Римляне поступали так, как надлежит поступать всем мудрым правителям, то есть думали не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем и старались всеми силами предотвратить возможные беды, что нетрудно сделать, если вовремя принять необходимые меры, но если дожидаться, пока беда грянет, то никакие меры не помогут, ибо недуг станет неизлечимым.
Никколо Макиавелли, «Государь»
К концу 1980-х годов стало очевидно, что Продовольственная программа с треском проваливается. На мартовском (1989) пленуме ЦК КПСС было решено отказаться от сверхцентрализованного управления агропромышленным комплексом, а также свернуть борьбу с личным подсобным хозяйством, непонятно зачем развернутую в 1986–1987 годах. Она велась под знаменем борьбы с нетрудовыми доходами (кто бы ещё ответил, какие нетрудовые доходы могут быть в личном хозяйстве?!) и сильно подрывала производство сельскохозяйственной продукции.
Но это уже вряд ли могло спасти положение – настолько за десятилетия советской власти человек, живший в деревне, оказался отчужденным от земли и средств производства.
Помнится, в начале 1980-х годов в Новгородской области мы вместе с механизатором Николаем Ивановичем Филипповым стояли на краю свежевспаханного поля за его родной деревней Знаменкой.
Начальство его никогда не жаловало, точнее – он не жаловал никакое начальство. Однажды в 1970-х годах он такой же весенней порой схватился на краю поля с недавно назначенным директором совхоза, молодым хлыщеватым красавцем. Николай Иванович говорит, что земля еще не приспела, нельзя сеять – не будет хлеба.
Директор в ответ:
– Да кто ты тут такой? Тоже правдолюб мне выискался – у меня план…
Тут бы Николаю Ивановичу смолчать или хотя бы хмыкнуть что-нибудь невразумительное, но его, как говорится, понесло.
Дальше разговор пошел совсем на повышенных тонах и в открытую – по матушке кого и куда посылали уже было и не упомнить. Закончилось все и вовсе чуть ли не на кулаках. Директор совхоза, недолго думая, вызвал из райцентра милицию, и его посадили в районную кутузку.
Какое дело было в те времена до какого-то Филиппова и его крестьянского опыта – план надо исполнять, постановление райкомовское, в котором все давно уже было расписано по дням и чуть ли не по часам. Народ, конечно, какое-то время сопротивлялся этому земледельческому произволу, но потом махнули на все рукой. И лишь отдельные упрямцы как Николай Иванович Филиппов продолжали гнуть свою крестьянскую линию перед выпускниками партийных школ.
Тогда мне не совсем было понятно, отчего так кипятиться Николай Иванович, изливая свои давние обиды. Это потом дошло, что в годы советской власти крестьянин оказался отчужденным от земли и средств производства, соглашаясь кормиться от выхода на работу и закрытия наряда, а не от произведенного продукта. А вот Николай Иванович так и не смог смирится с этим противоестественным для крестьянина ходом вещей.
Филиппов был крестьянином в полном смысле слова. Он был сам себе директор, не нужны ему были начальники и погонялы, выходил он в поле в полном соответствии со своей крестьянской душой.
Но постановление райкомовское и знать не хотело, что такое народный земледельческий календарь, что думает крестьянин Филиппов, что такое лучшие агротехнические сроки. Потому и жевали мы тогда хлеб из канадского, австралийского и американского зерна.
Публицист, народный депутат СССР, Лауреат Ленинской премии, член КПСС с 1942 года, Иван Афанасьевич Васильев (1924–1994), всю жизнь проживший в деревне и изломавший немало копий в борьбе с партийной бюрократией в аграрном секторе, в конце концов, тоже понял: плетью обуха не перешибешь. «Соглашаемся выпускать продукцию, на которую не спроса, сеять лен и оставлять его под снег, сносить деревни и бросать землю, держать коров, не дающих молока» – писал он в статье «Возвращение принципов» в газете «Советская Россия» 22 февраля 1987 года.
Он сделал, по сути дела, приговор экономике позднесоветского периода: «Человек привык кормиться от выхода на работу и закрытия наряда, а не от произведенного продукта».
Правда, при этом Иван Васильев, как человек своего времени, в другой статье «Новый интерес» («Советская Россия», 23 июня 1988 г.) призывает: «…первое, с чего надо начинать райкомам, – научиться новым приемам. Где? В книжках. Обратиться к опыту двадцатых годов. Читать Ленина».
Читать Ленина?! Наивный-наивный Иван Афанасьевич, да они только то и делали, что учились у Ленина. Вот фраза: «Мною было приказано объявить обязательный засев полностью всей площади озимых полей боевой государственной задачей всех органов власти… 15 октября донести о выполнении приказа». Подпись – Ленин. Дата 27 октября 1920 года.
Вот также по Ленину райкомы и поступали – выпускали подобные циркуляры вплоть до 1991 года – пашню кой-как засевали, до 15 октября доносили о выполнении приказа, получали грамоты и премии, а там хоть и трава не расти. Она и не росла.
На рубеже 1989–1990 годов стало очевидным, что отступать уже некуда – необходимо в форсированном порядке совершать переход к рыночным отношениям.
Если в 1986–1988 годах национальный доход медленно, но рос, то с 1989 года началось его падение. Реальные доходы населения стали сокращаться. Усилился дефицит всех товаров. Цены на них росли. По стране прокатилась волна забастовок. В декабре 1990 года глава правительства Н. И. Рыжков подал в отставку. Тупик, в который зашла экономическая реформа, был во многом обусловлен нерешительностью правительства СССР в вопросах ценовой политики.
И не мудрено. С самого начала было ясно, что Рыжков не тянул на посту председателя Совета министров СССР. Ему явно не хватало опыта государственной работы – не партийной, а именно государственной. Честный человек, опытный знающий инженер и хороший директор завода, он плохо разбирался в тонкостях макроэкономики. Вопросы, которые выносились на заседание Совмина хотя и готовились месяцами, а в конце концов оказывались плохо подготовленными и непродуманными. Это вызывало бесплодные многочасовые дискуссии на заседаниях Правительства, отчасти напоминая заседания Временного правительства во главе с А. Ф. Керенским.
«Присутствуя и участвуя, как министр в этих, нередко бесплодных дискуссиях, я всегда вспоминал деловитость и четкость, царившую на заседаниях Совета Министров, которые вел А. Н. Косыгин. Попробуй, устрой на них пустопорожнюю дискуссию, Косыгин тут же оборвет. Он был немногословен, его эрудиция, основанная на колоссальном опыте, позволяла ему быстро ориентироваться в обсуждавшихся вопросах» – вспоминал позже министр здравоохранения СССР Е. И. Чазов.
Надо было что-то срочно предпринимать. Все понимали, что нужны какие-то решительные шаги. Но какие? Никто не знал. Так в июле 1990 года на встрече Президента СССР М. С. Горбачева и председателя Верховного Совета РСФСР Б. Н. Ельцина для подготовки программы по переходу к рынку была образована рабочая группа под руководством академика С. С. Шаталина и заместителя председателя Совета министров РСФСР Г. А. Явлинского. Так, в тиши подмосковной усадьбы Архангельское на свет была рождена общесоюзная Программа «500 дней».
Уже в преамбуле программы говорится о том, о чем длительное время всячески умалчивалось: «Переживаемая в настоящее время страной экономическая и политическая нестабильность не должна рассматриваться как обычный, хотя и глубокий кризис, преодолеваемый за счет внутренних резервов системы. Напротив, мы наблюдаем общий кризис социально-экономической системы, в том числе национально-государственного устройства и идеологии – кризис, выявивший нежизнеспособность существующих структур» (курсив мой. – В. М.).
Отсчет 500 дней должен был начаться 1 октября 1990 года. В программе это описывалось предельно конкретно: «1-й день – Президент СССР и руководители республик объявляют о введении законодательных актов, закрепляющих основные принципы экономической реформы…».
Словом, заниматься призывами, партийным словоблудием времени нет – часы тикают. Но разве поверит партийный аппарат каким-то академикам – да ни в жизнь! Мало ли, что они там мелют. Партия превыше всего – она была, есть и будет! Именно такую гневную отповедь мне довелось выслушать в тот год из уст одного партийного руководителя. В общем, первый день для Программы «500 дней» так и не наступил – она была отклонена руководством СССР.
Это при том, что по данным социологических исследований, проведенных Центром социологических исследований Академии общественных наук при ЦК КПСС Программу «500 дней» в России полностью поддерживал 21% населения, частично – 31%, отвергало – 19%. То есть «500 дней» имели довольно широкую общественную поддержку.
И как после этого оценивать действия ЦК КПСС? Самоубийство? Может быть, и так (вольному, как говорится, воля), но зачем же тянуть за собой всю страну.
В общем, до начала 1991 года союзное руководство так и не решилось на реформу экономики. А в апреле 1991 года Председатель Совмина СССР В. С. Павлов заявляет: «Страна, по существу, оказалась в зависимости от иностранных кредиторов. По результатам торговли прошлого года мы стали должниками почти всех стран, даже Восточной Европы. Если в 1981 году мы направляли на погашение долга 3 млрд 800 миллионов долларов. То в 1991 году – уже 12 млрд долларов».
Одно накладывалось на другое.
Вскоре после прихода М. С. Горбачева к руководству страной были объявлены чрезвычайные меры по ограничению потребления алкоголя. Резко сократилось число торговых точек, где продавали спиртные напитки, были бездумно уничтожены плантации винограда на юге страны. Резко подскочили теневой оборот алкоголя и самогоноварение. Это привело к значительным потерям в бюджете страны.
Перестройка была омрачена страшными катастрофами: взрывом реактора на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года, гибелью пассажирского теплохода «Адмирал Нахимов» близ Новороссийска, землетрясением в Армении в 1988 году, взрывом газа на железнодорожном перегоне Аша – Улу Теляк в момент прохождения двух пассажирских поездов 4 июня 1989 года (погибли – 575 человек, ранены более 600).
При этом, как это ни удивительно, СССР до последнего момента своего существования продолжал оказывать помощь другим государствам. «Сегодня эта помощь обходится минимум в 15 миллиардов долларов в год» – писали в декабре 1990 года в журнале «Коммунист» зав. отделом Института США и Канады АН СССР Николай Шмелев и советник директора этого же института Виктор Спандарьян.
И это в тот момент, когда на глазах рушилась экономика страны, и происходило массовое обнищание населения страны, прежде всего в РСФСР. Такое ведение дела в стране нельзя назвать даже экстравагантным – это был настоящий эксгибиционизм.
Однако ключевым для судьбы перестройки, скорее всего, оказалось инициированное американским правительством падение цен на нефть осенью 1985 года. Егор Гайдар, например, считал этот фактор определяющим. В 2006 году в интервью радиостанции «Эхо Москвы» он сказал: «Дата краха СССР... это 13 сентября 1985 года. Это день, когда министр нефти Саудовской Аравии Ямани сказал, что Саудовская Аравия прекращает политику сдерживания добычи нефти, и начинает восстанавливать свою долю на рынке нефти. После чего, на протяжении следующих 6 месяцев, добыча нефти Саудовской Аравией увеличилась в 3,5 раза. После чего цены рухнули. Там можно смотреть по месяцам – в 6,1 раза».
Действительно, в 1988 год СССР экспортировал 144 миллионов тонн нефти по цене в 17 долларов за баррель. При этом за деньги продали всего 80 миллионов тонн, остальное ушло социалистическим странам по невыгодному бартеру. Одновременно с этим 40 миллионов тонн зерна было импортировано по цене 176 долларов за тонну. Бюджет был сведен с чудовищным дефицитом в 25%. Покрывать его пришлось за счет внешних займов и распродажи золотого запаса.
Вслед за нефтью был нанесен еще один сильный удар по экономике страны: на мировом рынке были взвинчены цены на продовольствие. Так, в 1989 году по сравнению с 1985-м цены на зерно увеличились на 44%, на сахар – более чем в два раза, мясо – на 40%, растительное масло – на 17% и т.д. В то же время цены на нефть снизились на 40%, что привело к резкому падению цен на газ и другие энергоносители, а в итоге – к резкому сокращению валютной выручки.
Между тем, объемы закупок продовольствия за рубежом были огромны. «38 миллионов тонн зерна на сумму 3,2 миллиарда инвалютных рублей или примерно 5 миллиардов долларов, только в 1989 году. Да еще приобрели более 4 миллионов тонн сои и соевого шрота на сумму примерно один миллиард долларов. Таким образом, было истрачено 6 миллиардов долларов» – такие данные только о зерновом импорте привел в журнале «Коммунист» (1990) председатель Всесоюзного внешнеэкономического объединения «Экспортхлеб» Олег Климов.
По статистике Советский Союз выращивал более 200 миллионов тонн зерна. Если исходить из этих цифр, то страна вполне могла вывозить хлеб из страны на экспорт. В действительности это были дутые цифры, основанные на приписках. В реальности значительная часть зерна и зерном-то нельзя было назвать, так как его нельзя было использовать даже на корм скоту. При этом, по данным Госкомстата СССР, ежегодно пропадало 29 миллионов тонн уже выращенного зерна и безвозвратно терялось около миллиона тонн мяса.
На получение тонны условных зерновых единиц в СССР расходовалось 214 килограммов условного топлива, в то время как в США – 43, во Франции – 30, а в Великобритании и вовсе всего 24 килограмма!
Но главное было выполнить план по производству продукции и его, действительно, выполняли и перевыполняли. А полки магазинов пустели и пустели… «Система, план, всеобщая занятость, всеобщее растранжиривание времени, сил и средств – молимся идолу, а не человеку… – писал с отчаянием публицист Иван Васильев в статье «Время власти, бремя власти» («Советская Россия», 20 сентября 1989 г.).
А система была такая. В сентябре 1990 года, когда депутаты Верховного Совета РСФСР стали вникать в проблемы республики, председатель Верховного Совета РСФСР Р. И. Хасбулатов сообщил депутатам на сессии: «Вокруг импортно-экспортных дел образовалась определенная социальная группа, которая живет (и хорошо живет!) фактически вокруг развала и бесхозяйственности. Для них, чем больше выращен урожай, тем больше должно погибнуть. Главное: держать на заданном уровне импорт зерна».
«Определенная социальная группа – это мягко и деликатно сказано, по сути – мафия. И такой экономический абсурд был практически во всех сферах экономики.
Начавшаяся дезорганизация производства привела к разрушению механизмов перераспределения, а экономика продолжала накачиваться необеспеченной денежной массой. В результате, казалось бы, без явных на то причин с прилавков стало исчезать буквально все – от мяса и масла до спичек и соли. Для того, чтобы как-то регулировать ситуацию, были введены талоны на некоторые товары первой необходимости (например, на мыло), в магазинах выстраивались длинные очереди. Жизненный уровень людей стал не просто снижаться, а падать.
Пытаясь «подлатать дыры» в бюджете, правительство стало сокращать финансирование оборонных и научных программ. Миллионы людей продолжали формально числиться на производстве и в научных учреждениях, но фактически перестали получать зарплаты или получали их на уровне ниже прожиточного минимума.
Дефицитом стало все – между республиками, краями, областями, городами началась «экономическая война» за обладание товарными запасами.
Шаг за шагом происходила дискредитация социально-экономического курса руководства страны. Помощник М. С. Горбачева Анатолий Черняев 1 сентября 1990 года запишет в дневнике: «Злоба и ненависть к Горбачеву в очередях. Сегодня в «Правде» подборка писем, брызжущих слюной на перестройку и Горбачева».
Вместо ускорения социально-экономического развития непоследовательная и непродуманная экономическая политика Горбачёва привела страну к прямо противоположным результатам – самым низким темпам экономического роста за всю историю XX века.
Ухудшение внутриэкономического положения в СССР в 1989–1991 годах заставило руководителей страны обратиться за финансовой и экономической помощью к ведущим странам мира, прежде всего странам «семерки» – США, Канаде, Великобритании, Германии, Франции, Италии, Японии.
В 1990–1991 годах они оказали СССР «гуманитарную помощь» продовольствием, медикаментами, медицинским оборудованием. Сам процесс этой помощи, которая заключалась в освобождении складов НАТО от продуктовых запасов 20-летней давности, принимал самые оскорбительные формы.
Как выглядела помощь Германии в реальности: по улице города идёт машина, откуда на землю сбрасываются упаковки просроченных натовских сухпайков, за которыми бросаются люди. Хохочущие немцы, глядя на это зрелище, ведут фото- видеосъёмку, для трансляции на западные аудитории в пропагандистских целях.
Как и следовало ожидать, обещанной серьёзной финансовой помощи не последовало. Страны «семерки» и Международный валютный фонд (МВФ) отказали в ней, ссылаясь на неустойчивое внутриполитическое положение в СССР. Они все больше склонялись к поддержке отдельных республик СССР, политически и материально поощряя их сепаратизм. В итоге внешний долг СССР за период правления Горбачева вырос с 13 до 113 млрд долларов (без учета долга по ленд-лизу).
Мораль: не зная брода – не суйся в воду.