Снег

Панков Андрей
Снег кружится. Белый, пушистый колючий. Огромные хлопья в абсолютной тишине спускаются с неба и ложатся на воротник. Тихий утренний двор. Редкие прохожие, что целеустремлённо покидают теплоту уюта домов, вдыхают морозный воздух и отдают природе частичку своего горячего дыхания, что облачком клубится им вслед. Замёрзшие за ночь машины. Хрустящий наст уведомляет о глубине падения температуры в минусы заморозка.
Зима. Календарная отсечка уходящих в прошлое совершённых ошибок и побед. Она сверкает бриллиантовой белизной покрова. Она покрывает ветви колючими кружевами изморози. Она расписывает промёрзшие окна невероятными мириадами неповторяющихся узоров. Трудно ли жить во времена перемен? Китайцы знают толк в ответах. А как быть тем у кого такие времена ярко выражены и повторяются в неумолимом постоянстве? Кто-то, собрав волю в кулак, просто переживает эти времена, кто-то им радуется и наслаждается ими. Зима. Период безвременья. Когда замёрзший прошлый год перерождается в вытаивающий новый. Когда от нового ждёшь перемен и обязательно только лучших, счастья, радости и смеха. От того душа рвётся к ёлке, шампанскому и бою Курантов.
К тебе зима всегда приходит внезапно. Ещё вчера, казалось бы был май, июль, курортный август, а сегодня с утра сквозь окно ты видишь белые ветви деревьев и машину в сугробе, которую нужно ещё откапывать, а потом упорно отогревать. И всё из-за нескольких минут езды до близкого бюро, с бумагами и глупыми разговорами.
Вот и ещё один год близится к завершению. Самостоятельный год прожит. Маленькая жизнь инкапсулированная в настенной бумажке с перечислением названий месяцев. Двенадцать. И три из них зима. Та самая – холодная русская зима.
Вечера. Зимние вечера, когда уставший человек выполняет ритуал расставания с нагретым бюро и едет домой. Опустошение. Ранняя темнота вечера. Холод, который пробирается за воротник и быстрый шаг к дверям подъезда. А дома одинокая подушка – подружка и испытанный веками механизм накопления слёз и грёз, страданий и желаний, вобравший в себя всю твою жизнь. Только ей доступна всё то информационное поле, что порождено владельцем. Только ей пахнувшей тобой, удобной и родной. Только ей одной ведомы вы до конца. До донышка. Даже то, что сами себе стараетесь не рассказывать знает она одна.
А потом ночь. Беспокойная. Зимняя. Застуженная. И утро, сквозь которое виден двор с белыми заснеженными ветвями, машины в сугробах и перспектива повторить всё то, что было вчера.

[; Phil France – The Swimmer]
Phil France — The Swimmer