I
Когда огонь коснулся табака, я несколько раз глубоко затянулся и выкинул спичку на асфальт. Старый знакомый промышленный ад уже научил меня радоваться, видя его. За моей спиной на километр растянулся серый офисный центр, в котором прятались обмудки, мнящие себя императорами вселенной, а вокруг вездесущие заводы убивали веру в добро своей напускной монументальностью. Проржавевшие трубы выскакивали посреди цехов, точно флаги, дым что есть мочи хреначил из труб, образуя над районом серый купол, а через дорогу, по которой почти никто не ездит, стоял еще более монументальный, но давно заброшенный научно-исследовательский институт. Он тоже был серым. Как асфальт, как офисный центр, как заводы вокруг. Как долбаное небо.
На парковку въехала старая убитая газелька, это бригада грузчиков пару раз в неделю привозит из цехов коробки с новыми партиями продукта, чтобы руководство проверило его качество или что-то типа того. Из кузова газельки поочередно, словно солдатики, выпрыгнули молодчики в комбинезонах. Они курили и бездельничали, пока из-за руля не вылез водила — бригадир их команды — и не наорал на них. Грузчики тут же затушили сигареты и принялись нехотя вытаскивать коробки из кузова, унося их внутрь офисного центра. Оставшись один, бригадир разложил на капоте бумажки и с огромными умственными усилиями пытался разобраться в них, чтобы заполнить без ошибок. Закончив возиться, он собрал бумаги в кучу и пошел в сторону входа, где наконец увидел меня.
— О, здорово! — Бригадир протянул мне грязную, потрепанную работой руку. — Как сам?
Он был низкорослым и всегда выпрямлялся, как мог, стоя рядом с двухметровым мной. Посреди грязных волос постепенно прорастала проплешина. Наверное, только мне довелось наблюдать процесс ее взросления. Морщинистый подбородок прятала грубая щетина, а тараканьи глазки то и дело бегали туда-сюда.
— Потихоньку. — Я выкинул окурок на асфальт и прикурил еще одну сигарету. — У тебя че? Бухаешь все?
— Обижаешь! Уже неделю как ни капли в рот.
Он стрельнул у меня сигарету и тут же спрятал за ухо.
— Мерси, епт. — Бригадир плюнул под ноги. — Пойду счастья попытаю. Может, хоть щас повезет.
Всякий раз, приходя сюда по работе, этот хрыч бежит к игровому автомату в вестибюле офисного центра. Автомат устроен до боли просто: за толстым стеклом на нескольких полках аккуратно разложены призы, которые получит игрок в случае успеха. Всякие навороченные мобилы, наушники и прочая херь. Игрок должен кнопками направить металлическую палку на желаемый приз и жмакнуть краснющую кнопку «Пуск!», после чего палка, если повезет, вытолкнет приз с полки, и он через дырочку упадет в руки счастливому победителю. Стоимость одной игры — сто пятьдесят рублей.
Бригадир никогда не отличался прозорливостью. Сейчас он в очередной раз прошляпит деньги, в очередной раз обматерит автомат и в очередной раз начнет жаловаться мне на жизнь. Иногда входит в азарт и покупает по пять игр подряд. А потом получает люлей от жены.
В семейной жизни он еще менее прозорлив. Его жена работает бухгалтером здесь же, в офисах. Тут они, собственно, и познакомились. Но не прошло и года после свадьбы, как жить друг с другом им стало в тягость. Он любит прибухнуть с товарищами и прохлопать бабло на всякую чушь, а она вынуждена и работать, и детишек воспитывать, и за домом следить. Охуевая от несправедливости, она ежесекундно запиливает его до маразма, а он, охуевая от ее охуевания, только сильнее норовит свалить из дому. Жена остается с ним по привычке и ради детей, а имей она хоть малость воли — давно б уже ушла.
Вам, небось, интересно, откуда я все это знаю? Дело в том, что уже пару лет как его несчастная супруга спит со мной. Пока он ездит по району, уворачиваясь от тумана, и орет на придурков в комбинезонах, зарабатывая свои копейки, она греется в моей постели. И меня фантастически раздражает, что после каждого, извините за выражение, акта она начинает жаловаться на мужа, жизнь, судьбу и вселенную. А потом еще недвусмысленно намекает, что с удовольствием ушла бы от семьи ко мне, если бы я ей предложил. Очевидно, что на деле у нее не хватит сил бросить их. Хотя моего предложения она в любом случае не дождется.
— У-у-у-х, ****ь! Да! — послышалось внутри здания.
За окном хрыч-бригадир держал в руках какую-то коробку и в дичайших эмоциях рассказывал что-то администраторше. Она слушала с каменным лицом и не разделяла его восторга. Потом он вышел на улицу, достал из-за уха сигарету, прикурил и, сука, подошел ко мне.
— Видал? — Его морда светилась от счастья. — Выиграл наконец!
— Повезло. Че выиграл?
Бригадир пожал плечами и попытался прочитать наименование приза на коробке.
— Вэ… Эр… Гласес… Во как!
— И что это такое?
— Да хер пойми. — Он зажал сигарету уголком рта и перевернул коробку в поисках описания на русском. — Очки виртуальной реальности… Та-а-ак… Короче, устанавливаешь на мобилу какую-то штуку, потом вставляешь ее в эту елдовину, и все, епт! Попал в виртуальность.
Я никогда не видел его настолько возбужденным.
— Только вот мобила у меня старая, кнопочная. Нужно с сынковской попробовать, у него-то блатная какая-то. Столько бабок за нее отвалили!
— А ты еще сыграй: может, мобила выпадет.
— Нет уж, нужно меру знать.
Бригадир выкинул окурок, подошел к газельке и, положив коробку на капот, засмотрелся внутрь здания.
— Хотя… — сказал он наконец. — День сегодня до боли удачный. Может, реально попробовать? Как думаешь?
Я пожал плечами. Он достал из кармана купюры и старательно пересчитывал их, периодически поглядывая на автомат. Его рожа искривилась от тяжелых размышлений, но Геракла на распутье спасли выскочившие из дверей грузчики: они надоедливыми чайками окружили бригадира и заклевали его синхронным «ачеэто?».
— Руки убрал! — рявкнул он на самого любопытного и спрятал коробку под мышку. — Ну-ка переместились все в машину! У нас еще две точки сегодня, бля!
Переговариваясь и смеясь, грузчики мгновенно исчезли в кузове. Бригадир захлопнул за ними дверь, сел за руль, положив коробку на панель перед собой, махнул мне грязной лапой и угнал прочь.
II
Господь мой бог! Черт бы побрал тот ужасный день. Сколько уже прошло? Месяц! Уже целый месяц продолжаются эти мучения… Не сказать, что раньше все было хорошо, но по сравнению с этим! Нет никакого сравнения. Не помню, какой тогда был день, кажется, понедельник. В общем, я уже пришла с работы: дома, как обычно, срач, дети ничего не ели. Все не стирано, все разбросано, под раковиной тараканы ползают… Могли б хоть их сожрать!
В общем, у меня руки в разные стороны: кастрюлю — на плиту, тарелки — в раковину, мусор — в ведро, кота — в окно. Потом намыливала тарелки, пока вода не закипела. Вымытую посуду переместила в шкаф, сполоснула тряпку и начала протирать стол. Когда стряхивала крошки в ведро, увидела там здоровенного таракана. Со страху прикрикнула и раздавила мерзавца тапкой. Кот еще орал из окна, его же тоже никто не покормил! Примерно в этот момент и приехал Пашка.
Пашка, Пашка, Пашка… Что ж ты сделал с моей жизнью. Когда хлопнула входная дверь, я сразу поняла, что это он, и мысленно переключилась на режим безумной ярости. Одно и то же, изо дня в день, из года в год. Я была уверена, что еще чуть-чуть, и меня отправят в дурдом. Эх, знала бы я тогда… В общем, когда Пашка пришел на кухню, и я начала что есть сил его поносить, он встретил мой крик идиотской улыбкой. Я несколько растерялась от такой реакции.
— Ты напился опять, что ли?!
— Сдурела? Ни капли в рот уже неделю!
— А чего радостный такой? Я тут мучусь после работы, дома ужас, а он лыбится как полоумный! Что смешного увидел? Поди в зеркало взглянул?
— Хорош пилить, а! Угадай лучше, что я принес.
Только тогда я заметила, что он прятал руки за спиной.
— Пистолет, надеюсь? Чтоб я застрелилась наконец.
— Не дождешься.
— Ну говори, давай. Не тяни кота…
Кот, к слову, продолжал биться в окно.
— Во! — Он достал руки из-за спины и триумфально протянул мне какую-то коробку.
— Это еще что такое?
— Очки. Виртуальной. Реальности, — задрал нос так, будто это его изобретение.
— Господи! Опять ползарплаты на какую-то чушь спустил. Сколько ж можно-то, а?! — Я замахнулась на него грязной тряпкой. — И где ж ты деньги только берешь? Заначку из дому воруешь, да?! Не водка, так автоматы эти треклятые, не они, так еще какая херь, прости, господи.
Я замахнулась на него тряпкой, но он, зараза, увернулся.
— Да угомонись ты уже, а! Бесплатно это досталось, слышишь? Бес-плат-но.
— Кто же тебе бесплатно что-то даст? Ты ж в долгах по горло.
— Только сам! Мое личное мастерство и маленькая капля удачи. — Он все лыбился и лыбился, боже, как это раздражает. — Да в автоматах выиграл! Из-за которых ты тут орешь вечно.
— Ну еще бы! Как я сама не догадалась…
— Ну ума-то ведь нема. Не зря, получается, я всегда играл. Опыт нарабатывал. Вот и вернулось все: эта штука ведь куда дороже, чем все мои игры вместе взятые. — Мне казалось, я сейчас взорвусь. — Кто был прав? Я! Кто же еще? Ты-то только орать и умеешь, а я тихо-мирно проворачивал свой план… И вот тебе результат!
— Не доводи меня лучше, прошу тебя.
— Ба! Она опять недовольна.
— Скажи сыну, пусть продаст по интернету эту байду, и отдай долги наконец.
— Ну вот опять… Ей бы только о плохом.
Я еще раз долбанула его тряпкой, опять не попала по нему, зато случайно задела коробку. Улыбка исчезла с его лица. Мне стало чуть полегче.
— Дура! Че творишь?
— Щас вообще в окно вышвырну!
— Я потом тебя туда вышвырну! — Кот надеялся, что кто-нибудь да распахнет окно. — Не буду я ничего продавать! Такая штука интересная, как попробуешь, сама не дашь продать. А-то любит она, не зная дела, решения решать!
— Ты-то уже напробовался, я смотрю. Когда успел-то? По дому помочь у него времени нет, а как очки носить, так сразу!
— Не пробовал я еще сам! Сейчас разберемся с Сережкой и вместе попробуем. Только фигню какую-то установить надо…
Паша развернулся и пошел в комнату сына, попутно оповещая всех домашних о гостинце.
— Ты куда собрался?! По-моему, мы не договорили!
Только я пошла за ним, как за спиной зашипел убегающий кипяток — вода полилась прямо на плиту.
— Да еб вашу меть! — крикнула я, извинившись перед Богом, и убрала кастрюлю на другую конфорку.
То ли от злобы, то ли от готовки, мне стало душно. Я расстегнула верхнюю пуговицу рубашки и открыла форточку, через которую вмиг запрыгнул котяра. Чтоб не орал, кинула ему какую-то кожуру и осталась подышать у окна. Воздух с улицы шел холодный, но ни разу не свежий. Все такое серое, дым отовсюду валит… Риэлтор говорил, что хороший район, перспективный. Надо покупать квартиру, пока недорого, потом цены взлетят… Работа рядом к тому же. Район — как они там говорили? — промышленный, кажется…
— Жрать идите! — крикнула в дверной проем, когда пельмени доварились.
Я разложила тарелки с ужином на стол и предвещала появление шумного семейства на маленькой кухне. Трудно в этом признаться, но я их всех ненавижу. Раньше меня раздражал только Паша, сейчас же понимаю, что любовь к детям тоже исчерпала себя. Нельзя так, знаю, неправильно это; дети ни в чем не виноваты… Но я не могу! Вот правда, сил уже никаких не осталось. Сейчас одинокие стулья еще пустовали, но через мгновение на них появятся эти шумные козявки: будут безобразничать, кричать и не слушаться. Над кругляшками из теста с фаршем клубился пар, унося тепло к потолку. Я торопила их к ужину, но в душе не хотела, чтобы тепло моей заботы досталось им. Я хотела одаривать им Аркадия, хранить его очаг и сторожить его любовь.
Он работает у нас в офисе охранником. Уже два года как мы с ним пересекаемся на совпадающих выходных и проводим их вместе. Он совсем не похож на Пашку. Аркадий другой, особенный. Он хотел бы забрать меня из этого ада, приютить и обогреть, отпоить теплым чаем и укрыть своими сильными плечами. Я давно догадалась, что он собирается предложить мне переехать к нему, но Аркаша ведь такой скромный, такой стеснительный. Он переживает о детях, может, даже о Паше, оттого и не соберется с силами. Как я только ни намекала, что готова хоть сейчас собрать вещи — и к нему, но он все не догадается. Аркадий — интеллигентный мужчина; пусть на вид суров, зато в общении такой нежный. В художниках разбирается, про книжки всякие рассказывает. Как его такого угораздило к нам в охранники? Непонятно. Не любит он про себя говорить, зато меня всегда слушает с радостью…
— Уже остыло все! Вы идете, нет?!
Ноль эмоций. Как собака в колесе кручусь-верчусь, а они даже не реагируют, сволочи! Я взяла тряпку и, готовая убивать, пошла в комнату Сережи. Там они все и собрались. В центре комнаты стоял Пашка. На глазах хренотень, что он приволок: широкий пластмассовый прямоугольник, цепляющийся к башке двумя лентами. По центру всунут Сережин телефон. Вокруг Пашки собрались дети и с протянутыми ручками выпрашивали у него игрушку.
— Вы издеваетесь надо мной?!
— Да погоди, не ори ты! — говорил он вслепую, не видя меня из-за очков. — Только разобрались!
Паша крутил башкой как пьяный, руки вытаращил вперед, словно собрался падать, и у-укал как сова.
— Вот это да, епт!
— При детях не выражайся!
Я кинула в него тряпку, грязная вода брызнула в скуксившихся деток, а ему хоть бы хны. Паша нагнулся задом кверху, мордой впрямь, будто бык, и медленно шагал вперед, клонясь то влево, то вправо.
— Плешь на башке! — Я прикрыла рот рукой и засмеялась, указав на лысину детям. — Полысел, старый, вот те раз!
— Не выдумывай! Нет там ничего…
Пашка тут же выпрямился, но продолжил бродить как ошарашенный. Дети смеялись над ним вместе со мной.
— Так тебе и надо, дураку! Бог наказал за то, что издеваешься надо мной.
Младшая положила ручку мне на пояс.
— Мама, а я тоже полысею? — испугалась, дуреха.
— Конечно полысеешь, если не будешь меня слушаться! Вот папа плохо себя вел, видишь, что с ним стало? Сейчас он еще в диван врежется, дурак старый, Паша, чтоб тебя, осторожнее!
Он задел ногами диван, чуть не свалился на пол, но сумел-таки удержаться. Дети захохотали пуще прежнего. Хотела заругать их, но не удержалась и рассмеялась тоже… Никуда я от них не уйду. Злюсь порой, конечно: столько ведь проблем, столько зла. Но оставить этих звездочек мне совесть не позволит. Нет уж, все мы стерпим, все будет хорошо…
Вот вспомнила и как-то легче стало. Но воспоминания — штука противная: вроде приятно, но жизнь не заменят. Ничто жизнь эту дряхлую не заменит. Но Пашка думает иначе. Заигрался он с этими очками, ой как заигрался. Сначала всерьез не воспринимали: новая игрушка, всем интересно, виртуальность эта или как ее. Даже меня уговорили попробовать! Нацепила эту хреновину — как клоун в ней была — но меня затошнило сразу, на том и хватило. Пашка первые дни с детьми напополам игрался, потом кричать на них стал, мол, меры не знаете, уроки идите делать. Я ведь даже поддержала его тогда. Потом, смотрю, Сережа просит его телефон вернуть, а Пашка не дает: говорит, нечего делать — сам решу, когда отдам. Ладно, бог с ним, думаю, о детях в кои-то веки задумался, но он ведь все свободное время стал в этих очках ходить. Пить перестал! Поверить не могу, но действительно ни капли в рот за весь месяц не взял. Грузчики его звонят мне, спрашивают, где Пашка, куда пропал, а я и не знаю, как им объяснить.
В общем, как ни вернусь с работы — он всегда в этих очках. Спать ложусь — до сих пор в них. Утром встаю, будильник стукаю, смотрю — все лазит по дому. Поговорить пыталась, он будто и не слышит меня. А вчера что было! Вчера звонили с работы, говорят, не появлялся уже две недели. А я и знать не знала! Думала, раньше меня домой приходит. Ну я ему такой разнос устроила: очки эти треклятые сорвала к херам собачьим, принялась орать, а он… Он как зарядит мне по голове. Я до сих пор поверить не могу. Сколько мы ругались, сколько грязи вылили, но чтоб руку поднять! До такого он никогда не опускался. Говорит: «Тронешь очки, убью, на хер!» И взгляд такой дикий-дикий, словно бес вселился. У меня душа в пятки, мурашки наружу, слезы из глаз. Убежала, в общем, — в ванной закрылась. А он снова в очки запрыгнул и сидит в них: ничего не видит, никого не слышит.
Не знаю я, что с ним делать. Нешуточно меня все это тревожит. Завтра у меня выходной, схожу к Аркадию, спрошу совета. Может, он поможет чем, мозги ему на место вправит. Ох, все у нас не слава богу.
III
Бумаги, бумаги, бумаги. Такое ощущение, что все это оцифруют, только когда я выйду на пенсию. Ладно если бы случаи были интересными, незаурядными, но тут одни старые маразматики и мамкины сынки, косящие от службы.
Кто-то постучал в кабинет. Я на носочках подошел к окну в коридор и чуть сдвинул жалюзи. На скамейке сидел мальчуган лет четырнадцати. Не успел его разглядеть, как дверь распахнулась и показался санитар Петя.
— Ой, вы тут. — Туповатый дылда был не по уму стеснительным. — К вам можно?
— Вообще-то, я занят сейчас. Что ты хотел?
Петя зашел в кабинет, но остался у двери.
— Мужичка привезли, не в себе совсем. Что с ним делать?
Как же невовремя, чтоб их всех.
— Откуда привезли?
— Из стационара. Сынок скорую вызвал, они забрали, осмотрели и к нам переправили. Говорят, тяжелый случай.
Я окинул взглядом сложенные хрупкой чешуей бумаги и нервно вздохнул.
— Заводи, что делать!
Петя послушно кивнул и скрылся за дверью. Ну что ж, давайте гадать: либо встретивший красноглазую белку синяк, либо переборщивший с дешевой химией нарик. В крайнем случае дедуля познакомился с Альцгеймером. Был бы тут тотализатор, я закинул бы пару тысяч на горячку. Уж больно много их в последнее время: на заводах который месяц сокращают работяг; работу хрен найдешь, зато алкомаркет всегда за углом. Грустно, но куда деваться.
Вернулся Петя и еще один санитар, ведя между собой под руку низенького мужчинку. Старая, прожженная потом рубашка с разных сторон торчала из брюк, воротник с одной стороны поднялся, с другой скомкан абы как. Грязные волосы засохли в попытке сбежать к потолку, а глаза источали страх и безумие. Я встал со стула и подошел. Санитары продолжали держать его под руки.
— Мужчина, вы как себя чувствуете? — спросил я абсолютно спокойно, пока рассматривал глаза.
— Куда вы дели очки?!
Зрачки в порядке, но взгляд бегает туда-сюда. Я завернул ему рукава.
— Какие очки?
— Мои очки! Они были на столе… Проснулся, смотрю: исчезли! Куда вы их дели?!
Следов от инъекций на венах нет.
— Может быть, вы сами их убрали?
— Нет! Они всегда были со мной, всегда! А потом пропали… Где они? Где очки?! Куда вы дели их, а? Куда дели, сволочи?! Я порешаю вас всех, если не вернете… — Он опустил голову, ища ответ на полу, потом резко дернул ее вверх. — Это Сережа! Спросите у него, это он украл! Он постоянно выпрашивал их! Отвечаю, это он с****ил. Щенок, блять, убью, на хер…
Чуть приподнял ему рубашку: кости рвались из натянутой кожи. Он давно не ел.
— Или Светка! Тварь, сука, так и знал. Она пыталась отнять их, сука. Потом вроде успокоилась… Пока спал, тварь, забрала. Забрала и ушла! Мразь! Найдите ее, прошу вас, найдите: я просто поговорю с ней. Скажите, пусть вернет очки, очки пусть вернет и делает что хочет. Прошу вас, это вопрос жизни и смерти.
— А если не найдутся, что тогда?
— Тогда все! ****ец! Конец всему, понимаете? Всему ****ец, ****ь его рот. Найдите, прошу вас, умоляю, найдите их всех! Найдите очки, верните их мне, и я все исправлю. Все спасу, вот увидите. Иначе ****ец полный, полнейший крах иначе, понимаете? Прошу вас…
Мужик положил щеку на плечо и разревелся. Я кивнул санитарам, чтоб уводили в палату.
— Мальчишка в коридоре с ним? — спросил в спину Пете.
— Ага. Сынок.
— Позови его сюда.
Пацан зашел сразу же, как только они вышли. Видимо, подслушивал у двери. Я указал на стул и налил ему воды из фильтра.
— Тебя как зовут?
— Сережа.
Он говорил абсолютно спокойно. В шоке, походу.
— Сереж, расскажи, что с папой случилось.
— Его очки с ума свели.
— Какие очки?
— Очки виртуальной реальности. — Его безмятежная речь лилась плавно и отстраненно. — Он их в автоматах выиграл.
— И папе они сильно понравились?
— Слишком сильно. Он их вообще не снимает и кричит на всех, когда ему мешают.
Я отметил симптомы на листе. Помешался мужик. Хорошо, что тут нет тотализатора.
— А где он их потерял?
Мальчуган замялся и сжал стаканчик руками.
— Я не знаю.
Я положил ладонь на его руку.
— Не бойся, я ему не расскажу.
— Ну… — Он хмурился и сомневался. — Я выкинул их в мусоропровод, пока он спал. Только не говорите ему!
— Ни в коем случае. Не переживай. — Моя улыбка не убедила его. — Это ты, получается, скорую вызвал?
— Ага. Он, когда проснулся, кричать начал, побить меня хотел, а я к соседям убежал и от них позвонил.
— А где ваша мама?
— Она уехала… Не знаю куда.
— Давно уехала?
— Ну… Месяц назад, наверное.
— И больше не приезжала?
— Один раз приезжала, неделю назад… С большим страшным дядей. Собрала одежду в чемодан и уехала.
Еще чего не хватало.
— А ты не спрашивал, куда это она?
— Спрашивал. Она не сказала. Сказала, чтобы не переживал, и ушла.
— Получается, вы с папой вдвоем уже месяц живете?
— Сестренка еще.
Совсем озверели. У этих заводчан что ни день, так новая грань безумия. Никакой совести не осталось! Теперь еще и с опекой возиться.
— Ты сестру дома одну оставил?
— Нет, она в школу сама ходит. Это недалеко.
— Так, Сереж, не переживай. Папу твоего вылечим, вернем домой, будет как новенький. — Я отрыл под бумагами вазу с конфетами, собрал пучок в кулак и выложил возле пацана. — С мамой тоже сейчас созвонимся, к вечеру уже вернется.
Мальчик ловким движением развернул фантик и принялся разгрызать спрятанный в шоколаде орех сильными юными зубами.
— Посиди пока тут, в кабинете. Сейчас с мамой разберемся и отвезем тебя домой.
— Не нужно! — крикнул он с набитым конфетами ртом. — Нам и так хорошо! Я бутерброды делаю с колбасой… А еще пельмени варить научился! Мы с сестрой сами справимся, не нужно нам маму… И папу.
Я улыбался как идиот, не зная, что на это ответить.
— Ну как же вы без родителей будете? Маленькие же еще.
— Нет, не маленькие! С ними только хуже, не возвращайте их, пожалуйста. Прошу вас, не надо! — В его глазах заблестели слезы. — Только скажите маме, чтобы кота вернула, а их самих нам не надо. Пожалуйста, оставьте нас одних, не возвращайте родителей!
Я облокотился на спинку стула и уставился в потолок. Черт бы их всех побрал…