Жалость или доброта

Сергей Журавлёв
Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/02/23/673
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/02/25/197




      Здание суда было на другом конце города. Мы решили срезать и пошли дворами. Улицы были пусты.  Несколько безликих мужчин в длинных плащах, похожих на наши,  как тени бесшумно следовали за нами.
     – Вот они! – радостно крикнул я. Циник от неожиданности вздрогнул. К нам подбежала и быстро окружила стая мелких бездомных дворняжек. Серый, мой любимец, стал тыкаться мордой мне в колени, и играючи покусывать ноги. Зефир, самый маленький, белый, пушистый плюхнулся на спину и подставил живот, чтобы я его гладил. Черный хромой, самый Трусливый, всегда держится на расстоянии, и когда кормлю их, к еде подходит последний. И сейчас, я попробовал его погладить, но он, поджав хвост, отскочил.
      Циник отошел в сторону, и с неприязнью смотрел, как я вожусь со своими собаками.
С шеи серого я снял круглого, насосавшегося клеща.
       – Собака, а все понимает, – сказал я. – Видишь, специально шею подставляет.
Циника передернуло.
       – Зачем ты это делаешь? Они по помойкам, а ты, фу. Они все больные, все заразные. У этого сбоку, что, грыжа что ли?
       – Кто-то его пнул. Они глупые на людей кидаются. Особенно, когда я рядом. Защищают. Хотят, чтоб я их взял к себе. Все хотят иметь крышу над головой. Только куда же я их возьму, в разъездах все время? Ну серый, не лижи мне руки. Нечего мне тебе дать.
       – Да, вот этих, вот этих плешивых в дом!? Возьми.
       – А помнишь, как мы мечтали, чтобы нас кто-нибудь взял, – напомнил я Цинику. – Все живое хочет тепла. Люди сделали этот мир таким, какой он есть, а собаки - собаки ни в чем не виноваты.
Я поднялся.
      – Ну бегите. Давно их не было. Перестал кормить и убежали. Они маленькие, им года по два. Кто-то принес во двор и оставил. А они щеночки совсем, на детской площадке в ящике жили, ночь напролет пищали – не уснуть. Я кормил и соседка по этажу.
      – И зачем? – спросил Циник. – Думаешь, совершил Добрый поступок? Расплодятся они и вместо трех голодных щенков будет двадцать. Своей добротой ты умножаешь несчастье, подыгрываешь злу.  Надо было их убить.
      – Убить и без меня, найдутся желающие. – ответил я. – Я не вылечу этот мир, и никаких сверхзадач по его исцелению не ставлю. Я просто не могу пройти мимо, когда кому-то плохо. Ты  пытаешься рассуждать рационально в иррациональном мире. Я вот не верю в рациональность.
      Дырявое все – и логика и математика – все дырявое. Вычистим землю, посадим везде персики, создадим сверхлюдей, здоровых таких детин с квадратными головами, чтоб каски не падали – все это не работает. Если б работало, давно бы уже сделали. Глядишь, вроде и породистый, и плечищи, и череп правильной формы, а все равно дохнет. Не получается  как-то из таких доминирующую расу состряпать.
      Вот эти видишь вшивые, мухами уши покусаны, клещами облеплены – зараза ведь на заразе. А никакая хворь не берет - иммунитет. И без меня плодиться будут  и голодными бегать. Ты их, конечно, не станешь убивать, ты их просто не заметишь, пройдешь себе мимо. Мне вот разве пожалуешься - ох сколько ж развелось, а вот я бы.

         = Что ты бы? Приют для них построишь? Активистом станешь, деньги найдешь, чтоб ветврачи сук стерилизовали? Хрен. Я бы кабы-о-го-го бы, и на этом все. А я их просто покормлю. Просто так, без заглядывания в будущее, и размышлений о помощи городской администрации и прогрессивному человечеству.  Ради одного сытого дня в их жизни - покормлю. Ради себя.  А ты хорошо придумал – никому ничего, и вроде о всех позаботился.
       – Дырявая математика, – косо усмехаясь, повторил мои слова Циник.
       – Конечно дырявая. Ты вчера про силу случая и интересно говорил, мне понравилось.
       – И в селекцию не веришь?
       – Верю, как во что-то декоративное и не живучее. Оставьте ваших сверх удойных коров в покое на пяток лет – перемрут, или станут такими как раньше. Селекция ваша тоже дырявая.
Собаки отстали. Мы обошли городскую площадь, и снова свернули во дворы. Циник шел рядом, брезгливо поглядывая на мои руки. Наверное, вспоминал, как я гладил серого.
       – Жалость это признак слабости. – сказал он.
       – Меня признаками пожалуйста не пугай. Сильные плевали на все признаки. – ответил я. Циник приподнял брови, кивнул, показывая, что ответ ему понравился.
       – Я тебе больше скажу, – продолжил я, – думаешь инстинкты управляют людьми - страх, азарт, похоть? Нет, жалость управляет. Мы недооцениваем роли жалости в истории нашего многострадального человечества. Вот я.
       – Ну, это ты.
       – Вот я и в Надю влюбился, потому, что пожалел. Сказать, что она мне в сердце тогда запала – не скажу. Ну красивая барышня, да мало ли красивых барышень.  И красивее были, и даже звали помню куда-то. А вот, как узнал, что на себя все взвалила – престарелый отец лежачий. Она то,  работает в городе, съемная квартира, а к отцу за 50 км в село. Лекарства,  транспорт – вся на износе.  Так вот,  встретил ее заплаканную и так жалко стало. А когда с ней отца похоронили - стала она мне самой дорогой. - Немного помолчав, я продолжил.
       - Когда ты мне позвонил и сказал, ты нам нужен, я не хотел идти. Просто вспомнил детство, как о взрослой жизни мечтали, как держаться друг друга обещали и по жизни помогать. Ведь мы совсем одни. Вспомнил, как Злой заставил старших пацанов, вернуть отобранные у меня, кроссовки. Как Трус плакал и от страха дрожал, когда на его глазах, они потом его избили. Все вспомнил, и решил, раз нужен, значит, буду с ними. Пропадут ведь, жалко их. И туфли эти, что на мне, неудобные зараза, из жалости к продавщице купил. Так уж уговаривала. И ребра мне переломали, когда в чужую драку влез. А не влезь, затоптали б парня. А в больнице потом с врачом подружился, денег ему одолжил, а он не вернул. Ты ведь помнишь, как я чуть не утонул, когда рыбака по весеннему, крошащемуся льду из воды вытаскивал. Его вытянул, а сам провалился. До сих пор в ушах крик его дочери стоит. Откуда у меня силы тогда взялись. И все из жалости.  Везде она, в каждой судьбе. Жалость управляет нами.
       – Не нами, – буркнул Циник, – тобой. Людьми управляет страх. Боязнь не успеть урвать свой кусок, остаться не удел, быть в тягость.  Мы боимся неудачи, смерти, голода, предательства. Из-за страха, убили Цезаря, того же Кибальчича и этого, как его? Да Троцкого. Страх, вот, что протаптывает русло для зловонной жижи истории. Страх, всегда страх и никакой жалости.
       – Троцкого разве убили?
       – Зарубили топором. – цыкнул он.
       – Как жаль.



Одно целое
Психологический боевик

в начало
http://proza.ru/2020/02/10/138
предыдущая страница
http://www.proza.ru/2020/02/23/673
Следующая страница
http://www.proza.ru/2020/02/25/197