19
***
Время летело стремительно, прошло лето, промелькнула осень, медленно проползла лютая сибирская зима. Всё это время единственным хозяином Рыжика был конюх Аким Бычков. В обязанности Рыжика теперь входили его непосредственные жеребячьи дела. После того, как колхоз стал приобретать новые трактора и машины, нужда в лошадях тяжеловозной породы постепенно отпадала. Лошади использовались в основном для пастьбы колхозного скота, для выезда младшего и среднего руководящего состава и для личных нужд членов колхоза. Поэтому потомство Рыжика и серой кобылицы Зорьки постепенно занимало основную часть конного двора.
Чтобы жеребец не застаивался, Аким каждый день запрягал его в кошёвку и делал пробежку по селу. Лихо подкатывал к местной начальной школе, сажал в кошеву по нескольку смелых ребятишек и они, с замиранием сердца, стремительно летели по улицам Орловки. И вскоре Аким Фролыч Бычков и жеребец Рыжик стали любимцами местной детворы. Дети, в свободное от занятий время, стали приходить на конный двор. Аким позволял им кормить маленьких жеребят, чистить щёткой взрослых лошадей, в общем, всячески стремился привить любовь детишек к животным, с которыми им, сельским жителям, предстоит, возможно, провести в дальнейшем всю свою жизнь. Нравилась ли такая жизнь Рыжику? Наверное, да!
Но, пришедшая вскоре, весна резко изменила сложившийся жизненный уклад Рыжика, да и не только его. По решению партийно-хозяйственных органов, три близь лежащих колхоза были объединены в один совхоз «Орловский», который в свою очередь был разбит на два крупных отделения, и на каждое из них был назначен свой управляющий. Отделение, в которое теперь входили две деревни Орловка и Суженка, возглавил Найда Трофим Николаевич, ранее работавший бригадиром животноводства Суженского колхоза. Это был высокий худощавый на вид человек, как говорят на деревне – «поджарый, как голодный волк». Чувства голода на его физиономии, правда, заметно не было, но решительность, не терпящая ни каких возражений, просматривалась явно. К тому же заметно было, что улыбка этот облик посещает не часто, и возникает с большим затруднением, может по тому, что начиная с правого виска и до нижней части бороды, лицо украшал глубокий шрам, придавая этому лицу некоторую трагическую угрюмость.
Первый же свой рабочий день новый управляющий начал с орловского конного двора. Осмотрев лошадей, он, ткнув в сторону Рыжика пальцем, хорошо поставленным командным голосом, спросил:
- Красивый жеребец. Как его звать?
- Рыжик, - быстро ответил Аким, довольный тем, что жеребца похвалили.
- С сего дня этот Рыжик будет моим, - заявил новый хозяин, - дрожки для него есть?
- Да две кошёвки летняя и зимняя.
- Вот и хорошо – остался довольный ответом он. – Тебя то, как звать?
- Аким Фролыч Бычков, я.
- А я Найда Трофим Николаевич, - представился управляющий, и, посмотрев в глаза конюха, вдруг, спросил, - лошадей-то любишь?
- Всю жизнь с ними в обнимку провёл.
- Вот и хорошо, я тоже их люблю, значить с сего дня будем их любить вместе, - заключил он, в упор глядя на Акима. Со стороны казалось, что сошлись два угрюмых человека, и что-то каждый из них отстаивает в разговоре своё. Но на самом деле, с первой же встречи в них обнаружилось, что-то родственное и возможно они понравились один другому, на столько, на сколько, могут это почувствовать два не улыбчивых человека. И как позже выясниться управляющий Найда, так же, как и Аким, лошадей любил больше чем людей.
- Ну что же, Аким Фролыч, неси сбрую, будем запрягать Рыжика.
Аким быстро принёс жеребячью амуницию и протянул новому хозяину.
«Посмотрим, как ты справишься с жеребцом» - промелькнула лукавая мысль в голове конюха.
Но всё произошло так, что просто можно было только удивляться. Трофим Николаевич решительно приблизился к Рыжику, тот и сообразить ни чего не успел, и положил руку на голову коня. Жеребец замер, хозяин спокойно накинул ему узду на голову, завел в оглобли кошёвки и быстро, умело запряг лошадь.
Когда Рыжик увидел входящего в загон нового человека, он не успел сообразить, что этот человек направляется к нему, но когда рука оказалась на голове жеребца, он почувствовал, как всё тело пронизала непонятная волна, сковавшая волю коня, точно так же, как когда-то на него подействовал смуглый каркающий человек в стане цыган:
«Я твой хозяин, ты принадлежишь мне и будешь подчиняться беспрепятственно» - такой, примерно, посыл получил лошадиный мозг. Но, в отличие от встречи с цыганами, ни какой угрозы для себя Рыжик не почувствовал, и покорно последовал за новым хозяином.
Ещё большее удивление у Акима вызвала манера езды нового управляющего. Он не сел в запряжённую кошёвку, а быстро и крепко схватив вожжи, вскочил на дрожки и, стоя, с ходу рысью погнал жеребца. Как бы не изменяла своих позиций кошева на ухабах, не один мускул не дрогнул на теле Трофима Николаевича, будто каменная статуя, а не человек стремительно и не подвижно удалялась от конного двора в сторону колхозных полей. Рыжику тоже никогда раньше не доводилось видеть подобного и он, тревожно, боковым зрением улавливая странно возвышающуюся фигуру, ожидал, что она, эта фигура вот-вот рухнет на дорогу, но ничего не происходило, и жеребец прибавил ходу, стараясь как можно ровнее удерживать кошеву на дороге.
***
Теперь уважаемый читатель, позволь мне оставить на некоторое время, рысью бегущего, Рыжика и подробнее остановиться на биографии этого человека, Трофима Николаевича Найды, затем, чтобы тебе лучше были понятны дальнейшие описываемые мною события. Для этого давайте вместе вернёмся на несколько лет назад, из Сибири к берегам великой реки Волги. /Кстати, должен вам сказать, что такой человек существовал в действительности, и ездил на лошадях именно так, стоя в дрожках в полный рост/
Многие из нас, из истории Государства Российского знают, что в тридцатые годы двадцатого века в молодом государстве СССР проходила так называемая коллективизация крестьянства, т. е. все единоличные хозяйства села должны были добровольно объединится в коллективные. /Колхозы/ Но более-менее зажиточные крестьяне и «середняки» не захотели вливаться в ряды объединяющейся бедноты, за что немедленно были отнесены к классу кулачества и естественно к врагам крестьянского народа. Правда, некоторые из них, наиболее зажиточные, действительно использовали труд беднейших крестьян на своём подворье. Но кто знает, может быть, тем самым, они и спасли этих нищих от голодной смерти.
27 ноября 1929 года Сталин объявил о переходе от ограничений эксплуататорских тенденций кулаков, к полной ликвидации кулачества, как класса. Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были стать зоной сплошной коллективизации осенью 1930 года. Специальная комиссия Политбюро под председательством Молотова, по этой самой ликвидации, определила три категории кулаков : первые – это те, кто принимал участие в контрреволюционной деятельности, они должны быть арестованы и отправлены на исправительные работы в лагеря ОГПУ или расстреляны, в случае оказания сопротивления, семьи их должны быть высланы, а имущество конфисковано. Кулаки второй категории, не проявившие себя как контрреволюционеры, но всё-таки являющиеся сверхэксплуататорами должны быть арестованы и сосланы вместе со своими семьями в отдалённые регионы страны. Наконец, кулаки третьей категории, определённые как «в принципе лояльные к режиму», должны быть выселены с прежних мест обитания и устроены на жительство вне зон коллективных хозяйств, на худородных землях, требующих возделывания.
В каждом округе действовала тройка активистов по раскулачиванию. Кто были эти активисты? Один из близких соратников Сталина Серго Орджоникидзе так говорил о них: «Поскольку в деревне нет партийных борцов, мы туда направим по одному молодому коммунисту , у него будут двое или трое помощников из бедных крестьян, и вот этот актив и решит все деревенские вопросы: коллективизацию, раскулачивание.» Главной задачей было обобществление как можно большего количества хозяйств и арест сопротивляющихся кулаков.
Я не ставлю перед собой задачу описания того, что из этого получилось, просто хочу уведомить тебя уважаемый читатель о том, что одним из таких молодых коммунистов, направленных на село в 1930 году в Нижнем Поволжье, являлся Найда Трофим Николаевич, новый управляющий первого отделения Орловского совхоза.
Можно себе представить, с какой «любовью» встречали настоящие, умеющие с умом использовать пашню, крестьяне активистов этой тройки. Когда у человека отбирают, тяжёлым трудом, нажитое хозяйство, а после ещё ссылают из родного гнезда в неизвестном направлении, вместе с маленькими детьми, этот человек теряет терпение и, как загнанный в угол зверь, начинает сопротивляться. К тому же терпеливым крестьянам Поволжья, показали пример соседи, Донские казаки, поднявшие восстание в тридцатом году, которое в конечном итоге было жестоко подавлено.
Но вернёмся к тройке активистов возглавляемых Трофимом Найдой. Развернув активную деятельность по раскулачиванию, его тройка, начавшая свою деятельность в пешем строю, вскоре уже гарцевала на отобранных у «кулаков» лошадях. На самом красивом жеребце ахалтекинской породы, неизвестным путём, попавшим к местному крестьянину, имеющему кроме этого жеребца, ещё и две коровы, разъезжал Трофим, предварительно отправив владельца с семьёй по этапу. В основном в Поволжье репрессиям подвергалось немецкое население, но попадались и казачьи семьи, они то чаще всего оказывали сопротивление разгулявшимся активистам.
Очередным обыденным днём, просмотрев списки подвергающихся раскулачиванию крестьян, тройка двинулась на хутор Малая Енотаевка, раскулачивать, согласно списку, самого богатого кулака Анисима Храмцова, к тому же ходили слухи, что его сын Семен потихоньку собирает банду, для оказания сопротивления не званым гостям. Трофиму следовало бы усилить свой отряд красноармейцами, но молодость беспечна и самонадеянна. Появившись, казалось бы, неожиданно на Храмцовском подворье , помощники Трофима спешились, а сам Найда, не слезая с коня, начал зачитывать постановление, вышедшему на крыльцо Анисиму. Вдруг, с улицы послышались крики и топот конских копыт, не успел Трофим заткнуть за пазуху указ и схватиться за винтовку, как во двор влетели вооружённые люди. Впереди, размахивая саблей, летел на вороном коне молодой парень, с перекошенным от злости лицом и широко раскрытыми синими глазами. Эти глаза Трофим Найда запомнил на всю жизнь. Впившись этой синевой в лицо не званого активиста, Семён Храмцов широко размахнувшись клинком, опустил его со всех сил на шею Трофима, но в этот миг ахалтекинский жеребец неожиданно отпрянул в сторону, и удар сабли, рассекая мягкие ткани на лице Найды, пришёлся вскользь, на всю жизнь, оставив память о трагической встрече. Спешившиеся активисты тройки были зарублены сразу, а Трофима унёс от смерти резвый ахалтекинский жеребец. Вот почему новый управляющий так любил резвых жеребцов.
Пока Найда находился в больнице, Анисим Храмцов всю вину, за содеянное, взял на себя и был расстрелян. А Семён, сын его, вместе с другими членами семьи, был отправлен в Сибирь в Томскую губернию, осваивать не разработанную целину.