Начинающего писателя Петюню врачи заподозрили в шизофрении. Благо предпосылки к этому налицо имелись: прозаик очень сильно пил, а когда был трезв ругал всех родственников и знакомых нехорошими словами, называя их идиотами, кретинами и полудурками. Его в такие минуты силком привязывали к кровати и вызывали неотложку, а когда та приезжала, развязывали и, загрузив в машину, срочно увозили в психиатрическую лечебницу. Потом, через несколько дней, он возвращался оттуда злой, как чёрт, напивался вдрызг и писал стихи, а, протрезвев, наутро ругал домочадцев матом и почём зря. И всё начиналось заново По кругу.
Так вот, именно тот факт, что Петюня после психстационара начинал писать стихи, и убедил всех в страшном: писатель серьёзно болен.
— Шизофрения! — приговор врачей был непреклонен. — Иначе, на кой чёрт прозаику писать стихи? Раздвоение личности, так сказать. А всё остальное в порядке: стул регулярный и голова не кружится. В недобровольной госпитализации не нуждается.
Приговор был озвучен родственникам, а Петюне о нём не сказали. Сначала. Чтоб сильно не расстраивался. Потом сказали, когда он протрезвел.
«Ну, а что сам Петюня? — естественно, возникнет мысль у любого прочитавшего эти строки, — как сам прозаик оценивал происходящие с ним непростые перипетии судьбы? Не решил ли он сжечь всю эту неприветливую квартиру со всеми её обитателями заодно, а после написать эпохальный об этом стих? Или просто затеять очередной скандал с избиениями и безо всякой рифмы? Кто знает? Сие никому неведомо».
Одно, впрочем, было известно совершенно точно. С некоторых пор Петюня стал побаиваться писать стихи.
Пить — пил. Матом ругался, как и прежде. Дебилами всех домашних и прочих называл без зазрения совести. Прозу писал. Даже квартиру поджечь хотел таки. Не дали. А вот стихи? Нет. Стихи писать перестал. Как отрезало. А коль так, то и в психушку его возить перестали. Чё зря бензин государственный жечь. Всё ж нормально, в принципе: стул регулярный, голова не кружится…