«Веришь ли ты в любовь?»
(СерьГа)
Марша ещё нежилась в утреннем полусне, но снаружи уже просачивалась тревога. Марша ещё чувствовала на своей груди любимые руки, ощущала тёплое дыхание Веги. Словно они только что разомкнулись и продолжали блаженно покачиваться на волнах любви. Волны слегка шелестели и переливались, перебивая друг друга в нежной скороговорке, но в их плавный, воркующий лепет клином входила тишина. Тишина ширилась, выталкивала из самой глубины неги на мёртвую поверхность, где не было воздуха и нельзя было дышать.
И вот Марша подскочила и села в кровати с бьющимся сердцем, проснувшись в одно мгновение. Тишина уже завладела домом, завладела Городом, окутала мир. Веги рядом не было. Его половина оказалась аккуратно застелена – он во всём был такой, обязательный и заботливый.
Марша вспомнила: сегодня день Поединка. Никто не знает заранее, кому выпадет жребий. Веги нет рядом - значит, выбор пал на него. Никто в Городе не выходит из дома до рассвета, только призванный.
Вега ушёл, не попрощавшись. Дорч прошептал ему в ухо пароль вызова, и Вега ушёл один ещё затемно, когда их тела были полны теплом друг друга, а на губах не обсохли поцелуи. Вега не прощался, чтобы не будить её и не тревожить. Возможно, ему было очень страшно, и он не хотел передавать страх ей. А возможно, он в силу своей самоуверенности думал, что справится быстро и скоро вернётся.
В любом случае, Вега поступил эгоистично, думала Марша с горечью. Ведь он не знает, что без него ей отныне тоже не жить, ибо в тот момент, когда он умрёт, воля к жизни покинет и её. А если она попробует его спасти, Город объявит её вне закона: никто не подаст руки, не поделится энергией, не пустит в дом, не даст воды и пищи. Значит, ей надо спешить вслед за Вегой. Лучше погибнуть вместе с любимым на арене…
Вегу никто не любил. Он был чужой. Он был из другого мира, и всё ещё плохо ориентировался в Законах Города. Марша боялась отпускать его из дома далеко и надолго. Его коренастая фигура, слишком светлая кожа и непослушные рыжеватые волосы выделялись ярким пятном среди смуглой и темноволосой толпы. И он всегда опускал вниз свои странные глаза, голубые и прозрачные, как небо над головой в День Смены Отсчёта, стесняясь взглядов десятков огромных чёрных глаз, обведённых светлой каймой, глаз, не умеющих мигать, не умеющих сочувствовать. Марша оказалась не такой, как все. В ней нежданно проснулось сочувствие к чужаку…
Марша, конечно, прекрасно знала, что Вега слишком любознательный и слишком тяготится своим положением, чтобы следовать её наставлениям. Он подробно выспрашивал её о географии и устройстве Мира и Города, требовал отвести к Администрации. Пока она работала, он слонялся по Городу, изучал его, пытался завязать контакты с Мастерами, но неизменно натыкался на стену отчуждения и вражды. Несколько раз он порывался уйти разыскивать предел Города своими ногами, чтобы покинуть его навсегда, но что-то удерживало его, и Марша благодарила за это древних Богов.
Марше частенько приходилось вызволять его из неприятных ситуаций, расплачиваясь, порою, капелькой собственной жизни, чтобы залечить побои и раны. Мало того, ей пришлось заплатить немалый штраф за то, что районный Староста согласился отбуксировать разбитый летательный аппарат на ближайшую к дому Марши свалку, и за то, что Вега долго и безуспешно пытался ему что-то втолковать и что-то стребовать. Каждый раз Вега приходил в отчаяние от своего проступка, просил у неё прощения, сникал, но Марша видела, понимала, что он не желает и не станет смиряться со случайным и нелепым заточением, неприкаянностью и ненужностью, бесполезностью в этом мире. Марша была уверена, что и на этот раз его выгнало из дома любопытство и желание разобраться, наконец, в том, что такое Дорч, а вовсе не обречённость.
Марша вскочила и быстро оделась. Удобные, облегающие брюки из неброской зеленоватой ткани и синяя блуза, которая так нравилась Веге, подчеркнули хрупкость её маленькой гибкой фигурки – почти как у горной ящерки, и скрыли атавистический хвостовой отросток. Она сунула в потайные ножны сверхострый кинжал со светозатачиваемым лезвием, и второй, попроще, натянула мягкие, но прочные сапожки с подошвами-вездеходами. Она приобрела и кинжал, и сапоги для особого случая, откладывая каждый день по монетке. Не хватало лишь защитного шлема-капюшона, но теперь уже поздно об этом сожалеть: не успела – так не успела.
Она тщательно закрыла окна, заперла двери, отключила авторегуляторы – так поступил бы Вега, даже уходя навсегда. Через несколько дней сюда придут мародёры, но у Марши нечего взять. Чтобы содержать Чужака, необходимо было не только мужество, но и достаточно монет.
Тот летательный аппарат, на котором Вега рухнул сюда, в этот Мир, починить оказалось невозможно. Чужака все сторонились, никто не желал помогать. Если бы не Марша, Вега бы просто умер от ран и голода. Марша выхаживала его целых четыре светария, а врача с энергодиском, согласившегося взять её Любовь в уплату и пойти с ней, она отыскала лишь на самой окраине Города, около Схваченного Водопада. И Вега отблагодарил её Любовью. Странной Любовью, не измеряющейся монетами и не требующей оплаты.
Он говорил, что в его Мире тоже любят по-разному, но если это Настоящая Любовь, мужчина и женщина начинают жить вместе всё время и любить только друг друга просто из-за взаимной симпатии и притяжения. Марша тоже хотела жить так, чтобы дарить Любовь только одному Веге и не думать ни о какой оплате, не превращать её в работу, брать и отдавать блаженство ради самого блаженства, в едином замкнутом энергоцикле… Наверное, она не такая, как все. Возможно, вырожденец, отдаляющийся от своего рода. Пусть так – но с некоторого поворотного момента ей не захотелось жить так, как жили её сородичи.
Марша выскользнула на безмолвную улицу. Ни души. Жители ещё спят, а потом многие из них спустятся на подземные станции и отправятся к Дорчу в гости, и Город будет почти пуст до вечера. Останутся только те, кому нечем платить за проезд. В этой бедной части Города главенствовал Литой камень. Дома – и большие, и маленькие – словно вырастали из гладкого чёрно-серого камня улицы. Бездомные, бывшие рабы, от которых отказались хозяева, сидели прямо на тротуарах, прислонившись к фасадам. Они променяли всё, что имели, на папиросы с дурманом.
Голубоватый дымок окутывал их отрешённые лица. Марша их не интересовала. Она не могла помешать или добавить жизни. Они уже были на пути в Зелёный Мир, мир вожделенной мечты. Только там они не смогут удержать весла. Вот эта маленькая девочка в рваных брючках уже давно продавала свою Любовь кому угодно за одну только пригоршню…
На фасадах камень был отполирован до блеска. На пешеходных переходах - испещрён голубоватыми крапинками и трещинами, на проезжей части - слегка белёсо фосфоресцировал: энергию не отключали на ночь, хотя она знала - автонов на улицах сегодня не будет. О такой камень и разбился летательный аппарат Веги, и от всплеска энергии пульт управления выгорел и расплавился.
Марша шла прямо посередине Широкой улицы, и камень лишь слегка пощипывал кожу ступней сквозь защитные подошвы. Она пыталась увидеть свой Город заново, глазами Веги. Чужой, бездушный Город. Зловеще пустой. С тускло светящимися в полумраке ночи дорогами. Словно раздающийся к богатым центральным кварталам – дома постепенно росли вширь, перемежаясь гигантскими площадями, в центре которых росли огромные, раскидистые Деревья под невидимыми защитными куполами. Деревья, преисполненные чувства собственной значимости, но бесплодные, не дающие ни цветов, ни пищи. Прекрасные и пустые Деревья Города. Возле каждого Дерева бил Освежающий Фонтан, он рассыпал хрупкие тонкие струи на тысячи осколков, но их нельзя было потрогать.
Вокруг Деревьев находились геометрически правильные садки для вечнозелёной травы и серебристых горных колокольчиков – их привезли сюда по особому дозволению Дорча столетие назад и законсервировали в энергоёмкостях. Они не имели бутонов, они никогда не отцветали и не завязывали семян, они были не живы и не мертвы.
Сам Город вытянулся вдоль глубокого оврага, и Марша выбирала наикратчайший путь – не в обход, а наискосок.
Центр города пересекала Река в каменных Литых берегах, с широкими раздвижными проезжими мостами. Марша помнила весёлые ежегодные Праздники: нарядные пестрые лодки, большие и малые, плыли вниз по течению, в районы Анархии, где холмы, пригорки и впадины были покрыты Настоящей травой, где к Настоящим берегам спускались сказочные вечноцветущие сады, в реку стекали чистые ледяные ручьи в ложе из мелких цветных камешков. Где даже летали удивительные крылатые твари – от совсем мелких, с песчинку, до крупных, размером с кулак, громко и переливчато кричащие. Воспоминания о чудесном путешествии тешили жителей целый год, и они всячески старались заслужить поездку послушанием. Ведь районы Анархии принадлежали Дорчу, горожанам оставались лишь районы Порядка.
Что поделать – Дорч прибыл на эту планету раньше их, и он был сильнее. Зато он научил их отливать из камня, превратил каменистую пустошь в Город. Правда, ходили слухи, что их собственный Мир был совсем иным. Но каким именно – помнить было уже некому. Они забыли это, а мира Анархии боялись и презирали. Возможно, слабые отголоски воспоминаний воплотились в новые верования. Возможно, и нет.
Дорч когда-то был Богом в своём Мире, но времена меняются. Ему перестали поклоняться, люди стали умнее и сильнее его, и он заскучал и нашёл новый Мир для себя и своего слуги. Мир, который никак не хочет поумнеть.
У Марши не было лодки. И никакой её любви не хватило бы, чтобы на неё заработать. Прежде она могла рассчитывать только на знакомые семьи, но теперь от неё отвернулись почти все, а последние друзья были такими же нищими, как и она.
…Марша двигалась легко и очень быстро, как умеют только уроженки Севера, где по ночам городской камень на фасадах и крышах покрыт ледяными чешуйками, превращающимися днём в облачка пара. Надвигались Небоскрёбы – пожиратели энергии. Говорят, внутри каждого дома есть стоянка для автонов, сколько угодно разноцветных светильников, и даже огромные сосуды с водой, в которых можно омывать тело. А также специальные помещения для любви, с настоящими цветами, яркими стенами, голографическими картинами и предметами увеселения. Говорят также, что здесь нет подземных заводов, а в норах – резервуары для питьевой воды, и пища там не синтезированная, а живая, настоящая, выращенная там же, под землей. Только проверить это у неё нет возможности.
Между тем ночной полумрак сменился ровным, серовато-тусклым светом дня. Появлялись первые проснувшиеся горожане, лениво прохаживались мимо витрин, кое-кто с нетерпением поджидал открытия кафе. Марша подняла глаза на Информационную башню: катающийся по кругу шар светлел – значит, утро переходит в день. Когда шар запылает алым, придёт вечер, начнётся представление. Марша должна успеть на Арену к началу Поединка. Обязана успеть.
Она знала, что где-то там, глубоко в земле, к месту развлечения скоро покатят по монорельсовой дороге жители Города, даже старые и больные, увлекаемые зовом скучающего Дорча. Все они уже привыкли к этому развлечению. Никто не задумывался, что может оказаться следующим. Сегодня они будут наслаждаться страданиями Чужака. Зрители не знали, что на этот раз придумает Дорч – устроит наводнение, станет разъярённым зверем или солдатом со штыком. И они заключали пари.
Отмерив шагами высоко выгнутый мост, Марша перешла на бег. Редкие прохожие провожали её удивлёнными взглядами. Она бежала вдоль реки, считая про себя причалы и количество лодок на них. Дорога медленно шла под уклон, спускаясь с плоскогорья. Справа понижение было выражено гораздо резче, через полчаса оно превратилось в крутой обрыв, на склон которого по трубам стекали ручьи. Через равные промежутки по тому же каменному склону сбегали вниз лестницы. На лестницах встречали утро влюблённые, им не было ни до кого дела, и Марша их понимала. С одной из лестниц ей замахали руками, звонко приветствуя, и она мимолётно улыбнулась друзьям в ответ, взмахнула на бегу рукой.
И вот впереди показался высокий прозрачный цилиндр, внутри которого билась, клокотала и пыталась вырваться наружу вода. Белая пена покрывала клочьями стенки павильона и стекала по ним тонкими радужными струйками. А потом по отполированному, черному уступчатому жёлобу, через вереницу каскадов, как безумная бросалась вниз. Там, где кончался жёлоб, вода вырывалась из-под опёки и обрушивалась вниз великолепным вольным потоком, исчезающим в запретной зоне с победным, мощным рёвом.
Это был Схваченный Водопад. Можно было зайти в павильон, напиться ледяной чистейшей воды, или с лестницы полюбоваться игрой струй, висящей в воздухе радужной изморосью, сверканием капель. Марша очень любила это место, но сейчас ей было не до любования. Она лишь чуть замедлила бег и мысленно послала Водопаду «прощай».
Близилась окраина Города. Река становилась всё шире, парапеты – всё ниже. Скоро дорога лежала лишь немногим выше уровня воды. Несмотря на печальную цель путешествия, Маршу постепенно охватывало чувство восторга при виде окружающей красоты. Она знала, что видит её в последний раз. Но Марша не боялась смерти. Её дыхание было лёгким, сердце билось ровно. Она открывала себя, чтобы впустить в душу этот Мир и поделиться с ним своей Любовью. Ибо он был прекрасен настолько, насколько был безобразен Город.
Если правы легенды, после смерти она с Вегой уйдёт навсегда в Мир Зелёной Красоты, на берега Реки, где, подобно высотным домам, рвут горизонталь гигантские деревья-колонны, внутри которых живут ушедшие. Там у каждого есть лодка, и по Реке может кататься всякий – и бедный, и богатый… Попасть туда – всё равно, что родиться заново.
Конечно, ей очень хотелось бы увидеть тот Мир, откуда Вега родом. Там люди селились свободно, где хотели. Там шумели бескрайние сады, состоящие из огромного количества больших и маленьких деревьев, а дома были светлыми. Там было много воды, тепла и пищи. Одно было плохо – в этом Мире существовало очень много разных Богов, и каждый диктовал свои законы. Правда, можно было выбрать себе какого-то одного Бога, а то и вовсе обойтись без него. Но откуда тогда возьмётся в Мире Порядок?
Марша боялась Мира без Порядка. Те, которые хотели жить в Анархии, рано или поздно убивали друг друга. А Дорч забирал всего одного человека, и все знали, когда это произойдёт.
Марша приближалась к Стене, отгораживающей владения Дорча. Стена была прозрачной и текучей, точно горячее марево, но прочнее камня. Обогнуть её можно было только в день Поединка, и никто не знал, почему. Эту Стену обходили стороной, боялись к ней приближаться. Лишь какой-то издёрганный оборванец, будущий курильщик, испуганно метнулся от Марши в сторону.
Марша, не раздумывая, подошла к бортику. Это ещё не самая трудная часть пути. Так, мелочи. Впереди – гладкая, вертикальная стена Арены, а пока…
Вдруг над Миром раздался протяжный стон, взмах гигантских крыльев гнал перед собой палящую, иссушающую волну. Маршу словно прижало тяжёлой ладонью к быстро нагревающемуся камню. Она не могла ни двинуться, ни дыхнуть, ни застонать.
Это пролетел Дорч.
Земля и воздух мелко вибрировали, и казалось, вибрировал каждый нерв в теле. Хотелось кричать, выть и биться головой о камень, но пошевельнуться не было возможности. Наконец тошнотворная, удушающая волна схлынула, и Марша поднялась. Накатилась дурнота. Ей пришлось пережидать некоторое время, пока не прошла слабость и спазмы в желудке, теряя драгоценные минуты. Ведь Дорч уже прибыл на Арену.
Всё ещё пошатываясь от слабости, Марша забралась на парапет, чтобы продолжить путь. Слева чернела глубина, справа высилась смутная преграда, ей оставался узкий проход. Осторожно балансируя, опираясь правой ладонью о твёрдую пустоту, Марша двинулась вперёд. Она не умела общаться с Рекой, не умела плавать, как лодка, но она улыбалась Реке и посылала ей ласковые слова.
Если ей суждено сорваться, она камнем пойдёт ко дну, и ей не помогут даже сапоги ценой в несколько жизней. Но тогда её не будет рядом с Вегой. Значит, она должна пройти до конца.
…Любая дорога рано или поздно кончается. Кончилась и текучая Стена. Сбоку от неё возвысилась Стена каменная. За нею расстилалась Сцена, гигантская чаша-амфитеатр, и чтобы попасть внутрь, ей предстояло сначала подняться по внешней поверхности на самый верхний ярус. Тысяча шагов вверх – и две тысячи вниз, к сцене.
Только сейчас она почувствовала, как нарастает усталость. Дорч, пролетая мимо, походя прихватил часть её энергии. Теперь ей приходилось заставлять себя делать каждый последующий шаг. Она то карабкалась, то ползла, распластавшись ящеркой по камню, цепляясь за малейшие неровности сильными, цепкими пальцами профессионального ткача, а подошвы и наколенники сапог прилипали к шершавой поверхности и удерживали её в самых невероятных положениях. Шаг, вжатие, толчок, подтягивание – и всё это размеренно, быстро, чётко, словно автомат: магнитной силы сапог хватало лишь на 30 секунд, а этих секунд хватало ей только-только на то, чтобы успеть подтянуть тело и не успеть потерять равновесие.
Всё сейчас сосредоточилось на этом выматывающем ритме. Никаких посторонних мыслей или взглядов, никаких задержек. Любая остановка – это смерть. А потому – предельная холодная точность и ни единой поблажки уставшему телу. Смотри, Марша: конец пути близок!
А далеко внизу невозмутимо и величественно катилась большая Река, и расстилался огромный, торжественный, непоколебимый Город.
Последний шаг. Последний раз подтянуться на слабеющих руках и перебросить тело через бортик. Она прибыла. Вопреки запрету – ведь она не получала приглашения. «Ты слышишь, Дорч? Я здесь!» - хотелось крикнуть Марше, и пусть её голос громом пронесётся над разряженной публикой!
Но прежде, чем сделать первый шаг вниз, Марша долго лежала, приходя в себя, почти бездыханная, пытаясь утишить боль в мышцах и суставах. Потом заставила себя встать на четвереньки и приподнять голову. Она впервые на вершине. На той вершине, с которой сейчас отправится в последний свой путь. Странно было видеть зрительный зал и арену с такой высоты. Сцена казалась величиной с ладонь, а зрители сливались в одну колыхающуюся массу...