Глава пятая
КОСТОПРАВ СО СПЕЦИАЛИЗАЦИЕЙ ПО ЧЕЛЮСТЯМ
Учёба в школе ФЗУ нравилась Коле – это надо ещё раз отметить, коль мы снова вернулись к нему. Осознанно ли он подходил к учёбе или, скорее всего, им руководило родовое мастеровое свойство, но азы строительного дела ему давались легко, а главное, в пример другим, менее расторопным мальчишкам. Коля схватывал всё, что говорили преподаватели, на лету, как если бы что-то давно знакомое, но не чётко сформулированное, сидело уже в его голове, а тут тебе преподносят конфеткой оформленную строительную мысль, и то, что крутилось на эту тему в мозгах юного Мастера, моментально приобретало логичное построение и навсегда уже оставалось в голове Николая в таком виде.
Нет, конечно, догмой на всю активную жизнь она не оставалась в его голове – Коля всегда подходил творчески к любому делу в зависимости от условий, в которых нужно было это дело воплотить в материальный объект. Но это будет потом, в будущем. А в школе ФЗУ Коля был на примете у преподавателей и ходил в лучших учениках. Да и многие ребята в классе старались, глядя на Кольку. Он и помогал некоторым разобраться с чем-либо, непонятым до конца. Но это вовсе не означало, что Коля был паинькой во всём, что сопутствовало той жизни, в которой варились будущие строители. ФЗУ-шная среда, каковой в послевоенные годы было молодёжное профессионально-техническое обучение, ещё долго соприкасалась со средой криминальной, точнее, балансировала на тонкой грани, отделяющей первую от второй. Сорваться с этой грани в криминал было легче лёгкого. Кольку криминал не притягивал. Но противостоять попыткам других втянуть себя в криминал – надо было. Такие попытки были и в виде простых предложений поучаствовать в сомнительных способах группового присвоения того, что где-то плохо лежит, и предложений явного и дерзкого нарушения более строгих законов, как в отношении имущества, – хоть государственного, хоть личного, – так и личности, либо с целью завладения имуществом, либо из хулиганских побуждений. Вот Коля и готовил себя к противостоянию криминалу.
Он усердно продолжал заниматься боксом и поднятием тяжестей. В роли последних теперь выступали гантели, разновесные гири и штанга с набором «блинов» – выбирай любой вес. Небольшой спортивный зал вмещал всё это богатство, включая и боксёрскую грушу, скромно приютившуюся в уголке. Вот в этом спортзале Николай и проводил значительную часть своего свободного времени.
Результаты увлечения Николая спортзалом начали сказываться как-то незаметно для него самого. Однажды его зацепил Толкач, здоровенный, не по годам, а может, и по годам: мощный был, всё же, забияка. Доставалось от него пацанам, кто послабее. Добрался он и до Кольки, хотя и обходил его до поры, до времени. А тут приспичило ему ни с того, ни с сего залепить оплеуху Коле: «Чё по ногам топчешься, мало;й?» – хотя ноги Коли были в полуметре от его ближайшей ноги, когда шёл с группкой ребят по коридору общежития навстречу Толкачу. Колька удержался на ногах, хоть и была оплеуха полнейшей ему неожиданностью. Ух, как она его взвинтила! Но он не бросился за Толкачом. А в коридоре звенела тишина.
– А ну, Толкач, стой!– крикнул он удаляющемуся Толкачу. Удивлённый Толкачёв-Толкач остановился, явно заинтересованный подобной выходкой пацана. Остановились и ребята, шедшие с Колькой.
– Подойди сюда! – приказал Толкачу Коля.
– Чего?! – изумился Толкач.
– Подойди сюда!! – повторил приказ Николай.
– Чё-о-о? – но всё же подошёл Толкач, уже злясь сверху вниз на мальца, посмевшего так дерзко с ним разговаривать. – Ну!? – и не успел закрыть рот, как рухнул на пол под ноги всей группы.
– О-о-о! – вырвался общий вскрик ребят. И через несколько секунд звонко грохнул ребячий хохот.
Колька немного испугался. Он не ожидал такой реакции Толкача на апперкот и подумал, что удар снизу вверх в челюсть поверг бугаёнка Толкача в нокаут. Но всё же вес Коли был несоизмерим с весом Толкача, и тот обошёлся только нокдауном, потому что после взрыва хохота вскочил, посмотрел удивлённо на Кольку, развернулся и пошёл, втянув голову в плечи.
Больше Толкач не трогал никого.
А Коля стал чуть ли не кумиром многих пацанов, а уж вдохновителем занятий гантелями и гирями – точно!
Вот так протекала фэзэушная жизнь Коли, пока не пришло время сдачи экзаменов, которые он и сдал без особых усилий.
Выпускников распределили по стройкам страны. Строек было очень много, особенно в Сибири. Вот туда-то и попросились Коля с другом, как и задумали перед поступлением в школу ФЗУ.
А пока им положен был месячный отпуск, и друзья отправились домой перед отъездом в манящую Сибирь.
Отпуск Коля провёл в трудах праведных: много было работы по дому, дворовому хозяйству, огороду – всё в помощь матери. Конечно, были и развлечения – парню-то к осени семнадцать стукнет. Кино – само собой, да ещё и на танцы потянуло. А что, фэзэушные ребята форсистые и на танцы вполне способные, отчего ж не прошвырнуться? Тем более что в последний год учёбы они уже принимали участие в подобных развлечениях. Это были нечастые, но уже желанные, вечера с танцами по большим праздникам совместно с девчоночьей частью фэзэушной диаспоры го-рода. Так что танцевальный опыт, хоть и небольшой, у друзей имелся.
Первый же поход Коли на танцы в своём селе,– с другом, конечно, – закончился выяснением отношений. Это дело нормальное, даже, лучше сказать, ритуальное. Нет, не с другом отношения выяснял Коля, зачем же?
За время учёбы друзей в школе ФЗУ в селе уже подросло много парней и девушек, которые стали завсегдатаями на танцплощадке со своими установившимися правилами отношений. Новичков, как и везде в молодёжных тусовках того времени, – слова такого, правда, тогда ещё не знали, – особо не жаловали, особенно, если новички пытались трактовать установившийся порядок по-своему.
Вопиющим нарушением правил, немедленно пресекавшимся выяснением отношений, была попытка новичка пригласить на танец девушку, состоявшую всего лишь в вербальной связи с другим парнем. Иногда девушка и сама не знала об этой связи, начинавшейся с того, что на неё «положил глаз» некий парень. Таких тонкостей во взаимоотношениях сверстников Коля ещё не знал. Несмотря на то, что он уже замечал недоброжелательные взгляды на собственную персону, решил пригласить на танец приглянувшуюся девушку, предложив, правда, и другу Толе пригласить стоявшую рядом с ней. Толя поддержал Кольку, и они пригласили на танец девушек. В танце Коля вёл себя очень корректно; во-первых, потому, что с девушками он вообще вёл себя корректно, а во-вторых, больше следил, как бы не сбиться с ритма: уверенности в танцах было ещё маловато.
Когда танец закончился, мальчики провели девушек на место, откуда пригласили их на танец, и повернулись было отойти, как вдруг прямо перед ними выросли двое парней, один из которых был довольно внушительных габаритов, и неучтиво предложили Коле выйти с танцплощадки – поговорить. Парни Коле не понравились. Особенно габаритный. Коля не сразу и разобрал то, что он как-то странно говорил. Второй парень был поменьше ростом и показался Кольке знакомым. Он направился вслед за парнями. Друг Толя, конечно, за ним. Когда отошли немного от танцплощадки под кроны деревьев, и этот странноватый снова заговорил, Коля взглянул на его рот. Рот у того был кривой. Это позабавило Кольку, но не настолько, чтобы рассмеяться. А криворотый, обратившись к Коле, выдал:
– Ты, пачшан, отшфали отшедфофа, пфоняф?
– Нет, не понял. С чего это вдруг я должен отвалить?
– Шчаф пфоймёфш! – и, обращаясь к другу Кольки, продолжил: Этфа дьефушка мойфо дрфуга, пфоняф? – криворотый кивнул на своего спутника.
– Ну и хорошо. А чего ж тогда он с ней не танцует? – спросил Толя.
– Нье тфоё дьефо! Пфоняф?
Колька, чувствуя, что криворотый верзила распаляется, приблизился к нему:
– А тебе какое дело, с кем мне танцевать? С кем хочу, с тем и буду танцевать!
Коля едва успел закончить фразу, как верзила сделал выпад и занёс кулак, целясь в глаз Коле, и тут же рухнул у ног своего напарника, бывшего статистом при этом разговоре. Молниеносный апперкот Коли в челюсть верзилы сделал своё дело.
Он повернулся к скиснувшему спутнику верзилы:
– Пфоняф?
Друзья спокойно удалились на танцплощадку. Однако танцевать расхотелось, вечер был испорчен. Друзья решили уйти с танцев по домам.
Утром, в воскресенье, Колька спал дольше обычного и сквозь сон до него начал доходить возбуждённый мужской голос. Коля прислушался и встревожился, поняв, что возвращается вчерашнее продолжение разговора уже на другом уровне. Но постепенно до него стал доходить смысл того, что говорил мужчина. А тот, что ни слово, то: «Спасибо тебе, Пантелеевна, спасибо!». А потом: «И ему так и передай, Пантелеевна! Я ваш должник по гроб жизни!».
Колька затаился в мучительном раздумье: за что же его надо благодарить? Когда, наконец, ушёл мужчина, Коля вылез из кровати. Теряясь и побаиваясь, пошёл к матери. Увидела его мать – глаза у неё смеялись.
– Ну, костоправ, рассказывай, как всё было вчера?
– А чё рассказывать? Дал одному нахалу в челюсть, чтоб не лез.
– Да ты знаешь, что ты сделал ему? Ты ж ему челюсть на место поставил – она у него вывихнутая была! Все врачи уже отказались от него, говорят, что нельзя уже поставить, нужна очень сложная операция, такую никто не делает у нас. А ты одним ударом вправил её на место! Это сын директора нашего совхоза, его прислали к нам откуда-то. Они и приехали уже с такой челюстью. Что только ни делали, куда только ни возили его – никто ничего не мог сделать! А тут вот – на тебе: нашёлся костоправ, специалист по челюстям! Ну, надо же!
И мать начала заразительно смеяться, да так, что и Колька не удержался.
Месяц отпуска пролетел быстро, и в конце июля друзья вместе с группой таких же, как они, фэзэушников, отбыли к месту своего назначения – в Сибирь.
Глава шестая
ВСТРЕЧА В СИБИРИ
К перрону вокзала крупной сибирской станции под-катил пассажирский поезд с отрядом молодых строителей. Громадный паровоз с устатку отдувается, окутываясь горячим белым паром, в клубах которого натыкается друг на друга молодь с чемоданами, корзинами, похожими на чемоданы, тюками, обшитыми суровой мешковиной, а то и просто с узлами, точно прыгнули на перрон с пожара. Стоит типичная суета вырвавшихся на свободу после нескольких суток заключения в вагонах доброй сотни молодых здоровых тел. Возбуждённый галдёж забивает сердитое шипение испускаемого локомотивом пара.
Коля с группой, возглавляемой секретарём комсомольцев, ранее приехавших в город на стройку, встречает прибывшую этим поездом очередной отряд молодых строителей. Их-то, новеньких, надо собрать у вагонов, провести на площадь к грузовикам, кое-как оборудованным для перевозки людей, и привезти в контору строительного управления. Ребята заранее распределили номера вагонов – кому какие встречать, и теперь, познакомившись с сопровождающими, – а они были в каждом из трёх вагонов с молодыми энтузиастами, – приступили с их помощью к наведению порядка на перроне. Раздались команды: «Первый вагон, в колонну по одному за мной – становись!», и точно так же, по-военному, – второму и третьему вагону. Это трудятся бывалые парни, те, которые совсем недавно выполняли сами подобные команды в армии. Парни одеты в летнюю армейскую форму, но без погон. Однако командуют умело. Коля, вот уже неделя, как приехал на эту же станцию с другом, и теперь с ними набирается опыта. Сам напросился. И вот вдоль трёх ва-гонов организовалась пёстрая, неумелая колонна из моло-дых, немного обалдевших людей, которую и повели встречающие на привокзальную площадь к грузовикам.
Вета тащила свой неподъёмный чемодан к грузовикам на площади уже из последних сил, но всё же дотащила до своего грузовика №2 – кому на какую машину садиться, объяснили заранее – и обессилено поставила его на асфальт рядом с ним. Грузовики были большие, назывались ЗИС-150, и Вета, задрав голову, с ужасом смотрела на борт грузовика: как же забросить туда чемодан? Чемодан таки забросили в кузов – помогли добрые люди-комсомольцы. А вот когда приехали в посёлок строителей, картина с её чемоданом повторилась в обратном порядке. Правда, надо было самой дотащить его к домику – балк;, в котором предстояло жить Вете с девочками. Они ещё в поезде договорились, кто с кем поселится, после рассказов сопровождающего об ожидавшем их житье-бытье. Вета взялась было за ручку чемодана, и тут, словно Сивка-бурка вещая каурка, перед Ветой, как перед травой, встал Николай Мастер – возник впервые на её голубом жизненном горизонте. Коля опередил девочку – ухватился за ручку чемодана натренированной рукой и легко оторвал его от земли, однако в ту же секунду едва устоял на ногах: малявка повисла на чемодане с криком: «Дядька, не трогай мой чемодан!». Коля опешил не столько от собственно реакции девчонки, – её ещё можно было ожидать, – сколько от «дядьки». «Дядька» ударил его обухом по голове, чего никогда с Колей не бывало. «Пацан» – это случалось, это было не раз, и вполне ожидаемо, хоть уже и неприятно: сколько можно?! А тут – «дядька»! Было отчего впасть в ступор Николаю Никитичу: он уже дядька!
В мозгу его крутанулись нужные для такого случая шарики, да так, что аж грянула в голове на все лады какофония, перешедшая, впрочем, во вполне жизнерадостную, мажорную мелодию, от которой Николай почувствовал такой прилив сил и уверенности в себе, что готов был нести на вытянутых руках чемодан и эту малявку на нём! Только вот где она? Малая исчезла в толпе вместе со своим чемоданом. А, может, кто-то уже другой тащит её чемодан, счастливый? Коля бросился искать девушку, но нарвался на комсомольского секретаря, и тот нагрузил его вещами таких же девушек, в помощь им. Таких – да не таких. Коля сначала расстроился, но поразмыслив, как уже состоявшийся «дядька», решил, что переживать не стоит: он найдёт эту девушку. Посёлок хоть уже и приличный, но это ж не стог сена с иголкой.
И Коля начал искать. Нет, не сию минуту, конечно, ведь он же был на работе, кто это позволит ему в рабочее время шататься по посёлку в поисках девушки без адреса? И потом, он поручение выполнил, встретил комсомольцев – надо идти продолжать вкалывать на кладке стен административного корпуса нефтеперерабатывающего комбината.
Стройка находилась далековато от города и располагалась среди берёзовых колков, от которых, правда, мало что осталось. Недалеко от стройки, среди таких же колков размещался жилой городок строителей, сплошь составленный из передвижных щитовых домиков. Да к тому же в городке уже были собраны, тоже щитовые: библиотека, клуб, столовая и даже баня. И то – благо! Это вам не «под старою телегою рабочие лежат», как в первую пятилетку. Город-сад, конечно, будет. Но потом. Социализм, видите, строили, передыхая под старою телегою, а вот коммунизм строили, живя уже в щитовых домиках – балка;х, как их называли. Может, и четыре года, а может, и больше придётся жить в таких балках – кому как повезёт. Такое правило было: сначала построй завод с домнами и мартенами или там шахту, а уж потом строй свой город-сад. Так поэту Маяковскому разъяснял рабочий Хренов, лёжа с товарищами в дождь под дырявой телегой. Наверно, «хреново» было людям под старой телегой в дождь, и поэт нам намекнул об этом такой фамилией рабочего. Но – лежат себе, мечтают о городе-саде. В шестой же пятилетке мечты у молодых были более конкретными: вкусить немножко романтики; поработать – приобрести специальность; обосноваться – завести семью, жильё; некоторым – просто подзаработать. А у нашего Николая, похоже, с ходу наметилась романтическая завязка.
Глава седьмая
РАЗНОРАБОЧАЯ
Вету поселили вместе с тремя девочками в подготовленный к приёму четырёх жильцов бал;к. Такие домики на салазках в то время на стройки привозили уже готовыми, устанавливали на подготовленную площадку, подключали, если были, сети жизнеобеспечения, – как правило, таковые не всегда были готовы, – и живите, молодые энтузиасты, стройте жизненно необходимые объекты народного хозяйства. Все, мягко говоря, неудобства жизни в таких балках списывались на романтику, на «туманы и запахи тайги». Хорошо, если в этом балке уже была печка. В Сибири ведь зима может нагрянуть нежданно-негаданно, и тогда горе тому, кто оказался без печки в таком жилье.
А на следующий день после приезда надо было вы-ходить на работу. Начиналась она с того, что надо было пройти через отдел кадров подразделения стройки, куда группы молодёжи заранее распределял штаб стройки, то есть в соответствующие строительные управления. На больших стройках их было много, и назывались они субподрядчиками. Почти все прибывшие на стройку не имели никаких специальностей, и зачислялись в кадрах разнорабочими. И после того, как Вета написала заявление о приёме на работу, в её новенькой трудовой книжке начальница отдела кадров стройуправления сделала первую запись: принята разнорабочей. После этого в бухгалтерии ей выдали деньги, именуемые подъёмными, аж целую тысячу рублей. Вета в своей жизни ещё никогда не держала в руках таких денег. И даже намного меньше не было в её руках, разве что небольшая сумма, показавшаяся ей сказочной, на дорогу, – суточные, – которую она получила в районном отделе по оргнабору рабочих. Ей было страшно. Куда их девать? Ни сумочки, ни карманов у неё не было. Другие девушки тоже были озабочены такой же проблемой. Некоторые из них решили эту задачу просто: засунули свои свёртки за пазуху – и все дела. Вета на радостях сунулась рукой к себе туда же, но тут же поняла, что места для десяти свёрнутых в трубку здоровенных сотенных бумажек в её крохотном лифчике не найдётся. Дело принимало оборот похуже, чем с чемоданом. Хорошо, что в рукаве-фонарике её платьица был носовой платочек – в него-то и завернула Вета свои финансы и сунула под резинку в рукав-фонарик. Так и ходила, прижав к себе левую руку – неудобно, зато деньги ближе к телу.
В этот же день Вету вместе с её подругами познакомили с бригадиром их бригады, а также с мастером, который провёл с ними инструктаж по технике безопасности, из которого они почти ничего не запомнили, разве что остерегаться всего, что движется, крутится и падает на голову. Мастер повёл их на стройплощадку, где им предстояло трудиться, показал их вагончик-бытовку – это место для переодевания в рабочую одежду, а заодно и место для обеда, который надо приносить с собой, поскольку столовая ещё не введена в строй, но к осени, в сентябре, точно, будет работать. Кто-то спросил: «А во что переодеваться надо?», на что мастер удивлённо ответил: «Как – во что? В рабочую одежду! Надо было с собой прихватить что-нибудь попроще из дому. Вам же должны были разъяснить, когда вас вербовали». Вета была немного ошарашена таким поворотом дела. Зашушукались и девочки. Мастер заметил ропот: «Да вы не расстраивайтесь: у кого нет рабочей одежды, после обеда организуем поездку в город в магазин рабочей одежды – там и подберёте себе, кому что нужно».
После обеда собрались у конторы управления – щитового дома, и на одном из вчерашних грузовиков поехали в город, прямо к магазину рабочей одежды. В компании были и девушки, и парни. Когда уселись на скамьях в кузове грузовика, ясное дело, со смехом и галдежом, и уже прилично отъехали от стройгородка, Вета вспомнила о своём богатстве в платочке, прижала руку к боку и – обомлела, не ощутив свёрточка под рукавчиком. Придя в себя, ощупала рукавчик и так, и этак – свёртка не было! Солнечный день погас, пропали все звуки окружающего мира, и Вета погрузилась в небытие. Подруги, конечно, заметили произошедшую вдруг перемену с Ветой. Плохо стало человеку, подумали.
Начали тормошить, попытались посадить обмякшую подругу, но вдруг она сама встрепенулась, схватила себя за талию, глаза её вытаращились, отчего подруги перепугались ещё больше и принялись орать впереди сидящим: «Стучите по кабине, остановите машину!». Но тут Ветка завопила: «Нет, нет, не надо! Нашлись! Нашлись!». Стучать по кабине не стали и накинулись на Вету: «Чего нашлось-то, где нашлись?». Ветка пыталась засунуть руку в вырез платья, но попробуй-ка, достань через узенький вырез, почти у самой шеи, хоть бы себе и свёрточек с деньгами, лежащий на левом Веткином боку на поясе между платьем и сорочкой! Да ещё и, сидя зажатой между девчонками, на мчащемся грузовике.
Вета левой рукой ощупала свёрток – он показался ей таким же, каким она ощущала его, когда прятала в рукавчик. Вета была сообразительная девочка: она поняла, что свёрток соскользнул из рукава платья, когда она подняла руки, чтобы уцепиться за борт грузовика, когда поднималась по лесенке в кузов, свёрточек неощутимо скользнул по шёлковой сорочке, но дальнейший путь ему преградил пояс, которым туго было перепоясано Веткино платьице. Кое-как Ветка объяснила подругам, что случилось с ней, но деньги доставать не стали: при ребятах не станешь же распоясываться! Решили, что деньги не выпадут сами по себе, а Ветка будет придерживать их локтём на всякий случай. До магазина, а там, в примерочной, достанет. Зато и посмеялись, пока доехали до магазина рабочей одежды.
В магазине управились совсем не быстро. Ребята – те быстро, это да. А вот девушки долго выбирали подходящую одежду. Особенно пришлось туго Ветке. Она исчезала полностью во всех размерах: и в телогрейке, и в брюках, пока, наконец, продавщицы не отыскали на складе давно залежавшийся комплект самого маленького размера. Ну, слава богу, хоть тут Вете повезло. Продавщицы, смеясь, говорили ей: «Через пару месяцев приедешь за зимней одеждой, надо будет заказать специально для тебя ватник и ватные штаны».
Назавтра вышли на работу, на ту самую стройплощадку, которую вчера им показывали. Они должны были копать котлован под какое-то здание, Вета не запомнила его названия. Объяснили бригаде, что до наступления осенних дождей котлован надо выкопать. Вета получила инструмент – лопату, черенок которой был, чуть ли не по самую макушку Вете. Правда, её бригадир успокоил, что подгонит всем черенки по росту: обрежет – и всё тут. После этого и приступили к рытью котлована.
Так началась трудовая биография Веты на одной из строек коммунизма в Сибири.
Глава восьмая
КАМЕНЩИК
У Коли, трудившегося на возведении стен административного корпуса комбината, проблем с рабочей одеждой не было. Потому что каменщикам, как квалифицированным рабочим, выдали рабочую одежду сразу же, как только они вышли на работу. А тем более, выпускникам школ фабрично-заводского обучения. Ага, таким, попробуй, не выдай!
Кладка у Коли шла споро, ровно и красиво, так что девушки-подсобницы едва успевали таскать снизу кирпичи и раствор. Углы, правда, заводил сам бригадир – это дело тонкое, достигается опытом, хотя Коля считал, что он и сам сможет не хуже бригадира «поставить» угол – учили и углы заводить в школе ФЗУ. Вообще, много чему учили там. Коля хоть и поработал ещё совсем немного на стройке, а уже не один раз про себя думал: эх, надо было побольше чему подучиться.
А ещё он думал о той девчонке, что «метр с кепкой», которая недавно обозвала его "дядькой". В тот же день после работы он походил по посёлку, думая, что вот девчонка выскочит из какого-либо домика-балка,; – так, случайно, бывает же такое в жизни, особенно в кино, – тут-то он уж не даст маху, познакомится. Но никто не выскакивал. А расспрашивать про малявку – это значит привлекать к себе внимание, он этого не хотел. Ничего, завтра он опять пойдёт по посёлку гулять. И будет ходить туда-сюда каждый день, пока не встретит. Случайно, конечно.
Так он думал уже много дней, не обращая внимания на девушек-подсобниц, которые уже начали перешёптываться за его спиной, дескать, странный какой-то парень, только и знай, покрикивает: то раствор, то кирпич!
А время шло, приближался сентябрь, в домиках надо было класть печки, а вот печников-то на стройке и не было. То ли не успели завезти, то ли забыли про печки, но сибирская осень быстро напомнила об этом упущении. Начали искать печников среди каменщиков. И как же тут было не оказаться под рукой нашему Кольке? Кладку печей в его ФЗУ проходили так, мельком – на всякий случай, а вот, поди ж ты, Коля вспомнил об этом, когда его бригадир спросил про печи. А чего? Ничего сложного. Так и перевели Колю в срочно сколоченную временную бригаду печников. Бригадира, профессионального печника, нашли среди местных старожилов, пообещав хорошую зарплату. И начали класть печки в балках. Печь класть – что блины печь. Но главное – не напортачить на первой.
Ну, разве что немножко, чтобы можно было потом поправить. А на второй-третьей они уже сами складываются. И так случилось, что именно на третьей печке Коля и встретил ту девчонку, что обозвала его дядькой в день своего прибытия на стройку. Он-то её узнал сразу же, как только увидел возле домика, в котором должен был класть печку. Накануне к домикам завезли кирпич, глину, песок, печную фурнитуру, и девушки сами разгружали стройматериалы, и по одной из них у каждого домика должна была затем оставаться в качестве подсобной рабочей печника. В том самом домике помогать Коле должна была Вета. Коля обомлел, а Вета равнодушно глянула на него, впрочем, деланно. Так они и познакомились. Коля объяснил Вете, в чём заключаются её обязанности: готовить раствор глины с песком, показав при этом, в каком соотношении нужно класть в ящик глину и песок, сколько лить в смесь воды, как размешивать; вовремя подносить печнику кирпичи, ну и что ещё – по ходу дела будет ясно. Первый замес раствора Коля сделал сам, объясняя Вете технологию, но делал всё так быстро, что Вета не так быстро всё поняла, но переспрашивать не решилась. А зря. Колька с удовольствием показал бы ещё раз. Но Вета подумала: вот ещё, что; – она не справится? Конечно, не справилась. Особенно плохо получалось с водой: Вета никак не могла добавить нужное количество воды – то мало, то много. Пришлось Николаю и второй замес делать самому, но на этот раз Вета была очень внимательна, да и Коля объяснял на этот раз более доходчиво. К концу дня печку довели до трубы, что, в общем-то, было неплохо. Коля попросил своего бригадира, чтобы он договорился с бригадиром Веты оставить её с ним на остальные печки: девушка уже знает, что и как делать, зачем ему обучать ещё кого-то. Бригадир согласился с Колей.
Назавтра дело пошло куда лучше: пока Коля на пару с плотником проделывали в потолке отверстие под дымоход, Вета успела завести раствор, натаскать кирпичей поближе к двери домика, и к обеду печка была готова.
К последней печке они так сработались, что каждый из них, в тайне от другого, понял: им не жить друг без друга. Но кладка печей закончилась, и они должны были вернуться каждый в свою бригаду. Конечно, это не помешало Коле и Вете встречаться после работы. Сразу же после окончания рабочего дня Коля поджидал Вету возле своего объекта – возводимого здания управления будущего комбината, мимо которого проходила дорога на производственные объекты, и провожал Вету до её домика. По пути договаривались о свидании вечерком. В общем, началась у них та неповторимая пора зарождающейся первой любви, которая бывает только один раз в жизни у счастливых людей. Работать стало морально легче, особенно Вете; работа больше не казалась ей скучной и бессмысленной, и рабочий день перестал казаться длинным.
Николаю тоже стало работаться веселее, даже азартно. Хотя он и думал много о Вете, это ему не мешало переводить свои мысли на рабочий процесс, и в один из таких моментов у Коли возникла мысль об усовершенствовании мастерка – основного инструмента каменщика, которым он ведёт кладку кирпича. Он давно уже заметил, что значительное количества раствора после укладки на него кирпича, выдавливается им и летит вниз, а подхватить этот раствор должен каменщик своим мастерком. Но вот конструкция мастерка оказалась неспособной подхватить весь раствор, и Коля решил изменить форму рабочей плоскости инструмента. Что он и сделал с помощью зубила и напильника. К его удивлению, а затем и восторгу, он обнаружил, что почти весь выдавливаемый кирпичом раствор он успевает подхватить на мастерок! К тому же стало гораздо легче и быстрее, одним движением расстелить раствор под кирпич. Это была явная рационализация, но Коля ещё не знал, что такое рационализаторское предложение и как им следует воспользоваться. И продолжал успешно работать своим инструментом. Первым, кто заметил, что Коле требовалось меньше раствора, а, значит, приходилось реже поднимать тяжёлые носилки с каждым днём всё выше, были девушки-подсобницы. Заинтересовались и спросили об этом своим наблюдении Колю. Тот ответил широко распространённой поговоркой: «Ловкость рук – и никакого мошенничества». Девушки восхитились и ещё больше полюбили Колю.
Коля, правда, этого не замечал. Так продолжалось довольно долго. Выработка у Коли росла, он начал догонять уже опытных каменщиков, чем вызвал удивление у бригадира и заставил его придирчиво отнестись к работе молодого каменщика. Придраться было не к чему. На Колин мастерок бригадир внимания не обратил.
Когда пришло время закрывать наряды, получилось у бригадира, что Николай Мастер, то есть Коля, вышел на второе место по выработке, что сильно озадачило бригадира: как же так, что скажут опытные каменщики, узнав об этом? Хорошего от них бригадир не ожидал и решил ещё раз проверить работу Коли. Вот тогда-то он и обратил внимание на то, что на перекрытиях под стенами, выложенными Николаем Мастером, очень мало выпавшего раствора, в то время как у остальных каменщиков возвышались чуть ли не горы схватившегося раствора.
Бригадиру пришла в голову мысль, что молодой каменщик как-то умудряется не докладывать положенное количество раствора на один кирпич, но контрольные вскрытия кладок показали нормальное заполнение рядов раствором и, соответственно, нормальную толщину швов.
Бригадир скрепя сердце понёс закрытые наряды на подпись начальнику участка. Тот, просмотрев их, удивился такому раскладу выработок и попросил бригадира пояснить, как это так получилось, что молодой обошёл опытных каменщиков. Бригадир сказал:
– Чудеса, но это – точно. Сам проверял и убедился, что точно так.
– Чудес в нашем деле не бывает, – сказал начальник участка и добавил: – Надо проверить ещё раз. Я сам проверю!
Начальником участка был молодой и, как оказалось, толковый, инженер Каряхин. По имени Анатолий. Вообще-то его полагалось звать Анатолий Кузьмич. На участке он был и мастером, и прорабом, и, само собой, начальником участка. В те времена такое было не редкость: специалистов на эти должности на стройки не только Сибири, но Крайнего Севера и местностей, приравненных к ним, заманить было нечем. А Каряхина направили силком, по распределению из института. Хочешь-не-хочешь – работай, набирайся опыта молодой специалист. Так оно и неплохо получалось у многих молодых, как Каряхин. Да и где ещё учиться, как не на таких стройках.
Ну, так вот: Анатолий Кузьмич лично сделал несколько контрольных обмеров кладки, подсчитал, заглянул ещё раз в наряды бригадира, хмыкнул и подписал наряды к оплате. В бригаде вопросов не возникло.
Николая после этого случая в бригаде зауважали. Анатолия Кузьмича, понятное дело, давно и крепко уважали. На Колю же свалилась ещё и известность. Как-то так получалось у него: где бы и чем бы он ни занимался, часто у него выходило не как у всех, отсюда и его известность. Но мы уже знаем, что к своей известности он относился спокойно.
А время шло, близилась зима. В Сибири она никогда не запаздывала, но сваливалась снегом на голову неожиданно для тех, кто ещё не знал её сибирских особенностей.
Но наши герои пережили первую сибирскую зиму достойно, правда, не без приключений.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2020/02/22/2004