На Лондон наползал туман густой и приторный, как мед.
Он расстелился по земле, капитализма скрыв оплот.
Окутал он собою Темзу и поглотил собой Биг-Бен,
На Тауэр он опустил свой купол из молочных стен.
И голубям простым, почтовым, он смел воздушные пути
До Трафальгарской площади, где Нельсон каменный стоит.
На монументе, на вершине, голубки все же будут ждать
Своих мужей, дрожать от холода, от влаги яйца прикрывать.
У основанья ж колонны на площади, вымощенной из камней нарезных,
Вытянув руки, друг друга во тьме ищут двое немых и слепых.
Сильный их слух слышит другого, сблизиться все же не могут никак.
Сделал злостный туман, издеваясь, неуловимым каждого шаг.
В тумана липкой паутине, явленьи пара водяного,
Бродят, кожей ощущая один присутствие другого.
И в унисон сердца стучат их, дыханья их учащены,
От слез из глаз незрячих и тумана лица их влажны.
И мысли светлые обоих в незатуманенных умах
Похожи как две капли крови на их прокушенных губах.
И то, что связывает их, надежней чем стальной капкан.
Они – две половины, которых разлучил туман.
И воздух изредка глотая, и вытянувши пальцы рук,
Каждый ждет прикосновенья таких же пересохших губ.
Не в силах пальцы уловить в пространстве их перемещенье,
Но все ж надеются они образовать с другим сплетенье.
И бродят двое одиноких в густом тумане как в ночи,
И будут ль вместе они вновь – о том история молчит.