Глава тринадцатая
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
Младший сержант Николай Мастер, добросовестно отслужив необходимое время, отведённое для безупречного овладения работой ракетной установки, получил за образцовое выполнение воинского долга благодарность командования войсковой части и звание сержанта, и был командирован для дальнейшего прохождения службы на Дальний Восток. Такое перемещение вызывалось тогда необходимостью быстрого строительства и ввода в действие ракетных пусковых установок вдоль границ страны для отражения возможной агрессии вконец зарвавшегося мирового империализма. Да, так характеризовали империализм советские газеты в ту пору. А Коля писал Вете, что у него теперь номер полевой почты изменился, но где эта самая полевая почта находится, то есть он сам, писать было нельзя. Вот только письма стали идти от него намного дольше, Вета сразу это заметила.
Да и как было не заметить, ведь Коля находился теперь в два с половиной раза дальше от Веты, чем был недавно. До нового места назначения он ехал поездом от Прибалтики через Москву больше недели и оказался в дебрях Приморского края. Когда-то он с упоением читал книгу путешественника Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» и вот вам, Николай Никитич, пожалуйте в эти самые дебри!
Дорога эта стала для него уроком географии большой страны от её западных балтийских до восточных тихоокеанских берегов. И вот теперь на этих восточных берегах Коле, в составе лучшего расчёта пусковой ракетной установки на берегах западных, предстояло задействовать такие же ракеты и обучить молодых солдат тонкостям обращения со стратегическими ракетами. Командировка длилась почти два месяца. За это время расчёт произвёл несколько пусков ракет в акваторию Тихого океана. Разумеется, ракеты достигли заданных точек в океане и условно поразили условного же противника. Коля и не предполагал иного: зачем тогда тратить столько сил, средств и нервов впустую? Эти пуски отметили и американцы в своих газетах. Они знали всё – когда будут делать пуски, в какие точки, и даже фамилию командира батареи ракет. Ну ладно, время пусков и координаты акватории Тихого океана, куда будут падать последние ступени ракет, сообщались заранее Телеграфным агентством Советского Союза, а вот фамилии – откуда им были известны? Коля узнавал о том, что писали американцы в своих газетах про эти пуски, на занятиях по боевой и политической подготовке. И вот то, что американцам была известна фамилия капитана, командира батареи, Колю возмущало: ну, надо же, как такое могли допустить наши?!
А что же – Вета?
Вета оставалась у матери на время её лечения, а после того, как ей стало лучше, попыталась устроиться в городе на работу. С её специальностью, казалось бы, можно было легко найти работу, но из строительных организаций в городе была всего одна, и полностью укомплектованная кадрами. На колхозную ферму идти вместо матери Вета и не помышляла. Там требовалось здоровья и силы куда как больше, чем, например, маляру-штукатуру на стройке. А самое неприятное – это непрерывный, по существу, круглосуточный рабочий день. Вета уговорила мать не возвращаться на ферму: работы хватает в колхозе и сезонной, на поле, к примеру. Мать согласилась с дочерью. Вета же не хотела оставаться дома, даже если бы и подвернулась какая-нибудь работа. Её тянуло туда, на Восток.
Несколькими годами раньше на Дальний Восток, в Хабаровск, поехала старшая сестра Веты, и тоже после окончания школы. Вета переписывалась с сестрой, та приглашала её после школы к себе, но тогда Вете казалось, что это очень далеко, и она не решилась ехать на Дальний Восток. За время нахождения Веты у матери они списались с ней, и сестра вновь предложила Вете приехать в Хабаровск – работу в нём можно было найти легко. Побывавшей в Сибири девушке Дальний Восток уже не казался таким далёким, и Вета согласилась. Но почему – на Дальний Восток? Ведь провожая Колю в армию, Вета была уверена, что она дождётся его именно в том же сибирском городе, где они и встретились.
Да, Вета очень скучала по Коле, ждала, считая недели, а их прошло уже сто. Два года, проведённые в разлуке, давали о себе знать. У Веты уже зрела обида на Колю, как будто он был виноват в том, что так долго служит, да ещё и без отпуска. Увы, так часто бывает с девушками – любовное сверхожидание оборачивается для них тем, что они выходят замуж за парней, которым они приглянулись, перенеся свои любовные страдания на них, таких внимательных, приятных в общении, но… не любимых. У Веты до такого дело не дошло, но обида уже начала управлять её поступками. Она даже не написала Коле о том, что замыслила. Лето подходило к концу, и Вета поехала на Дальний Восток.
В это время у Николая заканчивалась командировка в Приморский край, и вскоре он должен был отбыть со своей группой в новое место, которое, впрочем, знал только командир группы. И когда сели в поезд, подчинённые думали, что их везут назад, в Прибалтику. Поезд-то шёл с востока на запад. В Забайкалье, на довольно большой станции, сменялась паровозная бригада; поезд должен был стоять полчаса; ребята вышли на платформу размяться, покурить, и тут же подкатил по первому пути встречный московский поезд на Хабаровск.
Коля с товарищами прогуливался вдоль вагонов своего поезда, бросая иногда взгляды на окна вагонов московского поезда.
И вдруг – остолбенел!
В окне одного из вагонов московского поезда он увидел Вету.
– Ты, что, сержант, знакомую увидел? – оглянулись на него сослуживцы.
Коля стоял, вкопанным столбом, ничего не слыша, вычисляя про себя окно с профилем Веты. Потом вдруг нырнул под московский вагон, вынырнул на первой платформе, бросился в открытую дверь вагона и побежал по проходу, считая плацкартные купе. Вот она! Нет, он прокричал:
– Вот она!
Она обернулась.
Бедная Вета. Как только она не потеряла сознание!..
За Колей, правда, гналась проводница, которая уже знала своих пассажиров, и стремительное появление в вагоне незнакомого сержанта возбудило в ней подозрение. Но увидев крепко обнявшуюся парочку, опытная проводница вмиг сообразила, что к чему, и, выдержав небольшую паузу, огорчённо предупредила:
– Поезд отправляется через пятнадцать минут, ребятки.
Пятнадцать минут – да это же вечность! Ребятки поспешили выскочить из вагона на перрон. Они стояли возле вагона и смотрели друг на друга, держась за руки, ничего не понимая. А Вета даже не поморщилась от крепких рук Коли, хотя раньше это непроизвольно делала, когда он пожимал её ладошку.
– Ты куда? – спросил Коля, наконец.
– А ты откуда? – в свою очередь спросила Вета.
– Я? Я из Уссурийска, – выдал машинально военную тайну Коля. – А ты?
– А я в Хабаровск. К сестре еду.
– А я на прежнее место службы. А почему ты – в Хабаровск, а не на стройку. Мы же договорились встретиться именно там. Мне остался всего год служить.
Вета молча смотрела на Колю, пытаясь что-то ответить, но мысли скакали, путались, да и как тут объяснишь, когда из станционного громкоговорителя уже прогремело: «До отправления поезда Москва-Хабаровск остаётся пять минут!». И у Веты вырвалось:
– Я напишу тебе, я всё-всё объясню, Коля! Ты поймёшь!
Коля не стал расспрашивать, что он должен будет понять, потому что проводница уже стояла в дверях вагона с флажками в руках и намеревалась закрыть ступени в тамбур. Коля только и успел сказать Вете:
– Хорошо, пиши на старую полевую почту. Да свой адрес не забудь написать.
Московский поезд тронулся. Коля проводил быстрым шагом вагон, из окна которого ему махала рукой плачущая Вета.
Поезд Николая стоял на том же месте, у него в запасе было ещё около десяти минут. Спутники его были обеспокоены, но командиру ещё не докладывали о внезапном исчезновении сержанта, ждали, когда отправится московский, и объявится он сам. Так оно и получилось. Правда, Коле пришлось выслушать от товарищей «пару ласковых». Они, конечно, всё понимали, но мало ли что. Не до субординации.
Коля забрался на свою верхнюю полку и долго лежал, переживая вновь и обдумывая свою невероятную встречу с Ветой. Товарищи не беспокоили его. Потом он им всё объяснит.
Глава четырнадцатая
СТЕПЬ, ДА СТЕПЬ КРУГОМ
Поезд приближался к станции в областном городе Казахстана. Станция была узловая. Здесь сходились пути с четырёх сторон света и так же расходились. За полчаса до прибытия на станцию капитан Григорьев предупредил своих подчинённых о том, что на ней предстоит пересадка на другой поезд – всем быть готовыми к высадке.
Сержант Мастер за время службы уже привык ничему не удивляться, но на этот раз недоуменно выслушал приказ командира, чертыхнувшись про себя. Приехали, называется. Никто не знал, куда дальше повезёт их командир и надолго ли. Вопросов же командиру на эту тему не принято было задавать.
Поезд на станцию прибывал вечером, и когда высадились, командир построил команду и объявил, что через два часа состоится посадка на другой поезд; всем находиться в зале ожидания вокзала, никуда не отлучаться. Примерно через час командир поднял группу, организованно вышли на привокзальную площадь к военному крытому грузовику. Погрузились, поехали.
Остановились на сортировочной станции у небольшого служебного здания рядом с диспетчерской. Группу встретила патрульная команда и повела к освещённой рампе, возле которой стоял пассажирский вагон ещё довоенного образца. Ракетчиков построили на рампе, начальник патруля удостоверился в полном соответствии личного состава списку, и капитан Григорьев объявил посадку своим подчинённым. В вагоне уже были пассажиры, в основном, военные офицеры, но было и несколько гражданских, которые вели себя, как хорошие знакомые офицеров. В общем, какая-то нестроевая команда. Вскоре к рампе подкатил маневровый паровоз и потащил вагон к сборному составу, стоявшему в парке отправления.
Минут через двадцать состав тронулся. Вот только – куда?
Командир ракетчиков пояснил ребятам, что прибудут они к месту назначения в девять утра, так что сейчас могут отойти ко сну. Колю на это дело не надо было дол-го уговаривать.
В семь утра Николай со товарищи уже были в форме и наблюдали из окон вагона весьма скучную картину природы. Коля уже научился читать такие картины, во всяком случае, то, что он увидел за окном, подсказало ему, что едут они по южной степи, скорее всего, казахской, потому как сообразил посмотреть на звёздное небо, когда выезжали из горловины станции, и засечь, что отправились они прямиком на юг. Ясно, что по Казахстану. Степь казалась безжизненной, окончательно выжженной солнцем, которое уже накалялось ещё невысоко, слева по ходу поезда. Определив более-менее точно своё местонахождение на планете, Коля успокоился. Пора было позаботиться и о завтраке. Собственно, какие тут заботы – был бы кипяток в титане. Всё остальное солдат в таких случаях носит с собой, в том числе и сухой паёк.
Коля пошёл к купе проводника, проверил – кипяток есть. Скромный солдатский завтрак организовали быстро и так же быстро закончили. Капитан пообещал накормить ребят по приезду на место.
Часа через три картина за окном обогатилась признаками некой большой стройки. По мере движения поезда эти признаки превращались в реальные очертания строящихся зданий, площадок с множеством техники, в том числе, башенных кранов, что явно указывало на какое-то промышленное строительство.
Уже пылили самосвалы, грузовики со стройматериалами; можно было рассмотреть среди машин также и людей, в основном, военных. Поезд замедлил ход и остановился тоже среди строительства, как оказалось, строился станционный комплекс с вокзалом, платформами, служебными зданиями. Мало того: куда ни глянь, там тоже что-то строилось, а на горизонте просматривались какие-то башенные сооружения, к которым уходил железнодорожный путь. Всё это размещалось на рыжем холсте ровной, сухой степи, без единого деревца или хотя бы юрты, что ли, поэтому картина бурного строительства была хаотична и бессмысленна, подавляла сознание, и первой мыслью Николая было: «Куда же это мы приехали?» К вагону тем временем по-дошли двое военных, всматривающихся в выходящих пассажиров. Когда группа ракетчиков начала выходить из вагона, военные оживились, видимо, увидели тех, кого пришли встречать. Капитан Григорьев замыкал группу выходящих из вагона, и, завидев его, встречающие заулыбались. Коля не видел этого, иначе бы он удивился такой дружеской встрече немного раньше, чем когда командир подошёл к тем двоим и доложился о прибытии, после чего офицеры обнялись как друзья. Коля решил: наверно, все трое учились вместе в военном училище, раз уж так по-братски обнимаются.
В тот же день группа приступила к выполнению задачи, с которой их познакомил командир после того, как приезжих накормили в типовой полевой солдатской столовой, так хорошо знакомой Коле по предыдущих местах его пребывания на ракетных «точках». Он отметил про себя, да и ребята тоже, что кормят здесь вкусной и здоровой пищей. Особенно это было заметно в сравнении с дальневосточной командировкой.
Задача, поставленная ракетчикам, состояла в наработке регламента запуска новых типов стратегических ракет, которые в случае успешных пусков, будут приняты на вооружение и затем поставлены на боевое дежурство. Конечно, было бы удивительно, если бы Николай Мастер не участвовал в таком деле. И если уж придерживаться объективности до конца, то же самое можно было сказать и о каждом из всего расчёта ракетчиков. На то время это был лучший расчёт в нарождавшихся ракетных войсках страны, и кому, как не таким ребятам, следовало отрабатывать пуски, чтобы затем на их примерах, сведённых в технический регламент, учились другие.
Пока изучали матчасть, затем инструкцию по установке ракеты на площадке запуска, не выпадало и свободной минуты. Даже подумать о том, когда возвращаться в своё расположение, было некогда. После занятий на полигоне возвращались настолько усталыми, что едва поужинав, заваливались спать в своих палатках, не раздеваясь, лишь сняв сапоги. Стояло начало сентября, днём в степи было жарко, ночью же на открытом воздухе чувствовалась прохлада, так что спать в палатке в одежде было в самый раз. Да и не замечали ребята этого.
И только после первого запуска новой ракеты, успешного, между прочим, Коля на радостях вспомнил о том, что Вета же не знает, где он находится; пишет, небось, ему письма в Прибалтику, а он – в Казахстане. Правда, где именно, он и сам не знает. Да что теперь поделаешь, не расспрашивать же: а где это мы находимся, и вообще, что здесь происходит? Это дурацкие вопросы, которые задавать не положено.
После первого пуска был, как говорили уже и ракетчики, «разбор полётов». Подготовка к пуску детально фиксировалась, в виде хронометража, в журналах соответствующих команд, начиная с команды доставки ракеты из места соединения готовых ступеней ракет на площадку, и заканчивая командой наблюдения и управления полётом ракеты. Государственной комиссией подвергалась анализу каждая запись, каждая мелочь, вписывающаяся в процесс или, наоборот, выпадающая из процесса запуска. Допускались к регламенту только такие действия команд, которые приводили к заключению: «штатно». Комиссия работала несколько дней, пока не был составлен подробный отчёт о пуске. Его будет изучать группа разработки регламента, в основе которого и будет лежать и этот, и последующие, если будут пуски, отчёты.
Коля и не предполагал, что им удастся отдохнуть, пока идёт разбор полёта: во-первых, потому, что их группа принимала участие в разборе, а во-вторых, надо было готовиться к следующему пуску. Главное, чего должны были достичь ребята – это минимума времени на подготовку и проведение пуска. Поэтому тренировались ещё интенсивнее, с учётом замечаний комиссии.
После первого пуска состоялись ещё два, с такими же разборами полётов, как и после первого. Отработав полтора месяца на полигоне, Коля со своей группой отбыл в расположение своей части в Прибалтику.
Только после полёта в космос Юрия Гагарина Коля узнал, что в командировке он был на космодроме под названием «Байконур».
Глава пятнадцатая
У СОЛДАТА СУРОВАЯ СЛУЖБА
В свою часть Николай прибыл в середине октября. Служить ему оставалось ровно один год.
Первым делом Коля кинулся разыскивать, в личное время, разумеется, письма от Веты. Писем было – аж два. Немного, за те два месяца со случайной встречи на просторах Забайкалья. Хранились они, как и положено для таких случаев, в ящике дежурной части подразделения.
Вета писала о том, как приехала в Хабаровск, встретилась с сестрой, с какими трудностями столкнулась: поиск работы с общежитием, прописка, то есть со всеми теми неизбежными преградами, созданными властями всех уровней за многие годы людям, решившим как-то изменить или переустроить свою жизнь в стране советской. Коля читал эти строки с возмущением: кто посмел чинить препятствия такой девушке, как Вета! Знал бы он, что это было только начало самостоятельной жизни его избранницы, и что в недалёком светлом будущем и ему придётся столкнуться с такими же особенностями реальной, не плакатной советской жизни.
Из второго письма Коля узнал, что Вета устроилась на керамический завод, где ей дали место в общежитии – это успокоило Колю. Вот только он никак не мог понять из объяснений Веты, почему она рванула так далеко на восток от того города, где они встретились, и в котором она должна была его ждать. Понять, какие чувства двигали девушку, в её случае, на Дальний Восток – такое молодому парню трудно. То есть невозможно, мы тут как-то уже намекали на это. Поэтому Коля не стал бередить свою солдатскую душу: он был уверен, что всё будет так, как ему представлялось и продолжает представляться в их отношениях с Ветой. Ясно, как день божий – он вернётся из армии и они поженятся. Только вот как самой Вете это донести? Пожалуй, лучше всего, в стихах. Так проще, чем заикаться в словах, забывая, что хочешь сказать. На том и порешил. И отправил Вете стихи, которые, по его мнению, должны были поднять её дух, укрепить её веру в скорую их встречу. И в то, что год – это не такое уж долгое время.
Дни пролетали за днями,
Мелькали недели, и вот
Осталось с моими друзьями
Мне прослужить один год.
Он пробежит незаметно,
Такая уж служба у нас:
Беречь ваш покой беззаветно
Здесь каждый день, каждый час.
Родина нам поручила
Защиту своих рубежей –
Пусть знает недобрая сила:
Мы укоротим жизнь ей!
Долг свой исполнив почётный,
Вернусь и я к Вете своей.
Не быть чтоб в разлуке бессчётной
Нам до конца своих дней.
Коля был уверен, что Вета поймёт его тонкий намёк в последней строфе.
Но надо было продолжать службу.
И пошёл третий год службы Николая Мастера в ракетных войсках стратегического назначения. Новый род войск уже был создан, и немалую долю солдатского труда вложил в такое дело и сержант Николай Мастер. Два года без отпуска: в учёбе, напряжённых тренировках, опять в учёбе – теперь уже учил новичков; мотался по командировкам, не зная полноценного отдыха между ночными боевыми тревогами – всё это во имя создания ракетно-ядерного щита Родины. Так его учили – так он и служил. Устал, конечно. И тут, словно почувствовали отцы-командиры: парню надо дать отдых, и за эту самую отличную службу отправили его в десятидневный отпуск, да ещё добавив, вполне заслуженное Колей, звание старшего сержанта.
Коля отправился на родину к матери с сестрой. Дома он не был три года. Как же всё изменилось без него: и село, и люди, и, конечно, мать с сестрой. Мать слегка поседела, а сестра расцвела в красивую девушку, в которой он сначала и не признал сестру. Так же мало кто узнавал с первого взгляда и Колю, удивляясь потом, как возмужал он, как браво выглядит – вот что делает армия с человеком!
Время, проведённое в родном селе, пролетело за делами по наведению порядка во дворе быстро, но Коля почувствовал себя так, будто и не было этих двух лет в армии, а она была где-то далеко-далеко, и, что греха таить, ехать обратно не больно-то и хотелось. Но, делать нечего – долг зовёт, и Коля отправился в обратный путь.
Как это часто случалось с ним в жизни, приключения сами находили Николая. Не обошлось без них и на этот раз.
Поезд, в котором ехал Коля, поздней ночью отправился с большой южной станции на север. Подсевшие на станции пассажиры уже угомонились, изнурённые ночным бдением на вокзале. Плацкартный вагон спал в полумраке ночников. Коля, переодетый в спортивное трико, спал на своей второй полке вроде бы сном праведника, но в подсознании «на боевом дежурстве» стояла какая-то часть бодрствующих нейронов – результат частых ночных боевых тревог на службе. И в какой-то момент эти нейроны сработали. Пробудившись, Коля прислушался. Стук колёс мешал, но Коля уже нутром чуял присутствие в вагоне какой-то опасности.
И действительно, в свете ночника в проходе мелькнула слабая тень – кто-то крался по проходу вдоль спящих открытых купе. Вот он, а это был мужчина, поравнялся с купе, где был Коля, и начал ощупывать висящую в ногах полок верхнюю одежду пассажиров. Что-то из одежды его заинтересовало, и он начал осторожно снимать её с вешалки. Коля наблюдал за ним, прижмурив глаза. Когда подозрительный человек снял пальто и направился дальше, Коля быстро слез с полки и, настигнув вора возле купе проводника, сделал захват его руки с вывертом за спину. Вор от боли и неожиданности резко рванулся в сторону и чуть не вышиб дверь в купе проводника. От стука в дверь выскочил проводник, немолодой мужчина, сразу же сообразивший, что происходит, тем более, что Коля в двух словах объяснил ситуацию: «Держу вора!».
Кончилось это приключение тем, что на следующей станции поезд ждал наряд милиции. Вора забрали, Коля дал показания; украденное женское пальто вернули пассажирке; поезд после небольшой задержки поспешил наверстать график. Когда Коля прибыл в часть, вслед ему прибыла депеша из областного управления железнодорожной милиции большого южного города с просьбой отметить отважный поступок старшего сержанта Мастера Николая, выразившийся в задержании вора-рецидивиста, долгое время грабившего пассажиров на железной дороге. Понятно, что командование части не оставило без внимания такой поступок Николая, объявив ему благодарность в письменном приказе, но с вербальной оговоркой: «Вот случись это в пути домой, наградили бы тебя тремя, а то и пятью сутками дополнительного отпуска, а так – всё, чем можем». «За Мастером не заржавеет» – шутили сослуживцы в ответ.
И снова пошли боевые дежурства, учёба, боевые тревоги, бесконечные вводные. Нарастало напряжение. Что-то не так складывалось в мире. Плакаты кричали: «Миру – мир!», а ракет становилось всё больше, их уже у нас «штамповали, как сосиски», пугая американских обывателей таким заявлением. А тут ещё вблизи Америки в результате внутренней революции возникло новое социалистическое государство – Республика Куба, которую надо было всячески поддерживать, поэтому нарастало противостояние между Соединёнными Штатами и Советским Союзом, значит, надо было быть готовым ко всяким неожиданностям. Ракетное превосходство Советов ещё раз ощутимо было продемонстрировано полётом первого человека в космос, после чего стало ясно, что американцы не оставят без ответа такой вызов Советов.
Началась гонка ракетно-ядерных вооружений. К концу последнего года службы Коли на головные части стратегических ракет на пусковых установках вдоль границ СССР начали устанавливать более мощные ядерные боеголовки, недавно прошедшие надземные испытания. Их торопились наделать как можно больше. Головки фонили. Коля и его товарищи, обслуживая эти ракеты, вскоре почувствовали это на себе. У них развился «синдром беременности» – бурые пятна покрыли кожный покров. Надо было что-то делать с этими ребятами, направить хотя бы для начала в госпиталь на обследование, тем более, что уже подошёл сентябрьский «дембель» отслужившим положенные три года. Но тут случился Карибский кризис из-за советских ракет, размещённых на Кубе, и готова была вспыхнуть ядерная война – как тут демобилизуешь хорошо обученные ракетные расчёты? И дембель Коле задерживают. Старший сержант Николай Мастер с явными признаками лучевой болезни несёт боевое дежурство и заодно обучает молодую смену мастерству воина-ракетчика так же интенсивно, как когда-то обучали и его самого.
На дворе стынул необычно морозный для этих мест январь. Политический холод в отношениях двух крупнейших стран – США и СССР – превратился в своё физическое выражение. Всё же в конце января потеплело – Карибский кризис удалось уладить, угроза ядерной войны миновала.
Николая демобилизовали, и вместе с его «беременными» сослуживцами направили в Москву на обследование. Обследовали и лечили Колю в специальной «закрытой» клинике при специальном же институте несколько месяцев. Следы «беременности» исчезли, он чувствовал себя неплохо. Его выписали, но он должен был регулярно наблюдаться в этой московской клинике. Коле предоставили возможность выбора работы с пропиской в общежитии по месту. Его взяли учеником водителя троллейбуса, дали место в общежитии. Работа водителя троллейбуса почему-то считалась подходящей по здоровью, имевшемуся на тот момент у Коли, потому его и взялись учить. Вообще, учёба была постоянным занятием Николая, ему просто везло на неё.
Поработав какое-то время на маршруте Марьина Роща–Комсомольская площадь, Коля понял – это не его дело и решил занять себя всё-таки строительным делом: сыграл свою роль зов профессии, полученной в школе ФЗУ. Он распрощался с троллейбусом и устроился мозаичником-плиточником в строительную организацию, естественно, с общежитием.
Глава шестнадцатая
ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ
Уже два года Вета трудится на керамическом заводе, а проще говоря, на кирпичном. Конечно, мы вправе задаться вопросом: а стоило ли ехать в такую даль, то есть на Дальний Восток, чтобы откатывать тележки с обожжённым, готовым, кирпичом от печи на площадку складирования, имея за плечами десятилетку? Ответить на этот вопрос запросто может только тот, кто ничего не испытал в жизни. Конечно, Вета испытала уже кое-что. Два года на стройке в Сибири, почти год выхаживала мать, и вот уже скоро третий год пойдёт – уже на Дальнем Востоке. Но дело даже не в этом. Дело было в том, чтобы пережить разлуку с любимым человеком, надолго забранного в армию, за два года виденного только пятнадцать минут. Эти минуты означали, что она приняла правильное решение – сменить место своего пребывания и, соответственно, работу, тогда оставшееся время до возвращения Николая из армии ей будет легче пережить. И это, действительно, помогало Вете. Но прошёл оставшийся до конца службы год, а Коля не обмолвился в письмах ни единым словом о том, что он готовится к демобилизации. Ещё через полгода он неожиданно сообщил, что находится в Москве в госпитале. Сколько времени пробудет в нём, он не знал, но писал: рассчитывает, что недолго. К этому времени Вета поступила на вечернее отделение кулинарного училища: надо было нагрузить себя «по полной программе», как она объясняла самой себе, да и профессия повара не помешает в любом случае, мало ли что. Интуиция вела её к принятию таких решений.
Окончив училище, она решает бросить надоевшую керамику и в начале лета поступает на работу в резерв работников вагонов-ресторанов поездов дальнего следования. Естественно, поваром. Нет, кулинаром-технологом! Так записано в её свидетельстве об окончании училища. И ей предлагают такую должность в вагоне-ресторане скорого поезда Хабаровск–Москва. Ну, чем не перст судьбы?
И застучали знакомо по рельсам колёса. Неделю стучат туда, неделю – обратно. Паровозы покрикивают. Весело. А вот Вете не очень весело. Это ей в первый раз обратно было невесело. Туда – было весело: она летела на встречу с Колей и всё время подгоняла поезд, и паровозы прислушивались к её желанию – летели.
Вета написала Коле, когда примерно её рейс прибудет в Москву; точную дату и время она сообщит телеграммой. Она так и сделала перед самым отправлением поезда, в вагоне-ресторане которого она впервые ехала не как пассажир, а как штатный член поездной бригады.
Всё шло, точнее, ехало по графику до самого Урала. А, перевалив через Урал, паровозы замедлили бег: с каждой сменой паровоза увеличивалось отставание от графика, и перед самой Москвой поезд опаздывал уже на четыре часа. Вета не задумывалась над причиной такого сбоя в расписании движения: голова её была занята – смогут ли они встретиться с Колей. По расписанию поезд прибывал в Москву в шестнадцать, вторая смена у Коли начиналась в восемнадцать – они успели бы встретиться по прибытии поезда и условиться о завтрашней встрече. Теперь же получалось, что поезд, в лучшем случае, прибудет в Москву в восемь вечера, когда Коля будет на работе во второй смене. Плиточником-мозаичником Коля работал в «Мосметрострое». Вета понимала, что договориться о подмене с кем-то из своих рабочих Коле вряд ли удастся: у него просто не будет времени на это.
В общем, так оно и получилось.
Коля приехал на Ярославский вокзал за полчаса до прибытия поезда, обосновался в зале ожидания и не сводил глаз с больших часов на стене, а ушами ловил каждое объявление по громкоговорителю. И услышал, наконец, что поезд сообщением Хабаровск-Москва опаздывает с прибытием на четыре часа. Коля, конечно, не поверил и, не слушая повторения этого объявления, рванул в справочное бюро. Пока добирался до него, услышал ещё раз в точности такое же, с повтором, объявление, но продолжал поиск справочной. Но и справочное бюро Колю не обрадовало. И что ему было делать? Он же не представлял, как в начале шестидесятых годов железные дороги страны были страшно перегружены, и редко какие поезда справлялись с расписанием: страна была в движении, напоминавшем кажущийся хаос в муравейнике. Это было время больших строек.
Коля поразмышлял, как ему поступить и решил, что сейчас он поедет на работу на свою строящуюся станцию метро, – плитку за него укладывать никто не станет, – а завтра придёт заранее к отправлению Веткиного поезда – и все дела. Побыв ещё немного в зале ожидания на всякий случай, Коля отправился на свою стройку в новый окраинный микрорайон столицы.
В десять утра следующего дня Николай уже ждал, когда подадут на посадку поезд на Хабаровск. Пост ожидания он выбрал так, чтобы оказаться перед вагоном-рестораном, который, как правило, находится в середине состава. И не ошибся. Вета чувствовала, что Коля будет ждать её именно там, где остановится её вагон. В общем, встреча получилась у них, как в старом добром кино. Это была их третья встреча – и всё на железной дороге.
Конечно, времени поговорить обо всём, о чём хотелось бы, у них было мало. Коля, правда, рассказал Вете о том, как проходит его лечение, но сколько оно продлится, ему не говорят, так что, видимо, до конца года, предположил он. Вету смутило такое предположение. Они ведь рассчитывали жить в городе своей первой встречи в Сибири.
Вот почему так невесело было Вете на обратном пути в Хабаровск.
Поразмыслив, Вета решила не торопить события: всё что ни делается – всё к лучшему. И в следующий рейс она отправилась с хорошим настроением. Их встречи на вокзале стали регулярными – два раза в месяц, и продолжались они больше года. Наконец Коле после очередного обследования сообщили, что его выписывают из госпиталя, но ему лучше остаться в Москве, так как климатические условия здесь больше подходят для укрепления его здоровья. Естественно, Коля поверил врачам, и укрепился в намерении остаться в Москве. О чём и сообщил Вете. Не только сообщил, но и предложил ей руку и сердце – поженимся и всё тут. Он уже обдумал, как они устроятся в общежитии: дадут комнату, никуда не денутся – он хороший работник, на хорошем счету; Вета устроится тут же – она хороший штукатур-маляр, такие рабочие нарасхват, а там глядишь – и в очередь на квартиру поставят. Дома для строителей метро сами же и строим. Ну, чем не вариант?
Вета слушала увлекательный монолог Николая молча. В Москве она жить не хотела. Она и самой себе не смогла бы объяснить, почему ей не хочется быть в Москве – не притягивала её она, хотя ещё в школе, прислушиваясь к разговорам старших, думала: вот бы попасть в Москву, хоть посмотреть на неё. А вот попала, посмотрела – не понравилось. Хотя, что она успела увидеть в Москве? Суету возле вокзалов? Так она ей и не понравилась.
И в тот раз они расстались прохладно и надолго, по меркам любящих друг друга людей.
Окончание: http://www.proza.ru/2020/02/22/2150