К 180-летию Н.М. Пржевальского
Последняя верста к подножию неба генерала в мужицкой
дерюге
Он покинул город Санкт-Петербург в августе 1888 года. С презрением отверг тишину и уют кабинетов, и пятый раз ушёл в неизвестность. Он стряхнул с генеральских погон золотую пыль славы на парадные ступени Зимнего дворца и отправился в свой последний путь, чтобы не вернуться никогда. Он предпочёл блеску лакированных туфель пропылённые сапоги, а лоску генеральского мундира простую крестьянскую дерюгу, накинутую на усталые, но не согнутые плечи. Он остался навеки в холодных скалах Тянь-Шаньских гор на берегу священного для местных киргизов озере Иссык-Куль, которое после его смерти стало святым и для тысяч Россиян, склонивших головы перед подвигом великого первопроходца!
Имя его ; Пржевальский (фото №1)! Человек, который покрыл себя и своих друзей такой великой славой первопроходца, что подвиги Марко Поло, Стенли, Левингстона, Миклухо Маклая и Афанасия Никитина померкли перед пройденными им титаническими маршрутами. Он прошёл более 35 000 вёрст через страшные пески Алашаня и Гоби, преодолел ледяные склоны Нянь-Шаня и Алтынтага, открыл неведомые до его появления хребты Аркатага и Куэньлуня, обнаружил блуждающее озеро Лобнор и зыбучие пески Такла-Макан. Он стёр не одно «белое пятно» с карты планеты, где потомки увековечат его имя (фото №2).
Из Санкт-Петербурга Николай Михайлович уходил в Центрально-азиатские экспедиции четыре раза. Возвращался, с неохотой принимал восторг поклонников, славу приёмов в императорском дворце и… уезжал на свою Родину в Смоленскую губернию, где в тишине лесов и шёлковом плескании озёрных волн писал отчёты и книги, которые с дрожью в руках, до сих пор, читают люди романтической натуры.
Пятая экспедиция в Лхасу прервалась из-за его гибели.
Первые сообщения о кончине Пржевальского, наступившей 20 октября 1888 г., появились в Центральных газетах через три дня: «Телеграф принёс нам известие, что в городе Каракол умер … известный нам путешественник и исследователь Центральной Азии, генерал-майор Николай Михайлович Пржевальский, выехавший в середине августа, из Петербурга с целью предпринять пятое своё путешествие ; на этот раз в глубину Тибета и в священную столицу буддизма Хлассу …» . Затем следует выступление 9 ноября 1888 года на совещании ИРГО Петра Петровича Семёнова : «…схватил он, по-видимому, тифозную горячку ещё при проезде своём через Пишпек , где, разгорячившись на охоте, выпил холодной воды из источника…» . Через два года выходит биографический очерк, написанный его другом Н.Ф. Дубровиным 1890 году: «… пил во время охоты воду из реки Чу…» , заразился брюшным тифом и умер. Выступление П.П. Семёнова и книга Н.Ф. Дубровина послужили основным исходным материалом для последующих биографов Николая Михайловича. А их набралось около пятидесяти человек.
В биографиях Пржевальского все исследователи его жизни, как под копирку твердят:
; «…Пржевальский сильно вспотел на охоте и часто пил сырую речную воду… Приехавший из Каракола доктор И.И. Крыжановский определил у больного брюшной тиф…» ;
; «… причиной её (смерти) сочли брюшной тиф, развившийся в результате заражения после выпитой сырой воды во время охоты…» ;
; «… Николай Михайлович несколько раз пил сырую воду в местах, где зимой 1887 года свирепствовал тиф. Так и осталось загадкой, как он мог позволить себе пить сырую воду, когда всем участникам экспедиции запрещал это…» ;
; «… Николай Михайлович несколько раз пил сырую воду в местах, где зимой 1887 года свирепствовал тиф… мы долгое время не хотели верить, чтобы Пржевальский мог позволить себе делать то, чего не позволял нам, в данном случае не пить некипячёной воды…» .
И, так из книги в книгу. Из статьи в статью. Из передачи в передачу повторяется одна и та же версия гибели Н.М. Пржевальского.
Хорошо, примем вариант, что он «пил воду»! Обсудим последний абзац, который написан учеником и другом Николая Михайловича, непосредственным участником роковой экспедиции ; Петром Кузьмичом Козловым . За год, который прошёл с момента эпидемии, сальмонеллы должны исчезнуть. Они сохраняют жизнеспособность в открытых водоёмах при температуре от +7 до +45 градусов всего 120 дней. В этом районе, согласно справочнику , среднегодовой минимум температуры составляет -15 градусов. Тем более, по личным наблюдениям автора, побывавшем на реке Чу, она является горной рекой и самоочищение в ней происходит интенсивно. И, ещё немаловажный факт ; не нужно быть сведущим в медицине и тем более в инфекционных болезнях, чтобы не понять простую истину, высказанную профессором Басхановым М.К.: «…что других заражённых людей не наблюдалось: ни среди состава отряда, ни среди местного населения. От заражённой воды, можно быть уверенным, болезнь коснулась бы многих, хотя бы местного населения…» .
Опускаются почему-то воспоминания В. И. Роборовского , непосредственного участника охоты вместе с Н. М. Пржевальским 4 октября 1888 года, где по высказываниям биографов «…накануне выхода экспедиции из Каракола в путь Николай Михайлович неосторожно выпив … сырой воды, умер от брюшного тифа…» . Он вспоминает: «…4 октября мы поехали с Николаем Михайловичем в Пишпек из Верного , куда ездили вдвоём за серебром и другим делам. Не доезжая одной станции до Пишпека, дорогою видели массу фазанов, которые искусили Николая Михайловича отправиться 5-го числа на охоту. Охота была удачная, но несчастная по последствиям. Уже, совсем вечером Николай Михайлович пришёл усталый и вспотевший на станцию, напился холодной воды и лёг спать…» . Письмо написано через четыре дня и память молодого Роборовского не могла его подвести, если про воду, выпитую из реки, он не пишет.
Прямых доказательств, что Николай Михайлович пил воду из реки ; нет! Откуда же пошла «гулять» эта версия о том, что «…знаменитый путешественник скончался в Караколе, после того как несколько раз пил на охоте воду, заражённую, по-видимому, тифозными бациллами…» , размноженная впоследствии на всемирном «принтере» сплетен и обвиняющего великого первопроходца в собственной халатности, невольно упрекают его в собственной гибели.
И теперь, более века висит над Николаем Михайловичем немой укор, брошенный его биографами в нарушении общепринятых строгих правил жизни в экспедициях «не употреблять воду и еду, не прошедшей термической обработки». Заражение через воду ; это дискредитирует Пржевальского, как начальника экспедиции. Автор категоричен в своих высказываниях ещё и потому, что сам проработал в условиях, приближённых к экспедициям Пржевальского более тридцати лет, двадцать из них в должности начальника топографо-геодезической экспедиции.
Читатель может прийти в недоумение: «А не всё ли равно, отчего умер Пржевальский!». Нет! Не всё равно!
Нет ничего горше для Русского офицера, чем быть незаконно обвинённым, будто он пренебрёг уставом экспедиции, хотя сам должен был соблюдать его свято и подавать личный пример!
Автор, не единожды бывал в местах, где погребён Н.М. Пржевальский и слышал множество легенд о «Белом Батыре» ; так местное население до сих пор называет великого первопроходца. Одна из них гласит о случайном отравлении знаменитым иссык-кульским корнем, относящегося к сильнейшим ядам из рода аконитов . Не эта ли, довольно грамотно придуманная «сказка», породила целую полемику на конференции, посвящённой 150-летию сподвижника Пржевальского Петра Кузьмича Козлова, проходившей 16 октября 2013 г. в Санкт-Петербурге. В докладе доктора исторических наук, профессора А.А. Колесникова, прозвучали, не ошеломившие слушателей слова: «Многие обстоятельства жизни великого путешественника, а и сама смерть, оставляет немало загадок, ответа на которые нет, и по сей день. Сильная натура Н.М. Пржевальского притягивала к себе разнородными полюсами, как друзей, так и недругов. Смерть его стала полнейшей неожиданностью для всех, кроме, пожалуй, тех, кто её давно и усердно накликивал на путешественника. По бытующей длительное время версии, Н.М. Пржевальский заразился брюшным тифом. Тем не менее, мы выдвигаем иную гипотезу смерти великого путешественника, которую на сегодняшний день нельзя ни подтвердить, ни отрицать, ; отравление медленно действующим ядом. В пользу этого предположения говорит следующее. Главной целью Пятой Централизованной экспедиции являлось установление контактов между Россией и Тибетом… Противники этого сближения, сознавая, что экспедиция под началом Пржевальского наверняка достигла бы поставленных целей, вполне могли пойти на физическое устранение её руководителя…» .
Конечно, Англия была уверена, что Пржевальский достигнет Лхасы и значит, Тибет будет потерян для Великобритании. Ведь команда экспедиции состояла из отборных, преданных своему начальнику, обученных, стойких и проверенных людей, вооружённых по последним достижениям науки и техники «… на вооружение отряда был предоставлен пулемёт ; новое оружие, с тридцатью тысячами патронов, который ещё не поступил в действующую армию…» .
Если брать версию «специальное отравление» ; это значит поставить под подозрение всех, без исключения, преданных Николаю Михайловичу людей, которых он выбирал сам и не мог в них ошибиться. Обвинить в преднамеренных противоправных действиях врачей Барсова и Крыжановского ; это также не может быть принято, т.к. они были проверенными, военными докторами, которые прошли тщательный отбор перед отправкой в районы Туркестана. Сторонний человек не мог проникнуть на территорию лагеря. Он был бы сразу замечен, выдворен или даже арестован. Версия отравления отпадает ещё и по причине сопоставления симптомов болезни с различными ядами (аконит, кадмий, мышьяк, цианиды, таллий и др.), которые не дали положительных результатов .
Но не только колониальные страны, вовлечённые в «Большую игру» желали «ухода из жизни Пржевальского», но также вполне добропорядочные граждане России, которые возможно с ним общались и жали при встречи руки: «…кто знает гомерическую эпопею четырёх путешествий этого величайшего исследователя Азии, тот поймёт, что надо слишком много условий для того, чтобы стать вторым Пржевальским.
Нам смешно было только, когда некоторые «исследователи», недалеко, впрочем, уходившие из своего кабинета или от больших проезжих дорог, осмеливались не только критиковать исследователя Центральной Азии, но и бросить в него камнями лишь для того, чтобы пристегнуть к великому имени своё очень малоизвестное «я».
Но пусть теперь радуются смерти Н.М. Пржевальского. Его, к сожалению, не малочисленные завистники и враги, пусть они доделывают его подвиги, дополняют его исследования, открывают миру то, чего ещё не успел он открыть…» .
Возможно, от лица какого-нибудь недруга и пошла «гулять» версия о брюшном тифе от выпитой воды из-за собственной оплошности, которой хотели скомпрометировать великого первопроходца. Первые газеты, сообщившие о гибели Пржевальского, писали: «Верный. 21 октября. Вчера в г. Каракол скончался генерал Пржевальский. Перед смертью он просил похоронить его на берегу озера Иссык-Куль. Распоряжение об этом сделано» . На следующий день выходит некролог, в котором описана биография Николая Михайловича, его заслуги перед Россией и уточняется факт его гибели: «Телеграмма, полученная вчера вечером в Главном штабе, гласит, что Н.М. Пржевальский умер от возвратного тифа, который с чрезвычайной быстротою сломал этот крепкий и здоровый организм, давно обтерпевшийся и привыкший ко всяким невзгодам и лишениям…» .
Здесь и начинается нестыковка. «Брюшной тиф» и «Возвратный тиф», несмотря на общее название, некоторую схожесть симптомов, имеют различные причины проникновения в человеческий организм. Сальмонеллы брюшного тифа могут попасть в организм человека через пищу или воду, а спирохетозы возвратного тифа проникают в человека только через укусы клещей или других насекомых, значит, Николай Михайлович был атакован клещом, и этот эпизод снимает с него незаслуженные обвинения.
Главным документом, который основательно помог разобраться в этой запутанной битве за правду, был дневник Н.М. Пржевальского, точнее последняя запись (фото №3). Всего 16 строк, написанных неразборчивым почерком самым «великим бродягой, отмерившим последнюю версту на планете» по каменному хребту Кунгей-Ала-Тоо, в который его закопают, впаяв в железный гроб.
Из дневника Пржевальского и воспоминаний В.И. Роборовского мы узнаём, что 28 сентября они, вместе с Н.М. Пржевальским отправились в г. Верный за серебром и верблюдами. Год назад этот город подвергся разрушительному землетрясению, но толчки продолжались. Николай Михайлович помнил трагические события прошлого года, когда из газет и журналов узнал о трагедии: «Город Верный более не существует», так извещает нас телеграмма степного генерал-губернатора о последствии страшного землетрясения, которому подвергся город 28 мая 1887 года в 5 часов утра…» . Пржевальский также надеялся встретить в Верном своего учителя по геологии, изучающего сейсмическую зону верненского землетрясения Ивана Васильевича Мушкетова. Николай Михайлович, как любознательная натура, не мог не походить по развалинам, образовавшихся после землетрясения. А «…острые заразные заболевания в г. Верном были зарегистрированы уже в год землетрясения…» . «В результате передвижений, переносчики возбудителей природно-очаговых болезней, могут переместиться в жильё или оказаться в непосредственном окружении человека…» . Согласно простым математическим расчётам (которые приведены ниже), именно здесь и прицепился к Пржевальскому роковой клещ, который во время соприкосновения, впрыскивает обезболивающее средство и человек не чувствует укуса. Как известно из медицинских источников: «излюбленные места клещей ; это участки тела с наиболее тонкой кожей: подмышечные и подколенные впадины, паховая область…» . Только через 2-3 дня «место укуса сопровождается зудом» . В подтверждение и доказательства вышесказанного, привожу строки из последней записи в дневнике Пржевальского от 4-5 октября 1888 года: «…у меня начался зуд мошонки…» . Пусть простит меня Николай Михайлович за обнародование столь интимной подробности, но если она существует и может помочь в разгадке истины и снять обвинение в нарушении устава ; здесь любые средства будут оправданы.
Признаки болезни у Николая Михайловича начали проявляться уже 8-го октября: «…8-го числа было решено ехать в Каракол, находящийся в 360 верстах от Пишпека… Казак, ехавший с Пржевальским, жаловался, что «генерал устаёт сильно и что ему жарко», хотя жары не было…», «… Николай Михайлович был всё время не в духе, так что поселился в отдельной юрте…», «…Николай Михайлович приехал в Каракол вечером 10-го октября… действительно, он выглядел нехорошо: глаза мутные, настроение духа плохое, всё ему не нравилось, квартира и сам город…» .
В этих цитатах из воспоминаний близкого друга и помощника Николая Михайловича ; В.И. Роборовского нельзя сомневаться. Из них следует, что болезнь начала проявляться на 3 (третий) день, после, якобы, заражения! Это противоречит всем медицинским канонам, категорично утверждающим, что «инкубационный период обычно ограничивается неделей, реже растягивается на 14-15 дней» . Периоды проявления первых признаков болезни брюшного и возвратного тифа почти одинаков. Произведём простой арифметический подсчёт. Отнимем показанное время от начала первых симптомов и получаем 29-30 сентября 1888 года. Эта дата совпадает с нахождением Н.М. Пржевальского в г. Верном. Если брать во внимание заражение 5 октября через воду, тогда, согласно выписке из медицинских источников, первые признаки болезни должны были появиться не ранее 15 октября, а в это время Пржевальский уже чувствовал себя очень плохо: «…(он) весь день провёл в юрте. Сам измерял себе температуру и считал пульс…» .
Вышесказанное бесспорно доказывает, что Николай Михайлович был болен возвратным тифом. Ни о каком заражению через «выпитую воду» не может быть речи. Значит, не нарушал он общепринятых правил «не пить воду из источников, не прошедшей термической обработки». Он чист перед совестью и перед преданными ему людьми. Значит «отмыто пятно», которое лежало более столетия на великом первопроходце.
Уже в наши дни, медицинские эксперты пришли к выводу: «…причиной его (Пржевальского) смерти был лимфогранулематоз…» . Автор, ни в коем случае, не оспаривает медицинских светил. Он придерживается только своей точки зрения, где главной целью ставит восстановление исторической справедливости.
Но всё-таки остался вопрос: «Почему?». Ведь «Летальные исходы при большинстве форм клещевых спирохотезов очень редки…» . Случаи заражения инфекционными болезнями, в том числе тифами, в экспедициях Пржевальского случались довольно часто, но всегда заканчивались благополучно. На самом деле, после второго пика приступов, на 13-14 день, должно начаться улучшение, но происходит непоправимое. Автор попытается ответить и на этот вопрос, который по прошествии времени, не имеет ответа.
Автор проработал более 30 лет в экспедициях по горам Тянь-Шаня и Памира, в пустынях Мойынкум, Бетпак-Дала и Аралкум. Ему досконально знакомо «щемящее чувство дороги» и «всесильной бесконтрольной свободы » от соприкосновения с новизной и жаждой открытий. И вдруг всё начинает рушиться и ломаться. Появляется страх потерять своё счастье. Этот внутренний, шевелящийся страх открывает рыхлую дверь в старость и безделье. Здесь и теряется смысл существования на Земле.
«Надо родиться путешественником, но надо и сделаться таковым!» ; сказал великий Гумбольт . Пржевальский принадлежал к числу их…» .
Почему же всё-таки Пржевальский, для которого «видеть смерть» было обыденным делом, сдался болезни. Умер. Просто лёг и ушёл в пустоту другой жизни?
В последней дневниковой записи от 4-5 октября 1888 года, Николай Михайлович пишет: «…у меня начался зуд…» . Это стало началом болезни, которая приведёт к фатальному концу. Возможно, изнурённое от долгой дороги тело истощило, когда-то могучий организм. Иммунная система ослабла до такой степени, что подверглась мгновенной атаке от соприкосновения с бациллой. В другой ситуации, возможно, организм не обратил бы внимания на заразу. По этому поводу, биограф Пржевальского Иннокентий Козлов сказал: «…за прошедшие годы Николай Михайлович подорвал своё здоровье в трудных экспедициях. Он стал грузным, тяжёлым, организм уже не мог достаточно активно бороться с инфекцией, и болезнь быстро прогрессировала…» .
За месяц до своей кончины, 26 сентября 1888 года, Николай Михайлович говорил Всеволоду Роборовскому: «Я привык к деятельности и не могу сидеть дома; меня томит и давит покой, я должен по природе всегда бороться в достижении заданной себе цели. И тут старость, упадок сил и толстота не позволят мне делать то, к чему стремится душа…» . «Несколько раз возвращался Николай Михайлович к мыслям о смерти. Он говорил, что больше всего желал бы умереть не дома, а где ни будь в путешествии, на руках отряда, который он называл «нашей семьёй» .
Он будто подготавливал себя к смерти, понимая, что это его последняя экспедиция. Пржевальский не мог представить себя бездеятельным, для него это было невыносимо. Было также страшно, что и последний покой он обретёт в тишине и достатке. Его понять может только подобный ему. Его мечта, как настоящего воина «умереть на поле брани», пересилила здравый смысл и он ушёл. Просто покинул мир с печальной радостью, что умер в пути. Как настоящий солдат своей Родины «не выпуская меча из рук».
Может быть, само предчувствие подсказало ему фразу: «другого шанса не будет!». Все его думы о прекращении странствий объединились в одну тяжёлую чёрную мысль. Он сам сделал себя жертвой, чтобы через страдания исполнить свою мечту «умереть в пути». Трудно думать и тем более писать об этом. Но это должно быть так. Не буду обращаться к знаменитому выражению Альберта Камю: «Чтобы понять меня, нужно стать мной!». Человек, не познавший экспедиционной жизни, никогда не поймёт моего предположения.
Автор пишет статью и сделал свой категоричный вывод: «Предчувствие последней дороги, после которой не будет продолжения, заставило Пржевальского самому «поднести спичку к мосту, который он сжёг, чтобы не возвращаться!». И сгорел вместе с ним, успев произнести своё завещание преданным людям, которые пойдут вослед ему!»
Этим человеком будет Пётр Кузьмич Козлов, который под марш «Прощание славянки» первым бросит горсть земли на железный гроб учителя и пронесёт его имя через тысячи километров Монгольских пустынь, хребты Нань-Шаня, долину Гойцзо, плато Ордос и безлесье Тибетского нагорья Амдо. Прошагает с именем Пржевальского по пустыне Такла-Макан, омоет свои усталые ноги в загадочных озёрах Куку-Нор и Ирин-Нор. Откопает простой лопатой засыпанный песком город Хара-Хото, когда-то могучего государства Си-Ся в пустыне Гоби и спасёт для человечества от мародёров прекрасный заповедник «Аскания Нова». Он покроет себя географической славой, не посрамив имени своего учителя ; Николая Михайловича Пржевальского.
Крячун Александр
Член Союза писателей России и Русского Географического общества
Рецензии и отзывы на статью Александра Крячуна
«Последняя верста к подножию неба генерала в мужицкой дерюге»
Мне, как географу, хорошо известна личность автора статьи. Приходилось бывать в музее «Смолян-первопроходцев», бережно оберегаемым Александром Дмитриевичем. Инициатива создания экспозиции принадлежит писателю и краеведу Кравклис Н.Н.. Александр Крячун, после ухода из жизни Нелли Никаноровны многократно преумножил собрание музея своими экспонатами, собранными в горах и пустынях Азии, довёл её до совершенства, был хранителем и проводил интересные экскурсии безвозмездно. А когда чиновники пожелали выдворить музей, Александр Дмитриевич встал на его защиту, и в течение трёх лет, в одиночку, можно сказать «держал оборону» и спасал его от произвола чиновников. В итоге, вся экспозиция была подарена Починковскому краеведческому музею ; Родине Николая Михайловича Пржевальского.
Главная тема в статье ; это опровержение прочно устоявшейся версии гибели Н.М. Пржевальского от заражения брюшным тифом. Автор довольно убедительно, путём сопоставления симптомов заболевания, категорично приходит к своей точке зрения о смерти путешественника, доказывая свою версию путём неопровержимых документов.
Александр Дмитриевич проделал большую работу в исследовании этой темы: тридцать лет он изучал природу районов Средней Азии, в том числе места экспедиционных маршрутов Пржевальского, а последние пять лет у него ушло на дополнительную работу по сбору интересующего материала, работая в библиотеках и архивах гг. Москвы, Санкт-Петербурга и Смоленска.
Обобщив все собранные за многие годы материалы по Пржевальскому, он приходит к своему главному выводу о болезни и смерти путешественника, опровергая выводы биографов. Таким образом, существующая до сих пор гипотеза гибели Н.М. Пржевальского от выпитой во время охоты сырой воды из реки Чу, заражённой брюшным тифом, уходит в небытие.
А.С. Кремень
кандидат географических наук, доцент,
заведующий кафедрой физической географии
Смоленского государственного университета,
действующий член Русского географического общества.
Автор подошёл к решению вопроса о гибели Николая Михайловича Пржевальского со своей точки зрения профессионала исследователя, коим он являлся в период своей работы в Средней Азии. Как врач, я не могу судить о 100-процентном доказательстве заражения Пржевальского, по версии, изложенной автором, т.к. нет прямых документальных подтверждений. Единственное, что можно утверждать ; это отсутствие болезни «брюшной тиф». Также могу подтвердить слова профессора Басханова М.К. в том, что «от заражённой воды, можно быть уверенным, болезнь коснулась бы многих, хотя бы местного населения…».
Как врач по инфекционным болезням, без точных анализов, по отрывочным воспоминаниям современников Пржевальского, далёким от медицины, я не могу дать диагноз болезни 130-летней давности. Вопрос, поставленный в статье, остаётся открытым, и будет ли он решён когда-нибудь так, чтобы убедить всех, что гибель Пржевальского произошла именно от описанного случая, наверное, невозможен. Ведь всегда найдутся скептики, утверждающие обратное.
Для обычного читателя, тема, раскрытая в статье, вполне опровергает ранее бытующую версию «о заражении брюшным тифом».
М.М. Храмцов,
доктор медицинских наук,
заведующий кафедрой инфекционных болезней, профессор Смоленского государственного медицинского университета.
Материал статьи имеет чёткую авторскую линию, так как Александр Крячун сам в прошлом являлся участником топографо-геодезических экспедиций и ему знакома суть и специфика работ Пржевальского досконально, хотя разница во времени составляет более 100 лет. Он грамотно анализирует высказывания различных авторов, но стоит на своей твёрдой позиции.
Конечно, никто голословно не обвинял Николая Михайловича в «нарушении устава», как это преподносит автор статьи. Многие биографы просто переписывали уже известные факты из материалов предыдущих историков жизни Пржевальского, не задумываясь и не вникая в столь важную деталь.
Автора статьи глубоко задела историческая несправедливость, так как он сам во время работы в экспедициях, часто пересекаясь с тропами Пржевальского, всегда удивлялся его поистине героическому подвигу и не мог поверить, что «такого гиганта» могла унести из жизни собственная оплошность.
Статья написана чётким понятным языком и соответствует заданной тематике. Её нельзя рекомендовать, как имеющую большую научную значимость, но она будет очень полезна для всех, интересующихся биографиями знаменитых путешественников: Семёновым-Тян-Шанским П.П., Пржевальским Н.М, Козловым П.К., Роборовским В.И. и другими.
Ниязов М.Д.
Генерал-майор,
чрезвычайный полномочный посол Кыргызской Республики в Афганистане.
Уважаемый Александр Дмитриевич!
С интересом прочитали Вашу книгу о путешественнике «Последняя верста к подножию неба». Полностью согласны с Вашим подходом: надо знать истинную причину смерти Н.М., а не выдвигать нелепые версии о его кончине, тем более такие, которые умаляют его честь и достоинство.
Мы с супругой стали считать, что Н.М. скончался от возвратного тифа после того, как познакомились в 2003 г. в РГВИА с заключением врачей. Именно этот диагноз поставили военные врачи (Крыжановский, Мансветов, Велепольский (правильно В. Вышпольский) и Барсов), лечившие путешественника в последнюю неделю его жизни в Караколе. Версия о брюшном тифе появилась в книге Н. Ф. Дубровина, изданной в 1890 г. Николай Фёдорович ссылался на воспоминания В. И. Роборовского.
Из письма В. И. Роборовского Ф. А. Фельдману (письмо находится в том же архиве) следовало, что врачи «определили смерть от жёлчного тифоида. Это местный брюшной тиф с осложнением, ; в момент смерти всегда разливается желчь».
Удовлетворившись объяснением далёкого от медицины В.И. Роборовского, что «возвратный тиф – это местный брюшной тиф с осложнением», мы не удивились, прочтя его телеграмму Географическому обществу, в которой он писал, что Н.М. скончался от брюшного тифа.
С той поры этот диагноз стал основным. И это вопреки телеграмме Степного генерал-губернатора и командующего войсками Омского военного округа генерала В.Г. Колпаковского, который сообщил Военному ведомству о том, что генерал Пржевальский скончался в Караколе от возвратного тифа. А также вопреки публикациям в газетах и журналах Петербурга, Москвы и других городов.
…………………………………………………………………………………
Отметим ещё раз, что возвратный тиф «считается заразительным; поэтому тело Н.М. не позволили поставить в церковь, пока гроб не запаяли в другой металлический гроб». Возвратным тифом можно заразиться от клещей, вшей и заражённых людей. Вы рассматриваете только одну версию – заражение от клещей.
Наша гипотеза состоит в том, что более вероятно заражение Н.М. от платяной вши (эпидемический возвратный тиф), что косвенно подтверждает цитата М.К. Басханова «…между киргизами Каракольского уезда свирепствовала эпидемия возвратного тифа».
О какой «правде, которую не докажешь документами», Вы говорите?
Цитата из Вашей книги:
«Предчувствие последней дороги, после которой не будет продолжения, заставило Пржевальского самому поднести спичку к мосту, который он сжёг, чтобы не возвращаться. И сгорел вместе с ним, успев произнести своё завещание преданным людям, которые пойдут вослед ему».
Сказано сильно, но как это «перевести» на обычный язык? Пржевальский прекратил сопротивляться болезни, т. к. хотел умереть, и болезнь предоставила такую возможность? И всё это только для того, чтобы умереть «на руках отряда»?
Все известные записи путешественника весьма жизнерадостны, и не содержат никаких предчувствий или даже намёков на желание Пржевальского «умереть на посту». Нам кажется, что эта гипотеза умаляет образ путешественника не в меньшей степени, чем приписываемый ему эпизод с питьём воды из реки!
«Правда, которую не докажешь документами», ; «недоказательных правд»: убийство Пржевальским грифа, священной птицы, преднамеренное отравление медленно действующими ядами, и случайное отравление при лечении иссык-кульским корнем (аконитом). Есть ещё особое мнение журналистки Ирины Кашиной, что причиной смерти было онкологическое заболевание, лимфогранулематоз, которым давно страдал Пржевальский.
В заключение ещё раз выражаем Вам благодарность за то, что Вы привлекли внимание к причине гибели путешественника и опровергаете бытующее мнение – «Пржевальский умер от брюшного тифа, выпив сырой воды».
С уважением, Людмила и Николай Пржевальские .
10 мая 2019 г.
Фото №1. Николай Михайлович Пржевальский. 1865 год.
Фото №2. Экспедиции Н.М. Пржевальского.
Фото №3. Последняя запись в дневнике Н.М. Пржевальского от 5 октября 1888 года (публикуется впервые).
Фото №4. Последнее фото в г. Пишпек, сентябрь 1888 г. Сидят, с лева на право: Козлов П.К., Пржевальский Н.М., Роборовский В.И.