянул в окно, оглянулся и увидел, как в том месте, где только что  был паровоз, шпалы с рельсами проваливаются под лёд, и полынья  ближе и ближе догоняет  паровоз. Он добавил газу «на всю катушку» и это спасло его. Начальство лагеря по телефонной связи рапортовало Сталину о новой трудовой победе на 501-й стройке», а машинист получил досрочное освобождение…
Были и другие истории рассказанные графом в том фильме – о них  упомяну в дальнейшем повествовании.
 – На месте нынешнего посёлка, где мы с вами живём, располагалась 107-я колонна, – продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. – Тысяча двести  заключённых, ютились в длинных бараках и около ста вольнонаёмных, проживали отдельно.  В этих – то пустующих бараках впоследствии стали селиться молодые семьи, приехавшие по комсомольским  путёвкам строить город…

Отступление. По приезде в Надым я познакомился с первыми поселенцами посёлка: бывшим  ссыльным  Петром  Цыбулей, оставшемся после освобождения жить по соседству с графом и  умершем    в 1984-м году, строителями города  семьями  Федораева,   Зотина,   поволжским  немцем  Фризен Йоханом (Иваном)  Карловичем. Кто-то из них, обследуя в начале 60-х годов пустующие лагерные постройки, в одном из  складов нашёл то ли сундук, то ли бочонок,  наполовину заполненный пожелтевшим солёным салом. Обрезав с кусков желтизну,   употребляли в пищу, как они говорили, вкусный продукт.
После закрытия стройки в 1953 году  в посёлке осталась  раскуроченная дизельная лагерная электростанция. Первопроходцы – умельцы  восстановили её,  и несколько лет она  работала, обеспечивая электричеством бараки,  вагончики и  балки (на севере  «балОк»  –  это деревянное жильё, которое человек построил своими руками). В балкЕ обычно были кухня, спальня, зал, чулан, баня (а с 70-х и туалетная комната с ванной), иногда и погреб.
В балкАх, бочках, вагончиках и лагерных бараках  проживали  строители города, приехавшие в 50-х  –  60-х годах по комсомольским путёвкам со всего Советского Союза. С некоторыми из них я работал в тресте  Севергазстрой. Это москвич  Зенин Юрий Александрович, грузин Зибзибадзе Тимуко Константинович,  башкирин Агишев Айрат Шамильевич и его земляк Зинур Бареевич Газизов,  белорус  Владимир Григорьевич Витвицкий, украинцы Пётр Иванович Семенюк, Вадим Романович Олифиренко, Николай Павлович Бойченко и его однофамилец – Михаил Васильевич, Валентин Иванович Гипоть, Николай Иванович Любченко,  калининградец Виктор Павлович Кореневский, Сергей Николаевич Кострыгин, Виктор Николаевич Горбунов, Юрий Павлович Осеев, Александр Иванович Микишенко, Анна Ивановна Селиванова, Иван Спиридонович Цвень, Галина Тимофеевна Матыцина и многие другие. Чуть раньше меня «брать богатства из-под земли» прибыли из Салавата с семьями мои  двоюродные  братья Титух:  Александр Иванович, Анатолий Алексеевич и  Виктор Алексеевич, а также   их  отец  –  мой дядя по матери, он же мой  крёстный отец  Алексей Анисимович с женой и многие другие…   

– Нас почти никто не охранял, – рассказывал Аполлон Николаевич.  –  Охранники, конечно, присутствовали, но строгого присмотра за каждым не было. Почему? Во-первых, около 80-ти  процентов от общего количества заключённых-строителей магистрали составляли безвинные, а потому  неопасные люди, не нуждающиеся в строгом надзоре. Во-вторых, бежать из лагеря  было практически невозможно, да и опасно:  непреодолимыми препятствиями были   –   летом оттаявшие болота, комары и мошка (от которых не было спасения),  а зимой – мороз  50 – 60 градусов, да снежные заносы. Климат суровый, резко континентальный – погода может меняться в течение получаса. К тому же вероятны встречи с голодными волками и медведями.  Да и в какую сторону бежать, по каким  ориентирам?
Несмотря на это, побеги случались. На одном построении нам зачитали радиограмму, пришедшую с 503-й стройки примерно такого содержания:
«Заключённый бывший штурман дальнего плавания  решил совершить побег. К нему примкнули несколько «блатных». Был разгар лета, но их никто не стал искать. Штурман  хорошо ориентировался  в тайге и тундре, но вывести беглецов не смог. Кончилось всё тем, что изголодавшиеся «блатные» съели его и до наступления холодов, изъеденные гнусом, еле живые вернулись в лагерь».
Сообщение всех повергло в шок: бежать некуда! Некоторые посчитали  новость агитационной «уткой». А возможно, это была специально запущенная «деза», чтобы отбить у зэков охоту к побегам.
А то, что говорят о дороге якобы построенной на костях заключённых, то всё это  брехня!  Наоборот, низкий уровень смертности зэков объясняется не только хорошим питанием, но и тем, что на стройку, ввиду её чрезвычайности, направляли людей с хорошим здоровьем – больных не брали. И навеки там оставались в основном жертвы  несчастных случаев, конфликтов в зоне, неудавшихся побегов, или  от болезней...

Надымский историк Вадим Гриценко в своём исследовании «Сталинская дорога», писал: «Автором этого очерка пройдено около двухсот километров разных участков «501 – 503» от Полярного Урала до Туруханского края и нигде он не увидел человеческих костей,  торчащих из насыпи. Немногочисленные кладбища хранят останки заключённых в той же пропорции, в  какой они находились здесь живыми. Судя по собранной информации, цингой в  лагпунктах страдали те, кто попал в заключение задолго до строительства «501 – 503»…
– Это была, если можно так выразиться, «привилегированная» стройка – продолжал рассказывать граф. –  Против воли,  зэков сюда не привозили. Чтобы попасть на эту стройку,  нужно было пройти строгую  медкомиссию. Начальник  строительства Барабанов отбирал сюда физически здоровых людей, заботился, чтобы все были накормлены и хорошо  одеты. Никто не ходил в рваной одежде. Зимой каждому выдавали валенки, шапки–ушанки, тёплое бельё, ватные штаны, длинные телогрейки,  утеплённые рукавицы. Обходчикам на линии полагались оленьи дохи. Тяжёлых больных помещали в лазареты. Высокие нормы выработки обеспечивались лучшим, в системе ГУЛАГа, питанием – зэки питались лучше, чем люди на воле. В сутки  полагалось  300 г. солёного  мяса, (иногда давали  и свежее),  до 1,5 кг.   хлеба, 220 гр. крупы, 25 гр. масла. Был в рационе   картофель (иногда сушёный), овощи, рыба. Редко, но  давали поливитамины. Стоимость содержания одного заключённого на нашей стройке обходилась в 28 рублей в день, тогда как по ГУЛАГу составляла 15 рублей. В каждом лагере были бригады заключённых, занимавшиеся рыбной ловлей, охотой (отстреливали диких оленей, медведей), сбором грибов, ягод. Всё это было дополнительным  питанием заключённым.
Платили зарплату. Некоторые могли посылать деньги своим семьям. Многие осуждённые со всего Союза просились на это строительство и, чтобы сократить срок,  работали добросовестно...

Как видим, Аполлон Николаевич хорошо отзывался о порядках в лагерях 501-й стройки. У него не было мотива  приукрашивать суровую действительность, как и не было презрения к  советской власти. Высказывал мнения о лагерной жизни не под нажимом, а исключительно  по убеждению. И это воспринималось как правда.
– В 1952 году, на соседней, 503-й стройке в  «Советской Гавани»  –  одном  из крупнейших на Тихом океане портов в Хабаровском крае –  конечной точке БАМа,  во время испытания рухнул новый мост, –  продолжал рассказывать Аполлон Николаевич. – Зная о том, что  по образованию я инженер-мостостроитель, администрация под конвоем  «командировала» меня туда. Работал год:  спроектировал мост, руководил его строительством и сдал в эксплуатацию приёмной комиссии. Почему, спрашиваете, управился за год? Во-первых, опоры  моста во время испытания не повредились  и были использованы в моём  проекте. Во-вторых, работы велись усиленными темпами в три смены. И, в-третьих, я, чувствуя ответственность, строго контролировал график и качество работ, трудился  от рассвета  дотемна, считайте – круглые сутки. Там-то и закончился срок моего заключения.   
В данном случае Аполлон Николаевич либо оговорился, либо слукавил, либо забыл. В 1945 году военным трибуналом он был приговорён к 10 годам лишения свободы и пятилетнему поражению в правах. И срок заканчивался в 1955 году. Получается, что в 1953 году он был амнистирован, но никак не отбыл срок. Но может быть и такое: за перевыполнение норм выработки  срок «скостили»   –    тогда он прав.
– Мне выдали паспорт   –   я стал вольным человеком и мог ехать в любую точку  Советского Союза за исключением столиц и режимных  городов (это и есть один из пунктов поражения в правах – авт.).  Но душа и сердце навсегда прикипели к надымской земле. Я вернулся в свой лагерь  на берегу реки Надым и стал работать вольнонаёмным инженером в прежней должности …   

После смерти  Сталина в 1953 году,  почти у финиша оборвалось строительство «самой северной в мире» железнодорожной магистрали. Стройку в обстановке  строгой секретности  закрыли, зэков расформировали: одних по майской амнистии  отправили домой, других  на стройки социализма – Беломорканал, Волго – Донской канал, Омский нефтеперегонный завод и другие объекты.  Часть оборудования и техники была  вывезена. Даже вытаскивали из шпал костыли, демонтировали и вывозили рельсы, технику.  Потом,  подсчитав стоимость демонтажа, решили прекратить  эту убыточную работу, а недостроенную железную дорогу  законсервировать: проще говоря - бросить. И основное оборудование:  техника, лагпункты, паровозы, вагоны, тракторы, тысячи тонн металла остались там навсегда.  А вот участок железной дороги Чум – Лабытнанги, завершённый и принятый в эксплуатацию в 1955 году, работает до сих пор…
Так бесславно закончилась эпопея одной из великих строек эпохи сталинизма, на ликвидацию которой  было потрачено 95 миллионов рублей.

                Отношение к Сталину.
                (глава седьмая)

Из памяти многих людей со временем, вероятно, выветрились знания об одной из самых одиозных фигур двадцатого столетия – Сталине. А современная молодёжь наверняка имеет поверхностные знания об этом  человеке.  Потому есть смысл кратко рассказать о нём.
Настоящие фамилия, имя отчество   –   Джугашвили Иосиф (Иосиф по -  грузински – СОСО), Виссарионович.
СТАЛИН  –  партийный псевдоним (с 1912 года) российского революционера, советского политического,  государственного, военного  и партийного  деятеля. Родился в 1878 году (был на восемь лет моложе Ульянова – Ленина) в селении Гори, Тифлисской губернии, Российской  (тогда) Империи. Отец Джугашвили Виссарион Иванович, мать Екатерина Георгиевна Геладзе (в 1986 году я с женой побывал на могилке Сталина  –  как это было расскажу в послесловии).
Во время учёбы в православной Тифлисской духовной семинарии вступил в контакты с подпольными группами революционных марксистов, высланных правительством в Закавказье.
«КОБА» –  его партийная кличка во время членства в марксистском кружке с 1902 года.   
Шесть  раз был отправлен в ссылку, совершил 8 побегов. В 1913 году за революционную деятельность  в очередной раз был арестован, заключён в тюрьму и по этапу выслан на три года в Туруханский край Енисейской губернии. В ссылке переписывался с Лениным.
После победы Октябрьской революции Сталин вошёл в Совет народных комиссаров (СНК) в качестве народного комиссара по делам национальностей. На протяжении четверти века до самой смерти (в марте 1953 года)  единолично руководил Советским государством.

Однажды 9 мая пришёл к нам Аполлон Николаевич в гости в праздничном одеянии: на голове беретка мышиного цвета, надетая навыпуск чистенькая рубашка стального цвета, на правой стороне которой висели два то ли нагрудных знака, то ли медали, тёмные брюки заправлены в высокие резиновые сапоги. Мы трапезничали и смотрели по телевизору трансляцию  парада  Победы на Красной площади.   Пригласили за стол и его.  Он сел,  от спиртного, как обычно, отказался. Я же, после пары рюмок «За победу», «За покойного отца  фронтовика – артиллериста», «За деда»,  набравшись смелости, спросил:
 – Как вы относитесь к Сталину? 
Ответил быстро, с присущим ему темпераментом:
–  Тиран и подлец!  Почти каждая невинная  семья пострадала от его преступных действий! Сколько людей было расстреляно  за годы репрессий,  вы представляете? По его указке в 1937 – 1938 годах расстреляны молодые, грамотные  военачальники:   маршалы Советского Союза Тухачевский, Егоров, Блюхер, Якир, Уборевич. Массовый террор развязал лично СТАЛИН!
…Историческая справка. В предвоенные  1937 – 1938 годы только по делам органов НКВД было арестовано 1.575.259 тысяч человек, из них 681.692 тысячи были приговорены к расстрелу. Лев Давидович Троцкий (партийный псевдоним, имя при рождении – Лейб Давидович Бронштейн) находясь в изгнании в Мексике, незадолго до своей гибели дал свою оценку репрессиям. В частности, 13 марта 1939 года он писал: «Сталин истребил цвет командного состава, расстрелял, сместил, сослал около 30 тысяч офицеров».
Во время обсуждения планируемого нападения на СССР, часть генералов пыталась убедить фюрера, что ввязываться в войну с русскими преждевременно. Ответ Гитлера был следующий: «80 процентов командных кадров Красной Армии  уничтожено. Красная Армия обезглавлена как никогда, это главный фактор моего решения. Нужно воевать пока кадры не выросли вновь»…
«Репрессии – да, были репрессии. Но почему-то не вспоминают одну деталь: на одном из этих расстрельных списков рукою Сталина было написано: «Никита, уймись!» потому что первым, кто сказал, что нужно увеличивать категорию «А»  – расстрел, был Никита Сергеевич Хрущёв. И это историческая правда». Владимир Бортко, режиссёр. (АиФ №6, 2013 год)…

Ни Аполлон Николаевич, ни я никогда не затрагивали  тему хрущёвской «оттепели». Почему? Затрудняюсь ответить.  О Никите Сергеевиче Хрущёве я кратко расскажу в послесловии…
– Самое страшное преступление Сталина  –  искусственно созданный голод в Украине, Поволжье, Белоруссии,  Казахстане на Южном Урале в 1932 -1933 годах, –  горячился  Аполлон Николаевич. –  Чтобы спасти свою власть и коммунистический режим, во время войны он не жалел солдат, бросал полки и дивизии на верную смерть под пули и снаряды ради какой–то там малой высотки, ввёл заградительные отряды. Его культ личности принёс много горя советскому многострадальному народу. Он создал государство, которое держалось только на насилии. Нет ему оправдания! – кипятился разволновавшийся Аполлон Николаевич.
– Но ведь известно, что «свита» делает короля, –  сказал я,  – вместе с ним у руля партии стояли и Суслов, и Калинин, и Молотов, и Ворошилов, и Хрущёв, и Микоян, и Троцкий и другие политики и военачальники.  Сталин  сделал много полезного для страны.  Вместе с Лениным он создал могучую державу – Советский Союз, вернул  все исконно российские земли, которые отошли другим странам в результате войн и политических интриг, снижал цены. При нём была ликвидирована безграмотность, началось строительство московского метрополитена.  Он стоял во главе страны, победившей в самой кровопролитной войне за всю историю человечества. С его именем люди шли в атаку, совершали героические подвиги. При нём было  восстановлено разрушенное войной  хозяйство, заложены основы покорения космоса, создан ракетно-ядерный щит Советского Союза. Это спасло мир от ядерной войны. А какие песни о нём пел народ! –
Не дослушав мою тираду, Аполлон Николаевич выпалил:
–  Песни умерли вместе с ним!  В вашем роду, к примеру, при нём кто - нибудь сидел в тюрьме? – спросил  с пафосом.
Я рассказал про раскулаченного деда, отказавшегося вступить в колхоз и отбывшего восьмилетний срок на строительстве Беломор – Балтийского канала, про дядю – фронтовика, орденоносца,  по оговору  осуждённого  судом на 20 лет...
– И зная это, Вы его защищаете?  У  него  руки не по локти, а по плечи в крови Советского народа! Нет ему оправдания! – всё больше и  больше распалялся граф.  Пришлось разговор свернуть.

Историческая справка. С 1948 года долгое время День Победы не отмечался и являлся рабочим днём. Впервые широко был отпразднован в СССР  в юбилейном 1965 году. Тогда День Победы вновь стал нерабочим.

                Отшельническая жизнь
                (глава восьмая)

– Оставшись на территории колонны, я жил в одном из пустующих бараков, а в 1956 году  собственными руками построил на берегу реки просторный дом,  – рассказывал как-то Аполлон Николаевич. – Брёвна сплавлял с верховьев реки, вытаскивал их на берег  и вручную распиливал на доски. В 1957 году, спустя 4 года после прекращения строительства, западный участок трассы от Салехарда до Надыма обследовала экспедиция  «Ленгипротранса»  с целью определения состояния железнодорожного полотна. Специалисты  приезжали ко мне домой, беседовали, интересовались моими наблюдениями, приглашали к сотрудничеству.  Было установлено, что уже тогда третья часть дороги не была пригодна для движения поездов, требовала серьёзного ремонта насыпи и переделки многих мостов.  Продолжала действовать только столбовая телефонно–телеграфная линия связи Москва –  Салехард–Игарка–Норильск, переданная  к тому времени, из  МВД  в ведение Министерства связи СССР. Одно время я работал линейным надсмотрщиком – обслуживал десятикилометровый участок этой линии. Каждый день проходил закреплённый участок туда и обратно зимой на лыжах, летом пешком – следил за сохранностью столбов и проводов, и по телефону докладывал о результатах проверки. Были случаи, когда столбы наклонялись, что могло привести к обрыву проводов. В таких случаях  при помощи лопаты я обкапывал основание столба, выравнивал его, ставил подпорку.
У меня в доме стоял стационарный телефон, по которому через телефонистку я мог по работе разговаривать и с Норильском, и с  Салехардом, и с  Игаркой, и с  Москвой.
Слова Аполлона Николаевича  относительно действующей линии связи подтвердил бывший управляющий трестом «Севергазстрой» Ю. А. Струбцов: «В начале мая 1970 года был организован первый выход строителей на месторождение Медвежье, располагавшееся в Пангодах (135 км. от Надыма – авт.), –   рассказывал он.  –  Двигались вдоль заброшенной трассы «мёртвой» железной дороги. Когда добрались до Пангод, такого же «мёртвого», как и железная дорога, посёлка, пред нашим взором предстала мрачноватая картина: несколько полуразрушенных бараков, чёрные кресты покосившихся телеграфных  столбов, уходящих за горизонт. Зашли в один барак. Видим: на стене висит телефон с ручкой (типа «Алло, Смольный?»). Я снял трубку,  покрутил ручку и (это было потрясение) услышал чисто, как в городе: «Вас слушают». От неожиданности я чуть не выронил трубку. Говорю: «Простите, куда я могу позвонить?» В ответ слышу: «Если хотите в Москву, пожалуйста, соединим!» Оказывается я вышел на телефонистку  линии связи Москва – Игарка. Меня соединили с Москвой, и я переговорил с женой. Дорога давно умерла, а линия связи, хоть и казалась бесхозной, брошенной, продолжала существовать».

Чем же питался, оставшись один на один с дикой природой, бывший зэк Кондратьев?
Долгое время с ним жила местная шустрая зырянка Наташа. Будучи неплохим  рыбаком и охотником, соорудил он в лесу пять «избушек на курьих ножках»  отстоящих друг от друга на расстоянии 5 – 7 километров. Вместе с Наташей и сворой собачек  уходил зимой в многодневный поход на охоту: проверял расставленные ранее капканы и петли, стрелял дичь. Перед выходом на промысел варили дома суп  или борщ, разливали по сохранившимся металлическим тюремным мискам и выносили на мороз. После замерзания брикеты, отделённые от мисок, складывались в рюкзак.  В лесной избушке  их  клали в миски и разогревали  на костре. В походных условиях пища готовилась быстро и не теряла вкусовых качеств.
Лыжи  мастерил  сам – широкие и лёгкие. «Подошвы»  обивал шкурами оленей, потому концы шерсти, направленные к задней части  лыж, позволяли легко преодолевать подъёмы – лыжи  не скатывались назад.
За короткое летнее время на  небольшом огороде возле дома  вызревали картофель и капуста. Урожай  был небольшой, но картошки хватало, как он говорил,  на всю зиму. В летнюю пору заготавливал грибы, ягоды, собирал кедровые орехи, сушил на зиму лечебные травы.  Здорово выручала рыбалка. Рыбы было вдоволь. Добывал её осенней порой  сетью и  тут же  возле дома  складировал в большую кучу. Часть рыбы солил, часть коптил, употреблял и в свежем виде, раздавал друзьям и знакомым, кормил своих и несколько прибившихся из стойбищ собак. Братья Наташи – оленеводы, привозили мясо. А вот хлеб Аполлон Николаевич не потреблял. Мы  поначалу были удивлены  когда,  бывая у нас, за ужином не съедал ни кусочка.    
Приезжего народа в то время не было, потому замков не вешал, а подпирал дверь снаружи палкой. По возвращении с охоты ружьё и добытую дичь оставлял  на ветке кедра растущего  возле  дома, не боясь хищения. 

…С первых лет знакомства я был удивлён тем, что  для питья и хозяйственных нужд летом он собирал дождевую воду,  стекающую с крыши в ёмкость по системе изготовленных из двух тонких досок  желобов, а зимой собирал, растапливал при комнатной температуре  в алюминиевом, литров на 35  баке, чистый  снег.
Однажды спросил, не боится ли он радиоактивных осадков? Ведь отсюда  по  прямой  до Новой Земли, где расположен испытательный полигон, одна тысяча километров (Новая Земля – архипелаг в Северном Ледовитом океане между Баренцевым и Карским морями).  Не задумываясь,  ответил: «Нет, не боюсь.  Атомные бомбы там, как я знаю из газет, не взрывают с 1990 года. Это раз. Во-вторых, я знаю розу ветров. Они здесь большей частью дуют на север. В-третьих, и это  главное,  здесь я живу более 40 лет  и если бы эти осадки доходили сюда, то они  давно повлияли бы на моё  здоровье. Я же  чувствую себя лет на десять моложе!»
Воду в наш посёлок возили автоцистернами с водозабора. В 80-е годы  она была плохо очищена: тёмно-коричневая плёнка на поверхности  переливалась радужными, словно солярка, разводами. Постоит такая вода в ведре или в бочке для отстоя  несколько дней и на дне образуется мутная жижа высотой сантиметров пять   –  десять.  И только лишь в конце 80-х на водозаборе стали её очищать, пропуская через три  тонны какого-то специально  доставленного  из далёкого Юга,  дорогого песка.  После этого вода стала словно родниковая  – прозрачная  и очень вкусная…               
После ликвидации стройки в 1953 году, граф  «прихватизировал»  и переоборудовал под сарай пустующую лагерную конюшню. Я побывал в том сарае:  Аполлон Николаевич однажды водил  на «экскурсию»   и просил помочь укрепить  входные ворота,  которые ночью  пытались взломать воры. Мы вошли внутрь, я и ахнул:  на многочисленных полках лежали диковинные для меня вещи, собранные в брошенном лагере. Он с удовольствием и  гордостью  показывал и рассказывал о каждой из них. Особенно меня впечатлило деревянное устройство с ножным приводом для заточки кухонных ножей, ножниц и других режущих предметов. В глаза бросился большой, сантиметров тридцать в диаметре, широкий наждачный мелкозернистый круг без кожуха, который приводился в вращение нажатием подошвой ноги на педаль (так приводится в движение агрегат  швейной машинки или прялки).

Лишь один раз  за время, прожитое в Надыме, в семидесятых годах пошлого века, ездил Аполлон Николаевич с сожительницей Наташей в родной  Петроград (в то время –  Ленинград).  Не без труда нашёл дом на  улице Песочной, в котором прошли его детство и юность. С первых же минут «свидания», как он говорил, защемило сердце: принадлежащий  семье двухэтажный дом, Советы экспроприировали   – перепланировали и заселили в него 12 семей. Нашёл и старушку, вспомнившую его по знаменитой в царское время фамилии. Она ничего не знала о судьбе Кондратьевых, поскольку во время революции была подростком. Пытаясь найти сведения о родственниках, зашёл в церковь, в которую каждое воскресенье в детские годы   его водили  родители. Стал расспрашивать  прихожан. Одна дама преклонного возраста (оказавшейся дочерью бывшего настоятеля церкви той поры)  рассказала, что родители  его погибли в гражданскую войну. О судьбе жены графа она ничего  не знала.
Гимназию, где он получил первые уроки рисования не нашёл – видимо, перестроили или  снесли…

                ЭКЗАМЕН
                (глава девятая)

Аполлон Николаевич выписывал газеты  «Советская Россия», «Комсомольская  правда», «Аргументы и Факты»,  «Литературная газета». По ним внимательно следил за политической ситуацией в Советском Союзе и мире, держал, как говорится, «нос по ветру». И всё успевал, по его словам,  за неделю прочитать. Поначалу я с недоверием относился к этому его утверждению.  Но выручил случай.
Однажды  вечерком расположились мы с ним за столом на кухне, и  пока Любушка накрывала на стол,  взял граф из стопки  верхнюю газету   «Рабочий Надыма», раскрыл  и углубился в чтение. Через несколько  минут отложил и взял другую. Обратив на это внимание, я спросил:
– Вам не нравится газета и потому  не стали  читать?   –Газета интересная и я её прочитал,  –  ответил  невозмутимо, вглядываясь  в мои глаза.  Я не поверил и сказал ему об этом. 
– Я владею техникой быстрого чтения,  – спокойно ответил, и добавил  – читаю колонки не по строчкам, а по диагонали. При чтении  акцентирую внимание на главных моментах статьи, и отсеиваю словесную шелуху. Очень быстро, кстати говоря, читал  французский писатель Оноре де  Бальзак – в час до ста страниц. Он же, работая по 15   –   16 часов в сутки,  не помню в  каком году, написал шесть книг. Вы верите в это?»
 Я верил, но как потом,  ни старался, метод быстрого чтения и стенографию самостоятельно освоить так и  не смог. 
Во время бесед Аполлон Николаевич, как бы, между прочим, частенько говорил, что кроме русского,  в совершенстве  владеет  английским,  немецким и французским языками.  И это оказалось правдой.  За консультацией по английскому языку к нему частенько обращались поселковые ученики – старшеклассники, которым он бескорыстно помогал выполнять задания.  В знании немецкого языка его «проэкзаменовали» командированные в Надым немецкие  бизнесмены (об этом я рассказал в четвёртой главе). А вот на знание французского  языка его как-то проэкзаменовал  я сам – случай подвернулся. Дело было так.
В 1987 году я купил   книгу под названием «Суворов А. В. Письма». Кстати говоря, в 80-х годах прошлого столетия в Надыме, как, наверное, и во всём Советском Союзе,  хорошие  книги были в большом дефиците.  В книжных магазинах их в свободной продаже не было –  распределяли «по блату» между «своими» и начальниками всех уровней и рангов. Книги в то время в квартирах были предметом интерьера, являлись системой ценностей, роскошью. Престижно было иметь в квартире стеллаж с домашней библиотекой.
В  бригаде, которой я руководил,  трудился электриком  земляк из Уфы  Айрат Шамильевич Агишев. Его жена   Эля – работала продавцом в книжном магазине. Айрат и «помог»  приобрести ту книгу.   
В ней помещено много писем на французском языке (переписка Суворова с  видными деятелями того времени, в том числе и с французским королём Людовиком 18-м).  Внизу страниц  давался перевод на русский язык. Суворов, как следует из предисловия к той книге, знал восемь иностранных языков и вместо подписи выводил четыре буквы Г. А. С. Р., что означало: Генералиссимус Александр Суворов Рымникский.

Историческая справка. Александр Васильевич Суворов – великий русский полководец, военный теоретик, национальный герой России. Князь Италийский, граф Рымникский, граф священной Римской империи, принц Сардинского  королевского дома. Родился 24 ноября 1729 года в Москве, умер 18 мая 1800 года (70) лет  в Санкт – Петербурге.

…Однажды пришёл Аполлон Николаевич к нам летом в воскресенье днем. Во время неспешного обеда, мы  беседовали о том-сём. И тут я,  вспомнив о книге,   решил проверить графа. Пройдя  из кухни в жилую бочку,  взял  её с полки, выбрал  небольшой текст  на французском языке,  перекрыл листом бумаги  низ страницы с переводом на русский язык и положил перед ним на стол. Он, не переставая тщательно прожёвывать пищу, бросил взгляд на страницу и вопросительно посмотрел на меня.
– Эта книга на французском языке, – сказал я.
– Я вижу,   –  ответил,  улыбаясь.
– Что там написано? – дружелюбно спросил я.
Пробежав  беглым взглядом по строчкам, ответил:
 «Милостивый Государь, спешу сообщить Вам следующее….»
И перевёл весь текст точно по сноске внизу.
Я убрал листок  прикрывающий текст перевода, приобнял его  и, улыбаясь от нахлынувших чувств гордости и уважения,  сказал:
–   Извините, Аполлон Николаевич, я Вас экзаменовал!
Он не обиделся – взял в руки, полистал и сказал:
– Разрешите взять  домой  на пару дней.
Книгу вернул, как и обещал, и весь вечер рассказывал нам о генералиссимусах России, среди которых был и Суворов.

Историческая справка. Впервые в мире чин «Генералиссимус»  появился во Франции в середине 16 века. В России звание «Генералиссимус»  впервые учреждено в  конце 17 века. Первым, кто удостоился этого высокого чина, (при правительнице Софье Алексеевне Романовой) был воевода Шеин, проживший всего 38 лет.
Вторым получившим это высшее воинское  звание из рук императора Петра Первого был военачальник - князь Меншиков. Генералиссимусом он пробыл недолго: попал в опалу, был лишён чинов и титулов, сослан в Тобольскую губернию, где и умер в возрасте 56 лет.
Третьим был отец российского императора  Иоанна Шестого, принц Брауншвейгский. Через год после присвоения звания  случился  дворцовый переворот, его лишили всех чинов и  отправили в ссылку в Холмогоры, где и умер.
Четвёртым был Суворов, служивший при правлении двух императоров  (Екатерине Второй  и Павле Первом) и  прошедший славный путь от поручика до генералиссимуса. Был национальным героем России, не потерпевшим ни одного поражения в более чем в шестидесяти сражениях. В конце жизни  подвергся опале со стороны Павла  Первого, и умер в забвении в возрасте 70 лет…
К слову, подобной опалы со стороны Хрущёва  подвергся и маршал  Советского Союза  Жуков.  Но доброе имя полководца  восстановил первый Президент Российской Федерации Ельцин.  9 мая 1994 года его  Указом  были  утверждены Государственные награды – орден Жукова и медаль Жукова  (В 1995 году медаль Жукова, как награда, была учреждена во всех странах СНГ).   
В СССР  высшее воинское звание  «Генералиссимус Советского Союза»  было введено Указом  Президиума Верховного Совета СССР 26 июня 1945 года и  на следующий день присвоено  Генеральному секретарю ЦК ВКП(б), Верховному главнокомандующему Вооружёнными Силами СССР в годы войны Иосифу Виссарионовичу  Сталину. Присвоено вопреки его воле. При этом он был награждён вторым орденом «Победа» с  присвоением  звания Герой Советского Союза.
В архивах сохранились письма трудящихся, содержащие  в разное время предложения о присвоении звания Генералиссимус маршалу Брежневу и генерал – лейтенанту Хрущёву. Официального хода этим предложениям  не дали, хотя, по воспоминаниям заместителя  директора ТАСС Е. И. Иванова, 12 мая 1976 года на встрече с ветеранами 18-й армии Брежнев (за 5 дней до этого ему было присвоено звание «Маршал Советского Союза») заявил следующее: «То, что вы хотели мне сказать, я послушаю, когда получу звание Генералиссимуса». Это звание в России  просуществовало до 1993 года…


                В с т р е ч а
                (глава десятая)
О том, что  у Аполлона Николаевича объявился сын, поселковые жители узнали от него самого. Ему об этом сообщили из городского комитета КПСС, а туда – из Останкино. Сам же он к этому известию  относился  скептически и сообщению не обрадовался. Он считал, что если у него, к примеру, родился сын, то наверняка воевал в минувшую войну. Мог и погибнуть. А если и выжил, то мог умереть от старости или фронтовых ран. А если родилась дочь, то при замужестве могла поменять фамилию, и найти её в таком случае вообще невозможно.
Недоверие Аполлона Николаевича к этому известию было ещё и потому, что боялся он людей подобных детям лейтенанта Шмидта. В  то время на телевидении существовала поисковая телепередача Валентины Леонтьевой «От всей души» (сегодня преемницей той передачи является программа Первого канала «Жди меня»). Знал он о ней, но не стал писать письма с просьбой найти сына. Не хотел, видимо,  ворошить прошлое, привлекать внимание к   своей персоне. Но от судьбы, как говорится, не уйдёшь – «взглядовская»  телевизионная передача перевернула и укоротила  дальнейшую его жизнь…
Первого января  1989 года рано утром  у  входа в свою жилую «бочку» я расчищал  площадку от выпавшего за ночь снега. Издали увидел Аполлона Николаевича, шедшего в мою сторону под руку с немолодым человеком, очень похожим на него. Примечательно то, что оба путника были одеты в рабочую одежду:  валенки, фуфайки, шапки брюки и рукавицы. Я догадался кто этот «близнец». Когда они подошли ближе, я первым поздоровался и нарочито браво спросил: «Аполлон Николаевич, с кем и куда вы идёте?»  Аполлон  Николаевич вопрос  то ли не услышал, то ли не понял. За него чётко, по-военному ответил его спутник:
– Аполлон Николаевич Кондратьев со своим сыном подполковником в отставке Аполлоном Аполлоновичем Кондратьевым следует в магазин. Ещё вопросы будут?
То, что наш граф был поручиком царской армии и в минувшую войну служил у немцев, было известно всем. Но то, что у него объявился 67-летний сын, отставной подполковник Советской армии, участник и Победитель в Великой Отечественной войне, для меня было оглушительной новостью.  Из этого следовало, что отец и сын воевали по  разные  стороны  баррикад.
Так мы познакомились. Я пригласил их на утренний кофе. Они обещали на обратном пути зайти. Но не зашли: магазин был закрыт,  и они, расстроенные этим обстоятельством, забыли о приглашении и прошли мимо.  Пришли вечером.
По тому, как человек говорит, можно судить,  насколько он воспитан. Аполлон Аполлонович, как и отец, был эмоционально сдержан и умел слушать. Говорил четко, не повышая и не понижая голос.  Любил и подшучивать: скажет что-нибудь, и, еле сдерживая смех, улыбаясь,
искоса стреляет глазами на собеседника – следит за его  реакцией.
С первого дня знакомства у меня было полное ощущение того, что мы знакомы всю сознательную жизнь: это был свой «в доску» человек. 
Из беседы выяснилось, что сын графа на 27 лет старше меня и на семь лет старше моей мамы. Я его зауважал: немногословен,  мысли излагает по-военному кратко, никакой словесной «шелухи», каждое слово выверено, смысл понятен. И что поразительно  –   похож на отца: и комплекцией, и тембром голоса, и манерой поведения, и дикцией –  двойник,  да  и  только. Отличие – возраст, юморной характер и то, что сын не носил усы. Потому и  произошёл с ним  забавный случай. На следующий день после приезда, он, надев отцовскую зимнюю одежду, пошёл за куревом в тот самый  вагон – магазин, который накануне был закрыт. Едва  вошёл, продавщица Евдокия Петровна Урюпина всплеснула руками:
– Вы зачем, Аполлон Николаевич, усы сбрили? 
 – Усы и бороду, уважаемая, я сбрил лет сорок назад, –  весело ответил вошедший, – а зовут меня Аполлоном Аполлоновичем.
Евдокия Петровна  потеряла дар речи.   
Такие же истории происходили, когда его подвозил  от аэропорта до посёлка водитель грузовика,  и в другой раз, когда  сел в автобус чтобы поехать из посёлка в город. Водители  принимали сына за отца.

                Рассказывает сын

– Ту памятную телепередачу «Взгляд» случайно увидела проживающая в Новосибирске моя сводная сестра (от второго брака мамы). Она сразу же позвонила  и сказала: «Смотри вечером программу «Взгляд» и увидишь своего родного  отца». Я не поверил,  подумал,  что покажут моего давно умершего отчима  –  человека образованного, кандидата  наук,  учёного – энтомолога. Разница во времени между Новосибирском и Теребовлей  4 часа, и я весь вечер просидел у телевизора, трепетно  надеясь увидеть  отца. Но в Западной Украине, где я живу, передачу   не показали. На другой день с трудом  дозвонился в Москву. В Останкино мне   подтвердили сообщение сестры. Это произвело на меня незабываемое впечатление. Я и предположить не мог, что мой родной отец, которому  от роду  в то время должно было  быть под 90 лет, жив!
Сборы были недолгими и уже вечером того дня я трясся в поезде,   следующем на Москву.  В телестудии  редакторы ко мне отнеслись почтительно: прокрутили плёнку, причём не только показанную в передаче, а всю, отснятую в Надыме – почти два часа.  Я был в шоке и во
время просмотра как попугай повторял: «Это отец, это мой отец». Съёмочная группа «Взгляда» в то время была в командировке, мне предложили подождать недельку и вместе   с журналистами   выехать  в Надым. Они хотели записать нашу встречу и показать по Первому каналу.  Но я душой и сердцем рвался к отцу, ждать не стал и сразу же отправился в аэропорт.

                Рассказывает отец

– У меня, как вы знаете, телевизора нет, и о   том,  что нашёлся сын,   мне доложил нарочный из горкома партии. Рассказывали  мне  о той передаче  и односельчане. Но я  не верил, посчитав это розыгрышем. И вот   в декабре 1988 года в доме загудел ревун.               
От автора. Аполлон Николаевич  был  сильно  глуховат, поэтому кто-то из речников установил в его кухне корабельный ревун. Усиленный звонок был и в его домашнем (рабочем) телефоне. Не зная этого я, находясь однажды у него в гостях, попросил разрешения позвонить в Надым.  Поднял трубку, приложил её  к уху и от зуммера едва не оглох – потом некоторое время  болело ухо… 
– Я сразу понял, что это не местный человек. Местные знают, что я просыпаюсь рано и в 7 часов утра  отпираю дверь. И вот дверь  отперта, а человек жмёт кнопку звонка. Открываю и глазам своим не верю. Передо мной стою…Я!  Только на 24 года моложе. Он подошёл, обнял меня и сказал: «Здравствуй, отец, это я». Только тогда я вышел из оцепенения. Новый 1989 год мы встречали  вместе.
О чём говорили в ту первую бессонную ночь две родственные души – отец, бывший поручик царской армии, он же  участник Белого движения на Юге России,  обер-лейтенант  служивший в Отечественную войну  штабным писарем в войсках гитлеровской Германии и сын–фронтовик,  Победитель, отставной подполковник Советской Армии,  можно только догадываться…
 
Быт, экскурс в историю
                (глава одиннадцатая)
Как - то зимой  пришёл я к Аполлону Николаевичу по какому-то неотложному делу. В тот день он  работал над картиной  во второй половине дома – зале, совмещённой со спальней.
– В этой части дома гораздо теплее, чем в передней комнате, – сказал, приглашая пройти,  –  да и света здесь больше.
В этой комнате я был во второй раз. В первый раз, когда  граф играл для меня на пианино классические произведения, я не успел рассмотреть комнату.
Войдя,  огляделся. Справа у  двери стояла напольная этажерка со стопками книг, у трёх окон, «смотрящих» на реку  –   длинный самодельный стол, на котором лежали газеты, журналы, тетрадь и  большая лупа,  чуть левее на полу –  мольберт. У противоположной от  входа стены аккуратно застеленный  топчан - кровать с самодельным ночником, стоящим на тумбочке у изголовья, в   центре комнаты   –  чёрное пианино. На стенах в паспарту старинные  фотографии  каких-то женщин и царя  Николая Второго. Обратил внимание на несколько зеркал установленных на подоконнике внутри комнаты. Как оказалось, это было «изобретение» Аполлона Николаевича. Он  пояснил, что главное зеркало установлено на улице и направлено на одно из зеркал в комнате. При помощи выставленных под углом друг к другу   зеркал, он, сидя за столом,  или работая за мольбертом, словно в перископ, может  видеть, кто стоит у входной  двери и жмёт кнопку звонка. 
 На этажерке  внимание  привлекла  толстая самодельная книга в картонной обложке. Перехватив мой взгляд, Аполлон Николаевич подошёл,  спросил:        – Интересуетесь?
Я кивнул головой. Получив разрешение,  раскрыл и увидел схемы, графики, формулы, расчёты,  выполненные на  чертёжной коричневой бумаге (форматом чуть поменьше  А-4), обычным карандашом. Заметив мой неподдельный интерес,  пояснил: «Здесь я собрал все необходимые расчёты для строительства мостов. Это книга-справочник,  в которой имеются данные  из множества справочных пособий  –  бери и пользуйся».
Я наивно спросил, почему бы  ему не заняться проектированием моста через реку Надым, ведь эта проблема для города давно назрела.
Аполлон Николаевич, начал загибать пальцы:
–  С таким предложением ко мне никто не обращался, –  это раз. Во - вторых, видимо, сегодня капитальный мост через реку для города не является актуальной проблемой, поскольку автодороги до Нового Уренгоя нет, и  продукты из Краснодарского края доставляются в город  самолётами. В-третьих, русло  реки извилистое, и это усиливает турбулентность воды и подводное перемещение песка. И, наконец, усугубляет  поведение реки в данном месте остров Буян, который  делит водную гладь на два рукава…
Действительно, в бурные паводки левый рукав  реки метр за метром «отвоёвывал» часть песчаной  суши,  ближе и ближе подбираясь к посёлку.  Во время разлива реки  жители   по посёлку   передвигались  на лодках. Из  двухэтажной   инфекционной больницы, располагавшейся в посёлке, вертолётом в город эвакуировались стационарные больные. 
В 1987 году  полноводная река  подмыв берег,  утащила в пучину несколько частных сараев и бань,  расположенных на берегу,  «съела»  часть территории открытого бревенчатого склада  в лесоцехе  и унесла на своём ледовом горбу в Обскую губу  несколько кубометров кругляка. А так же  подмыла  фундаменты цеха и здания конторы РЭБ флота «Тюменгазпром», в  котором я работал. И цех и здание,   словно  айсберги, зависли  над водой. РЭБ ликвидировали, оборудование вывезли,   бросив постройки на произвол судьбы…
Аполлон Николаевич как-то рассказывал, что за год до смерти Сталина,  через реку  в районе нынешнего посёлка, зэки построили и пустили в эксплуатацию железнодорожный  мост. Основание моста – деревянные свайные опоры из лиственницы, по которым были уложены металлические 11-метровые пакеты  общей длиной около 300 метров. Лиственные сваи  устанавливали (как и  подпорки в шахтах) вершинами вниз, чтобы дерево не пустило корни и не начало расти. Весной, перед началом ледохода, пакеты убирались и лёд,  по высокой  воде,  не задевая опор,  сплавлялся в Обскую губу.  После спада воды пакеты  укладывались на открывшиеся   опоры и движение поездов  возобновлялось.   В подтверждение своих слов,  повёл он меня  на берег.   Лето в том году было засушливым, уровень воды в реке упал, и над поверхностью водной глади я увидел многочисленные  верхушки нескольких  рядов деревянных обветшалых свай, стоящих, словно солдаты в строю от нашего  берега  до  противоположного...

Справка. В 1952 году из Салехарда в Надым по железной дороге  ежедневно доставлялись по 15 – 20 вагонов. А в начале 1953 года курсировал  прицепной (к грузовому составу) вагон  «Салехард – Надым» и рельсы достигали станции Ягельной (сейчас там расположен  город Новый Уренгой).  Ещё в  1965 году  от Салехарда  до 107-го километра и далее  –  до Правой Хетты (60 километров от Надыма) курсировали дрезины - пионерки» и было налажено прямое железнодорожное сообщение Хетта  –  Москва. В посёлке Хетта, а затем и в Надыме,  можно было сесть в прицепной пассажирский  вагон и доехать без пересадки до Москвы. В Салехарде вагон через Обь перевозили  на пароме, а в Лабытнангах прицепляли к пассажирскому  составу, шедшему на Москву…

В  его доме, куда не бросишь взгляд, всюду были видны   плоды  творения его умелых рук.  Это и самодельные охотничьи лыжи, и палки к ним, и санки, и деревянные лопаты,  и висящие низко  над кухонным, словно  биллиардным столом, светильники,  изготовленные  из корпуса  упавшего  самолёта.
История с самолётом такова. В 70-х годах прошлого века в районе восточной стороны острова Буян, который  хорошо виден    из окон  дома графа,   упал самолёт «У-2». Прилетевшие на вертолёте специалисты составили протоколы, сняли всё дорогостоящее оборудование,  остальное бросили. Дождавшись зимы, Аполлон Николаевич при помощи лебёдки перетащил по льду корпус самолёта и детали разбитого двигателя на берег и спрятал их в  сарае. Когда преступники, взломали двери того сарая и похитили  годами копившееся добро, он долго горевал. Особенно сокрушался по украденным остаткам корпуса самолёта. А вот круглые часы с механическим заводом, взятые из пилотской кабины,  висели  на стене его  кухни и шли довольно точно.  Сгорели они потом  во время пожара.
Из дюралевого корпуса самолёта сделал большую лодку, на которой, доплыв до середины реки и став на  якорь, производил необходимые замеры по гидрометеорологии. Сделал и несколько малых озёрных лодок – калданок.  Показывал настоящий якорь из металлического прутка  диаметром около 20 миллиметров, которым закреплял лодку на середине реки. И сделал он тот якорь, по его словам, «голыми»  руками. Этому я очень удивился: сделать подобнее без газореза и сварки,  считал, невозможно. 

                Обо всём понемногу
                (глава двенадцатая)

Восьмого июля 1969 года Главтюменьнефтегаз Мингазпрома  СССР издал приказ № 117 о создании Комсомольско-Молодёжного треста «Севергазстрой». Главной задачей треста являлось ускоренное обустройство газового месторождения Медвежье и строительство  жилых и культурно-бытовых объектов в посёлке Надым.
Из-за пределов округа было передислоцировано СУ-27 треста «Ямалгазстрой». Его сразу же переименовали в КМСМУ-3 (Комсомольско – Молодёжное Строительно - Монтажное Управление  №3) треста «Севергазстрой». Туда-то и устроился работать инженером Аполлон Николаевич – необходимо было заработать хотя бы минимальный трудовой стаж для начисления пенсии.
Вот как об этом событии вспоминал бывший управляющий трестом Ю. А. Струбцов:  –  «И всё-таки главной заботой в первую навигацию для нас была база горюче-смазочных материалов. Без достаточного запаса горючего мы не смогли бы ничего сделать аж до навигации 71-го года. Вертикальную планировку сложной болотистой площадки начали, пользуясь собственными геодезическими съёмками.  Эти съёмки делал для нас бывший зэк сталинской стройки, граф, блестящий инженер путей сообщения Аполлон Николаевич Кондратьев, которого я, несмотря на противодействие КГБ, оформил на работу в ПСБ (Проектно –  Сметное Бюро) треста. В подготовленные ёмкости мы тогда приняли 17,5 тысяч тонн ГСМ»…

Справка. Когда в строящемся городе появились автотранспортные организации,  в разы увеличился спрос на горюче-смазочные материалы. И ведомственная севергазстроевская автозаправка была передана на баланс ВПО «Тюменгазпром» Мингазпрома СССР, переименована в Базу по снабжению нефтепродуктами и стала самостоятельным предприятием…   

Приложил руку Аполлон Николаевич и к выбору места под  строительство надымского аэропорта. Вот как об этом событии написала Татьяна Яшкунова в своей книге «Надым – город моей судьбы». «Когда - то известный на весь тюменский Север граф Аполлон Николаевич Кондратьев, имеющий профессиональные знания в области геодезии  картографии и прочих серъёзных наук, проживший многие годы в этих краях и изучивший тайны суровой северной природы, стал, не без хлопот, сотрудником А. Н. Багина (Багин – директор Дорожно – Строительного Управления  № 26   – авт.). Именно с ним, по словам Анатолия Николаевича, они «изыскивали» место под будущий аэродром Надыма. Высокая фигура графа с реечником в руках в то время частенько мелькала по пустынной территории, где он суетился, что-то вымеряя, записывая, уточная. С ним Багин нередко разъезжал на «ГТТ», дребезжащем на скорости гусеницами в непроходимых вязких грунтах, изучал местность, дабы в дальнейшем избежать неожиданных сюрпризов природы»…            
При его участии  разрабатывалась и проектно – техническая документация на строительство деревообрабатывающего цеха.  Цех построили в посёлке  на берегу реки неподалёку от его дома…
Спустя время,  перевёлся граф на более спокойную работу  –  наблюдателем  водомерного Поста на реке Надым. Это был один из многочисленных по всему округу водомерных Постов  Салехардской   Гидрометеостанции.  Кроме Аполлона Николаевича в штате поста  числились лаборант химического анализа воды Людмила Сызганова и Лидия Холмовская. Водпост находился  в трёх десятках шагов от дома графа. Ежедневно  зимой и летом   делал он замеры уровня воды, температуры, скорости течения у берега и на середине реки. Полученные результаты по телефону передавал в Гидрометеостанцию.  Зимой для замеров  сверлил во льду лунки, сооружал вокруг них колодцы (утеплял), а летом на середину реки выезжал на лодке, бросал якорь и работал.
Раз в месяц  Людмила Сызганова делала химический анализ воды и    в 10-литровой пластиковой таре–канистре почтой  отправляла в  Салехард пробы, взятые из реки. На этом её производственная работа  завершалась. Раз в неделю, а то и в десять дней приезжала она из города к графу,  готовила еду,  убиралась в комнатах, забирала бельё на стирку  и уезжала.
Каждый  заказчик, приезжая за картинами, старался порадовать своего кумира,  чем мог. Одни привозили в подарок свежий хлеб, другие – пакет молока, третьи – сладости. Начальник городского ОРСа – (Отдел  Рабочего Снабжения  –  авт.) Литовченко, дружбой с которым граф особо дорожил, никогда не приезжал с пустыми руками. То привезёт ящик тушёнки, то мешочек сахара, то пару вёдер гречневой крупы. В одном из интервью, записанном мною на аудиокассету, Аполлон Николаевич в порыве откровения  говорил: «Те, кому я доверяю полностью, это Александр Иванович Литовченко, лаборант Людмила и вы».  Эх, знал бы уважаемый Аполлон Николаевич, как он заблуждался относительно доверия к Людмиле! Корыстный мотив её опеки проявится сразу после пожара и особенно  в последние годы его жизни.
Веря в долголетие, заказал граф для себя «на всякий пожарный»  деревянный гроб и металлическую оградку. Гроб хранил на чердаке, а оградка, прислонённая к высокому толстому кедру, стояла на подворье и  виднелась из дома. Каждый год  подкрашивал её, чтобы  была, как он говорил  –  «в полной боевой готовности».   Но потом бесследно исчезла.   На Большой земле тогда обвинили бы индивидуальных сборщиков  металлолома (проще говоря – бомжей и алкашей).  На северах же, где все богатства из-под земли в то  время «брали» ударными темпами и любой ценой (особенно на разрабатываемых месторождениях), на разрытой поверхности тундры оставались пустые железные бочки из-под ГСМ, обрывки тросов, куски труб,  арматуры и много другого вторчермета: бери – не хочу. Но сбор и доставка  металлолома  до металлургических предприятий в тех краях были  занятием убыточным, поскольку стоили  намного дороже его нарицательной стоимости. Как говорится, овчинка выделки не стоила. Можно было применять китайский способ утилизации металлолома:  в 70-х годах прошлого века в каждом дворе китайца работала сталеплавильная печка. Как показала практика, невыгодное было то мероприятие. 
На Севере в ту пору утилизировали металлолом по-своему. Вот один из примеров.
В речную  организацию, расположенную в нашем посёлке, из   Тюмени пришла срочная телефонограмма: «Завтра в аэропорту встречайте трестовскую комиссию». А на территории той организации за зиму скопилось много металлолома:  отходы, оставшиеся после ремонта речных судов, металлический остов сгоревшего вагончика, три небольшие  списанные ёмкости из-под мазута,  изношенные трубы системы  отопления и отслужившая свой срок авторезина. Утилизировать всё это за столь короткий срок было нереально. И начальник приказал всё это похоронить. Было лето –  время отпусков. Бульдозерист тоже был в отпуске и за рычаги  трактора (по указанию руководства)  сел инициативный электросварщик Александр Иванович Титух.  Организация находилась на  обочине дороги, соединяющей посёлок с городом. На этой обочине  сварщик   прорыл траншею длиной метров двадцать и глубиной по крышу бульдозера. Затем сдвинул ножом бульдозера весь металлолом с хламом в эту яму, засыпал песком вперемежку  с дёрном и ягелем, утрамбовал гусеницами. Работа продолжалась всю ночь (летом ночи на Севере белые: солнце  не заходит за горизонт круглые сутки). Комиссия  нарушений не нашла… 
И таких захоронений в советские годы, было бессчетное количество. Это сейчас положение меняется к лучшему: за сохранение природы непримиримо  «сражаются» экологи и «зелёные».

В октябре 1988 года мы приобрели недельную семейную путёвку на экскурсию в Ленинград. С большим трудом «отпросили» в профтехучилище сына – учащегося  выпускного курса  и начали готовиться в дорогу.  Сообщили о поездке  Аполлону Николаевичу. Он известию обрадовался:
–  Для того чтобы писать портреты и выписывать глаза, брови и ресницы, мне нужны специальные кисти – беличий хвост называются, –  сказал нам с восторгом.  –   А для крепления холстов к рамкам нужны мелкие сапожные гвозди. К кому  ни обращался, никто помочь не смог. Привезите, пожалуйста, в  долгу не останусь. Где искать? На Невском проспекте в  подвальном помещении  дома  номер 37 есть магазин «Книжная лавка». Вход прямо с тротуара. Там эти кисти точно есть.
И мы полетели в Ленинград. Разместили нас в гостинице на улице Чапыгина,  неподалёку от телецентра. На другой день нашли на проспекте тот дом и тот магазин. Когда зашли внутрь, поразились  тому, что в тесном помещении на стенах висели картины абстракционистов –  как говорится, не на что смотреть. А цены ну очень «достойные» – в несколько раз дороже картин нашего графа.  Я опрометчиво вызывающе высказал продавцу  свои соображения о ценах на ту «мазню»,  и едва не поплатился: продавец неожиданно проявил агрессию, сказал, что это произведения  «Искусства!», и собрался было, чтобы не отпугивал покупателей, выгнать меня   на улицу. Спасло то, что он увидел рядом со мной жену и сына, которые стали урезонивать меня…
Вместе с кистями и гвоздями  мы купили тогда и подарили графу набор масляных красок в металлических тюбиках. От предложенной платы отказались. Аполлон Николаевич потом  сделал жене сюрприз: написал на крагисе и подарил на  день рождения её  портрет…

Он никогда не пил спиртного и гордился этим. На моё сорокалетие  в 1988 году (которое я, следуя приметам,  не отмечал), неожиданно пришёл, поздравил, подарил большую картину и выпил маленький бокал шампанского. Несколькими  месяцами раньше,  8 марта, пришёл и подарил жене  книгу стихов Генриха Гейне из серии «Классики и Современники». И тоже ограничился  шампанским. Та книжка в мягком переплёте до сих пор хранится в нашей семейной библиотеке.
Категорически отказывался от соли и шипучих напитков.  Был, по моим понятиям, абсолютно здоровым человеком.
Однажды я спросил его: 
 – «Как надо жить, чтобы дожить до Ваших лет?»  Не задумываясь, ответил: –  «Ведите здоровый образ жизни. Никогда не спешите, не перекусывайте на ходу, как можно меньше потребляйте соли, не увлекайтесь лекарствами и визитами к врачу. Рано ложитесь спать и рано вставайте. Больше работайте, ведь движение – жизнь.    Российский  учёный Илья Мечников  утверждал, что человек может прожить 160 лет! Одним из стимулов долголетия для меня является ожидание лучших перемен в нашей стране. Сейчас я с интересом жду, чем же закончится губительное  правление Ельцина, и кто придёт ему на смену.  Надеюсь дожить до тех времён».
В этом вопросе Аполлон Николаевич был оптимистом:  в 90 лет чувствовал себя прекрасно и предполагал, что,  как и  прадед, будет жить не менее 148 лет. Его прадед в этом возрасте умер внезапно: до обеда колол дрова, за  обедом выпил стакан хорошего вина, прилёг отдохнуть и…  не проснулся.

 Справка.  В 29-м номере еженедельной газеты «Аргументы и Факты» за 2012 год была помещена статья Виктора Мартова под заголовком «Люди могли жить до 300 лет?» В ней, в частности, сообщалось: «Историки и Библия давно разошлись в определении: сколько люди жили в древности. Исследования останков показывают: средняя продолжительность жизни при правлении династии Рамзесов в Египте была 25-30 лет.  В 40 лет человек считался стариком. Библия же  настаивает: Адам прожил 930 лет, его сын Сиф – 912, Ной (построивший ковчег) – 950, а самым главным библейским долгожителем является Мисалафусаил, попавший в рай в… 969 лет! В 90 лет, если верить Библии, эти люди рожали, а в 125 считались вступившими в возраст зрелости».
В Советском Союзе широко были известны имена  долгожителей из Азейбарджана  чабанов Махмуда Эйвазова и Ширали Муслимова. Махмуд  Эйвазов в 1956 году в возрасте 148 лет был награждён орденом Трудового Красного Знамени. В 1958 году ему исполнилось 150 лет. Ширали Муслимов прожил 168 лет.
А. С. Пушкин (род. 1799г.) в своих воспоминаниях рассказывал о встрече с 160-летним казаком, которая произошла в степях Оренбуржья. Казак прекрасно помнил восстание Степана Разина, (в 1799 – 1837 годах), в котором сам принимал участие…

Пришёл он однажды вечерком зимой в хорошем расположении духа. Принёс газету «Советская Россия», развернул её и обратил моё внимание на  большую экономическую статью.  Принёс и  журнал «Нева» примерно 1968 года выпуска, оставил  почитать. Сказал, что  журнал  ему подарил какой–то начальник, заказывающий картину. В журнале была напечатана (с продолжением) глава из  книги о Белом походе.  Аполлон Николаевич открыл  нужную  страницу и сказал:   
– Почитайте внимательно вот эту главу. Говорят, что описываемый герой – это я. Но он своим поведением совершенно не похож на меня. Написали портрет  какого-то жулика…
Я  внимательно прочитал и понял:  очень даже похож портрет. Схожесть во многом: и биография, и манера говорить, и рост, и возраст, и усики,  и пристрастия. Единственное, чем не соответствовал  тот герой нашему графу  –  это склочный, неуживчивый и нагловатый  характер (полная противоположность Аполлону Николаевичу).  Этими  качествами  автор, видимо,  намеренно наделил журнального  героя, чтобы усилить отрицательный образ белогвардейца.
Принимая журнал на время, я думал: поскольку граф отмежёвывается от литературного героя, журнал ему не дорог,  потому и  не потребует возврата. Но я ошибся: пришёл и забрал.
Аналогичная ситуация, но с другим исходом  была  раньше. В  августе попросил  как-то меня граф напечатать фотографии с широкой плёнки. И пояснил, что давным - давно летал  с вертолётчиками  –   первопроходцами   по тундре и фотографировал  северную природу – сюжеты своих будущих картин. Пленку  проявил, а напечатать из-за отсутствия фотобумаги не смог. И показал фотоаппарат широкоплёночный «Любитель», которым снимал. Я сказал, что с удовольствием помог бы, но у меня нет  увеличителя для печати с широкой плёнки – с собой на Север   его не взял. К моему удивлению, вынес граф из кладовки покрытый пылью видавший виды старенький потёртый увеличитель и вручил мне.
 Фотки я напечатал, он пришёл, забрал. Когда собрался уходить, я   напомнил про увеличитель, даже вызвался помочь донести.  «Пусть пока побудет у вас», сказал весело и направился к выходу. 
Привыкший к порядочности, через неделю отнёс я увеличитель.  В декабре того же года  он  сгорел во время пожара…

Однажды сентябрьским вечерком 1990 года  неожиданно пришёл   в будний день. И с гордостью  сказал, что днём получил от племянницы из Бостона, проживающей там много лет, посылку. Ей же, о том, что нашёлся он  –  дядя, сообщили родственники из Украины после выхода программы «Взгляд».  В посылке были  красивые шторы на окна, полотенце, конфеты, печенье, носовые платки, рубашка, носки, фотографии и ещё кое-какое шара-бара. Он удивился присланным шторам:    «У меня занавески хорошие и менять их я не планирую. Будут пока  лежать без дела, не выбрасывать же».
Какие были шторы, я не видел, и не ведаю  до сих пор      кто и  куда их  потом «ушли».
Племянница из Америки писала ему письма, приглашала в гости. Он отписывался  регулярно, но ехать в такую даль не собирался…
Летним выходным днём 1992-го  года я встретил его в вагон-магазине.  Аполлон Николаевич отоварился и ждал меня, пока я совершу покупку. Мы вышли на улицу, и он с сияющим лицом сказал, что  ему пришло сообщение об обнаруженных в Канаде то ли его деда, то ли отца, вкладах в полтора миллиона царских рублей золотом. И мог бы он, как прямой наследник, получить 40%. Но как это сделать не знал и не планировал заниматься этим делом. Откуда  появились эти сведения, не сказал, а я,  поскольку версия выглядела невероятной, допытываться не стал.
 Во время «щекотливых» бесед я обычно не докапывался до истины, не лез с расспросами  в душу: ну сказал граф и сказал,  я принял к сведению и не развивал обсуждаемую  тему. Не планировал  тогда писать  книгу о нём. Сегодня, конечно, разговор был бы другой.
Гипотетически можно предположить, что отец его  Николай Семёнович после революции (когда его сын – наш граф, воевал на стороне белых) перебрался-таки  в Канаду и доживал там свой век. Тогда наследство могло и быть...

За годы нашего знакомства я не знаю ни одного случая, когда бы он обращался к врачам. Всегда как «штык в строю»: работал, работал, и работал.  Однажды  узнав что я со «своим» радикулитом нахожусь на больничном и наблюдаюсь  у невропатолога,   попросил  взять для него у врача рецепт  на жидкий «экстракт  элеутерококка»,  который, по его словам,  снимал усталость организма и вливал силы в слабеющие ноги.   На очередном приёме я передал врачу просьбу соседа. Тот без лишних слов выписал рецепт. Когда  вместе с  рецептом принёс три флакона   лекарства,  купленных на свои деньги, он, тут же на радостях, на обороте  одной из маленьких пейзажных картин (примерно 35 на 20 сантиметров) надписал: «Врачу Андрею Михайловичу Логункову на память от благодарного пациента». Поставил дату и расписался. На следующем приёме я вручил молодому, но опытному  врачу тот подарок, чему эскулап  был искренне удивлён и по - детски   рад. Вот таким бескорыстным был  умудрённый жизненным опытом наш  друг семьи.


                Аферисты
                (глава тринадцатая)

Посещали его и корыстные люди, которых он раскусывал быстро и впоследствии  под любым предлогом избегал с ними встреч.  Однажды летним вечером (дело было в 1986 году)  в будний день  пришёл к нам Аполлон Николаевич взволнованный, каким его мы ещё не видели. И рассказал, что к нему с недавних пор зачастил  один инвалид, прихрамывающий на укороченную ногу.  Заказывал и выкупал картины.
– Три месяца назад заказал этот человек 10 картин на крагисе, поторопил с написанием, сказал, что повезёт их в Украину на подарки родственникам – скороговоркой, взахлёб  рассказывал граф. – Я, бросив все дела, выполнил заказ. Инвалид пришёл, осмотрел картины, взял их в  охапку, сунул мне в руки  несколько купюр  и, пока я пересчитывал деньги,  торопливо выбежал из дома. Он знал, что цены, в зависимости от размера, составляли от 35 до 50 рублей за картину. Но уплатил  тогда всего 250 рублей – по 25 рублей за картину, а должен был заплатить 425 рублей. Такого дерзкого  грабёжа я никак не ожидал. А сегодня этот, вернувшийся из отпуска жулик, как ни в чём ни бывало, прибежал заказывать новую партию картин. Пришлось выгнать его взашей! Мало того что ограбил меня, так он, проходимец,  продал мои картины втридорога! Откуда мне это известно? Рассказали заказчики картин!               
Знал я того инвалида. Это был знакомый мне   Владимир Иосифович Жигадло: довелось нам однажды случайно познакомиться на каком-то междусобойчике. Он неплохо  играл  на гармошке и пел песни. Запомнился  его пронзительный высокий голос, который лился, словно   родниковая вода. Пел, но в ноты не попадал и частенько, выводя рулады, «давал петуха». Работал он столяром в РЭБ (Районная Эксплуатационная База  –  авт.) флота, территория которого граничила с забором участка Аполлона Николаевича (того самого РЭБа, цех  которого,  подмытый весенним паводком в 1987 году, был ликвидирован).
Этот человек, когда я «припёр его к стенке» пояснил, что действительно ездил в отпуск на Украину и в поезде  неосмотрительно показал картины  попутчикам по купе. Ребята оказались  наглыми  и «сели   верхом»: продавай картины, и точка. По простоте душевной и пострадал, да ещё друзьям и знакомым в Надыме рассказал о своей беде. Сарафанное радио донесло  новость графу в уши. Но в этой истории есть одно существенное уточнение: все купленные (хотя и шулерским путём) картины, тот столяр облачил в собственноручно изготовленные деревянные  резные багеты, бронзовой краской покрасил «под золото»   и поднял стоимость картин.

В другой раз рассказал такой случай. Пошёл как-то зимой на почту.  Располагалась она в центре посёлка  в одной из квартир на первом этаже в деревянной двухэтажке.  На площадке, напротив подъезда,  в котором было   почтовое отделение, зимой находилась автобусная остановка. Летом же рейсовый  автобус из города  по песчаной дороге в  посёлок не ходил и поджидал пассажиров на остановке (на въезде в посёлок), где начиналась  бетонная дорога. Среди людей ожидавших  автобус, увидел знакомого капитана, катер которого  пришвартовывался рядом с водомерным постом, и они часто виделись, общались. Подошёл к нему  и попросил привезти из города какое – то лекарство. Отсчитав 13 рублей (столько стоило лекарство), подал капитану в руки и попросил пересчитать. Тот считать не стал и положил в карман. Но пунктуальный граф попросил пересчитать. Во время пересчёта заметил свою ошибку – дал лишнюю трёхрублёвку. Капитан тоже заметил лишние деньги и, небрежно смяв их, сунул в карман. Взяв капитана за локоть, Аполлон Николаевич настойчиво попросил пересчитать ещё раз. Тот  нехотя перелистал купюры и опять обнаружился  лишний трояк. Но капитан, как ни в чём ни бывало, сунул деньги в карман. Аполлон Николаевич дал ещё один шанс капитану проявить честность: «Ну как, правильно?», спросил, глядя тому в глаза.  «Да, всё верно, тринадцать рублей», не моргнув глазом, браво сказал капитан и побежал к  подходящему автобусу.   
– Теперь с этим человеком  я прервал всякие отношения, –  сказал огорчённо граф.

Летним будним вечерком 1992 года, пришёл к нам граф  какой-то обескураженный, словно на него вылили ушат холодной воды. И рассказал такую историю:
 – Утром  на песчаной косе напротив моего дома сел вертолёт. Грохот был такой, что даже я, слабослышащий, выглянул в окно. Из него вышли трое – два лётчика и  человек в гражданском  и направились к моему дому. Я открыл дверь, впустил их. Визитёры сказали, что прилетели то ли из Сургута, то ли из Ноябрьска взять у меня интервью. Я хотел придержать их в кухне, поскольку  посреди второй комнаты стоял мольберт – я работал над очередной картиной, и вчетвером там было не повернуться. Но молодые ребята оказались напористыми и бесцеремонными (очень уж словоохотливыми) –  мне показалось, не совсем трезвыми.  И вынудили-таки   впустить во вторую комнату.  Мне затруднительно  было контролировать их передвижения, поскольку один отвлекал:  всё время совал мне под нос микрофон,  что-то спрашивал и фотографировал. О чём спрашивал? Я толком  не понял ни одного вопроса, потому, видимо, отвечал невпопад. Увидев картины, хотели купить, но свободных не было, и я решительно отказал. Еле дождался пока уйдут эти обалдуи.   Не нравятся мне такие назойливые визитёры.
Был ещё  случай. Как-то  летом пришёл он к нам очень взволнованным и напуганным.  И разразился монологом: «Я сидел, писал картину, торопился к завтрашнему вечеру выполнить заказ. Входная дверь, как обычно, не была заперта. И вдруг ввалился  какой – то  пьяный прохвост и еле ворочая языком, стал требовать в долг один миллион рублей. Он думает, что у меня сокровища под кроватью зарыты. Еле-еле отбился. С трезвым разговаривать было бы проще».
Рассказу я поверил сразу. Потому что не помню от кого, в  первый  год пребывания на Севере,  услыхал байку о якобы несметных богатствах зарытых под кроватью, на которой граф спал.   Один из первопроходцев рассказывал, что деньги у графа в 60-х годах водились.  По его словам, ещё при Брежневе  в Старом Надыме дислоцировалась сейсмопартия, начальником которой был некий  молодой Казаков. Частенько контора задерживала геофизикам выплату денег даже на аванс. Аполлон Николаевич был знаком с Казаковым и был в курсе дел партии. Потому частенько выручал – давал Казакову в долг по три-пять тысяч рублей для выплаты рабочим.
Думаю, и тот молодой алкаш, требующий в долг миллион, тоже был наслышан об этом, пришёл и неудачно пошутил над пожилым  беззащитным человеком.
Мы тогда попили чайку, посидели, мало-помалу граф успокоился, и  отправились к его дому. Обошли вокруг, проследовали на берег, постояли на площадке водпоста – никого нигде не увидели и вошли в дом. После назойливых комаров здесь царили  уют, покой и прохлада. Окна были занавешены плотными шторами, потому в помещении  было сумеречно. Благодать,  по  всей видимости испытывали и полчища тараканов,  которые, в отсутствие хозяина,  безбоязненно сновали по стенам, дверям, столам,  стульям.

Отступление в тему. Зимой  во время еженедельных встреч,   когда он приходил вечерком, я всегда помогал снять с плеч удлинённый до колен, тяжёлый старомодный сюртук. В этот миг, бывало, несколько «мудрых» тараканов, «прибывших» в его подворотнике,  шустро спрыгивали на пол  и разбегались в разные стороны. У нас они, к счастью, не приживались, так как  жена, с детства приученная матерью к чистоте и порядку, поддерживала в доме стерильную чистоту – регулярно проводила генеральные уборки и  дезинфекционные работы. В этих работах  безропотно участвовали и мы с сыном…
Распрощавшись,  посоветовал графу в дневное время закрываться на внутренний замок. После этого случая  «подбросил»  ему идею  – поставить в нашей жилой  «бочке»  телефон и подключить параллельно к «его» рабочей линии. По первому его сигналу  я мог бы оперативно прийти    на помощь. Он с воодушевлением воспринял предложение. Но, несмотря на помощь в решении этого вопроса   начальника ОРСа,  осуществить замысел, оказалось,  невозможно. 

 
                Внук Владимир
                (глава  четырнадцатая)

Справка. Среднегодовая температура воздуха в Ямало-Ненецком автономном округе   –  10 градусов, абсолютный минимум  –  62 градуса, абсолютный максимум + 40 градусов. На формирование климата влияют вечная мерзлота, близость холодного Карского моря, глубоко впадающие в сушу морские заливы, обилие болот озёр и рек.  Лето обычно прохладное, длится 50 – 68 дней. К концу мая – началу июня сходит снежный покров, а уже в сентябре в отдельные дни температура опускается ниже нуля, и появляется первый снег...
Май на Ямале всегда непредсказуем. То солнышком пригреет, то ветерком холодным, пронизывающим насквозь, освежит, а то и снежком  обильным припорошит, который обычно к обеду, превращается в лужи.
Май 1990 года был аномально тёплым (+ 25 градусов), а лето засушливым – ни одного дождя.  С июня  по сентябрь в регионе   бушевали тундровые пожары. Они подбирались к газопроводам, компрессорным станциям, уничтожали многие хорошо сохранившиеся строения лагерных пунктов, оленьи стойбища, ягель  (корм для оленей). Две недели Надым был окутан столь плотным слоем дыма, что на солнечный диск можно было смотреть невооружёнными глазами. Детей вывозили на Большую землю, жители спасались влажными масками. На предприятиях в авральном порядке формировались пожарные дружины, которые  вертолётами «забрасывались» на очаги возгораний. На Ямале был введён режим чрезвычайной ситуации. Угроза региону была столь реальной, что из Москвы прибыли два огромных  пожарных самолёта, которые распыляли в облаках реагенты,  вызывающие осадки.
… В августе того года и мне  –  электросварщику, пришлось неделю «воевать» в составе севергазстроевской добровольной пожарной дружины  на одном из опасных участков  –   в 75-ти километрах (по прямой на вертолёте) от Надыма, реке  Ярудей.   И свидетельствую: «наш» многокилометровый огненный фронт, с которым боролись несколько дней, помогли укротить московские самолёты:  в одну из тёмных  ночей  после того, как самолёты распылили в небе спецреагенты, выпал крупный  град, толстым слоем покрывший тундру. Удивлением было то,  что  стало холодно, кромешная тьма уступила место сумеркам и   от белоснежного покрывала состоящего из из катышков града,  территория   просматривалась  на большое расстояние, а воздух стал свежим, но с примесью гари.  Вернувшись через три дня  в Надым, на лётном поле видел те  самолёты.
И ещё одно открытие я сделал тогда. Когда в первый раз ударил лопатой по горевшему дёрну, издался звук похожий на скрежет металла. Мелькнула шальная мысль: «клад». Обрадовался и сказал об этом рядом работающим товарищам. Начал расчищать это место и увидел линзу… вечной мерзлоты.
В начале июня из публикации в газете «Комсомольская правда», которая распространялась и в Западной Украине, сын графа  Аполлон Аполлонович  узнал, что  Надым и  посёлок, в котором проживал его отец, находятся в огненном кольце. И сразу отправился в путь. Это был второй его приезд. А через пару недель первый раз приехал  к деду и внук Владимир – сын Аполлона Аполлоновича. Я с ним сдружился сразу. Он был на год моложе меня, потому  с первого дня мы общались на «ты».  Низкорослый обаятельный Володя, как и я, обладал избыточным весом, за словом в карман не лез, в разговоре брал инициативу в свои руки. По характеру был напорист и хамоват: «борзой» – в хорошем смысле говорят в народе про таких, настырных в общении, «знающих себе цену»  молодых людей. На любой вопрос   отвечал, не раздумывая и, признаюсь, своими каверзными вопросами частенько ставил меня в тупик.   
В  очень непростое и роковое  для СССР время, приехали они  в гости к отцу и деду.

Историческая справка.  Ещё во время перестройки на территории СССР начали разгораться  межнациональные конфликты. В конце 1986 года   –  в Казахстане, в 1988-м году   –  Карабахский конфликт, в 1989-м году – межэтнические столкновения в Новом Узене (Новый Узень – город областного подчинения в Казахстане, в 1993 году переименован в Жанаозен – авт.), в 1990-м году –  на этнической почве беспорядки в Баку, Крыму и Северной Осетии.
 Началось противостояние  новых  политических сил   коммунистическому режиму, которые возникли в результате демократизации общества. В марте 1990 года третий съезд народных депутатов СССР избирает президентом Горбачёва. Съезд изменил формулировку 6-й статьи Конституции СССР, после чего не «КПСС является направляющей и руководящей силой советского общества…» а «КПСС и другие общественные организации… принимают участие в выработке политики советского государства».
Начался парад суверенитетов: все союзные и многие из автономных республик приняли Декларацию о сувернитете.  Первой территорией СССР объявившей независимость в январе 1990 года была Нахичеванская АССР. За ней из состава СССР вышли  Литва, Грузия, Эстония, Латвия, Молдавия, Армения. 12 июня и Россия приняла декларацию о сувернитете. Вслед за Россией о своей государственности объявили  Туркмения, Таджикистан, Татарстан, Карелия, Саха-Якутия, Удмуртия,  Чукотка. 
В июле в Москве открылся 28-й (как оказалось, последний,  перед  упразднением в 1991 году) съезд КПСС. Генеральным секретарём ЦК КПСС избирается действующий президент Горбачёв. Недовольный интригами делегат съезда  Ельцин в знак протеста объявляет о своём выходе из рядов КПСС. Начали бастовать сто шахт Донбасса. Все эти события транслировались по телевидению, и люди, «зашоренные» многолетней коммунистической пропагандой, почуяв свободу, днями просиживали  у экранов своих телевизоров.
19 августа, независимость провозгласили почти все оставшиеся союзные республики. Украина провозгласила о своей независимости   24 августа 1991 года, а 25 декабря прекратил существование Советский Союз.

Напомню, шёл 1990 год. Ни телевизора, ни радио у графа не было, потому сын и внук  чувствовали себя «оторванными» от событий, которые в разваливающемся Союзе менялись, словно узоры в  калейдоскопе. Я предложил им на  время взять мой транзисторный приёмник, но они отказались. И по моему приглашению каждый вечер, а то и днём в выходные смотреть по телевизору прямые трансляции  съезда и программу «Время»,   приходил к нам Володя с отцом, иногда и с дедом  –   втроём. Мы ужинали, смотрели новости, обсуждали политическую обстановку в разваливающемся Союзе и мире.
Развалом Союза очень сокрушался Аполлон Аполлонович: «Паны дерутся, а у холопов чубы трещат!».
Из-за плохого слуха в просмотрах и дискуссиях не участвовал – читал газеты. Только однажды молвил:  – «При царе люди жили хорошо, не было таких потрясений. И если бы не банда коммунистов во главе с бывшим адвокатом Ульяновым  –   Лениным,   совершив государственный переворот,  захватила власть в 17-м году, мы сегодня бы жили лучше американцев».
Однажды в субботу днём пришёл к нам Володя  один. У отца и деда нашлись срочные дела и, чтобы я им не «записал прогул», его отправили к нам на аудиенцию. Оказавшись без надзора старших, мы раскрепостились: жена Любушка  накрыла на стол и удалилась в бочку, я   выставил на стол бутылочку превосходного самогона и мы приступили к трапезе.
                Кстати, о самогоне.
Экскурс в историю. В то время с прилавков магазинов исчезли продукты и  спиртные напитки. Была введена карточная система. Цены на спиртное были подняты в два раза. К открытию вино-водочных магазинов  –   как на митинг, у дверей торговых точек собирались толпы любителей выпить. Бывало, «особо нуждающиеся» занимали очередь ночью.  Случались потасовки и драки. «Буйных»  забирали наряды милиции. Именинникам при предъявлении паспорта представлялась льгота – внеочердное приобретение товара (этой льготой  я однажды 8 июля и  воспользовался). 
Многие тогда осваивали процесс самогоноварения – одни для собственного потребления, другие для  подпольной торговли. Рынок наполнился «палёной» водкой. Выявленных самогонщиков публично привлекали к суду, штрафовали, клеймили позором в печатных средствах массовой информации, показывали по телевизору, изымали  самогонные аппараты.
В бригаде, которой я руководил, работал слесарем Козачек Иван Филимонович – пожилой холостяк, любивший   изрядно выпить даже накануне рабочего дня.  Однажды  он отравился самопальной водкой «Смирнофф». С трудом выжил бедняга, после чего стал вести здоровый образ жизни. О его страданиях знала  бригада,  и это послужило всем   хорошим уроком.
 Работая электросварщиком ручной дуговой сварки,  изготовил я из нержавеющей стали  небольшой (умещавшийся в кейсе – дипломате) самогонный аппарат, который   выдавал качественный напиток двойной очистки. Утром, даже после обильного приёма «на грудь», голова ни у кого не болела. Отличный аппарат, между прочим! Бывая у нас в гостях,  сват – директор предприятия, привыкший к марочным  коньякам,  бренди и виски, из предложенных  на выбор советских напитков, предпочитал мой самогон. Ему на 50-летие  с радостью  и подарил  тот аппарат. Как говорится, от души оторвал, но в хорошие руки отдал. К сожалению, благородный и интеллигентный сват тут же передарил его более «нуждающемуся» любителю–химику – своему персональному водителю…

Справка. В Советском Союзе попытки борьбы с пьянством принимались несколько раз. Первая антиалкогольная кампания была получена большевиками в «наследство» от царского правительства в 1918 году. Потом  «сухой закон» вводили многократно:  в 1929-м при Сталине;  в 1958-м при Хрущёве; в 1972-м при Брежневе;  в 1985-м при правлении  Горбачёва. При Горбачёве в народе «гуляли» частушки: «На недельку, до второго, закопаем Горбачёва.  Откопаем Брежнева – будем пить по-прежнему».  И…  «В шесть часов поёт петух, в восемь  Пугачёва.  Магазин закрыт до двух, ключ   у Горбачёва».
  Запрет на продажу алкоголя до 14 часов   был отменён лишь 24 июля 1990 года.

…Выпив по паре рюмочек для настроения, мы раскрепостились. Володя рассказывал о себе, о семье, о городе Теребовле, расположенном в западной Украине, где жил и работал (кстати, и Аполлон Аполлонович, и его сын  Володя разговаривали с нами по - русски. Но бывало, ввернут пару украинских слов, при этом с улыбкой поглядывают на собеседника – оценивают ситуацию. До сих пор не знаю  –   владели они украинской мовой или «прикалывались».
Рассказывал Володя интересно,  складно, и я  слушал его, раскрыв рот. Слушал, и мысленно гадал: кем  работает? И каково же было моё удивление, когда на мой прямой вопрос,  сказал: «Я капитан милиции, эксперт  –  криминалист».
От неожиданности я потерял дар речи: с  работником этой профессии  встретился и общался  так близко впервые и, откровенно говоря,  побаивался их.
Попросил рассказать о секретах его работы. Неожиданно Володя   потребовал  любую  доску с гладкой поверхностью. Я принёс  из чулана лист фанеры,  на котором  жена раскатывала тесто на лапшу и лепила вареники. Тщательно вытерев доску сухой  тряпкой, Володя дал её мне и, отвернувшись, попросил  оставить на ней отпечаток любого пальца. Потом попросил ложку муки и  рассыпал её на плоскость доски. Поставив доску  на ребро, стряхнул всю муку на расстеленную на столе газету и постучал по обратной стороне. Эффектно перевернув доску, дал  мне. Посреди доски просматривался  отчётливый отпечаток моей ладони, а на кончиках пальцев  были  видны  чёткие узоры.
Владимир рассказал, что впервые  идентификацию человека по отпечаткам пальцев начали использовать в 14 веке в Персии – отпечатками  «подписывали» различные государственные документы.  А в криминалистике отпечатки стали использовать в  Индии в конце 19 века и  вот почему.  Известно, что все индусы на одно лицо. И многие пользовались этим, пытаясь получить пособия вторично. Тогда и стали ставить отпечатки пальцев на платёжных квитанциях и в специальной регистрационной книге для сравнения…

С большим удовольствием Володя с отцом парились в нашей (по белому), бане. А вот Аполлон Николаевич ходить в баню ни один, ни с родственниками  под любыми предлогами  отказывался. 
Несколько раз предлагал я Володе  сфотографироваться со мной на память, но каждый раз он находил повод отказаться. Не хотел фотографироваться  ни с отцом,  ни с дедом. Поэтому однажды я пошёл на хитрость. Пришли они как-то днём  втроём, расположились за круглым столом на кухне и, пока Любушка накрывала на стол, мы начали беседовать. Я  решил:  сейчас, или никогда, другого случая может и не быть! Пошёл в жилую бочку, взял зеркальный фотоаппарат, взвёл затвор, на объективе установил расстояние 2 метра (чтобы не терять время на наводку на резкость) и, войдя в кухню, вскинув аппарат, воскликнул: «Внимание!». И нажал   кнопку затвора.   Удивительно, но Володя отреагировал спокойно. Я ожидал, что потом, когда мы встретимся наедине, он сделает мне выговор. Но, к его чести -  даже не вспомнил о моей наглой выходке…

Возвращался  однажды вечерком сын графа из магазина с полной авоськой продуктов.  Когда  проходил  мимо нашей жилой бочки, я окликнул его. Он зашёл, от ужина отказался, а стакан чая выпил с  удовольствием. Сидел недолго, потому что Аполлон Николаевич с сыном  ждали его к ужину. Тогда-то я и попросил его рассказать о себе.
–  Родился я в октябре 1921 года. Когда началась  Отечественная война, мы с мамой и отчимом жили  в Москве. Отчим боготворил маму, хорошо относился ко мне, воспитывал  как родного и я его очень уважал. Учился  я хорошо, был спортсменом – физкультурником «Трудовых резервов», с друзьями занимался военным делом, участвовал в художественной самодеятельности. На второй день войны мы всей спортивной командой подали в военкомат рапорта с просьбой отправить на фронт. Меня призвали и отправили на Дальневосточный фронт, где наша 700 - тысячная армия противостояла 700-тысячной Квантунской армии. Участвовал  в войне с Японией,  дослужился до майора, в послевоенной Германии  служил в танковой части. Осенью 1956 года участвовал в  подавлении Венгерского мятежа.
В 1957 году, когда служил в Свердловске, мою жену, Надежду Владимировну, пригласили в Западную Украину работать директором Дома культуры.  Я подал рапорт на перевод,   мы переехали, и я устроился работать в военкомат в отдел связи. Там проработал  17 лет и  в звании подполковника  вышел в отставку.
 И вот нашёлся отец. Теребовля –  небольшой старинный городок  с 900-летней историей. 14 тысяч жителей, почти все друг друга знают.  Весть о том, что «нашёлся» глава  нашего семейства и о моей первой поездке молниеносно облетела город. Все поздравляли, радовались нашему счастью  как своему. Из соседнего села незнакомые нам люди задаром предлагали для отца  пустующий  домик.  Мы же  мечтали взять его в свою городскую квартиру.  И в одном из писем я сообщил ему об этих  предложениях. Но переезжать, к великому сожалению,  отец,  ни на каких условиях не согласился…

Граф с сыном насчитали 52 близких родственника. Одна из них, племянница Наташа из города Гусь – Хрустального (дочь  родного  брата Бориса) приезжала в Надым после выхода телепередачи «Взгляд». Но мы с женой об этом не знали и её не видели. Пробыла в гостях  пару дней и уехала. Об этом нам сказал Аполлон Николаевич мимоходом – проинформировал. Показалось, что сказал он это  со скрытой долей  радости и облегчения…
 В тот приезд отец и сын помогали главе семейства,  как могли:  пилили, кололи и укладывали в подсобном помещении  поленницы   дров; утепляли опилками, перемешанными с речным песком пол на чердаке; листами мягкого ДВП утепляли стены подсобных  помещений (коридор, ванную, туалет); ремонтировали крышу. Старались от души. Помогали и не предполагали, что через полгода  всё это будет уничтожено огнём…

Говоря  об отношениях деда с внуком,  утверждаю: они не  сложились. Почему?  С давних пор Аполлон Николаевич слышал плохо. И с годами  слух  ухудшался. Я как-то  спросил, почему бы не купить ему слуховой аппарат?  Без раздумий ответил:  «Мне удобно жить без электроники».  Близкие люди знали, что с ним надо разговаривать неторопливо, членораздельно  и не очень  громко. Не зная этого, внук, по словам  графа, как-то  позволил себе в разговоре со своим отцом  высказаться пренебрежительно о каком-то его (деда) решении, проявив при этом милицейскую напористость, грубоватость и хамство, граничащее с матом.  Разговаривали они между собой негромко, Аполлон Николаевич был рядом и всё  слышал. Обиду затаил, но вида не подал.  Кроме того, эффектом разорвавшейся бомбы для него стало известие о том, что внук работает в органах милиции. Ещё со времён НКВД у него появилась стойкая неприязнь ко всем облечённым властью людям в погонах и  форменных фуражках. За всю свою горемычную жизнь он с ними поневоле общался столь долго, что вполне хватило бы на несколько жизней законопослушных граждан.
 
                Пожар
                (глава пятнадцатая)

Здоровье его пошатнулось после случившегося пожара и последующих за ним событий. Дело было так.
30 декабря  1990 года около полуночи  в моей жилой бочке раздалась трель дверного звонка. Сын тогда служил в армии, мы с женой, готовясь к завтрашнему рабочему дню, отдыхали. Когда  непрерывно гудевший звонок затарахтел пулемётными очередями я,  сорвавшись с кровати,  как в армии,  по тревоге, открыл дверь и оторопел   –  на крыльце с лопатой в руке стоял взволнованный  двоюродный брат Анатолий Титух.
– Аполлон горит! Бери лопату и дуй туда! – скомандовал, сбежал с крыльца и рванул  в сторону  дома  графа. Я как был босиком, в трусах и без майки, так и выскочил вслед за ним. Ветра не было, но  мороз «трещал»  под сорок градусов. Выбежал на середину двора, посмотрел в сторону реки, и моему изумлённому взору предстала  страшная картина: от крыши  графского дома  в полной тишине высоко в звёздное небо тревожно и зловеще  поднимался освещённый  ярким  светом полной   Луны  широкий светлый столб дыма. Я пришёл в ужас: у меня затряслись коленки,  ослабли ноги, голова пошла кругом и  на время потерял дар речи. Картина была столь невероятной, что мне  подумалось:  «Это сон».   
К реальности вернул двоюродный брат Виктор (родной брат Анатолия), который, одеваясь на ходу, сбежал с  крыльца своего   вагончика с лопатой в руке и помчался к месту пожара.
В посёлке моя жилая бочка и вагончики братьев располагались поблизости друг напротив друга так, что между  строениями  был общий  проходной двор.
Забежав  в дом, стал спешно одеваться.  На расспросы проснувшейся взволнованной  жены, словно пьяный,  вымолвил: «У Аполлона Николаевича…» и выбежал на улицу.
Пожары  в нашем посёлке были делом обычным: как-то ночью сгорели два соседних вагончика, в одном из которых погиб холостяк  - замечательный человек,  30-летний капитан  катера; затем полностью сгорели клуб, и лагерный барак, в котором жили пять семей. Горел  однажды в выходной летний день лесоцех,  территория которого была отгорожена от посёлка бетонным забором. Бдительные сельчане тогда вовремя заметили из установленного на улице вытяжного вентилятора дымок, и своими силами  цех отстояли. 
Возгорания происходили в основном зимой, когда морозы доходили до 40 - 50 градусов. Происходило это от того, что котельная,  работающая на мазуте,  не справлялась с подачей тепла в растущий  посёлок. И каждая семья, чтобы поднять температуру в своём жилище, вечерами включала все имеющиеся электрообогреватели. От перенапряжения  не выдерживала и вспыхивала комнатная электропроводка, и жилища, как спички, сгорали за считанные минуты.  Иногда по ночам в поселковом трансформаторе срабатывала  «защита».  Только лишь  к  обеду следующего дня из города приезжала ремонтная бригада – электрики устраняли неисправность и в вагончиках и самостроях появлялся долгожданный свет.      

…В суматохе одевшись и прихватив  деревянную лопату,  побежал  к дому графа. Там уже толпились соседи:   Вячеслав и Сергей Руденко, оба моих двоюродных брата, земляки из города Белебея  –   Григорий и Татьяна Васильевы, друг графа  Витя Процык, сторож из  РЭБа, несколько мужчин и женщин из близлежащих  вагончиков. Вскоре прибежала моя Любушка, принесла шарф и меховые рукавицы. Весь народ сгрудился у стены дома, окна которого «смотрели» на посёлок. Открытого огня не было видно, лишь через стёкла одного из окон,  просматривалась светящаяся  красным светом (словно угли в топке кузнеца), стена и раскалённая на ней линия электропроводки. Во всех остальных рамах было темно. Значит, там огня не было. Если бы в тот момент можно было обесточить дом, пожар, не набравший силу, наверняка можно было бы потушить. Но на деревянный столб, от которого электролиния была подключена к дому, залезть без «когтей»  или  длинной лестницы, чтобы отрезать провода, не было возможности. А  «под рукой»  ни того, ни другого,  не было. К тому же ни в посёлке, ни в работающей котельной  штатной должности  дежурного электрика не было. Не было под рукой и изолированного электроинструмента.
Собравшиеся стали обсуждать: разбивать  стёкла и закидывать  стены снегом или ждать приезда пожарных? Я уговорил  ждать, поскольку   знал, что если в помещение поступит свежий воздух, огонь станет неуправляемым и дом быстро сгорит. Знал, потому  что, работая электросварщиком, регулярно сдавал  экзамены пожарной инспекции.
 И тут я  вышел из ступора – вспомнил про Аполлона Николаевича. 
– Где он? – спросил  у присутствующих.
–  У главного входа в дом, –   ответил кто-то.
Снегу в том году выпало много. Увязая по пояс в сугробах, стал пробираться напрямик к главному входу, расположенному со стороны реки. Сейчас понимаю, что в тот миг я действительно был в глубоком психологическом шоке, потому и не сообразил, что можно было от  места, где стояли зеваки,  вернуться к протоптанной тропинке, по которой я пришёл, и по ней - обогнув дом,   пройти к входной двери.
У главного входа  увидел графа без головного убора, одетого  в свитер, поверх которого был наброшен рабочий фартук.  Сергей Руденко  держал его под руку и успокаивал. Аполлон Николаевич был в глубокой нервной  прострации и безмолвно порывался войти внутрь дома.
– В кухне стоит газовый баллон, и он боится, что тот может взорваться и разрушить  дом,  –   объяснил поведение  Аполлона  Николаевича, Сергей. 
В то время ни в кухне, ни во второй комнате – зале,  открытого огня  ещё не было видно –  только задымлённость. Сергей чуть приоткрыл входную дверь и  на нас пахнул едкий запах гари, стало тяжело дышать,  потому дверь спешно закрыли.
Эх, если бы в тот момент пожарный расчёт начал тушить возгорание, дом уцелел бы! Это была вторая нереализованная возможность спасти строение.
–  Аполлон Николаевич, отчего загорелся дом? – задал, как сейчас понимаю, риторический  вопрос.
Он взглянул на меня блуждающим взглядом  и промычал что–то нечленораздельное: мне показалось, что он сильно пьян.  Оставив его с Сергеем   у двери,  побежал к  народу. Открытого огня  там по-прежнему не было, только стены продолжали светиться ярким  (словно красный фонарь при печати фотографий) светом и тлеть, выделяя большое количество светлого  дыма.
Вскоре показалась долгожданная машина.  Домик графа стоял на отшибе у реки, и с единственной в посёлке улицей был связан  узким проездом между вагончиками, по которому пару раз в месяц проезжала водовозка. Зима в том году была снежная и, как назло, проезд был заметён сугробами. Из-за бездорожья «ЗИЛ»,  увязая по крылья в глубоком снегу, с пробуксовкой пробирался к месту пожара. Как только двое пожарных  не спеша, словно «сонные мухи»,  начали раскатывать рукава,  кто-то нетерпеливый лопатой разбил в раме стёкла. Это была трагическая ошибка: получив доступ свежего воздуха,  в помещении моментально, словно зверь, вырвавшийся на свободу, с гулом забушевало пламя.   Люди стали кидать снег внутрь, но от этого  огонь разгорался  сильнее. 
 Неожиданно пожарные, побросав шланги на снег, сели в машину и уехали. Оказалось, они были «навеселе» - для них это была последняя смена в году, потому начали  встречать Новый год  и  приехали без воды.
Через полчаса, с наполненной из речной проруби цистерной, пожарный расчёт вернулся. Пламя бушевало во всех комнатах дома. Постепенно плавились стёкла в рамах, открывая доступ новым порциям морозного воздуха.  Над домом медленно, словно пепел извергающегося вулкана,  поднимались ввысь клубы теперь уже  чёрного  дыма.  Создавалась полная ассоциация с обреченным и в гробовой тишине тонущим в безмолвном океане круизным  лайнером.  Дом к тому времени обесточили и огнеборцы приступили к работе.
Зеваки стали расходиться по домам: толку от их присутствия не было, а утром был рабочий день.  Братья Руденко, взяв под руки, повели ничего не соображавшего графа  к себе домой.
Мы с женой ушли в три часа ночи, но  заснуть  так и не смогли...
Пожар тушили до утра, потом другой наряд весь день дежурил на пепелище, проливая тлеющие головешки. Окна, двери, пол, крыша и весь скарб сгорели полностью, а стены  уцелели. 

                Рассказывает  сосед  Вячеслав  Руденко

– Мой родной брат, капитан, служит дознавателем в городской пожарной части. Он сказал, что пожар начался в распределительном щитке, установленном в подсобном помещении, где находились ванная комната,  туалет и поленницы заготовленных на зиму дров. Сын графа  с  внуком летом утеплили стены листами ДВП не пропитанными огнестойкой смесью, «похоронив» под ними наружную электропроводку. Перегрев электропроводки и стал причиной пожара. В тот роковой   вечер граф писал  картину в  передней комнате,  где топилась печь, потому не сразу учуял запах гари. Пожар обнаружил,  когда пошёл по естественной надобности через зал в подсобку. В то время пожара,  как такового  ещё не было:  только под листами утеплителя на стенах ярко просвечивалась нагретая электропроводка. И начал самостоятельно тушить.  Это была трагическая ошибка. Если бы в тот момент он не  растерялся  и обесточил дом, (отключив рубильник в подсобном помещении, к которому доступ был свободным), возгорание прекратилось бы. Когда понял, что одному не справиться, пришёл к нам за помощью. Ходил он по-стариковски медленно и пока шёл в темноте по узкой  тропинке, несколько раз падал голыми руками в сугробы снега и приморозил их. От волнения долго не мог внятно объяснить, что случилось.  Младший брат Сергей сбегал в лесоцех, где мы с ним работали,  и по телефону вызвал пожарную команду.  Но время было упущено. Почему Аполлон Николаевич не воспользовался своим телефоном? Трудно сказать, видимо от шока потерял возможность нормально соображать и ориентироваться в пространстве.
После пожара мы с братом  забили  горбылями оконные и дверные проёмы выгоревшего изнутри дома. Тем не менее, любители наживы не раз отрывали доски, забирались на пепелище и вели раскопки, надеясь найти там драгоценности. Никто, конечно, ничего не находил, поскольку его драгоценностями  были  интеллект, трудолюбивые руки и умная голова. Он  вёл аскетический образ жизни и накопительством не занимался. До марта 1991 года жил  в моей семье – благо жена находилась в декретном отпуске и постоянно была дома. Врачи регулярно приезжали из города и лечили его обмороженные руки.  Аполлон Николаевич привык к  уединённой отшельнической жизни, а у меня было трое детей, поэтому жить в нашей семье ему было  не очень  уютно.
Когда зажили руки и врачи  сняли бинты, попросил переселить его  в небольшой пустующий домик лесника стоящий на  окраине посёлка. Возможно, жил бы в том, добротно срубленном  домике до сих пор, но на  помощь пришёл давний его друг Литовченко. Он договорился с директором нефтебазы Ивановым Виталием Алексеевичем о предоставлении погорельцу пустующего рядом с библиотекой, подключённого  к системе отопления и электролинии ведомственного вагончика. Туда я и перевёз нехитрый скарб графа.      
Как-то так повелось, что я его звал почтительно – дед, а он меня  Славка. За более чем 20-летнее наше знакомство, мы сблизились с ним - были как родные. Частенько по его просьбе  ходил я за покупками в вагон - магазин или привозил  из города, носил  испечённые женой блины, помогал по хозяйству.
Он был одержим идеей,   во что бы то ни стало восстановить дом и жить в нём. Но один, в силу возраста,  справиться с таким объёмом работы не мог, а помощи ни от кого  не дождался.
   

                После пожара. Финал.
                (глава шестнадцатая)

Предпосылки к возникновению пожара в доме Аполлона  Николаевича были давно: частенько срабатывала система защиты от перенапряжения – перегорали «пробки». Каждый раз по телефону  вызывал он из города  электрика и тот устранял неисправность. В последний перед пожаром вызов   электрик,  уставший, видимо, ездить только лишь для того, чтобы поменять пробки,  установил в электрощите пробки повышенной мощности.  Поскольку в тот злополучный вечер трещал мороз, граф включил  обогреватели во всех комнатах. Электропроводка  постепенно нагревалась и в критический момент вспыхнула: воспламенился мягкий   утеплитель, который от недостатка кислорода начал «шАить», словно угли в мангале...                После того, как Аполлон Николаевич перебрался жить в вагончик, наши отношения изменились. Теперь мы с женой приходили к нему по выходным дням. Приносили еду, свежие газеты, журналы, докладывали все местные новости. Он уволился с работы,  оформил пенсию и сосредоточился на написании  картин. По всему было видно:  неуютно жилось ему в пустом, напоминающем казарму, вагончике. Но после  пережитого он не замкнулся, не обособился, не утратил тягу к жизни. Так же живо интересовался политикой, экономикой. События, происходившие в разваливающемся Советском Союзе, давали нам новые темы для бесед. Он часто заводил разговор о восстановлении сгоревшего дома. С нетерпением ждал лета, когда можно будет начать восстановительные работы. Я не отговаривал его от этой затеи, хотя и осознавал утопичность задуманного – проще было бы построить новый дом… 

Одиннадцатого мая 1992 года, отслужив три года  на Тихоокеанском флоте, вернулся домой наш сын Александр. В ближайшую субботу, а это было 17-е число,  мы собрали   гостей – всех тех, кто провожал его служить  в 1989 году. Пригласили и Аполлона Николаевича. Но он не пришёл. После нескольких тостов в честь дембеля, я вспомнил о друге семьи и решил  напомнить ему о торжестве. Вместе со мной пошли нанятый из города человек с видеокамерой и двоюродный брат Анатолий, большой любитель живописи, бравший иногда  у графа  уроки мастерства. Аполлон Николаевич встретил нас сдержано,  пригласил в вагончик.  По всему было видно, что пришли мы не вовремя: посреди комнаты стоял мольберт со следами свежей краски на незаконченной картине, рядом стул, на столике открытые  тюбики, и, главные «улики»   надетый фартук и свежая краска на руках.  Я сказал, что торжество в нашем доме в разгаре и  народ ждёт его с нетерпением. Он скороговоркой поблагодарил за «оказанную честь», сказал, что придёт вечером и сразу разразился взволнованной тирадой:   «Сегодня я ходил к своему дому  и опять увидел выбитые в окнах  доски. Мне сказали, что какой–то там водовозчик  Николай,  проживающий в нашем посёлке,  выбил доски, залез и копался на пепелище, нашёл  мой бинокль и ещё что - то. Скажите ему, что я буду подавать на него в суд! Когда растает снег, я буду восстанавливать дом и переселюсь в него жить!»
Видеооператор запечатлел эту сцену, и она вошла в  фильм.
…Знал я того  водовозчика – он был моим соседом. Родом он был из-под Тюмени и приехал в Надым в солдатской форме из армии. Здесь женился на местной зырянке, работал водителем –  возил воду в один из пригородных вагон-городков,  жил в вагончике на берегу реки,  и мы иногда виделись. Был он  лет на десять моложе меня, любил рыбачить, охотиться, собирать грибы и ягоды. Мы не были приятелями, но однажды Николай меня удивил. В один из выходных дней я ремонтировал  мотоцикл  у крыльца своего временного жилья. В это время  он, проходя мимо,  поздоровался и сказал: «Пойдём, сосед, я тебя угощу». Я опешил, но пошёл. Каково же было моё удивление, когда он вынес из вагончика полмешка кедровых шишек. Поставив  на песок, сказал:   «Возьми, почисть, я себе на зиму орехов уже заготовил».
На другой день после разговора с Аполлоном Николаевичем, пошёл я  к Николаю и передал претензию графа. Известие взволновало его. Он клялся и божился,  что после пожара  не выламывал окна и  не пробирался в сгоревший дом, не копался на пепелище – даже не подходил к дому. А бинокль у него есть свой – год назад купил в отпуске. Пошёл в вагончик,  вынес новый в упаковке с документами  бинокль, дал осмотреть. Что же касается слухов, то, по его словам,  есть у него в посёлке  недоброжелатели и завистники.
К сожалению, через несколько лет  утонул он во время рыбалки на реке: племянник утром проснулся, а дяди в палатке нет. Не было на месте и лодки. Бегал школьник по берегу, кричал – звал, потом добрался-таки до бетонной дороги и попуткой с тревожным известием для родственников  уехал в город. Тело его нашли далеко внизу по течению, а лодка, в которой была  сеть с рыбой, прибилась к берегу неподалёку. Николай был трезвенником, но патологоанатом обнаружил в его крови изрядную долю алкоголя. Оставил он жену вдовой, а двоих малолетний детей сиротами …

Как и обещал, пришёл к нам граф вечером, мы  ужинали, пили шампанское, а он только пригубил бокал. С восторгом рассказали ему о прошедшем торжестве, сын рассказал о службе на флагмане Тихоокеанского флота атомном ракетном крейсере «Фрунзе». Аполлон Николаевич удивил  сообщением, что при царе,  единственного сына из семьи на службу не брали. Даже если  кроме сына, было много дочек.
Мы договорились, что завтра пойдём вместе с ним и заколотим окна. Так и сделали…

Восстанавливать дом не пришлось – администрация города выделила ему двухкомнатную квартиру в доме  расположенном рядом  с районной  больницей. Он переехал  в город тихо, по-английски. Об этом мы узнали, когда пришли в очередное воскресенье  к его вагончику – «поцеловали» замок и ушли. Соседи сообщили, что на днях приехали молодые люди, погрузили в грузовик нехитрый скарб,  и вместе с Аполлоном Николаевичем  увезли в город.  Адрес нового места жительства ни графа, ни бывшей лаборантки химического анализа воды  Сызгановой, которая  неофициально опекал а своего бывшего начальника,  никто не знал, и подсказать не смог. На длительное время наша связь  прервалась.
Но мир не без добрых людей   –  после настойчивых поисков, адрес  мы с Любушкой нашли. И в один из выходных дней набрав гостинцев, поехали  автобусом в город. Нашли нужный  дом, зашли в тёмный, грязный, обшарпанный подъезд, поднялись на второй этаж. Долго стучали и ждали, не теряя  надежды, что граф  услышит. Собрались было уходить, но вдруг щёлкнул  замок и дверь открылась. На пороге стоял Аполлон Николаевич. Увидев нас,  обрадовался, пригласил войти. Первое, что  сказал, поздоровавшись: 
«Людмила сказала, что вы уехали из Надыма навсегда. Но я не поверил, был убеждён, что не могли вы уехать, не попрощавшись со мной».
Двухкомнатная квартира его была неухоженной: пустая, тёмная, с отклеившимися кое-где,  замызганными обоями. В раковине  немытая  посуда, на полу мусор, постель не заправлена   –   «бичарня»  да и только. И сам он был неухоженный: небритый, одетый в давно не стираный свитер,  длинные ногти на пальцах рук загнулись. По всему было видно, что интерес к жизни у него угас.  Людмила, как он сказал, не бывает у него неделями, а сам  он на улицу не выходит.
Мы долго сидели,  беседовали, угощали принесёнными продуктами. Я побрил его, постриг ногти,  Любушка прибралась в квартире, перемыла  посуду и полы, сварила кастрюлю борща (украинский борщ, приготовленный моей женой – украинкой, он очень обожал). Кушал с аппетитом и большим удовольствием. Когда мы собрались уходить, долго не отпускал,  благодарил. С этого времени встречи наши стали регулярными.


И вот однажды, а было это  уже в 1995 году, на стук в дверь нам никто не открыл. Мы, предполагая самое худшее, заволновались.  Выручила женщина,  поднимавшаяся по лестничному маршу. Она сказала, что… «жилец  переехал в другой дом, а в этой квартире новые хозяева пока не живут».  И… дала адрес.
 Оказалось, Аполлон Николаевич жил неподалёку от нас  на соседней улице,  в одном доме, в одном и том же подъезде с  бывшей лаборанткой Людмилой. Людмила с великовозрастным сыном жила на втором, а он на третьем этаже.     Автобусом  отправились к новому месту жительства графа. Дверь открылась на удивление быстро - вместо дверного звонка, которого он не слышал, при нажатии на кнопку теперь включалась электрическая лампочка – световая сигнализация.
 Мы были приятно удивлены переменами к лучшему в жизни бывшего  соседа. Был он  чисто побрит, одет в новый с  большим вырезом свитер, в новые ватные брюки и валенки, руки тщательно  отмыты от краски, ногти коротко пострижены. Выглядел посвежевшим и повеселевшим. В квартире была идеальная чистота: на окнах красивая тюль, на полу  коврики, работал телевизор, на кухне  тарахтел  холодильник. Квартира походила на номер в хорошей гостинице.  Картины ещё писал, но не на продажу, как сказал, а ради удовольствия. Я удивился переменам в жизни горемычного страдальца. С его слов, дом у больницы, в который  он переехал из посёлка, находился далеко от дома Людмилы, потому она  навещала его редко. Оформив над ним опеку, разменяла с доплатой (в свою пользу, конечно)  двухкомнатную   на эту однокомнатную.

И  вновь мы стали навещать его  регулярно…
 Примерно через полгода заметили, что блеск его глаз померк и оптимизма  поубавилось. Работающий телевизор не включал.  Было видно, что тосковал он по посёлку на 107-м километре, по не восстановленному дому, по свободной, вольной жизни. Он бросил курить, хотя в последнее время  курил «для вида»: «Людмиле очень мешает дым от папирос»,  –   говорил огорчённо, понизив голос.
 Потом  прекратил работать над картинами: «Людям зарплату не выдают, вот и пропали заказчики», –  говорил, опустив глаза. Но мы знали, что именно Людмила запретила   писать картины – у нее, видите ли,  от масляных красок болела голова. Подливали «масла в огонь» и заказчики: приходя  в гости,  не всегда соблюдали чистоту. Потому в   прибранной квартире Людмила замечала и упавший на пол пепел от папирос, и крошки хлеба, смахнутые с кухонного стола, и капли краски,   слетевшие с кисти, и следы от обуви посетителей. Всё это раздражало 
Мы же приходили к нему с двумя маленькими комнатными собачками (болонкой и таксой), которых он знал и очень  любил. И это тоже не нравилось молодой капризной Людмиле. Любила она командовать, даже покрикивала на горемычного  Аполлона Николаевича. Было явно видно, что он для неё являлся обузой: тем самым тяжёлым чемоданом без ручки, который  «и нести тяжело, и бросить жалко».
Потому-то новый адрес ею и был засекречен. самым тяжёлым чемоданом без ручки, который  «и нести тяжело, и бросить жалко».
 Он понимал трагичность своего положения и  это,  видимо, угнетало его больше всего. Он был похож на вольную птичку, которую поймали и  посадили в клетку. Заказчики к нему  ходить перестали, новостей не приносили, сам из квартиры  не выходил и свежих газет по подписке не получал. Потому чувствовал себя полностью оторванным от всего мира и информационный голод переживал тяжело. А ведь когда-то говорил об одном из секретов своего долголетия: «Движение – это жизнь!» 
Сын с Украины присылал письма, но он на них  не отвечал.  Я в то время активно переписывался с сыном, разговаривал по телефону, и каждый раз он   взволнованно расспрашивал об отце, просил передать привет. Я давал  читать  письма, но он и на них не реагировал…

В очередной наш приход, а дело было весной,  мы испытали  настоящий психологический шок:  входная дверь вместе с дверной коробкой  выломана и валялась у порога. Долго не решались войти   –  стояли на площадке, прислушиваясь к звукам из квартиры. Было тихо и мы осторожно прошли внутрь. Из прихожей увидели нашего графа: он сидел  за кухонным столом,  низко опустив голову, нас не слышал  и думал  о чём–то своём. Мы подошли, поставили сумку с продуктами на стол и только после этого он, вздрогнув, поднял голову. Искренне обрадовался и со слезами на глазах начал рассказывать свою историю.
 Оказалось, неделю назад одинокая Людмила переселила из своей квартиры к Аполлону Николаевичу, своего  нигде не работающего  холостого сына. И началась  для графа «весёленькая» жизнь. 
– Два дня назад пришёл ночью этот оболтус  с дискотеки в дым пьяный, долго нажимал кнопку дверного звонка, а я спал и световой сигнализации не видел,  –  чуть не плакал Аполлон Николаевич.  –  И балбес  выломал дверь. Не пошёл ведь  ночевать к матери, которая жила этажом ниже!  А утром протрезвев,  почувствовал себя хозяином и  напустился на меня:  «Ты зачем, старый, дверь сломал? Теперь сам и восстанавливай!».
Было заметно: граф похудел, сбрил усы, настроение подавленное, выглядит печальным, задумчивым, беспомощным и беззащитным. Всем  своим видом напоминал окружённого охотниками подстреленного и  обречённого зайца.
 Я был в гневе. Мы как могли, успокоили страдальца,  покормили   домашними блинчиками с творогом, напоили чаем. Любушка помыла пол, навела порядок в кухне. Холодильник был пуст. Я сходил в супермаркет «Надым» (он располагался напротив дома графа на противоположной  стороне улицы), закупил продукты. Плату  мы  не  просили, а он и не предложил.   Откровенно говоря, денег в его руках мы никогда не видели. Хотя… вру: видели, когда  рассчитывались за  заказанные картины.
Уходя, я обнял его и пообещал помочь восстановить дверь (по первой профессии я столяр – мебельщик). 
Прислонив  покорёженную дверь к проёму изнутри,  вышли на лестничную клетку. Спустились этажом ниже, остановились у квартиры Людмилы и я настойчиво (со злостью) нажал кнопку звонка. Она открыла сразу, войти не пригласила, потому разговор  вёлся  через порог. От неё несло вязким ароматом каких-то духов.  Была нарядно одета: в красном атласном халате, с красивой высокой причёской на голове, в приподнятом настроении и, похоже, подшофе. В квартире, окна которой были занавешены толстыми портьерами, царил полумрак, и  доносилась приглушённая музыка.   Нашему приходу не обрадовалась, наоборот – не обратила внимания на  претензии, отмахнулась как от назойливых мух,  стала защищать сына. По её поведению было видно, что своим появлением мы  помешали ей «культурно отдыхать». Как полковая жучка огрызнулась, когда мы стали призывать её к совести. Я пригрозил:    «Вызову сына графа с Украины».
Людмила с треском захлопнула перед нами дверь.  Мы были в шоке.
Тогда-то и поняли, почему она, оформив опеку  втайне от всех,  разменяла двухкомнатную  квартиру:  оградила его от внешнего мира и увезла как кота в мешке,  никому не оставив адрес. Принудительно оказавшись наедине с собой, Аполлон Николаевич как личность  деградировал – потерял интерес к жизни и окружающим людям, не имел возможности читать газеты, узнавать новости, общаться с людьми. Но самое главное, от чего он стал быстро стареть, это малоподвижный образ жизни. В посёлке он был активным, общительным, востребованным,  работоспособным оптимистом. И это придавало ему силы и стимул к жизни.
Не стал он перечить Людмиле  и устраивать «бунт на корабле» – фактически  стал её заключённым квартирантом. В своём же доме на берегу реки он был ХОЗЯИНОМ!
На следующий день я восстановил дверь (уважавший графа  начальник лесоцеха Гнатишин Григорий Михайлович без лишних  вопросов  выделил необходимые материалы): поменял коробку, заменил часть самой двери, врезал замки. Сыну графа об этом сообщать не стал – не хотел волновать старика. А он, словно чувствуя отцовскую неустроенность, в каждом письме просил передать ему привет, подробно расспрашивал о делах и заботах отца.

Последняя встреча была незадолго до его смерти.   Вот как это было. Пошёл я однажды в фотосалон, чтобы мастера напечатали с моих цветных негативов фотографии. Ребят на месте не оказалось, и владелец фотосалона   предприниматель Марат Файзрахманов, решил   уважить  – взялся  при мне печатать  фотографии.  На снимках увидел   графа. Узнав, что мы дружим семьями, посетовал: «Очень занят по работе, никак  не могу выбрать время, чтобы познакомиться с легендарной личностью». И попросил передать ему подарок – декоративную рамку  для одной фотографии.  В выходной день мы с Любушкой принесли тот подарок. Долго звонили в дверь, но нам  никто не открывал. Собрались было уходить, как вдруг услыхали:  этажом ниже хлопнула дверь. Видим, по лестничному пролёту  в тапочках на босу ногу и в трико, с голым торсом поднимается    сын Людмилы. Было ему в ту пору лет 25, нигде не работал и, по слухам, то ли наркоманил, то ли алкашничал.   По тому, что  не поздоровался, быстро вошёл в квартиру  и пытался захлопнуть за собой у нас «перед носом» дверь,  мы поняли, что  своим поведением он  давал понять:  «Какого чёрта вы сюда припёрлись:  я  вас знать не знаю и знать не хочу!»   Я заметил неадекватность в поведении  «хозяина» квартиры  и поспешно поставил ногу между порогом и дверью. Сопротивляться он не стал и нехотя безмолвно впустил нас.
Войдя, заметили перемены в интерьере однокомнатной квартиры –  часть комнаты слева была отгорожена занавеской. Мы отодвинули её и увидели: граф,  укрытый  ватным одеялом и обутый  в непомерно большие валенки, лежал на кровати на правом боку спиной к нам,  и то ли читал, то ли просто держал в руках какой-то журнал.  Хотя была середина дня, в изголовье  светила настольная лампа. Я легонько тронул за плечо, он медленно повернулся на спину. Увидев нас, с трудом  поднялся и сел на кровать.  Одет был в  свитер и ватные брюки. Я передал подарок  Файзрахманова  и сказал, что даритель хочет навестить  его. Равнодушно приняв  рамку,  безмолвно положил  на прикроватную тумбочку.  Цветные фотографии  со  своим изображением взял в руки, мельком  взглянул  и тоже  положил на тумбочку. Я попросил на  нескольких из них  надписать на обороте пожелания сыну, внукам, правнукам и на днях родившейся праправнучке. С трудом,  выводя корявым почерком  под мою диктовку каждую букву,  написал несколько  слов (в тот же день я отправил снимки заказным письмом в Теребовлю). От принесённых горячих блинов    отказался. У него не было сил сидеть, и он прилёг. Оставив на тумбочке гостинцы, мы попрощались  и, расстроенные увиденным, ушли. 
Но ещё большее потрясение испытали  в  11 часов вечера  того же дня.  Мы с Любушкой собирались  отходить ко сну, как в нашу дверь на девятом этаже   позвонили. Я открыл и оторопел – на лестничной площадке стоял, как мне показалось,  нетрезвый сын Людмилы. И сразу разразился тирадой:  «Вы зачем сломали стол и стулья? К нам больше не приходите. Деду нужен покой, а вы ходите,  расстраиваете его, потому он болеет. Он не хочет вас видеть и послал меня сказать вам об этом».
И быстро заскочил в лифт. Я  не успел вымолвить ни слова.
Несколько раз  приходили, звонили,  стучали, но дверь нам никто не открывал. Не открывала дверь своей квартиры и Людмила…

Умер он багряной осенью 1997 года. Об этом население  города и района было извещено посредством «бегущей строки» на канале городской  студии телевидения и некрологом в городской газете. В день похорон, который организовал начальник ОРСа Литовченко, я работал. Отпросился у начальника на пару часов и друг на мотоцикле с коляской  отвёз  в ритуальный зал. Народу было немного:  сельчане, все знакомые лица. Мы постояли в молчании, попрощались с сильно похудевшим человеком легендарной судьбы. По грубым хирургическим швам на лысой голове было понятно: графу вскрывали черепную коробку. Церемонию прощания в ритуальном зале снимал на видеокамеру посланец начальника ОРСа. Фотографировал покойного давний его приятель  Анатолий Клюйков, который   был знаком с графом с 1961 года. Он сказал,  что и ему Людмила запретила навещать друга.   
На кладбище я не поехал  –  меня ждала срочная работа.   
Родился мой герой, по документам  31 марта 1898 года и умер на сотом году жизни. Фактически граф  родился  31 марта 1901 года и прожил   96 с половиной лет…

                Некролог
                (газета «Рабочий Надыма» от16 сентября 1997 года.)
Администрация города извещает, что на сотом году жизни скончался старейший житель города КОНДРАТЬЕВ АПОЛЛОН НИКОЛАЕВИЧ. Волею судьбы и истории этот человек оказался в 40-е годы на Крайнем Севере. Сложную жизнь прожил Аполлон Николаевич. Попав в водоворот исторических событий, когда на российской земле происходили смены белых, красных и оккупантских властей, он сохранил любовь к своей родной земле и окружавшим его людям. Аполлон Николаевич внёс значительный вклад в познание истории родного края. Будучи одарённой личностью, грамотным инженером, он на протяжении всей своей жизни помогал людям. Безошибочно предсказывая погоду, предупреждал речников, строителей о наводнениях и других опасных природных явлениях. Он прекрасно знал и любил родную природу, рисовал её в своих картинах. Многие из них стали украшением частных коллекций. Общением с Аполлоном Николаевичем гордились многие жители и гости Надыма.  Он ушёл из жизни и оставил в сердцах людей, знавших его, светлую память.
                Управление  социальных программ.


                Интервью
                редактора народного журнала «Северяне»
                (глава семнадцатая)
 
Через год после публикации моей повести о горемычном графе (в 2003 году), редактор народного журнала «Северяне» Ольга Григорьевна Лобызова  побывала в гостях  у его сына, проживавшего в Украине, и побеседовала с ним. Здесь я привожу полный текст того интервью, которое было  опубликовано в журнале, а также послесловие Ольги Григорьевны  опубликованное в одном из последующих номеров. Обращаю внимание читателей на  то, что сын, как и отец,  эмоционально  сдержан. Не высказывает ни жаргонизмов, ни грубых острот. Какую правду поведал он?
Сколько бы мы были рядом…
После двух волшебных слов – Север, Надым – дверь в этот дом открылась тотчас же. На пороге стоял высокий, стройный человек. Лет ему явно было немало, но о таких никогда не говорят – старик, а говорят – в возрасте. Увидев его впервые, я пристально вглядывалась в весь его облик. Пыталась найти, угадать в нём черты его отца. Сопоставить сегодняшнюю встречу с прочитанным в документальной повести Сергея Дернового «Человек из легенды» (журнал Северяне», №№ 1 – 3, 2002 г.). Аполлон Аполлонович Кондратьев – сын надымского «графа», бывшего заключённого 501-й стройки Аполлона Николаевича Кондратьева. Человек, обретший своего отца через… Да не «через», а просто –  увидевший его впервые в возрасте шестидесяти семи лет.
Ещё раз можно убедиться в абсолютной верности кем-то брошенной фразы: «В России надо жить долго». И тогда никакие социальные, исторические катаклизмы всё равно не помешают встретиться двум родным людям, родство которых граничит с какой-то даже мистикой – одно имя, внешнее сходство просто потрясает: оба значительную часть жизни посвятили армии, хорошо рисуют, любят музицировать и слушать музыку, голос один, почерк один, левое ухо, извините, слегка оттопырено, собственно, как и у внука Аполлона Аполлоновича – девятнадцатилетнего Василия.
Надымский «граф», всего полгода не дожив до своего столетия, умер в сентябре 1997 года. Но в семье бережно хранятся видеокопии документальных фильмов, снятых на центральном телевидении прекрасным журналистом Дамиром Беловым. В них снова  оживает то, что случилось в уже далёком декабре 1988 года…
– Аполлон Аполлонович, вас назвали в честь отца, и значит, там была любовь, там были такие чувства.  –  Были, конечно! Но время смутное, сами понимаете. И он видел меня, когда я был совсем маленьким. Он это время помнил хорошо. Он нигде никому не рассказывал, но один раз я его видел в 1935 году. У мамы уже была другая семья, отчим – очень хороший человек. Летом мы обычно выезжали в деревню. Прибегаю как-то с речки с удочками, сидит симпатичный мужчина с усиками.  Мама говорит, что это мой отец. Ну, отец и отец. Немножко поговорили. И я убежал. И сейчас я не ожидал, что он живой. Забывать его, конечно, не забывали. Ну что мы могли думать о репрессированном?
– У мамы были ещё дети, кроме вас?
– От второго мужа – сестра сводная. Ну и мама мне больше ничего не рассказывала. И вдруг получаю телеграмму от сводной сестры: «Такого-то числа смотри передачу «Взгляд», увидишь своего отца». Я думаю: «Какого отца? Гадаю, что если отчим, так он давно умер… Передача шла только на Сибирь и Дальний Восток. Мы сразу кинулись звонить на телевидение. И нашли координаты тех, кто создавал передачу, кто её вёл. Елена Геннадьевна Зонина и Дамир Николаевич Белов, лауреат сталинской премии, в прошлом году он умер. Ну, я на самолёт – и в Москву. Там меня встретили. Показали всё, что они там наснимали, фотографии привезли…
И я стал готовиться к поездке на Север. Телеграфистка, знакомая отца, сделала мне вызов (Надым в то время был закрытым городом). Но, как я понял, её интересовали какие-то мифические деньги отца, «миллионы». И когда я развенчал этот миф, ко мне потеряли всякий интерес. В аэропорту Внуково иду в кассу и спрашиваю билет до Надыма  на 30 декабря. Билетов не было, и я дошёл до начальника пассажирского движения, объяснил ему ситуацию и он помог мне купить билет. Новый год я встречал с отцом и тогда же познакомился с Серёжей Дерновым.
– Когда впервые увидели отца, какие у вас мысли возникли, чувства? Постарайтесь вспомнить то своё состояние тогда.
– Какое состояние?.. Сумбур, одним словом. И после первых переживаний разговаривали до самого утра о нашей жизни, о его жизни, обо всём.
– Он не чувствовал себя несчастным, был в гармонии с самим собой?
– Он прожил долгую жизнь, отрешился от всего наносного. Он много читал и сравнивал состояние нашей экономики с дореволюционной. Ругал сплошные советские беспорядки. Вставал в шесть утра, шёл на реку, производил нужные измерения, завтракал, надевал фартук, брал в руки кисть и рисовал весь день. У него были хорошие  соседи, в гости захаживали.  Они приходили, помогали пилить дрова и ещё много чего. Телевизора, чтобы не портить глаза, у него не было, радио он не мог слушать, он жил своей духовной жизнью. Очень много читал книг, у него был проигрыватель с коллекцией пластинок с  классической музыкой, которые он слушал перед сном. За много лет он привык жить в одиночестве.
– Вы не спрашивали его, почему он не создал больше семью?
– Вроде были у него ненка Наташа и ещё одна неофициальная жена. Точно не знаю.
– Он вспоминал маму? Сохранил же он её фотографию. Может, поэтому не создал новую семью?
– Может, оно и так. Кто знает. Были тяжёлые времена. Всех разбросало по разным уголкам. А об этих стройках… Где-то в пятидесятых годах, в журнале «Новый  мир» был рассказ «Мёртвая дорога» о стройке железной дороги на Салехард, который я читал, но понятия не имел тогда, что это имеет к отцу какое-то отношение.
 – Скажите, его не тянуло приехать к вам сюда в гости, посмотреть на своё потомство?
– Он мне рассказывал, что когда был моложе, часто выезжал в Крым посмотреть своё бывшее имение. Когда зашёл разговор о приезде к нам, то сначала он не возражал, а потом почему-то отказался.
– Когда вы вернулись от отца сюда домой, у вас было ощущение открытия, обретения?
–  Да. Я работал в связи, у меня по району полно знакомых, все очень
живо интересовались, что и как. Я думаю, что если бы не переезд отца со 107-го километра в Надым, то он был бы жив до сих пор. А тогда произошла резкая смена образа жизни.                – У вас такое сильное генеалогическое древо. Несмотря на все испытания, на все мытарства, вы чувствуете,  что вы – продолжение такого мощного рода?
– Конечно, остаётся только гордиться. У меня только одна беда. По линии мамы у меня есть родословная рода Квашниных-Самариных, чуть ли не от Ивана Грозного, а по линии отца куда-то затерялась. Запомнил, что прапрадед мой дослужился до полного генерала, он был терский казак и получил потомственное дворянство.
– А имение в Крыму, оно было мамино или отца?
– Маминой семьи.
– Вы чувствуете себя дворянином?
– Знаете, наше поколение по этическим и другим законам считаться дворянами уже не может. Дворяне – это те, кто при дворе. Дворянская гордость? Конечно, остаётся только гордиться! Хотя истинную культуру не убить никакими политическими передрягами. Никакими границами. Если есть в человеке что-то главное, оно и останется. А с распадом государства… С одной стороны, это скорее всего, должно было произойти, а с другой – сколько людей пострадало. Эти границы…  В Великую Отечественную войну воевали все в одной армии, не разбирая национальности. А сейчас нам выдали новые удостоверения, льготы сохраняются, но действительны в пределах Украины.
– Аполлон Аполлонович, вы – человек военный, вам приходилось заполнять какие-то анкеты, там, где графа «отец», что писали?
– Сейчас уж и не помню. Но ничего не врал. Писал, что отчим – научный сотрудник. Мама жила с ним в гражданском браке. Он предлагал мне поменять фамилию, но я отказался. И сестра двоюродная оставила фамилию. И вот война, репрессии, и я на долгие годы потерял отца.
– Скажите, отец вдохновился вашим приездом, общением? Для него это тоже был большой подарок?
– О, ещё как!
– То, что написал в журнале Сергей Иванович Дерновой, привлекает читателя своей сердечностью. Он всё это прочувствовал, вашу семейную историю. Молодец. Люди на это отзываются. Это их трогает. Вы с отцом очень похожи на фотографиях, где сидите вместе.
– Да я и сам, как попугай, когда мне в телестудии показывали плёнку, повторял: «Как похож! Это я, это я». Захожу в автобус, который идёт со 107-го километра в Надым, и водитель мне говорит: «Дед, сколько дома сидел, чего это ты в город надумал поехать?» Ну, я ему и сказал, что пусть внимательно посмотрит на сына Аполлона Николаевича. Он сказал: «Да ну?!» И такие казусы были часто: и в магазине, и в других местах. Мне интересно, когда его провожали в последний путь, вспомнил кто – нибудь, что он был одним из первых освоителей надымского Севера?..
– Думаю, наша публикация, конечно, всколыхнёт тех, кто его знал, и люди отзовутся. Скажите, Аполлон Аполлонович, вы очень похожи на своего отца. А кто из ваших детей, внуков похож на него? В ком воплотился его характер?
– Надо подумать. У меня два внука и внучка. Насчёт черт… Я знаю… Столько к людям доброты и отзывчивости только у дочери, у Леночки.
– Где вы воевали, как сложилась та часть вашей жизни?
– С первых дней войны я был на дальневосточном фронте. Мы подали рапорты для отправки на западный фронт, но нам отказали, сказав, что здесь тоже фронт. И я участвовал в войне с Японией. Демобилизовался уже на Украине офицером в 1962 году, и с семьёй остался здесь. Работал по линии связи, знаю многих людей, и  никогда у меня не было  ни с кем трений: те хохлы, а эти москали… Конечно, как фронтовика не забывают: два раза в год премия – на День связиста и День Победы.
 – В тот момент, когда вы воссоединились с отцом, вы ведь всё равно воссоединились, вы почувствовали дыхание истории, что она, как  электротоком…
– Это в первую очередь гордость за моих предков. И, конечно, это огромное событие, кто мог подумать, что через столько лет такое случится.
– Мама вспоминала отца? Она не обижалась на него, не сердилась?      – Мне она ничего не рассказывала. Но поскольку в тридцать пятом году он приезжал, то я думаю, что  какую-то связь она поддерживала. Но не хотела ставить под удар   близких людей. Последние годы жизни она жила с сестрой в Москве. И она даже предположить не могла, что её первый муж жив. Она родилась в 1904 году и прожила 71 год.
– Как, наверное, более счастливо могла сложиться судьба и его, и ваша, всего семейного окружения, если бы не эти исторические веяния и катаклизмы…
– Конечно, по - другому бы сложилась. Но как… остаётся только гадать. Если каким –  нибудь путём мне удалось бы раньше узнать, что он жив - здоров, например, ему шестьдесят, а мне сорок:  сколько бы мы могли быть рядом! 
– Но, с другой стороны, если, не оглядываясь назад, а смотреть вперёд, то кто-то из ваших потомков будет носить это прекрасное имя – Аполлон и продолжать ваши семейные традиции.
–  Очень хотелось бы…

Таким вот неожиданным вкраплением в документальное повествование Сергея Дернового стала моя встреча в августе нынешнего года (2003г.) с семьёй А.А.Кондратьева в Тернополе. Все дружные, сердечные, трудолюбивые, бережно относящиеся к памяти
А. Н. Кондратьева. У Аполлона Аполлоновича подрастает  правнучка – восьмилетняя Леночка, а её мама Алина – копия Варвара Андреевна Квашнина-Самарина, которая была женой Аполлона Николаевича. Какие
же сильные корни, какую крепкую породу надо иметь, чтобы так ярко воплощались лучшие черты предков в сегодняшних потомках! Верным другом семьи Кондратьевых по сей день остаётся надымчанин Сергей Дерновой. Трепетно заботится он о сохранении памяти Аполллона Николаевича Кондратьева на надымской земле. В каждой фразе, написанной им в упоминаемом каждом факте, он старается быть предельно точным. И хотя собственно повествование о «графе» закончено, существует небольшое послесловие, события, описываемые в нём, приурочены к тридцатилетию Надыма, о них итоговая публикация в следующем номере «Северян».


                Послесловие
                редактора О.Г. Лобызовой
                (глава восемнадцатая)

Слово материально. И оно материально вдвойне, когда хранит в себе благодарную память. Говорят, умершие живы, пока их помнят. Благодаря Сергею Дерновому жив, несмотря ни на что, жив самобытный, честный и благородный российский человек, одна из ярких личностей земли надымской – Аполлон Николаевич Кондратьев. После его ухода из жизни С. И. Дерновой написал документальную повесть «Человек из легенды» («Северяне» №№ 1,2,3 за 2002г.). Прежде чем отдать её для публикации, дотошный, ответственный за каждое своё слово автор переписывал её трижды, отшлифовывая содержание, добиваясь документальности и буквы, и духа. А потом попросил нас напечатать послесловие.
«После выхода моей повести в печати, - рассказывал Сергей Дерновой, - многие обратились ко мне с вопросами, ответов на которые нет в  тексте, и они могут быть интересны всем. По досадному недоразумению, срок заключения Аполлона Николаевича завышен в два с половиной раза. В действительности трибунал приговорил его лишь к десяти годам лишения свободы, а не к 25-ти, как было указано в повести. Из них он отбыл  восемь и в 1953 году, после смерти Сталина,  был освобождён из-под стражи. 
В повести я не ставил цели изучения и освещения военного прошлого моего героя. У меня была другая цель. Более благородная…
Благородство – в сохранении памяти. Остаётся Сергей Иванович верным многолетней дружбе со своим старшим товарищем. Он поддерживает переписку с Кондратьевым-младшим, которая остаётся единственной тонкой, но невероятно прочной ниточкой, связывающей сына с отцовским Надымом.
«В одном из писем, сын  попросил положить на могилку отца пару цветов от его имени, - продолжал рассказывать Дерновой. – В прошлом году мы с женой, находясь в отпуске на «земле», заказали керамику с фотографией Аполлона Николаевича. А в апреле – перед родительским днём – прикрепили её на деревянный крест. Этот процесс  сняли на видео. Теперь готовлю в Теребовлю посылку: рукопись повести, все фотографии (архив), аудио и  видеозаписи,  записи на 8-ми миллиметровой киноплёнке. Спустя время, 4 октября, я – сварщик, изготовил на предприятии, где работал, металлический памятник и оградку.  Большую и бескорыстную помощь в приобретении необходимых материалов для изготовления мне оказывали все, к  кому я обращался. 
Слово граф для многих  являлось паролем - люди с энтузиазмом бескорыстно  оказывали  посильную помощь. Начальник СУ-2 ОАО «Надымдорстрой» Александр Николаевич Парыгин, под руководством которого я работал,  с пиететом относился к Аполлону Николаевичу. И чтобы ускорить изготовление памятника и оградки, разрешил мне выполнять сварку в рабочее время. На вахтовом автобусе, которым управлял Андрей Андреевич Клименко, мы отвезли  всё это на кладбище и установили  на место.  По просьбе сына я сфотографировал обустроенную могилку  отца и фотографии отправил  в Теребовлю».
В пятую годовщину со дня смерти А.Н.Кондратьева С.И.Дерновой публикует в городской газете «Рабочий Надыма» его портрет и сердечные слова в память о нём, не забывает упомянуть и об Аполлоне Аполлоновиче. А тот пишет письма, обращаясь к семье Дернового с неизменной сердечностью: «мои милые северяне…» И дотошно штудирует одноимённый журнал, обнаруживая в нём досадную неточность: вместо его матери, жены Аполлона Николаевича, в первой части повести помещено фото дальней родственницы Кондратьевых. Он высылает нам подлинный снимок Варвары Андреевны.
Читают нас и окружные музейщики. Собираясь в обновлённой экспозиции по 501-й стройке рассказать о редкостной судьбе надымского графа, они просят Сергея Ивановича пожертвовать оставшиеся, возможно, у него или у других надымчан – знакомых Кондратьева – его вещи, картины. Не раздумывая, он вручает представителю музея, Л. Ф. Липатовой, самодельную зэковскую кружку, алюминиевый бак, в котором Граф зимой растапливал снег, и изготовленную им же из подручных средств лучковую  пилу. Пять прекрасно сохранившихся картин, написанных А.Н.Кондратьевым по заказу Сергея Ивановича и предназначавшихся на подарки родным и близким, он передал музею за чисто символическую цену. Бесценный, бескорыстный дар. Как, собственно, и всё, что делает обычный, работящий и совестливый, добрый и сердечный северянин Сергей Иванович Дерновой во имя памяти своего старшего товарища, страдальца и философа, одного из первых жителей Надыма. А также во имя будущего, во имя всех нас, не живущих Иванами, не помнящими родства.               


                Реабилитации подлежит?
                (глава девятнадцатая)
Через полгода  после выхода «Взгляда» – 2 апреля 1989  года, в газете «Тюменская правда» под рубрикой «Из архивов КГБ»  был опубликован «убойный» материал с вышеуказанным заголовком.  Публикацию привожу полностью без купюр.
Письмо в редакцию
В  телепередаче «Взгляд» был показан сюжет о надымском «графе» Аполлоне Кондратьеве как о жертве сталинских репрессий. Однако мой отец рассказывал мне, что Кондратьев служил у гитлеровцев, имел чин обер-лейтенанта и фашистские награды. Кто прав?               
               
                И. Павлов.
                город Надым.

Потребовалось время, чтобы с помощью тюменских чекистов разыскать в архиве УКГБ   по Ставропольскому краю дело № 9 и узнать правду о жизни Аполлона Николаевича Кондратьева.
Оно было заведено  там, так как наш граф  именно там,  как он   всем рассказывал, попал в плен.


                1.ЗА «ЕДИНУЮ  И  НЕДЕЛИМУЮ»
Он родился в 1898 году в Петербурге. Его отец служил незаметным чиновником в конторе железной дороги, а мать занималась домашним хозяйством. Родители стремились дать сыну хорошее образование. В гимназии он был в числе первых учеников, увлекался живописью, писАл юношеские стихи и мечтал о подвигах. Такая возможность скоро представилась: в шестнадцатом году восторженный гимназист вольноопределяющимся ушёл на германский фронт, вскоре получил погоны прапорщика.
Революционные события в стране, заключение Брестского мира круто изменили судьбы миллионов. Даже не все соратники Ленина поняли необходимость договора с немцами. Левые эсеры готовили покушение на германского посла в Москве графа Мирбаха. Что тут говорить о безусых прапорщиках: глотая слёзы унижения за «поруганную честь единой и неделимой», они стекались на Дон, образуя костяк Добровольческой армии. Занималась кровавая заря братоубийственной гражданской войны.
Вот что позднее расскажет Кондратьев о своём участии в белом движении. «В войсках Корнилова, которыми впоследствии командовал Деникин, затем Врангель, я был до самого конца гражданской войны. Принимал участие в боях против Красной Армии и несколько раз был ранен. При эвакуации врангелевцев из Крыма я за границу не поехал и остался в России».
За службу в белой армии его арестовали, но вскоре освободили: республика нуждалась в образованных людях. Оказалось, что поручик не только ходил в штыковые атаки против красных, но в период отпусков по ранению учился в тогдашнем Екатеринодарском политехническом институте.  До 1924 года был краскомом в 1-й  тяжёлой  артгруппе, а после демобилизации работал техником – дорожником на Урале.

                2.   ДОРОГИ,  КОТОРЫЕ   ОН    ВЫБИРАЛ

Война застала технорука Кондратьева в экспедиции  по изысканию лесотранспортных дорог в горных районах  Кавказа. 1942 год. Сражение за Кавказ достигло критической отметки.  Кондратьев получил повестку на призывной пункт, однако выбрал другой путь: «По горным тропинкам я пошёл в сторону немцев. 17 сентября меня остановили их передовые посты. В штабе горнострелковой дивизии мне предложили составить карту района Эльбрус – Клухорский перевал. Эту работу я выполнил с описанием дорог, проходов в перевалах и климатических условий. Немецкому командованию моя работа очень понравилась». В августе 1942 года егеря  из дивизии   «Эдельвейс» захватили клухорский перевал. По свидетельствам защитников Кавказа, «бои на Клухорском  направлении продолжались до наступления зимы. Враг оказывал упорное сопротивление, заняв выгодные высоты». Каких потерь стоила нашим войскам «работа» Кондратьева?
В обозах гитлеровской армии прибыли в оккупированные районы Дона и Кубани небезызвестные белогвардейские генералы Краснов, Шкуро,  Султан-Гирей,  Долманов… Началось формирование так называемого «казачьего стана», проще говоря – карательных отрядов. Казачьи части возглавил генерал-лейтенант СС Гельмут фон Паннвиц. Кондратьев, по рекомендации немцев, зачислили писарем в канцелярию 5-го Донского полка 1-й казачьей дивизии, а затем перевели в распоряжение полковника Кулакова, которого прочили в атаманы терских казаков. По заданию «шефа» бывший технорук стал чертить карту будущего «Терского государства», однако не успел закончить эту работу. Помешало наступление Красной Армии. В сентябре  1943 года  германское командование перебросило казачьи части в Югославию для борьбы с партизанами. Кондратьев предпочёл не рисковать головой и принял предложение Кулакова стать его адъютантом. В этой спокойной должности был удостоен чина обер-лейтенанта,  награждён германским «бронзовым знаком 2 класса.
Участвуя в карательных экспедициях против партизан, корпус фон Паннивица нёс большие потери, а в дальнейшем его остатки  были полностью разбиты югославской Народно-освободительной армией и частями Красной Армии, вступившими на территорию Югославии. После капитуляции фашистской германии полковник Кулаков, его адъютант Кондратьев и денщик Кучеров  «осели» в Австрии, где в октябре 1945 года были арестованы сотрудниками опергруппы «Смерш».
При слушании дела в военном трибунале гарнизона советских войск в Вене Кондратьев заявил: «При Советской власти я никаким репрессиям не подвергался, несмотря на то, что с 1918 по 1920 год был в белой армии и воевал против красных. Мне жилось хорошо, как специалист был на хорошем счету, но я считал, что война проиграна и немцы будут победителями, поэтому стал работать на них. Когда немцы стали отходить с Кавказа, у меня не было мысли, что они не победят. Я думал, что это тактический ход. Потом стал сомневаться в победе немцев, но было уже поздно. По существу я стал изменником Родины».                Трибунал приговорил Кулакова к расстрелу, а Кондратьева и Кучерова к десяти годам лишения свободы. Этап привёл их на строительство печально знаменитой Заполярной железной дороги…

Признаюсь, меня мучили сомнения: стоит ли публиковать ещё один  материал об уставшем от  назойливого внимания престарелом «графе»? Может оставить его в покое и  считать всех строителей «мёртвой  дороги» только жертвами сталинского террора? Но история А. Кондратьева (настоящая, а не придуманная) даёт на последний вопрос достаточно ясный ответ.               
                А. Антонов               


                Мой комментарий
                на статью  «Реабилитации подлежит?»
                (глава двадцатая)

  Прочитав впервые  статью Антонова, я был в шоке: не таким представлялся   мне, да и многим  людям, образ графа  с которым   дружил к тому времени уже девять лет. Потом, прочитав внимательно  несколько раз,  понял: автор намеренно сгустил краски, чтобы вызвать у читателей негативное отношение к герою публикации. 
То, что военный трибунал города Вена 29 декабря 1945 года осудил нашего графа, правда: статью иллюстрирует фотография обложки тома следственного дела. Но все доказательства его вины были построены только лишь на признании вины самим Аполлоном Николаевичем. Следственные органы в то время работали по методикам,  разработанным бывшим зловещим  прокурором СССР юристом Андреем Вышинским, который учил: «…признание обвиняемого – царица  доказательств».
По делу Кондратьева не было ни свидетельских показаний, ни вещественных  доказательств, ни экспертизы. Решающим доказательством было вынужденное признание   (самооговор),  данное на суде под нажимом следователей.  «Следователи  обещали сохранить мне жизнь,  и я озвучивал заранее приготовленные ответы на вопросы», –  говорил  Аполлон Николаевич,  –  « спасибо, что слово сдержали»…
Да, Аполлон Николаевич участвовал  в Белом движении, и это ни для кого не было секретом. Он сам открыто рассказывал о том периоде своей жизни. Смутное то было время: народ метался в поисках лучшей жизни и не знал с кем идти  –   с белыми или красными? История того времени хорошо показана в комедийном  фильме «Свадьба в Малиновке».
Да, он составил карту района Эльбрус – Клухорский перевал. Да, был писарем в канцелярии 5–го Донского полка первой казачьей дивизии.  Да, был адъютантом у полковника Кулакова, которого немцы прочили в атаманы терских казаков. Да, был удостоен чина обер - лейтенанта и  награждён германским знаком 2-го класса. Вот и все его преступления. Главный «козырь» Аполлона Николаевича:  «Я не воевал с оружием в руках против Советской Армии». 
Антонов  утверждает:  «Кондратьев принимал участие в боях против Красной Армии и ходил в штыковые атаки против красных, где несколько раз был ранен»; «он признался…; «по горным тропинкам  пошёл в сторону немцев»;  «немецкому командованию моя работа очень понравилась»;   «по существу я стал изменником Родины»…
Напомню, заседание трибунала состоялось через семь месяцев после окончания войны. Ещё свирепствовали сталинские репрессивные органы. В те времена за горсть зерна, найденного в кармане колхозника  возвращавшегося с поля,  давали не менее семи лет (Указ о трёх колосках от 1932 года). За опоздание на работу давали не менее пяти лет. Даже за автоаварии без тяжких последствий сажали на шесть лет. В Башкирии в то время был случай, потрясший многих: муж с женой работали на пекарне, он кочегаром, она – хлебопеком, у них было пятеро детей. Голод вынудил взять домой две буханки хлеба. Его осудили на 12 лет, её   –  на 10.   
За  анекдот про Сталина сажали на 25 лет, а то и вовсе расстреливали. Даже за негативное высказывание о вооружении Красной  Армии или восхваление немецкого вооружения давали сроки заключения.  И  только лишь за одно признание в измене Родине Кондратьеву   дали бы расстрел.  Не меньше! А  дали всего 10 лет.  Не стыкуется здесь одно с другим.  Автор, думаю, поднаторевший на подобных скандальных материалах прекрасно знал, что при желании любой факт, чьей бы то ни было биографии, можно, вырвав из контекста, превратить в фук и повернуть так, чтобы он выглядел неприлично.
Мой отец, Иван Яковлевич, родившийся при царствовании Николая Второго (5 сентября 1914 года), переживший Февральскую и Октябрьскую революции, Гражданскую войну, кровавые перегибы коллективизации, тяготы и лишения блокадного Ленинграда в Великую Отечественную войну, восстановление разрушенного войной хозяйства,  однажды за семейным столом рассказал нам, детям школьникам, о чудовищном  случае, произошедшим в деревне в предвоенные годы:
«Весной все колхозники сажали свои огороды. Прежде надо было вспахать землю. Колхозных лошадей на всех не хватало, потому три инициативных соседа, чтобы раньше засеять личные огороды и пойти работать на колхозные поля, решили обойтись  своими силами: двое впряглись, третий взялся за ручки плуга и… процесс пошёл. За этим занятием их увидел проходивший по улице член партии – бригадир. И донёс куда следует. Завели уголовное дело по пресловутой политической 58-й статье. Больших трудов стоило сельчанам доказать, что они истинные патриоты своей Родины и действовали вне политики и только лишь в интересах колхоза».
Такие были тогда времена…
Историческая справка. Началом репрессий считается речь Сталина на заседании Военного совета при наркоме обороны 2 июня 1937 года. Тогда Армия узнала, что Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник и другие высшие офицеры, всего 13 человек,  что это ядро военно-политического заговора. Далее последовал призыв Сталина к доносительству:  «Я  должен сказать, что сигнализировали очень плохо с мест. Плохо.  А без ваших сигналов ни военком, ни ЦК ничего не могут знать.  …Каждый член партии, честный беспартийный гражданин СССР не  только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает,  сообщать. Если будет правда, хотя бы на пять процентов, то и это хлеб. Обязаны посылать письма своему наркому, копию в ЦК».
С военных и началось массовое «стукачество», охватившее все слои общества…

В середине апреля 1989  года   пришёл к нам Аполлон Николаевич крайне взволнованный. С порога, не раздеваясь, «ошарашил» вопросом:
– Вы читали  в газете Тюменская правда статью обо мне?
Я, глядя ему в глаза, отрицательно покачал  головой (и это была правда –  ту газету я   разыскал и прочитал много позже).  И тут Аполлон Николаевич разразился тирадой:
– Я не понимаю, кому выгодна эта публикация. Какую цель ставил автор, что хотел доказать?  Создаётся впечатление, что он ждал момента, пока найдётся мой сын, чтобы  больнее  укусить! Это удар   мне в спину!   Вы, случайно, не знаете, кто такой Антонов?
Антонова я не знал, и до сих пор считаю, что автор скрылся за  псевдонимом. Кто мог скрываться под этим именем?
Подозреваю  опытного журналиста – филолога, работавшего в газете «Рабочий Надыма» и бывшим в то время моим наставником по журналистскому мастерству. Он был отличным специалистом своего дела! Беседовать с ним было приятно и интересно: что–то полезное, да приобретёшь. Я всегда относился к нему с пиететом.  Он, потом, был первым  редактором  иллюстрированного журнала «Надым», затем Главным редактором «Провинциальной газеты». Кстати, 4 мая 2001 года, накануне советского Дня печати, я был  в его редакторском кабинете. После беседы о том-сём, он, положив на стол шестой выпуск газеты, на первой полосе написал: «Серёже Дерновому – ветерану Севера и журналисту по духу на добрую память о Надыме. С уважением, Главный редактор». И размашисто расписался. Та газета до сих пор хранится в моём архиве.
После публикации «Реабилитации», в одной из приватных бесед, я при нём опрометчиво возмутился той статейкой. Он,  доверительно обняв меня за плечо, повёл  из холла редакции в коридор и с напором, даже, я бы сказал – со злостью, воскликнул: «Ну что ты так печёшься об изменнике Родины? Много внимания ему уделяет пресса.  Вот в тресте  «Надымдорстрой»   начальником ПТО работает  70-летний пенсионер,  он же писатель и поэт   Марманов, в годы репрессий – бывший политзаключённый «501 стройки». Спустя четверть века после надымской каторги, окончив институт, вернулся в эти места.  Вот герой, вот о ком надо писать!»
Я не стал тогда спорить с маститой акулой  пера, потому что понял: его  взгляд на этот вопрос непоколебим…
Пояснение. Иван Дмитриевич Марманов родился в 1931 году на Крымском  полуострове.  В годы репрессий был узником лагеря «Щучье», на месте которого  в 80-х годах прошлого века располагался трест «Надымдорстрой». Срок отбывал по пресловутой 58-й статье. После освобождения окончил Сибирский автомобильно – дорожный институт в городе Омске, вернулся в Надым,  устроился в трест «Надымдорстрой» инженером, работал на сооружении мостов и дорог…
Несколько лет я работал в том же тресте электросварщиком, общался с ним, читал подаренную им книгу «СЕВЕРНЫЕ БЫЛИ».
Мои предположения относительно автора нашумевшей статьи усилились после того, как городская газета, как говорится, после драки кулаками помахала – на весь район  «бабахнула» перепечаткой  разоблачительной «правды». Многие знакомые графу люди, восприняли публикацию близко к сердцу.
Возможно я «вычислил» не того автора  статьи, тогда, как говорится   –  прошу извинить.
О том своём предположении Аполлону Николаевичу  не сказал – не стал бередить его душу и сыпать «соль на рану». К сожалению, не догадался,  прочитав статью, пойти с газетой в руках и по пунктам обсудить публикацию.


                Находка
Некоторые письма сына графа и фотографии, помещённые на    страницах этого рассказа, попали ко мне совершенно случайно. Вот как это произошло.
Аполлон Николаевич переехал из посёлка в городскую квартиру в конце осени 1992 года. А я с семьёй остался жить в посёлке. И связь с ним прервалась.  Через год  и  наша семья получила капитальное жильё  и тоже переехала в город. За 13 лет проживания в посёлке мы привыкли к людям, речке, природе. И время от времени рейсовым автобусом приезжали из города:  встречались с односельчанами,  ходили в лес (мимо пустующего вагончика  Аполлона Николаевича), где собирали грибы, ягоды, травы,  кедровые шишки, рыбачили на озёрах.
В очередной приезд,  проходя мимо  библиотеки, мы с женой  не  увидели  вагончика графа.  Проследовав по оставленному полозьями вагончика на песке следу,  увидели его за поворотом дороги. Стоял он  с распахнутой    дверью  и  выбитыми оконными  стёклами, скрытый  густой зарослью кустарника. Оказалось, вагончик отключили  от системы  отопления, оттянули из-под линии электропередачи и планировали на следующий день погрузить краном на трал и отвезти на нефтебазу.
Войдя в открытую дверь,  я увидел  голые стены. Вышел из комнаты в тамбур и  по привычке  закрыл за собой дверь. Выходя на улицу, оглянулся, и увидел стоящую на полу старую картонную коробку из-под сгущёнки. Открыл  и ахнул –  в  ней находился архив графа:  фотографии, письма, документы. И хотя мы шли в лес, я забрал с собой коробку. Потом выяснилось, что длительное время  эта коробка, забытая  при переезде в город, простояла в тамбуре за  открытой  дверью   вагончика.
Позже, когда мы встретились, я сказал  о находке. Граф попросил временно хранить архив у себя, а когда  принести – скажет. Но не сказал –  наверное, забыл о нём. Забыл и я, спрятав ящик на антресоль.
После   смерти графа, во время  генеральной уборки в  квартире, коробка обнаружилась, и я, сделав  необходимые копии, отправил архив посылкой   в Украину.

                Письма
                (глава двадцать первая)

 В отличие от отца, сын  писал письма ровным, красивым, каллиграфическим почерком без ошибок и исправлений. У меня создалось   впечатление, что он вначале писал на черновике, а потом аккуратно  переписывал на чистый лист. Мысли излагал по-военному кратко и последовательно, каждое слово выверено и продумано.  Несколько  его писем,  адресованных мне, сохранились. Сохранилось и  единственное  письмо  сына, адресованное  отцу, написанное через месяц после их первой встречи. Вот оно (орфография и пунктуация всех писем сохранена).

18. 02.89года.
Здравствуй, родной!
Знаешь, я до сих пор не могу толком прийти в себя от осознанья того, что под старость лет я, наконец, обрёл отца. Весь январь прошёл в сплошных воспоминаниях и эмоциях, а ведь случилось нечто невероятное, которое ни по какой теории вероятности не просчитаешь!  Ну, ладно,  прошедшее вспомнили, кое-какие белые пятна удалили, теперь надо думать о настоящем и будущим, но об этом детально поговорим, когда ты приедешь в отпуск. Всё время о тебе думаю, о наших разговорах, о совместной, так сказать, работе (если можно назвать небольшую мою помощь тебе), а чаще всего ты мне вспоминаешься немножко расстроенный, немножко растерянный в момент моего приезда. И так мне тебя жалко становится: опять ты один остался, хотя и временно. Так хочется, чтобы мы были вместе после стольких лет разлуки, в которой, собственно, ни ты, ни я не виноваты. Вот такие, брат, дела.
Дома у меня всё в норме. Внуки (особенно маленький Вася) имеют претензию – почему я им прадедушку не привёз. Близкие друзья заходят, очень рады нашей встрече, расспрашивают, что и как. Картины твои всем очень нравятся. Подробную информацию о твоей жизни и работе я дал жене, а остальным – минимум.
Теперь о делах. По списку нашему пока всё достать не удалось, многое в дефиците, так что будем высылать по частям. С красками получился целый цирк. Несмотря на то, что директором художественного  Фонда работает  мой хороший знакомый, удалось приобрести только по одному тюбику (те краски, которые ты просил прислать, у них в дефиците, а о берлинской лазури они давно уже не слышали). Обещали в следующем квартале ещё немного подбросить. Мне пришлось написать заявление, что я самодеятельный художник и прошу отпустить мне то-то и то-то.
Посылки я получил пару дней назад, шли  они 24 дня (всё в целости).
Ну, вот пока и всё. Все мои близкие с нетерпением ждут твоего приезда, без конца рассматривают и любуются твоими картинами, несказанно рады, что у нас  есть глава династии Кондратьевых.
Передавай, пожалуйста, огромный привет Серёже Дерновому и его Любе (жду  фото, снятые у него дома). Привет Виктору Процику и Роману, Любе Кантемировой (между прочим, я несколько дней пытался дозвониться до неё, но оба телефона не ответили), двум Ольгам с почты, Александру Васильевичу Емельянову и Люде, а также всем остальным, с кем я познакомился, будучи в Надыме…

                Подпись.

У меня сохранились лишь четыре письма от сына графа. Часть    писем  и  фотографий я, покидая Север,  передал в архивный фонд города Надыма.
В 2005 году в семье Аполлона Аполлоновича произошли изменения. Умерла любимая жена Надежда Владимировна, с которой  прожил 57 лет. Семья переехала на ПМЖ из  Теребовли в столицу области – Тернополь, где у него не было друзей.   Его  стали одолевать болезни. Это настроение прослеживается в каждом его письме…


                письмо первое
18.08.05.
Здравствуйте, дорогие мои северяне!
Наконец – то преодолев всю свою апатию и меланхолию, взялся за письмо. Плохо мне, конечно, и тоскливо.  Почему?  Это вам объяснять не надо, но жить – то надо. А жизнь моя монотонна и однообразна. Не знаю, что тебе, Серёжа, прислала Ольга Григорьевна (редактор журнала «Северяне»)  о роде дворян Квашниных – Самариных, потому посылаю копию письма моего двоюродного брата Юрия Константиновича Квашнина. В результате многолетнего труда его папы (моего дяди, умершего в 1992 году) и брата моего, который продолжает эту работу, изложена вся наша родословная, начиная от 1282 года.  Кстати, дядя Костя с моим отцом были хорошими друзьями (плюс к этому ещё и родственниками)… 

Привожу отрывок из того письма. 
… «Привет, дорогой брат! Надеюсь, что это моё послание застанет всё твоё семейство в полном здравии и благополучии. Надеюсь также, что внедрение в 9-й десяток не отразится на тебе ни морально, ни физически…
Не могу не выполнить твою просьбу, много раз высказанную. Задача хлопотливая, но чувствую свою историческую ответственность, поскольку знаю, что в настоящее время, кроме меня, никто тебе об этом не расскажет достаточно подробно. Я не буду ссылаться на источники, но ты должен знать, что в основе всего лежат материалы нескольких государственных архивов, библиотек и большого семейного архива…
Наш род произошёл от Нестора  Рябца –  воеводы Галицкого короля Льва Даниловича, посланный им в 1282 году в Литву, а оттуда ушедший в конце века на службу к Ивану Калите. В роду Квашниных-Самариных ни князей, ни графов не было. Это был один из древнейших боярских, а затем дворянских родов, заслугами которого  перед отечеством могут позавидовать многие княжеские роды, а тем более – графские, возникшие лишь при Петре Великом. Поэтому в притче о «Красавице графине» твоя мама, а моя тётушка не нуждается. Она была красавицей –  боярыней и это уже прекрасно»…
Во всех печатных публикациях об отце многое (вольно или невольно)  искажено. Внуки мои Алина и Васенька в этом году окончили институты. Теперь осталось «немного» –   найти престижную работу, что в наше время довольно затруднительно.
Круг общения у меня невелик –  в Тернополе друзей практически нет. Иногда позванивают знакомые из Теребовли, племянник из Питера и двоюродная сестра Наташа из Гуся – Хрустального, поддерживаю переписку с двоюродным братом Юрой, который живёт в Америке. Не забывают  меня и на бывшей работе военные  связисты – регулярно поздравляют и поощряют материально.
Повышение зарплаты штатным военным, рикошетом отражается и на пенсиях бывших военных, особенно участников боевых действий. И это хорошо. С мая 2005 года пенсия у меня 1355 гривен 97 копеек плюс скидка 75% на коммунальные платежи. По нашим временам это очень  прилично. Рабочие, к сожалению, получают намного меньше, а жизнь становится дороже. Насколько сопоставимы наши пенсии и цены на продукты питания с российским рублём – не знаю. По состоянию на 17. 08. этого года, сто российских рублей равноценны 17,77 гривны.
Справка.  Согласно статистике, курс гривны по отношению к рублю с 2000 по 2012 год  оставался стабильным, плавно опускаясь или увеличиваясь с 60 до 40 рублей за 10 гривен. В апреле 2005 года за 10 украинских гривен нужно было отдать чуть больше 54 рублей.
  …Здоровье моё – так себе. Тяжело ходить стало, обе руки скрючило, зрение ухудшается, давление скачет. «А в остальном, прекрасная маркиза…».
Вот и всё. Крепко обнимаю.  Ваш………………………..подпись


                письмо второе 
09.11. 05г.
Здравствуйте, мои дорогие северяне!
Кое-как собрался написать вам письмо, т. к. условия у меня для этого (мягко говоря) не совсем подходящие. Тесновато, хотя квартира и трёхкомнатная, даже стол у нас один – на кухне, а она всё время занята. Если кто-то приходит в гости, в одну из комнат выносим раздвижной стол. Всё остальное пространство занято кроватями, шкафами и т. п. мебелью. Все мои бумаги (переписка, фото, бытовые мелочи) лежат в прикроватной тумбочке и для того, чтобы что – то найти, надо изрядно покопаться. Это я пишу не в оправдание своей, так сказать, лени, а просто обрисовал обстановку. (Аполлон Аполлонович имел в виду временные неудобства,  появившиеся после переезда из Теребовли в областной центр   –  Тернополь – авт.).
  А теперь попытаюсь, если сумею, Серёжа, на твои вопросы ответить. Составлением родословной занимался дядя Костя – шурин отца много лет используя данные семейного архива Квашниных – Самариных, материалы, имеющиеся во Всероссийском геральдическом обществе, в нескольких геральдических архивах и библиотеках. Мне, к сожалению, в силу разных обстоятельств, удалось встретиться с дядей Костей только после моего посещения Надыма. Относительно родословной нашего роду, то  установлено, что истоки обнаружились аж в 1282 году. Основоположником рода был Нестор Рябец – воевода Галицкого короля Льва Даниловича. Сегодня родословную Кондратьеых замыкают потомки 25 колена.
Ни Юра, ни я связи со сводной сестрой не поддерживаем, как и она с нами. У неё жизнь  сложилась неудачно и масса всяких невзгод у неё. Насчёт журнала «Северяне»: Ольга Григорьевна мне его регулярно присылает. Последний номер за 2005 год я ещё не получил. С этим письмом посылаю 2 фото. Одно снято за месяц до начала войны, а второе современное, с родовым гербом Квашниных-Самариных. Я даже колебался, боялся его посылать. Настолько я на нём ужасен.   Ну, вот пока и всё. Крепко всех обнимаю.
                С уважением…………………подпись.


                письмо третье
28. 04.06г.
Здравствуйте, дорогие мои северяне!
Наконец – то взялся за письмо, которое, честно говоря, давно должен был  написать и отправить. Собственно говоря, и писать особенно нечего. Началась, слава богу, весна хоть и с опозданием на месяц. Тепла большого пока нет (всего 12 – 15 градусов).  Деревья только начали листья распускать. Зима была паршивая: то мороз, то дождь, то снег, то гололёд. Да и весна – сплошное недоразумение.  Вот так!      
Здоровьем своим похвастать не могу. Суставы сверху донизу все болят, обе руки скрючены (как у отца было), правый глаз почти ничего не видит, хожу как робот. Но держусь, как могу. Но всё это мелочи «а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо…»
Никакими друзьями я в Тернополе не оброс, все они остались в Теребовле. Занятий у меня, по сути дела, никаких нет. Развлечения сводятся к телевизору (в основном – спортивные передачи), книги читаю, немного гуляю  каждый день по часу – полтора. Вот и всё. Основная забота сейчас – это поставить памятник Надюшке.  Он уже заказан, обещают поставить в конце июня.  Памятник заказали на двоих с расчётом и на меня (естественно без указания моих дат). Детям и внукам облегчил траурные хлопоты. Осталось надписать  срок моего пребывания на этой земле…
Аполлон Аполлонович сильно переживал потерю любимого человека, о чём откровенно говорил во время телефонных разговоров. При оформлении места для погребения жены  «позаботился»  и о себе – прикупил рядом участок для своего последнего приюта. На памятнике рядом с портретом жены поместили и его фотографию.
02.05.06г.  Продолжаю. Теперь о разном. Ещё пару раз внимательно перечитал жизнеописание твоего отца и дедушки, и опять убедился, что редкая семья не пострадала от действий нашей  «родной» Советской власти, которой, слава богу, уже нет. Но последствия её деятельности ещё долго придётся расхлёбывать  не одному поколению людей.
Политические передачи я почти  не смотрю. У нас, в Украине, без конца идут всевозможные выборы, из которых ясно одно, что о рядовых гражданах и улучшении жизни в стране никто не думает и практически  ничего не делает. Создали  более 45 партий и все они любыми средствами стремятся прорваться к власти как стадо свиней до кормушки. Об этом можно долго говорить, поэтому в качестве иллюстрации посылаю вырезку из газеты  «Комсомольская правда» от  03. 05. этого года (это письмо отправляю пятого мая – в бывший советский праздник «День печати»). Из статьи  ясно, что на нашей шее сидят 450 депутатов с офигенными (мягко выражаясь),  зарплатами и льготами. В то же время минимальная пенсия у простых граждан менее 400 гривен. Выводы делай сам.
 Да, чуть не забыл. Вскоре после моего первого возвращения из Надыма,  получил от отца  письмо,  в котором он сообщил, что уезжает  в Симеиз, а в дом пустил какую – то экспедицию, которой дал указание никого в дом не пускать, включая родственников. Имел ли место такой факт? Между прочим, в последующие мои приезды об этом отец ничего не говорил.
Теперь кое-какие практические дела.
 Подключен ли ваш компьютер к интернету? Если да, то мы можем общаться по скайпу.  Наш адрес в интернете……………………………………….
Вот, собственно, и всё. Будьте все здоровы и счастливы. Ваш……………………. Подпись.
P. S. Посылаю 2 фото…………………………………подпись.

Это письмо требует особого комментария.
«Ещё пару раз внимательно прочитал жизнеописание твоего отца и дедушки…».
Во время второго приезда в Надым, мы  обсуждали с ним тему сталинских репрессий. Я вкратце рассказал историю  о том, что отец мой   фронтовик – артиллерист,  все 900 блокадных дней защищал город Ленинград – оборонял Дорогу жизни, связывающую блокадный Ленинград с Большой землёй. Что  получил отец  контузию, «заработал» язву желудка и чуть не умер по дороге в райцентр (в Чишмы) в 1947году от прободной язвы.
Рассказал, что отца его, (моего деда)  – Якова Андреевича отвергавшего  коллективизацию, которая была по сути дисциплинизацией самого многочисленного и политически неустойчивого класса – крестьянства, не желавшего вступать в колхоз и жил зажиточно «единоличником», Советы раскулачили, и «загремел» он на 8 лет –  строил Беломоро – Балтийский канал.
Аполлон Аполлонович  вспомнил о том нашем разговоре и  попросил написать историю отца  подробнее. И я отправил ему большую статью (на всю  полосу) опубликованную к 50-летию Победы в газете «Рабочий Надыма»  под заголовком «Это праздник и моего отца».
Далее в письме: «… в качестве иллюстрации посылаю тебе вырезку из «Комсомольской правды». 
Это был один из майских номеров газеты «Комсомольская правда в Украине» за 2006 год. На одной странице опубликован репортаж о похоронах в Харькове шестерых членов экипажа самолёта АН – 74ТК – 200, разбившегося в Африке. На другой – броский заголовок: «Ешь  ананасы, рябчиков жуй!  Раз экс-депутат – значит буржуй». В большой гневной статье рассказывалось об узаконенных  невообразимых зарплатах и льготах, обеспечивающих сытной жизнью до самой смерти украинских  народных избранников после выхода на пенсию. Та публикация, как я  теперь понимаю, была одной из первых искорок, из которых возгорелось пламя автомобильных покрышек на Евромайдане в феврале 2014 года. Уже тогда украинская власть не «слышала» глас нищающего народа. Но Аполлон Аполлонович ни в письмах, ни в разговорах во время наших встреч, никогда даже словом не обмолвился о том, что в Тернополе, где он жил, притесняют русских. А Тернополь – Западная Украина, там всегда русских недолюбливали. И на Майдан в Киеве вышла, в основном, молодёжь с западных областей …
Третье и, главное:  «… получил от отца письмо, в котором сообщил, что находится в Симеизе…».
Это очень щекотливая тема, в которую я посвящён и знаю не понаслышке. Никто, никогда и нигде не затрагивал эту историю, и я впервые сейчас её озвучу.
Такой факт  имел место.  Аполлон Николаевич как-то у нас за обедом сказал:  «На днях  отправил сыну письмо, в котором сообщил, что уезжаю на пару месяцев в Симеиз.  Если он обратится за подтверждением этого факта,  пожалуйста, подтвердите».
Я всерьёз принял его слова и  спросил:
– Где находится этот Симеиз?
Ответил  мгновенно:  –  Посёлок Симеиз находится в Украине  на Южном берегу Крыма, в 20  километрах от Ялты у подножия горы Кошка. С одной стороны Симеиза  расположены Ялта и курортный посёлок «Ливадия», где была резиденция царя и  имение родителей моей жены, с другой – Севастополь и Форос  (в Форосе в августе 1991 года Горбачёв был изолирован  руководителями ГКЧП). –  В  1820 году в Симеизе побывал Пушкин.
– Вы не хотите, чтобы этим летом сын приехал к вам  в гости?   – спросил  напрямик.
– Устал я от повышенного внимания к своей персоне, –  ответил  взволнованно, –  к тому же что-то мне нездоровится. Хочу некоторое время побыть один, разобраться в своих мыслях и чувствах.
 
Больше всего он не хотел приезда сына и внука  вот почему.
Их первая встреча состоялась за два года до развала  Советского Союза. И продолжилась, когда Союз трещал «по швам». Прилавки магазинов опустели, цены взлетели и  народ, годами не получающий зарплату, оказался у разбитого корыта.  Сын во время первой встречи,  узнав о  дружбе отца с начальником ОРСа, попросил помочь достать   кофе, тушёнки,  гречки и ещё кой - чего. Отец с удовольствием купил за свой счёт продукты в подарок. Сын  отнёс посылки на поселковую почту и отправил  на своё имя  в Западную Украину. С собой увёз и  несколько картин, которые были написаны  по заказу. Не знаю, подарил картины граф  или получил за них плату.
Следующим летом как-то  за ужином у нас граф  с возмущением  сказал, что получил  письмо, в котором  сын опять просит купить к его приезду кое-что из дефицитных товаров.  «Он  думает, что раз работаю и пишу картины, то я миллионер»   –  с пафосом говорил разволновавшийся граф.  –  Ко мне деньги как приходят, так и уходят: на еду, на краски, на кисти, на холсты, на крагис, на маленькие гвоздики, которыми я закрепляю холсты к  рамкам, в конце концов.  Я не богатый человек: у меня даже нет сберкнижки!» –  всё больше распалялся наш знаменитый сосед.
Я напомнил ему, что у хлебосольного сына большое и дружное семейство, множество друзей и знакомых, которым двери в его доме  всегда открыты.   «Я не могу  кормить всех его друзей!» – вспыхнул Аполлон Николаевич.
 Я понял: просьбы сына стали обременять  его, и свернул разговор.
Во-вторых, немалый клин в их отношения вольно или  невольно вбил внук. Об этом я уже рассказал.
Третье, и главное. До памятной телепередачи, Аполлон Николаевич был «человеком в футляре». Никто ничего не знал о его прошлой жизни. Жил тихо и неприметно, был вольным человеком, пользовался уважением и заботой окружающих людей,  мечтал прожить 148 лет. За долгие годы  после освобождения он привык к спокойной,  уединённой, аскетической и размеренной жизни.  Ни от кого не был зависим, все  решения принимал сам и в опеке не нуждался. Известие о сыне произвело на него эффект разорвавшейся бомбы. Последовавший затем скорый приезд сына обременил и разочаровал его.
По всему было видно, что его тяготили «свалившаяся» популярность  и повышенное  внимание знакомых и  незнакомых людей. Потому  даже сыну на письма отвечал редко и с большой задержкой. Настойчивые предложения сына о переезде на постоянное место жительства в Украину,  нервировали и пугали его.   Уж  очень долго он был подневольным человеком, а потому вовремя не мог реализовывать свои желания и потребности. И тот глоток свободы, полученный после освобождения, который длился до памятной передачи,  боялся потерять. 
Он был убеждён в том, что если бы не повышенное внимание голодных до сенсаций и питающих страсть к «жареным»  фактам горе –   журналистов, его прошлое так бы и осталось неразглашённым, и унёс бы он это прошлое с собой в могилу.   Не всегда понимал и принимал  шутки сына в свой адрес и, по-моему,   не одобрял их  –  обижался: не привык он к панибратству.
 Сын был полной его противоположностью: душа нараспашку –  весёлый, общительный, активный и инициативный человек. Дом  его всегда был полон гостей, где не было места унынию, апатии, напряжённости в отношениях. Участвовал в концертах художественной самодеятельности в городском Доме культуры, которым руководила  жена – играл на домбре, привык к повышенному вниманию, аплодисментам, любил юмор и хорошую шутку. Он душой и сердцем тянулся к отцу, несмотря ни на что гордился им, старался уделять ему больше внимания,  потому и зачастил в Надым. К сожалению, у них оказались разные системы взглядов, умонастроений, разные ценности, убеждения, идеалы. Короче говоря, встретились два менталитета, два индивидуума с разным  укладом жизни. И не сошлись, как говорится,  характерами.

Лаборант химического анализа воды Людмила, когда мы однажды случайно встретились в посёлке (она шла мимо нашей жилой бочки  по сыпучему песку от графа к автобусной остановке), сказала:   
– Аполлон Николаевич ездил в город и хлопотал о том, чтобы сыну запретили приезжать к нему – не давали вызов.  (Вызов – разрешение на въезд в пограничную зону, в которую тогда входил  Надым  –  авт.).
Был такой случай или не был, утверждать не берусь. Если он действительно  был, то могу предположить, что Людмила, преследуя свои корыстные цели,  и надоумила графа на этот поступок. У неё был «мотив» поссорить родственников.  Какой? Во-первых, если бы сын забрал отца на ПМЖ к себе в Украину, водпост сразу бы прекратил существование, и она  автоматически лишилась бы  выгодной работы. Во - вторых, и это главное: эти события происходили в начале 90-х годов, когда в народе  усиленно муссировались слухи о сносе посёлка и переселении людей в благоустроенные городские  квартиры. Людмила знала, что рано или поздно возьмёт  опекунство над дряхлеющим графом и всё наследство, в том числе и выделенную квартиру,  после его смерти оставит себе…
 Чтобы не разрушить до конца их отношения, я не ответил сыну на  вопрос о Симеизе. Сделал вид, что письмо с этим вопросом   не получил. И это решение, считаю,  было правильным,  поскольку при следующей встрече они мило общались и отношений не выясняли – может, забыли, а может, скрепя сердце, сделали вид, что между ними ничего не было.
И последнее: «Подключён ли ваш компьютер к интернету?»
Я ответил, что ни компьютера, ни интернета у меня в то время не было. Точнее говоря, компьютер был, но он сгорел от перенапряжения в электросети (как это произошло, расскажу в послесловии).


                письмо четвёртое
                (последнее)
10.09.2007г.
Здравствуйте, дорогие мои!
Как у вас дела, как здоровье? Наконец – то, преодолев всякие проблемы,  пишу ответное письмо. Я, конечно, большой наглец, что затянул это мероприятие. Получил письмо с газетой, и ответы на мои вопросы годичной давности, за которое большое тебе, Сережа,  спасибо.
От автора:  К  девятилетию со дня смерти Аполлона Николаевича, в городской газете «Рабочий Надыма» я опубликовал 134-строчную статью  под заголовком «Мифы и правда  о жизни надымского графа»,  один экземпляр которой отправил в Тернополь.
…Также, получил письмо с газетой от 27. 06. 07г. со статьёй В. Гриценко «Городская предыстория». (Вадим Гриценко – историк, надымский краевед  –  авт.).
…Высылаю тебе в двух письмах материалы, которые удалось найти в интернете. В одном «Не пора ли в дорогу?», автор неизвестен. Прочитал и огорчился – полезной информации не прибавилось, а «белых»  пятен стало больше. Я красным цветом подчеркнул кое-какие непонятные места. Во втором – автор Порядин Михаил Евгеньевич.

Мой комментарий: «… неизвестный автор из интернета».  На двух страницах присланного текста, я нашёл множество неточностей. В разделе «Знаменитые сидельцы»,  Аполлона Николаевича он представил так: «Возведением мостов по трассе руководил настоящий граф Аполлон Григорьевич Игнатьев». Приписал несуществующих  дочерей, которые… «отреклись от него в суде». Далее автор с пафосом и ёрничаем вещает: «После амнистии он отказался уезжать в родной Ленинград и до нашего приезда прожил на берегу реки Надым в своём доме практически один. Да не в одиночестве. С ним жили две зырянки (комячки по современному). Своеобразный небольшой  гарем. Среди старых северян я, такие  неловко прикрытые всякими неуклюжими словами гаремчики,  встречал. Кстати, содержатель гарема в народе называется гаремыка или завгар. Шутка-с».
Но это цветочки, так сказать, по сравнению с пассажем Михаила Порядина, опубликованном в Интернетовском журнале «Самиздат» под заголовком: «Граф Аполлон Николаевич». Встреча та (отца и сына), по словам Порядина, произошла в 1992 году (фактически –  31 декабря 1988 года). В середине статьи приведены сведения вполне соответствующие действительности (орфография и пунктуация автора сохранены): «В его семье был юрисконсульт самого Государя императора. Отец дал сыну блестящее образование – Аполлон Николаевич в ходе нашей беседы легко переходил на английский, французский, немецкий и лукаво поглядывал на меня – успеваю ли за мыслию? По–немецки я честно сказал, что кроме «Их бин, дубин, полено, бревно» ничего не знаю, и старый граф весело посмеялся старой гимназической прибаутке»…
А далее пошло-поехало – сплошные выдумки: «Перед войной четырнадцатого года 16-ти летний юноша Аполлон успел объехать с папа  всю Европу, и даже часть Африки – в пределах Средиземноморского побережья. (?!?) Приписал сына, который «живёт в Америке», сестру, которая «живёт во Львове». Читаешь этот опус, и не можешь понять, о каком графе идёт речь? 
В статье  помещены две фотографии Аполлона Николаевича в профиль  снятые, видимо, самим Порядиным…

 Каждый, кто мог, зарабатывал тогда на биографии моего уже покойного  героя, как говорится – «ловил рыбку в мутной водичке». Знаю одного писателя, который в своём произведении указал дату смерти графа  1992 год  –   на пять лет укоротил его земной путь. Другой  журналист со стажем, дату смерти  указал 18 мая 1999 года (фактически дата смерти 16 сентября 1997 года). Эту неточность подхватил соратник по перу того писателя в одном журнале полемически написавший: «Да нет, вроде о том – о Кондратьеве, который оставил сей бренный мир действительно 18 мая 1999 года»?!?
В глаза бросаются даже мелкие неточности «знатоков» истории  строительства «Дороги в никуда». Один украинский поэт  обмолвился: «Да, они строили дорогу – 501-й километр».
Воистину говорят:  слышал звон, да не знает где он.
Но это всё  цветочки, так сказать – детские шалости, по сравнению с тем, что было опубликовано в одном издании. На первой странице под портретом 85-летнего сына графа - Аполлона Аполлоновича, держащего в руках  родовой герб Квашниных – Самариных,  подпись: «Аполлон Николаевич – бывший заключённый 501 стройки с родовым гербом Квашниных – Самариных». 
Подобные неточности, из пальца высосанные статьи об отце, огорчали привыкшего к пунктуальности Аполлона Аполлоновича, да и меня тоже. Я не стал сообщать ему о том вопиющем ляпе с родовым гербом - поберёг  здоровье пожилого человека…
На фоне таких неточностей детской шалостью можно назвать казус с фотоснимком. В одном уважаемом печатном издании под фотографией, на котором засняты чернобровый усатый мой друг Василь Половой, Аполлон Аполлонович и Аполлон Николаевич, в подписи к снимку вместо фамилии Василя, дана моя    –  Дерновой.

В 2005 году  в 23-м номере  городской газеты  «Западная Украина» на всю полосу была напечатана статья Ольги Чорной под заголовком: «Граф Кондратьев из.... Теребовли». Ксерокопию той статьи Аполлон Аполлонович прислал мне по почте. Я владею украинским языком и внимательно, затаив дыхание, прочёл весь материал. И там оказались досадные  неточности, которые были подчёркнуты  карандашом отправителя…
… –  В конверте №2 (не удивляйтесь) чистые места страницы вокруг текста с ксерокопии мной обрезаны, т.к. за каждый лишний грамм на почте намного увеличивают оплату. На днях (это уже точно) вышлю бандеролью ещё кое-что выдернутое из интернета  от автора – Габдель Махмута.
  Габдель Махмут –  псевдоним Махмута Касимовича Абдуллина – татарского писателя, прозаика, драматурга, публициста, члена Союза писателей России. Долгие годы он жил и работал в Надыме, был знаком с Аполлоном Николаевичем, последние годы перед выходом на пенсию работал начальником Надымского городского Архива. Ему-то перед переездом  в Салават я и отдал фотоснимки и некоторые письма ко мне присланные   сыном графа…    
– Пока всё по поводу добытых материалов. Теперь немного о себе. Здоровьем похвастаться не могу. И зрение падает, и ноги начинают отказывать. Вот так! В основном сижу дома, немного гуляю. Книги, телевизор и больше ничего. Друзей здесь у меня не прибавилось – все остались в Теребовле. Поддерживаю переписку с двоюродным братом Юрой, который живёт в США.  Вот, собственно и всё.
Крепко всех обнимаю, Ваш……………………………….  Подпись.


Через три месяца   –  24 декабря 2007 года из Теребовли  пришла телеграмма: «Папа умер скоропостижно 21 декабря,  похоронили 22 декабря. Елена Котыс (Кондратьева)».
Позже в письме ко мне дочь  Аполлона Аполлоновича  пояснила:   «Ничто не предвещало беды. Накануне отец был бодр, читал книгу, смотрел по телевизору спортивную передачу и ни на что не жаловался.  Проснувшись ночью, муж увидел отца  сидящим на кровати в своей комнате. Спросил, что случилось? Мне плохо, был ответ. Я замерила артериальное давление – оно оказалось ниже критической нормы. Скорая помощь ехала очень долго и не успела…
86 лет прожил сын графа, оставив после себя плеяду благодарных потомков – сына, дочь троих внуков и двух правнуков. Все кто знал его близко (к таким я причисляю и себя), запомнят ветерана Великой Отечественной войны, дошедшего с боями до Берлина, полковника в отставке Кондратьева таким: спокойным, добрым, рассудительным, общительным, грамотным и уважаемым человеком.
Странное совпадение: Умер сын графа 21 числа, родился в 1921 году.   


                Мифы и правда
                о жизни надымского  «графа».

После смерти «графа», моя дружба с его сыном продолжилась. Мы  регулярно переписывались, созванивались. Из этого общения я узнавал о его тогдашней жизни, подробности о прошлых разговорах с отцом во время приездов в Надым.
Ошибочным было мнение окружавших  его людей,  что отец ни разу не видел сына и не знал о его существовании. Знал  Аполлон Николаевич о существовании  сына. Виделись они в 1935-м году, когда сыну было 14 лет. Вот как по телефону рассказывал о той встрече Аполлон Аполлонович:
–  Поскольку отец считался  сгинувшим в гражданскую войну, у мамы была уже другая семья. Мой отчим был очень хорошим человеком, кандидатом наук, учёным энтомологом (Энтомология – раздел науки о животных, объектом исследования которых являются  насекомые  – авт.).  Любил маму и замечательно относился ко мне. Каждое лето мы всей семьёй выезжали в деревню. Однажды, а было это в 1935 году, прибегаю с речки и вижу – сидит за столом симпатичный человек с усиками. Мама сказала, что это мой отец.  Немножко поговорили и я убежал. Эта встреча, как я сейчас понимаю, была секретной:  если бы стало известно, что он был в белом движении  в войсках генерала Корнилова, репрессиям подверглась бы семья. В Красной армии отец служил до 1924 года. Потом жил тихо-мирно на Урале, где о его прошлом никто ничего не знал…
«Графом»  Аполлона Николаевича  все звали ради куража. Было известно, что он из дворянского рода. Дед его Семён Фёдорович Кондратьев  –  казак гребенской (терский), начал службу в Лейб  –  гвардии (Лейб - гвардия  – отборная привилегированная часть Русской императорской армии и флота, то есть Вооружённых сил империи  –  авт.)  гренадёрском полку, дослужился до генерала и получил потомственное дворянство. После увольнения был действительным тайным советником (по-армейски – полный генерал).
Краткая выписка  из родословной Кондратьевых, «глазами»  сына «графа»: 
1.Кондратьев Фёдор  Семёнович  –  прапрадед;
2.Кондратьев Семён Фёдорович  – прадед.
3.Кондратьев  Николай Фёдорович   –  дед.
4.Кондратьев Аполлон Николаевич   –  отец, род. 31. 03.  1901 г.р.
5.Кондратьев Аполлон Аполлонович – полковник в отставке,  род. 25. 10. 1921 г.р.
6.Кондратьев Владимир Аполлонович  –  капитан милиции, род. 07. 02. 1949 г. р.
 
 Жена «графа» Варвара Андреевна Квашнина – Самарина, была из древнего боярского рода. В  родословной  –  в 21 колене.  О гербе Квашниных  –  Самариных написано  в общем гербовнике  издания 1798 года.  Фамильный герб дворян Квашниных – Самариных  во время описываемых событий хранился у самого старшего продолжателя рода, сына «графа», 85-летнего полковника в отставке Аполлона  Аполлоновича Кондратьева.
Молва гласила, что-де у «графа» в личной квартире в Кирове стоит белый рояль. Это миф категорически отвергал Аполлон Аполлонович.
Мифом были и слухи о том,  что под кроватью у него закопан тайник.
Мемуаров Аполлон Николаевич не писал. Но есть запись воспоминаний, сделанных им по просьбе тогдашнего  начальника первого ОРСа   Александра  Ивановича  Литовченко, который дружил с «графом», частенько помогал ему морально и материально, организовал его похороны.
Дневниковые записи «графа» хранились  и у бывшего надымчанина и бывшего  капитана теплохода, писателя Бориса Кожухова, который, выйдя на пенсию, уехал жить в Подмосковье.
Говорят, что к старости  человек или обретает мудрость, или впадает в маразм. Третьего вроде бы  не дано. Аполлон Николаевич был старым, но мудрым, культурным и образованным человеком,  до последних дней сохранившим память и ясность ума. Здоровье было удовлетворительным,   и к врачам почти не обращался. Единственное,    на что жаловался – слабость в ногах. В этом году ему исполнилось бы 119 лет…


                Жизнь на обломках социализма
Жизнь каждого человека в чем-то поучительна. Дважды поучительна биография человека прошедшего долгий и сложный жизненный путь, сопряженный с прямым или косвенным участием в глобальных геополитических событиях. Каждому из нас встречались на пути люди, попадавшие в жернова политических мельниц, но не каждый рискнет взяться за перо и вынести на суд людской такое жизнеописание, да еще близкого сердцу человека. Здесь нужна особая чуткость в самоцензуре, а также определенная смелость и ответственность  –  а вдруг я не так изображу, а не дай бог герою или его родственникам не понравится мой  стиль или взгляд…
Познакомившись с очерком Сергея Дернового, мы встретим на его страницах не только увлекательную биографию легендарного человека, жизненный путь которого сам по себе является удивительным сплетением сложнейших противоречий. Здесь мы столкнемся с неравнодушным и неординарным автором, который является также весьма тонким психологом, большим знатоком человеческих душ.
Автор сумел разглядеть и донести до читателя главную суть трагической биографии главного героя – при всем драматизме свалившихся на него неурядиц, он не растерял человеческих качеств: достоинства, добродетели и веры в справедливость. Он интеллигентен, образован, весьма корректен в общении с товарищами.
Надо сказать, тема произведения и главный герой также выбраны автором не из самой популярной области познания. Он смело взялся за жизнеописание бывшего заключенного, проживающего на обломках лагерной системы, плавно перешедшей в обломки социализма. Уж чего греха таить, в погоне за прибыльными гонорарами, ныне модные писатели принимают в качестве главных героев молодых, крепких парней или распутных гламурных красавиц. С ними проще достигнуть остроты сюжета на фоне жестокой борьбы с погонями, и прочими хитросплетениями криминальных коллизий.
Дерновой начал развитие сюжета со знакомства с героем, который уже пребывал в довольно почтенном возрасте. Нелегкая доля выпала на долю этого человека, не каждый человек достойно выдержит столь суровые испытания жизни, выпавшие на его долю. Но автор сумел показать своего героя мудрым, трудолюбивым и изобретательным человеком, способным найти любой выход в суровых условиях крайнего севера, среди самых примитивных бытовых условий. Шаг за шагом, ступенчато раскрывая секреты биографических сведений, автор принуждает читателя проникаться большим и большим уважением к главному герою. Сопереживая с героем перипетии его  судьбы, мы проникаемся не только почтением к персонажу произведения, также  нас покоряет ненавязчивый стиль изложения и явная любовь самого автора к этому человеку.
Много места в произведении уделяется историческому экскурсу к временам, которые находятся в закоулках, а точнее на задворках общества и государства. Это промахи и перегибы при строительстве важнейших объектов государственного значения. Их не любят освещать профессиональные литераторы в связи со скоплением большого количества негатива и ошибочных действий правительства.  Это касается эпизодов с краткой характеристикой жестоких лагерных условий и не очень лестного освещения периода интенсивного освоения крайнего севера.Очерк содержит массу познавательного материала по условиям жизни отдаленных окраин и фактов бесхозяйственности в отношении к матери природе, как со стороны высоких руководителей, так и со стороны обитающего там простолюдина.
Однако этот очерк не слезный или паточный пасквиль, всем недовольного склочного брюзги. Это живая боль и сопереживание честного и неравнодушного человека за неразумные действия своих недобросовестных соратников. С первой строчки произведения чувствуется монолитная любовь автора к тем необжитым суровым местам. Эту любовь он тонко и ненавязчиво прививает читателю по мере развития событий. Поневоле читатель сам влюбляется в красоты девственной природы и пропитывается уважением к покорителям северных территорий нашего необъятного государства. Ознакомившись с очерком, читатель почерпнет много познавательного материала и познает массу увлекательных историй из непростых человеческих отношений.
Руководитель литературной группы «Возрождение» Петр Журавлев.

                ПОСЛЕСЛОВИЕ
 

То, что прочитал  в этой книге ты,  любезный читатель, является плодом моего творческого труда на 67 году жизни. 
Наблюдательные люди, думаю, заметили одно расхождение  в высказываниях сына графа. При первой со мной  встрече в январе 1989 года он поведал  (в десятой главе этой повести), что в декабре 1988 года  из Останкино, когда увидел отснятый про отца материал, сразу поехал в аэропорт (не стал, дескать, ждать съёмочную группу)   и сразу улетел в Надым. А в интервью редактору журнала Ольге Григорьевне Лобызовой, сказал: «И я стал готовиться к поездке на Север.  Телеграфистка, знакомая отца, сделала мне вызов  и только тогда, спустя несколько дней с трудом приобрёл билет и вылетел к отцу».
Это расхождение я заметил  при подготовке рукописи. Полагаю, что редактору журнала в неторопливой беседе  он рассказал точнее, вспомнив детали состоявшегося события. Мне же он отвечал на блиц вопросы скороговоркой, не излагая подробностей, находившись  под стрессовым впечатлением от встречи с отцом, Севером и новыми знакомыми.
Есть ещё  одна нестыковка в высказывании Аполлона Николаевича и материалов его уголовного дела. В разделе «Гражданская война»  (глава пятая) Аполлон Николаевич говорил, что во время  братоубийственной Гражданской войны учился с вынужденными перерывами в Петроградском институте путей сообщения. А Антонов в статье «Реабилитации подлежит?», утверждает, что: … «поручик не только ходил в штыковые атаки против красных, но и в период отпусков по ранению учился в тогдашнем  Екатеринодарском политехническом институте».
Так, где же учился молодой поручик Кондратьев?
Я склонен больше доверять материалам уголовного дела. Поскольку молодой Аполлон в годы Гражданской войны был активным участником Белого движения на Юге России,  мог обучаться  в Екатеринодарском институте, так сказать, «без отрыва от производства».
Однажды Аполлон Николаевич обмолвился о том, что по просьбе начальника ОРСа  Литовченко,  он пишет  воспоминания о своей жизни.
В 2010 году моя семья переезжала  на ПМЖ из Надыма  в Башкортостан.  И  я  отнёс на хранение в городской архив фотографии  «графа»  и часть писем  ко мне Кондратьева младшего.  Директор Архива писатель Махмут Абдуллин любезно представил мне для ознакомления несколько тетрадок написанных рукой «графа».   Без расшифровки понять их трудно – записи в них тезисные, без детальных подробностей, почерк  беглый, трудночитаемый. Мелкие  графические элементы письма, написанные курсивным почерком, напоминают корявый почерк врача или ажурную   вязь грузинского алфавита. Многие  слова написаны слитно, неразборчиво, некоторые соседние буквы сокращены до одной. Мягкий знак, к примеру, после буквы (б) или (т) составляет один «иероглиф». Соседние буквы (т) и (в) тоже написаны одним значком. То же самое и с буквой (в) после (б).  Некоторые слова написаны слитно.
Такой каракулевый почерк у него был, думаю, потому, что укоротившиеся  сухожилия  мизинца и безымянного пальца правой руки  притянули их  к ладони, создав  ограниченность  подвижности руки. 
Директор Архива  тогда сказал, что графом   написано 18 тетрадок.  Часть  их забрал Литовченко, часть находятся в Надымском городском Архивном фонде, часть у  члена Союза  писателей России, бывшего  капитана теплохода одной из речных организаций Надыма Бориса Кожухова, который с  ним, (Махмутом Абдуллиным) собирается издать книгу о «графе», предварительный вариант названия которой «Узник эпохи».
 Образ  Аполлона Николаевича использовали и писатели. Так Константин Логунов  в романе «Бронзовый дог»  –  о строителях Надыма, прототипом  «графа»  вывел  некоего Верейского. Станислав Вторушин в романе  «Дым над тайгой»,  напечатанном в журнале  «Сибирские огни» образ Аполлона Николаевич  вложил в Одинцова. В  книге о Белом походе,  главы которой были опубликованы  в журнале «Нева», один из героев тоже, похоже,  списан с графа…

А теперь настало время рассказать, как сгорел мой компьютер.
Солнечным летним днём сижу однажды за столом в уютной двухкомнатной надымской квартире на девятом этаже, «сражаюсь»  с компьютером  в шахматы. И вдруг, откуда ни возьмись, в чистом небе появилась быстрая тучка, загрохотал гром, сверкнула молния, и  полил дождь.   На Севере такое бывает редко. Был выходной день, жена не работала и сразу же забежала  ко мне в зал.
– Выключай компьютер, –  сказала взволнованно, –  поскольку     трансфильтром он не оборудован,  может выйти из строя.
Она знала, о чём говорила: 25 лет проработала за одним столом в приёмной директора нефтебазы и знала  компьютер как музыкант  ноты (жена и помогла мне изучить азы этого чуда двадцатого века).
Я  злился:  компьютер постоянно выигрывал у меня – трепал «как тузик тряпку»,  и я готов был «порвать его на куски».
– Сейчас закончу,  –  буркнул, и ещё крепче сжал  «мышку». На ту беду сверкнула молния (лампочка освещения в коридоре вспыхнула ослепительным, от перенапряжения, светом) и экран монитора, блеснув прощальным всплеском, погас. 
– Доигрался,  –  сказала жена,  –  поцелуй теперь его в жёсткий диск! 
 
Сейчас, как и обещал, коротко расскажу о Хрущёве.  Родился он в 1894 году в Курской губернии в семье шахтёра, умер в 1971-м. С  сентября 1953 года (после смерти Сталина) - первый секретарь ЦК КПСС. Снят с должности в октябре 1964 года.  Во время Великой Отечественной войны – член военных советов нескольких фронтов. Войну закончил в звании генерал – лейтенанта.
В годы моей молодости в народе напевали:
 «Поехал Хрущёв в Китай, кукурузу сменял на чай…».
По мнению Хрущёва, производство кукурузы должно было снять сразу две проблемы советского агропрома – нехватку зерновых и нехватку кормов для животноводства. Даже в печати цитировались высказывания Н. С. Хрущёва, относительно кукурузы: «Кукуруза – политическая сельскохозяйственная культура»; «Кукуруза – Царица Полей»; «Кукурузу не напрасно мы так ценим высоко: кукуруза – это мясо, сало, масло, молоко».  «Кукуруза – второй хлеб».
Вторым хлебом кукурузу стали называть в 1956 году, когда состоялся всемирный семинар по кукурузе. Хрущёв тогда сказал крылатую фразу: «Кукуруза  товарищи, это танк в руках бойцов, я имею  в виду колхозников; это танк, который даёт возможность преодолеть барьеры, преодолевать преграды на пути к созданию изобилия продуктов для нашего народа».
В 1959 году  Хрущёв, побывав в США с визитом, узнал, что там урожайность кукурузы составляет 36% от всех зерновых, а у нас, в СССР, в десять раз меньше – 3,6 %. Колхозники по поводу кукурузы шутили: «Не посадишь вовремя – тебя посадят, не уберёшь вовремя – тебя уберут». С 1956 года начал издаваться журнал «Кукуруза».
Привожу отрывок частушки о кукурузе, которую исполняют куклы в виде молодки в юбке, в агитмультфильме «Чудесница»  1957 года:

Я культура хлебная, я и ширпотребная!
Я крупа и маргарин, я крупа и желатин.
Каучук и ацетон, и тройной одеколон,
И тому подобное. Я на всё способная!

В 1986 году мы с женой  побывали в Тбилиси, посетили могилку матери Сталина. Вот как это было.
Моя милая Любушка зимой 1976 года во время работы, не обусловленной трудовым договором на стекольном заводе,  выгружала полувагоны с песком.  Застудила седалищный нерв, и каждый год  в течение  месяца лечилась в стационаре. Лечению этот «постгриппозный  неврит седалищного нерва» поддавался плохо. После переезда на Север,  болезнь стала прогрессировать – уже по два раза в месяц моя любимая помещалась в стационар. Дошло до того, что врачи намеревались установить ей группу инвалидности. И вот однажды  водитель вахтовки, с которым   я после работы каждый день  ездил в городскую больницу на свидание с Любочкой, узнав о нашей проблеме,  посоветовал ехать в Тбилиси к известному на весь Советский Союз лекарю, который при помощи биополя пальцев рук ставил больных на ноги. И сказал, что за несколько сеансов лекарь вылечил его 5-летнему сыну астму. И  подарил мне визитку лекаря. На кусочке плотного картона я прочитал: «Кенчадзе Георгий Степанович. Врач, лечит бронхиальную астму, радикулит, энурез, начальную форму диабета, импотенцию, язву желудка, близорукость, некоторые формы алкоголизма, фиброматоз.  Адрес: город Тбилиси, посёлок Вашлиджвари».
Увидев принесённую мной визитку, измученная болезнью Любушка, обрадовалась и сказала: «Едем!».
И мы на семь дней полетели (с обратными билетами в кармане) самолётом в Тбилиси.
…Однажды до обеда прошли мы  курс лечения и автобусом уехали в город. Прогуливаясь по проспекту Шота Руставели,  увидели вход на Фуникулёр (подвесная канатная дорога). Зашли, купили билеты, и  прошли на посадочную площадку.
Благополучно «доплыв» в подвесной кабинке  до верха горы, начали фланировать по окрестностям телецентра: посетили  Планетарий; побывали у подножия телевышки; побывали в центральном Парке культуры и отдыха имени Сталина; на смотровой площадке летнего ресторана любовались величественной панорамой большого города, раскинувшегося далеко внизу на многие километры; фотографировались. Отсюда, с высоты птичьего полёта, было видно, что город  находится  в огромной земляной чаше. Впечатляли разноцветные черепичные крыши частных домов издали похожие на спичечные коробки. Создавалась иллюзия того, что перед нами огромный настенный ковёр, или Диорама в натуральную величину.
Вниз  с крутого склона к подножию горы, можно было вернуться тремя путями: по тропинке пешком, что очень опасно   –   можно подвернуть или сломать ногу; в кабинке подвесной канатки; или же трамвайчиком на фуникулёре. Спуск вниз трамвайчиком был очень крутым – угол наклона пути   более  30 градусов, и мы решили спуститься на  нём. Сели на жёсткие деревянные скамейки, вагончик тронулся, и нашему взору  предстали  окрестности горного пейзажа. Спустившись немного вниз, вагончик остановился, одни люди вышли,  другие  – вошли,  и трамвайчик продолжил движение вниз.
Примерно на середине склона горы   увидели высокую церковь. Знающие люди подсказали, что это церковь Святого Давида, вокруг которой  расположен Пантеон писателей и общественных деятелей Грузии, и  там похоронены русский писатель Александр Грибоедов и его жена Нино Чавчаванадзе, а  так же мать И. В. Сталина – Екатерина Геладзе, умершая в 1937 году  в возрасте 79 лет. Вышли из вагончика  и направились в церковь. Двери были открыты настежь и в глубине церкви увидели множество горящих свечей.
Не без труда нашли могилку матери «Вождя всех народов». Подошли и разочаровались - ожидали увидеть дорогостоящий монумент, а увидели обычную, ничем не отличающуюся от остальных  ухоженную могилу с железным крестом и чёрной железной красивой оградой.  На могильном  холмике  лежали  букетики свежих цветов. Я расчехлил фотоаппарат, но воспользоваться им мне не позволили появившиеся,  словно из-под земли,  два высоких джентльмена в строгих чёрных костюмах…

Выражаю слова благодарности Ольге Григорьевне  Лобызовой,  которая любезно разрешила использовать её интервью,  взятое  у сына графа в 2003-м году (семнадцатая   глава).  Ольга Григорьевна –  первый и бессменный Главный редактор народного журнала «Северяне» издающегося с 1999 года в столице Ямала – Салехарде. Сегодня она  заслуженный работник культуры Российской Федерации, Ответственный секретарь Союза журналистов Ямала, член федеративного совета Союза журналистов России, доброжелательный и грамотный журналист. С ней знаком, правда, заочно, с 2002 года.
 В журнале опубликовано  более десяти моих произведений, главное из которых  первоначальный вариант повести о «графе»  –   «Человек из Легенды».
Благодарю Ответственного секретаря журнала «Северяне» Любовь Александровну Лаврентьеву за её терпение, такт и дипломатичность по отношению ко мне – бестолковому ученику в деле познания компьютера. Благодаря её советам, я сегодня с компьютером (процентов на 70) на «ты».
Примечательно, что и Любовь Александровна, и Ольга Григорьевна – пишущие журналисты. Их публикации всегда злободневны, интересны и поучительны. Я их читаю внимательно, как пособие по совершенствованию журналистского мастерства.
«Век живи – век учись», говорит народная мудрость. По-моему это аксиома. И я всегда стараюсь следовать ей.
Искренне  благодарю друга, художника – любителя,  пишущего акварели и портреты вполне профессионально,  писателя написавшего более 30 книг, руководителя салаватской литературной группы «Возрождение», членом которой являюсь, Петра Алексеевича Журавлёва за его добрые, профессиональные советы, которые я учёл при подготовке к публикации этого произведения.

                Города и посёлки Ямала.
Необходимое пояснение. До 2000 года капитальной автодороги между городами  Надым и Новый Уренгой (а это расстояние в 251 километр),  не было. Зимой передвигались по зимнику, а летом – по непролазным болотам, по которым проходила только вездеходная техника. Немногочисленные автомобилисты,  выезжающие на «Большую землю»    в отпуск на личном транспорте, перебирались  через реку   «Надым»  на буксируемых катерами аппарелях, а дальше, от Старого Надыма до Нового Уренгоя – на железнодорожных платформах или в кузовах большегрузной вездеходной техники. Много лет спустя  через реку установили списанные армейские понтоны, и проезд стал платным.
Но были и отчаянные северяне, на свой страх и риск,  отправлявшиеся в дальний путь по бездорожью на своих железных конях. На их безрассудстве наживались корыстные водители вездеходов и тягачей: они  патрулировали у колдобин,  наполненных болотной жижей, и за плату вытаскивали застрявших в болоте  лихачей.
Я был свидетелем такого безрассудства. Отправились  в июле 1998 года мы с женой в отпуск – поехали  пассажирами на «десятке», за рулём которой был мой двоюродный брат Александр Иванович Титух. Лето в том году выдалось дождливым, и грунтово-песчаная дорога от Надыма до нового Уренгоя  превратилась в непролазную грязь. Ехать легковушкой в одиночку по такой дороге было смерти подобно. Но выручил наш сын Александр, работавший главным инженером на Нефтебазе. Совместил, так сказать, приятное с полезным  –  отправил в командировку в посёлок городского типа Пангоды водителя бензовоза, который и сопровождал нас на протяжении 135-километрового  бездорожья.
На одном из участков   увидели легковушку, стоящую в огромной,  перегородившей всю проезжую часть дороги, луже.  Мокрый водитель с голым торсом и в шортах сидел на крыше машины, поставив босые ноги на капот. Наш «эскорт» остановился.  Мы подошли к краю лужи и поговорили с «автоджигитом». Оказалось,  он «гонит» личную машину из Самары в Надым. Этой дорогой едет впервые, опыта вождения нет. Решил смельчак преодолеть  «море» с ходу, двигатель воды-то и  «хапнул». Яма оказалась глубже, чем он предполагал    –   все сиденья были в воде. Водитель бензовоза бескорыстно вытащил автомобиль горемыки на сухое место, и мы продолжили путь. А бесшабашный паренёк остался ждать оказии – автомобиль его так и не завёлся.
 И таких встреч  было много…
За первое десятилетие 21 века, между Надымом и Новым Уренгоем была построена скоростная асфальтовая автодорога. Но мостовых  переходов через реки  «Надым» и «Правая Хетта» на этой дороге не было. Потому  зимой и летом автотранспорт за плату переправлялся по  отслужившим свой срок военным понтонным мостам.   
В конце 2011 года от Надыма до столицы Ямала  –  Салехарда было  начато строительство автодороги и капитального моста через реку «Надым», совмещённого  для железнодорожного и автомобильного  транспорта, длиной   1,3 километра.   Это одна из самых грандиозных строек не только на Ямале, но и во всём Уральском федеральном округе. Северный широтный ход, частью которого станет мост через реку «Надым», соединит Северную железную дорогу в районе станции Обская со Свердловской железной дорогой в районе станции Коротчаево. Общая протяжённость железнодорожных путей Северного широтного хода превысит 700 километров. Срок сдачи моста в эксплуатацию 2015 год.  Сегодня Надым пока «тупиковый» город: въезд и выезд на Большую землю один – через Новый Уренгой. А это крюк этак километров в 300…


                Надым не Крым, а Пангоды не Сочи…
                (из  песни надымского поэта).

                На Севере дальнем вблизи Салехарда
                Есть город красивый с названьем Надым,
                Узнал его мир из-за нефти и газа
                Закачанных Богом по недрам земным.
                (Автор)
 
До 1972 года на Ямале был всего один город – Салехард  с 20-ти тысячным населением.
Надым в переводе с ненецкого языка означает «Город Счастья», является  административным центром Надымского района.  Один из семи городов Ямало–Ненецкого автономного округа. Расположен  на левом берегу реки (длина реки 545 км.), вытекающей из озера Нумто и впадающей в Обскую губу Карского моря.
Это третий (после Нового Уренгоя – 116 тыс. чел. и Ноябрьска – 107 тыс. чел.) по размеру город округа. В 2014 году в нём  проживало 46 тысяч человек. С географической точки зрения, город находится на севере Западно – Сибирской равнины, на 65 параллели северной широты, в ста километрах от  Полярного  круга. Продолжительность зимы – 8 месяцев, среднемесячная температура–32*С. Численность коренных малочисленных народов Крайнего Севера – около 7%. Расстояние до Салехарда составляет 563 километра.
…Современная история города Надыма ведёт свой отсчёт с 1967 года. Тогда  пустующий  лагерный посёлок был выбран в качестве опорной базы для разработки газового месторожденья «Медвежье». Параллельно с освоением Медвежьего, строился посёлок, который сегодня является одним из общественных и культурных центров ямальского Севера. В августе 1971 года в рабочем посёлке  Надым состоялась торжественная церемония закладки фундамента первого капитального здания, а уже 9 марта следующего 1972 года  посёлок  получил статус города и стал центром района.
В 1991 году впервые в истории города его посетил всенародно избранный первый  президент России Борис Николаевич Ельцин, подписавший после визита указ «О развитии Тюменской области».
В 1994 году на открытие Свято-Никольского храма в Надым прибыл  Патриарх Московский и всея Руси Алексий Второй. Это был его второй  приезд.  А в  первый,  Патриарх   освятил первый камень в основании  храма. Сегодня (в 2015 году) в городе проживает более 47  тысяч человек.
Строительство городов, после геодезических изысканий, как правило, начиналось с завоза и обустройства вагончиков, которые впоследствии образовывали вагон–городки. До сих пор в Надыме сохранились такие поселения. С 1967 по  2000 год вокруг строительной площадки города словно поросята,  присосавшиеся к хрюшке, тесным кольцом располагались вагон – городки, принадлежащие разным организациям:  СУ-11,  Гороховка,  Нахаловка, Югра, Кедровый, Таёжный, ПСО – (ПлавСтройОтряд),  трест СТПС – (СеверТрубоПроводСтрой),  Пождепо, Шанхай, Лесной.  Со временем людей из времянок переселяли в городские квартиры, а на освобождавшихся площадях строили капитальные многоэтажки, детские сады, магазины, больницы, спортивные объекты и объекты культурно – бытового назначения, кооперативные гаражи. Большинство поселений,  появившихся  во второй половине прошлого века в  Ямало–Ненецком автономном округе, как и Надым,  являлись спутниками осваиваемых месторождений.

Например, посёлок Пурпе  основан в 1978 году как рабочий посёлок строителей – железнодорожников, занятых на строительстве  ветки    Сургут – Новый Уренгой. Дорогу построили, посёлок остался. Сегодня население посёлка занято на строительных предприятиях Пурнефтегаза,  Сургутстройгаза, и в железнодорожном хозяйстве. В 2014 году население составляло около 10 тысяч  человек.

Посёлок Пангоды основан в 1971 году в связи с началом разработки первого газового месторожденья «Медвежье». Статус «городского типа» посёлок получил в 1979 году. Развитие посёлка обеспечивали активная добыча природного газа, строительство газопроводов Надым – Пунга и Надым – Центр. В 2014 году  население Пангод составляло 10. 862 человека.

Город  Губкинский основан в 1986 году,  статус города получил через 10 лет. Является базовым центром на освоении группы  северных, нефтяных месторождений.  В 2014 году население – 26. 214 человек.

Город Муравленко основан в 1984 году на одном из месторождений нефти, статус города получил в 1990 году. Население города  в 2014 году 33  тысячи человек.

Город Новый Уренгой – неофициальная «газодобывающая столица» России. Основан в 1975 году. Статус города получил в 1980 году. Расположен на берегу реки Ево – Яха. Реки Тамчара – Яха и Седе – Яха протекают через город и делят его на две части – Северную и Южную. Первостроители Уренгоя, как и надымчане, селились в пустующих лагерных бараках, оставшихся после консервации 503-й стройки.  Население в 2014 году составляло   116 450  человек.

Город Лабытнанги (в переводе с ненецкого  означает «Семь Лиственниц»).  База строительной индустрии автономного округа. Расположен в восточных склонах Полярного Урала, на левом берегу реки Обь, напротив Салехарда. Основан в 1890 голу.  Статус города получил в 1975 году. Это пристань на левом берегу реки Обь и железнодорожная станция. Население в 2014 году составляло  чуть более 26 тысяч человек.
С началом освоения Холмогорского газового месторождения в 1975 году «зародился»

 город  Ноябрьск. Через семь лет получил статус города. Сегодня это  второй  крупный город Ямала с  населением  в 2014 году 108 тысяч человек. Каждый из городов: Ноябрьск,  Надым,  Новый Уренгой по численности населения  больше, чем столица  Ямала.  Город Салехард является единственным городом на нашей планете, находившимся  на Полярном круге.

Посёлок Тарко-Сале – в переводе с ненецкого языка, означает «Поселение между рек». Основан в 1932 году. С 2004 года - город, административный район Пуровского района Ямала. Население в 2014 году – 21 тысяча человек…
В Надымском районе, по территории которого пролегла железнодорожная магистраль, сегодня   расположены три городских поселения – Надым, Заполярный, Пангоды и семь сельских -  посёлки Лонгъюган Правохеттинский, Приозёрный, Ягельный, а так же сёла Кутопьюган, Нори, Ныда. В каждом населённом пункте есть образовательные и медицинские учреждения. В сёлах Ныда, Нори и Кутопьюган проживает коренное население Севера – ненцы, коми-зыряне, селькупы, ханты.


Литература
1.Вадим Гриценко. «История Ямальского Севера в очерках и документах»,  Альманах. Тобольск.
2. Журнал «Северяне».
3.Газета «Маяк Севера» от 24 декабря 1992 года «Эта старшая пятьсот-весёлая».
4. Л. Баталов. Журнал «Новый мир» №309, 30 октября 1950 г.
5.«Сталинские стройки ГУЛАГа 1930 – 1953». Издательство Материк, 2005г.
5. Александр Вологодский «Мёртвая дорога».
6. Журнал «Ямальский Меридиан».
7. Газета «Красный Север».
8. Газета «Аргументы и Факты».
9. Журнал «Турист» №7 1990 год.
10. С. А. Мазуркевич. «Энциклопедия заблуждений».
………………………………………………………..
На фото 1986 года слева направо: заказчики картин - Лидия Половая, Татьяна Мешкова, Аполлон Николаевич, Николай Мешков  и автор повести.
                Фотографировала жена Любовь Ивановна.

                Издание третье, дополненное